Безответный возраст

      Когда ему позвонили по поводу ученика, Дима уже практически спал. Он закончил с подготовкой к занятиям, придумал небольшие активности и совсем был не готов к такому развитию событий. Теперь ему сделают выговор, может, даже, запишут это в личное дело и плакала карьера психолога...        — В каком он участке?! — Дима подорвался на постели как ошпаренный.        Какая карьера?! Какое личное дело?! Там у человека жизнь ломается!        Одновременно записывая адрес и одеваясь, Дима судорожно думал, как же так ему договориться в полиции, чтобы Пашку отпустили. Черт! Это вообще законно? Нет, деньги за него он предлагать не собирался. Ему же самому когда-то повезло? Повезло. Может и в этот раз все будет не так плохо, как могло бы.        Такси. Участок. Пашка.        Еще больше избитый, судя по запаху, еще и пьяный. Он сидел и, судя по лицу, дерзил полицейскому, но стоило ему увидеть Диму, как его взгляд буквально засветился удивлением, а потом потух виной. Паша поджал губы и виновато повесил голову, не глядя даже на кроссовки Димы.        — Вы его опекун? — полицейский из-под бровей посмотрел на Диму.        Ох, черт, нервно... Так, спокойно. Надо сделать вид что ты тоже взрослый и серьезный. Неужели Сахаров себя так же чувствовал с ним?        — Я его психолог, — серьезно и спокойно сказал Дима, подходя ближе к столу. — Мы можем поговорить наедине?        — Можем, — полицейский похлопал Пашу по плечу и указал на дверь. — Выйди, подожди там.        Парень молча вышел, все еще не взглянув на Диму.        — О чем вы хотите поговорить? — полицейский с иронией посмотрел на него, приглашая сесть на стул перед собой.        Дима остался стоять.        — Сколько у него приводов?        — Второй, но учитывая его возраст и доброту сотрудников... Раз десять его уже ловили.       — Значит, у него в деле уже есть запись... — Дима едва не сел, обессилев от этой новости. — Я только начал с ним заниматься и у нас есть определенные успехи. Что с ним сейчас будет?        — Вы хотите намекнуть, чтобы мы просто взяли и отпустили его? — полицейский нахмурился.        — Нет, я хочу, чтобы вы действовали в рамках закона... А приехал, чтобы забрать его и узнать, какое у него будет наказание, — ответил Дима, чувствуя, как внутри у него все опускается.        Полицейский смотрел на него, постукивая пальцами по столу, а потом кивнул на дверь, говоря:        — Идите к своему воспитаннику, ожидайте.        Дима кивнул и вышел. Он сел рядом с Пашей и напряженно выдохнул. Парень тоже вздохнул, но продолжал молчать и пялиться в пол. Видно было, что ему стыдно. Черт, как же хотелось спать.        Их держали примерно час. Полицейский то сидел в кабинете, то выходил из него, бегая по коридорам. Дима успел даже задремать, думая, как же он завтра будет работать. А потом его снова позвали.        — Вот документы Павла, — полицейский отдал его паспорт. — Забирайте парня и отвезите домой. Мы не стали делать запись в его дело... Но если это повторится, то мы больше не будем такими великодушными.        — Спасибо, — Дима был слегка озадачен таким итогом. Он же даже ничего не сделал...        — Наконец-то за ребенком приехал хоть кто-то, — устало вздохнул полицейский. — Проведите с ним воспитательную работу свою, если родители не в состоянии.        — Спасибо вам, — Дима не сдержал улыбки. Везло ему на полицейских. Или же все было не так плохо, как принято говорить.        В любом случае он увез Пашку к себе. Все это очень сильно напоминало ему события из своей жизни. Но единственное, чего он не хотел, так это такого же плотного соприкосновения между ними, какое у него было с Сахаровым. Хотя, ситуация была все равно другой. У него на руках трудный подросток во всех планах. Драчун, воришка, любитель неуместно побыковать. Дима вспомнил как он сам подрался с Козеловым и усмехнулся. Казалось, все совсем другое, но вспоминая себя, он же помнил, что никогда не хотел драться и получать синяки. Вряд ли Пашка тоже о них мечтал.        — Ложись спать, утром в школу. Днем ко мне на занятия, — спокойно и без злобы говорил Дима, перестилая Пашке свою постель, а сам он ложился на полу.        — Спасибо вам, — сипло отозвался парень, неуверенно топчась в дверном проеме. — Вы... Никто никогда за мной не приезжал, даже когда я просил... Даже родители. А я вас и не просил, как вы узнали?        Дима обернулся на него. Выглядел Паша как побитый щенок, а то и еще жальче. Неужели Дима тоже так выглядел? И почему же всегда самое отчаянное состояние ребенка вызывает сочувствие у кого угодно, кроме его родных родителей?        — Мне позвонил директор твоей школы. Не бери в голову, главное, пообещай мне, что ты будешь себя хорошо вести? — Дима пригрозил ему пальцем.        — Не хочу вас обманывать, — Пашка горько усмехнулся и медленно сел на постель, а потом и лег, очевидно, чувствуя себя неуютно. — Но я попробую...        — Большего мне и не надо, — усмехнулся ему Дима и выключил свет. У него еще была возможность поспать хоть немного.        На следующее утро Пашка уехал в школу, как и обещал. А потом и на занятие пришел, даже остался сверхурочно, чтобы поговорить. Родители у него оказались аховыми, с такими нет ни единого шанса, чтобы вырасти нормальным человеком. Отец бил его, давал пить свою дешевую водку, чтобы тот доказал, что он «мужик». Не поощрял ничего кроме бокса, но не записал на факультатив, ведь тот был платным. Вот и оставалось драться то на улицах, то дома. Замкнутый круг, из которого Дима должен был вытащить его. Но это было непросто... Когда Диме нужна была помощь, он с радостью принял ее, потому что всегда был спокойным и воспитанным ребенком. А Пашка хоть и рыдает, просит о помощи, но не может принять ее, ведь всегда рос таким бандитом. Но неисправимых нет.        — А как вы занялись психологией? — спросил он у него зимним вечером, когда Дима заполнял журнал, а Пашка не хотел ехать домой.        — Ходил на факультатив в школе. У меня был классный препод, очень любил психологию, физиогномист и профайлер, — Дима оторвался от своих записей и невольно улыбнулся, говоря о Сахарове. Спустя столько лет он все-таки понял, как тот выявлял его ложь с пары слов. Полезный трюк. Интересно, как он там?..        — Такой же крутой как вы? — Пашка льстиво улыбнулся в ответ.        — Еще круче, — Дима только усмехнулся и уткнулся обратно в журнал.        Они помолчали еще пару минут, но подросток снова заговорил:        — А вы общаетесь с ним?        Такой вопрос неприятно резанул по чему-то внутри Димы. Старое закостенелое чувство, которое он постарался закопать как можно глубже в себя, но оно упорно лезло наружу.        — Нет, — честно ответил он.        — А почему? — поинтересовался Пашка.        — Я же переехал в Москву... Да и мы уже разные люди, каждый со своей взрослой жизнью, — ответил ему Дима.        — Да? Блин, я бы хотел остаться с вами друзьями. Ну, знаете, вы мне рассказываете всякое... Больше, чем родители. Намного больше. И я бы хотел с вами дружить, — видно было, как Пашке тяжело давались длинные осмысленные предложения. Трагедия в лице одного человека, с таким образованием ему путь один: в тюрьму.        — Останемся друзьями, если хочешь, — Дима кивнул ему и снова уставился в свой журнал.        Не нравилось ему вспоминать о Сахарове. Нет-нет, да тот всплывал в голове. Его улыбка, понимающий взгляд. А как он выглядел в очках... По груди перекатилось холодом. Дима заглянул за воротник рубашки и увидел там кулон. Все еще носил, да.       Даже забыл о том, что тот висел на его шее, так природнился.  Вспоминать не нравилось, но он все равно вспоминал. Постоянно видел его в каких-то мелочах, помнил его наставления, слова, щелчки по носу. Ласковые прикосновения к волосам, которые, спустя столько лет, все равно не обрели никакого подтекста, кроме дружеского. Кирилл всегда был аккуратен и тактичен. И это было очень ценно. Спустя года Дима понимал, каким опасным было его собственное влечение ко взрослому мужчине. А тот эпизод в машине, когда он выскочил в последний момент, он и вовсе вспоминал с содроганием. И как же ему было жаль Кирилла, которому он все рассказал, не заботясь о его чувствах. Не чувствах любви, в которой он признался ему гораздо позже и иносказательно, а о чувстве страха за воспитанника. Только теперь он это понимал, а думать о том, что он почувствовал тогда, на крыше, он и вовсе не хотел. Это был чистый ужас.        Пашка ушел. У Димы оставалось еще немного работы и можно было уходить на каникулы. Новогодние каникулы. Чем бы таким заняться? Выходных впереди было много, а проводить их было не с кем...        Дима глянул на часы. Полседьмого вечера.        Двадцать девятое декабря полседьмого вечера на его груди второй раз за день перекатилось холодным металлом, и Дима все понял, куда ему ехать и чем заняться этим праздником.        В девять часов он уже сидел в поезде и слушал музыку, чувствуя в груди приятное волнение от собственной довольно идиотской идеи. Без звонка, без предупреждения,        Авантюра. И от нее на душе было очень радостно.