***
Время, выделенное на подготовку домашнего задания тянулось как галимый пластилин. Каждый корпел над своими слабыми местами, чтобы в эту пятницу получить увольнительную на выходные. Вот только, чтобы её действительно получить, нужно было исправить схлопоченные двойки, в основном по алгебре, физике и английскому. Конечно, награда была весьма солидной, ради увольнительных стоило-таки булки поднапрячь. — Хазин! Петь, ты же над алгеброй сидишь? Давай баш на баш, я тебе седьмой вариант по алгебре, а ты мне поможешь с сочинением по английскому? — Стёпа, что сидел впереди него, чуть обернулся, стараясь говорить как можно тише, чтобы не мешать остальным, да и внимание Василюка не привлекать. Петя дёрнулся еле заметно, зубы стиснул, но виду постарался не подать. — Не, Печ, мне подачки не нужны, я лучше сам. Мой тебе совет, ты инглиш усерднее зубри, в жизни пригодится, если не хочешь колхозником остаться. — Дебил, — чуть громче ответил Стёпа и отвернулся. Хазин мог бы ответить помягче, ведь Перепечко ему ничего плохого по сути не сделал, но ведь с Петей никто не был мягким, так почему он должен? Все тут же зашуршали, головы подняли, оглядываясь, что же случилось. — Хазин, Перепечко! — офицер-воспитатель оторвался от книги, осуждающе окидывая их взглядом, пробегаясь по остальным ребятам из класса. Все снова уткнулись в тетради. В кабинете снова повисла тишина, шуршали тетрадные листы, книги, звук пишущей ручки снова начал давить на мозги. Гром, в отличие от остальных, сидел тихо, периодически поглядывая на Хазина, что сидел чуть наискось от него в среднем ряду. Игорю было капец как интересно, что же там такое не мог решить Петя в этой долбанной алгебре. Сидел, губами выразительно не шевелил, а, напротив, тихо писал что-то в тетрадке. Тут дверь распахнулась и вошел прапорщик Кантемиров. Кадеты вскочили. — Вольно, — махнул рукой он. — Суворовец Синицын, — прапорщик огляделся и, найдя глазами Илью, кивнул ему, — иди на КПП, там к тебе пришли. — Ко мне? — Илья поднялся и, казалось, удивился, не ожидая, что его может кто-то так внезапно навестить. — А кто? Кантемиров взглянул на него в ответ, поправив фуражку. — Сейчас на КПП сбегаю и узнаю, кто, мне забыли доложить, — съязвил прапорщик. Илья понял свою оплошность, кивнул и ответил: — Простите. Разрешите идти? — Ты ещё здесь? Бегом давай, у тебя пять минут! — Есть! — Синицын, ты уж напомни там своим гостям, что время для самоподготовки — это не время для встречи на КПП, — чуть более миролюбиво обратился Василюк, усмехнувшись. — Так точно, — Илья вышел из аудитории, Кантемиров о чем-то стал перешептываться с Василюком, а Игорь снова обратил своё внимание на Петю, но не успел толком сконцентрироваться, как почувствовал, что его кто-то зовёт сзади, едва ощутимо толкая в спину. — Гром! — Чего тебе? — он откинулся на спинку стула, чуть повернув голову. Разговаривать с Сухомлиным ему никак не хотелось, в последнее время у них слишком часто происходили разногласия на почве следственно-объяснительной ситуации. — Я знаю, что ты меня сейчас слушать не станешь, но вспомни слова Печки о том, что это Синица. — Сухой… — Я своими ушами слышал, как он перед самоподготовкой с кем-то базарил о встрече, а тут удивление сыграл! — Слушай, тебе заняться нечем? Во-первых, откуда ты можешь знать, чем закончился разговор? Во-вторых, тебе напомнить, что ещё совсем недавно ты на Хазина с обвинениями бросался? Память отшибло? Отвали ты уже от меня со своими версиями, — Игоря, надо сказать, реально заебало уже это по самые гланды, он не хотел повторения ситуации с дракой, чтоб на этот раз на месте пострадавшего Синица оказался. — Да что ж это такое-то! У вас тут переговорный пункт или класс самоподготовки? Суворовец Гром! — на этот раз Василюк обратился уже к Игорю и тот заметил, как при этих словах Петя бросил на него короткий взгляд. Но такой красноречивый, что было бы, над чем поломать голову, успей Игорь посмотреть прямо в глаза Хазину. Кантемирова в аудитории уже не было. — Виноват, товарищ майор. Больше такого не повторится. — Конечно, не повторится, потому что ты сейчас соберёшь свои вещи и пересядешь. Игорь оглядел класс. Из всех мест свободными были только два: Ильи, который ушел на КПП и должен был вот-вот вернуться, и за партой рядом с Петей, который коротал время самоподготовки в одиночку. Выбора не было, хотя, если честно, Игорю это казалось куда лучше, чем оставаться сидеть перед Сухомлиным и дальше слушать его бред. На свободное место Игорь садится тихо, почти беззвучно, чтобы не привлекать к себе внимание офицера-воспитателя и других ребят. Вот только Петя только и делает, что изо всех сил старается не пялиться исподлобья. Грому даже показалось, что он отодвинулся к краю парты, чтобы… что? Неужели ему было так некомфортно сидеть с ним за одной партой? Такого поведения Игорь вообще не понял, но всё же минут через пять тихонько шепнул: — Ты как? — В норме. А что ты хотел, Игорь Константинович, какие вопросы, такие и ответы. — Врёшь, — Гром просто констатировал факт. Конечно, Петя врал, что ему ещё оставалось? Рассказать Грому слезливую историю о том, как этой ночью его накрыла паническая атака? Как он ползал по полу в туалете, жадно хватая воздух, пока его кидало то в жар, то в холод, руки-ноги тряслись, а потом блевал дальше чем видел, пока тело скручивало спазмом. Не-е-ет, такая история ему вряд ли понравится, да и Хазин бы скорее сам удавился, чем кому-то показал свою слабость. — Вру. — Давай с алгеброй помогу? — шепчет Гром так же тихо, кося глазами на исчерканный, истрепанный черновик. Несчастной тетрадке тоже досталось. — Себе помоги, дядь. Грубо, жёстко, больно. Отчего-то Петя сам же прикусил язык. Дурак, гордый дурак! — А я своё задание уже сделал, давай, чё там у тебя. — Сказал же, сам разберусь, — Петя цедит сквозь сжатые зубы, почти ядовито, тихо так. Игорь пытается прикинуть, с чего вдруг с ним так обращаются. Он же помочь хотел. Что сейчас, что тогда, в туалете. Или это Петя так открещивается, потому что Гром его слабым и увидел? Уязвимым. Вот что его, Хазина, пугает? — У тебя ж ещё физика, — напоминает. — Ты так не успеешь, с увалом пролетишь. — Я в твоих подачках не нуждаюсь, — Петя всё равно в учебник смотрит, взгляд ни на секунду от страниц не отрывая, как будто он даже не с Игорем разговаривает, а с формулами этими! И Грому отчего-то в один момент такая неприязнь больно горло сдавливает, обидой наполняя внутренности. — Петь, зачем ты вот так? — Не понимаю, о чём ты. — Посмотри на меня. — Гром, я занят. — Посмотри. На. Меня. Игорь почувствовал руку на своём плече и понял, что это уже проёб классический. Рядом стоял Василюк и мило улыбался, но в глазах его была сплошная строгость. — Давай я на тебя посмотрю, сынок, — предложил он, а затем добавил железным тоном, заставляя подняться: — Суворовец Гром, за нарушение дисциплины объявляю вам наряд! — Есть, — ответил Игорь, прикусывая язык. Облажался по полной программе, ничего не скажешь. Хорошо хоть, что наряд только е… — Ах, да. Забыл, как же вы там в наряде без своего друга закадычного обойдётесь, вы ж без него дефицит общения испытываете, как и он без вас, да, Хазин? — офицер бросил взгляд на Петю, перескакивая с серьёзных ноток в голосе на лукавые. — Вице-сержант Хазин, тебе тоже наряд. Там вы сумеете полностью обсудить все ваши проблемы, это вас, надеюсь, устроит? Петя даже сейчас не глянул на Игоря, но в его голосе было столько отторжения и неприятного холода, что Грому стало не по себе, когда Хазин ответил: — Есть наряд, товарищ майор. Весь вечер Петя старался его осаживать, игнорировать, молчать, только лишь бы не обсуждать происходящее. Единственное, о чём он мечтал, так это о том, как он сжигает этот блядский китель на плацу, и его выгоняют отсюда нахрен ссаными тряпками. Вот только Петя не пятилетний мальчик, который верит в Деда Мороза, что сотворит новогоднее чудо. Как показала жизнь, чудес не бывает, бывает только случай. Он даже не понял, как ноги сами привели его к телефонной будке в коридоре. Как же сейчас ему хотелось поговорить с Ниной. Сердце больно забилось в груди. Петя даже испугался, что это предвестник панической атаки и его снова вот-вот размотает. Пальцы бегло пробежали по заученным цифрам, и Петя, нервно вцепившись в трубку, прислушался. Длинные гудки. Еще гудки. Отбой. Может, сорвалось? Хазин попробовал еще раз, но результат был тот же. Нина ни в какую не брала трубку. Раздавшийся сзади топот заставил Петю обернуться. К нему со всех ног мчался курсант из его взвода. Маркин, кажется. — Вице-сержант Хазин? — резко затормозив и тяжело дыша, спросил тот. — Ну? — Петя повесил трубку. Развернувшись, Маркин махнул рукой, зазывая того за собой. — Пошли скорее, там вашему Синице темную устроили. — Блять! Петя припустил со всех ног следом за «гонцом», принесшим недобрую весть. Вместе они прибежали в туалет, где уже собралась компания из пяти человек — трое из них, включая Сухомлина, избили недавно самого Петю, а ещё двумя были Трофим и Перепечко. Синицына ещё не было, и Петя облегчённо выдохнул, он успел. — Чё вы тут устроили? В ответ тишина. Петю ситуация вымораживала, поэтому он повысил тон: — Я вопрос задал, для чего собрались? — А тебе какое дело? — спросил Сухомлин. Он так и не хотел угомониться, и Петю это заёбывало. Пожалуй, он всерьёз начинал относиться к Илье ещё хуже, чем относился к Игорю. — Шёл мимо — проходи дальше. — Сухой, я — вице-сержант, — отрезает Петя, — И меня касается всё, что творится во взводе, — интонацией выделяет, показывая, что не боится. Хули-то бояться уже! — Или ты чё, дядь, кулаками по второму разу помахать решил? Окончательно крыша поехала? — Вопрос ещё, у кого она поехала… — Стрелки не переводи, отвечай. Нахера вы тут Синицу ждёте? — Петь, ты ж знаешь причину, — Перепечко в разговор полез, руки сложил на груди, а Петя, взгляд на него бросив, диву даётся. — Тебе, Печка, с таким видом только пончики выбивать у малышни. — Хазин, ну вот чё ты начинаешь? Сам нарываешься. — А я за справедливость, Сухой, нарываюсь. Разошлись, мать вашу! Толку — ноль. — Я сказал, разошлись! Давай, шевели поршнями, — он Сухомлина для пущей убедительности подтолкнул к выходу. — Или со слухом проблемы? — Ну всё… — Давай, пятеро на одного, хвалёное ваше братство! Сухомлин остановился, хотя было видно, как ему хочется врезать. Петя желал того же не меньше. Нельзя сказать, что ему было совсем не страшно переть против толпы, но ведь он один раз уже получил. Побили б второй — ни за что ни про что — это бы уже от офицеров не укрылось. Всё стухло как-то само собой. Хазин даже не ожидал, что всё так сложится. Ни в этот вечер, ни на следующий разборок не случилось. Петя напрасных надежд на благоразумие своих сокурсников не питал. Подставы нужно было ждать в любой момент. И он ждал. Нужно было что-то решать, придумать какой-то план, поймать крысу первым. Сколько ещё ребят должны были пострадать от внезапно взыгравшего чувства справедливости у Сухомлина? Всё-таки Петя вице-сержант, как бы ему не хотелось нести ответственность за всех и вся, пора бы что-нибудь и ему предпринять. В казарме было тихо, но едва Петя переступил порог, как понял, что кроме Дубина, Цветкова и Смирнова больше никого нет. Неужели он что-то упустил и Илья снова ведёт разборки, а это так, что-то вроде отвлекающего манёвра? — Эй, Петь, — раздался громкий шепот Дубина, — ты чего? Хазин прошел к своей кровати. — Вице-сержант, ты нас пугаешь, случилось чё? — Костик искал что-то, сидя на корточках прямо перед тумбой, Смирнов, читавший до этого книгу, напрягся. — Это вы мне скажите лучше. — Хазин, ты о чём? — напряжение буквально повисло в воздухе. — Кто новая жертва-то, а? — Да какая жертва? — не понял Костик. — Не строй из себя идиота, — посоветовал Петя, глянув на сокурсника. — А главное, мне лапшу на уши не вешайте. Я спросил, кто? У вас на лицах и так написано, что знаете. Жду ответа тридцать секунд, если ответа нет — ей-Богу психану и к Василюку пойду. — Ты чего, стучать будешь? — Костя напрягся. — Да думайте, что хотите, меня уже заколебала вся эта канитель во взводе, — Петя стоит на своём. — Ну? Молчание длится недолго. Дима первым рассказывает правду о том, что Синицына кто-то видел в увольнении около ломбарда. Как оказалось, Илья телефон туда сдал, вот только перед парнями ответить отказался, послал их. Петя прищурился, слушая. Он об этом ничего не знал, но вот верить в то, что это Синица, не спешил. — Откуда вам знать, чей телефон он сдал? — Петь, так шибко всё сходится. — Пиздец, — Хазину оставалось только поражаться умениям этих «сыщиков». — Так, Дим, дуй за Игорем, а ты, Костя, рассказывай, где эти товарищи своё «правосудие» вершить будут. — Петь, может, не надо? — Дубину вся эта идея не нравилась, чуял он, что Игорь их прибьёт всех, всё-таки авторитет во взводе себе заработал. — Ты ещё здесь? Выполняй приказ вице-сержанта!***
— Так когда мне прийти на этот, как его… КПП? — ни о чем не подозревая, нетерпеливо повторила вопрос Ксюша. Илья отстоял двадцатиминутную очередь к телефонному автомату, чтобы позвонить не родителям, не свои друзьям, а Ксюше, которая его так ждала в эти выходные. Сердце забилось сильнее, и когда Илья ответил, ему показалось, что голос стал каким-то чужим, намного тоньше, как в детстве. — Ксюнь, я в эти выходные не смогу прийти. Так получилось, — поспешно добавил Илья, и ему самому не понравилось, как прозвучала эта фраза. Будто он оправдывается, что ли. Едва ли не больше всего на свете Синицын не любил, когда кто-то начинал оправдываться, и сам же себе противоречил. Совершил проступок — отвечай за него. Чего оправдываться? Девчонка на том конце провода молчала. Мимо прошли, оживленно беседуя, парни из взвода, Сухомлин недоверчиво на него покосился. Ребята тоже зыркнули косо. Илья дождался, пока они скроются из виду. Еще не хватало при всех отношения выяснять. — Ты чего молчишь? — опомнился Синицын. — А что говорить, — холодно и отчужденно ответила Ксюша. — Я знала, что так и будет. — Что будет-то? — почти выкрикнул Илья. — Получилось так, случайно, понимаешь? — Не мог же он сказать Ксюше про заваленную контрольную, которую он не смог отработать, про домашние проблемы, это все равно, что оправдываться. Должна же она понять, ведь не первый день встречаются. Но Ксюша, видимо, не поняла, потому что молчание на том конце сменилось сердитым посапыванием, по которому можно было догадаться, что она едва сдерживает слезы. Когда девушка заговорила, Илья услышал в ее голосе истерические нотки. — Ты мне объяснишь, в чем дело, или нет? Прикрыв глаза, Илья решительно ответил: — Дело в том, что мне не дают увольнительную. — И это все? — угрожающе поинтересовалась Ксюша. — И это все. — Короче, Синицын. Ты хочешь военным стать? Замечательно. Но только без меня. Я тебе не жена декабриста, понятно? — Ответа Ксюша не дождалась, а просто положила трубку. Илья попытался еще несколько раз набрать ее номер, но девушка с завидным упорством сбрасывала его. Илье стало страшно. Он оглянулся. Коридор был пуст, но где-то в глубине училища раздавались шуршание и топот. Какое-то время постояв, в нерешительности глядя на телефон, Илья бросился наверх. Хотелось кричать, крушить, ломать, но вместо этого он снова бежал отжиматься, качать пресс, приседать, так, чтоб до боли, до скрёжета в зубах, до слёз. До отбоя оставалось всего ничего, тогда-то он и сможет выплеснуть свои эмоции, когда все уснут. Вечером, после отбоя Синицын так и не уснул. Заложив руки за голову, он смотрел в потолок и думал, думал, думал, пока в перемычку кровати не прилетел тычок. — Чего тебе? — Илья глянул на Перепечко, который сидел рядом. Вид у сокурсника был хмурый и молчаливый. — Пошли в туалет. — Печь, тебе надо — ты и иди. Тычок повторился. — Пошли, говорю! Там тебя ждут. Илья засопел недовольно, глядя на Стёпу, но с постели всё-таки поднялся. Чего от него хотят, что им нужно? Он не знал, но заметил, что постели пустые. Причём, практически все. Значит, ждёт его едва ли не целый взвод? Помимо тех ребят, что были дежурными. В туалете было холодно и мрачно. Илья почувствовал холод, идущий по позвонку, коснувшийся щиколоток, и захлебнулся им, когда увидел лица парней. Те выстроились полукругом. — Чё хотели? — Поговорить хотели. — Сухой, а вы время другое найти не могли? Обязательно в час ночи? — Обязательно. Парни медленно обступали его со всех сторон, пока позади него не послышался голос Грома. — Ну что, Синица, говорить будешь? Хазин до сих пор не понимал, как Сухому удалось втянуть во всё это Грома, да и остальных ребят тоже. Дубин проболтался ему, что вроде как Илья нашел свидетеля. Вот они и решили устроить очную ставку, чтобы всё было спокойно, без мордобоя. На этих словах Петю перекосило. Он, в отличии от других, пришел туда с большим трудом. Уж слишком свежими были воспоминания. Пете казалось, что он до сих пор видит свою кровь, размазанную по кремовому кафелю, а бешеный стук сердца его просто глушит. — По поводу? В голосе Синицына слышалось недоумение. — Да без повода, — ответил Сухомлин. — Про телефон. — Да блин, заколебали вы уже со своим телефоном, подозрениями. Я вам ещё тогда всё сказал, я его не брал, ясно? Если ещё кто-нибудь, хоть раз, из нашего взвода… — А если не из нашего? — спросил Гром. Все замолчали, выжидая. Петя стоял в самом конце, теребя от нервов какой-то шнурок. — Что? — Если не из нашего взвода тебя кто-то к стенке прижмёт, а? — А я ничего такого не делал, за что меня можно к стенке прижимать, — Илья развернулся, чтобы уйти, но Игорь пройти ему не дал. Разобраться нужно, и лучше Синицыну стоять на месте смирно, иначе на него сейчас всех собак повесят. — Хочешь сказать, это не ты в увале ходил в ломбард? Телефончик там оставил, не ты? — спросил Игорь. И от этого вопроса у Ильи всё похолодело, да и у Пети тоже. Он смотрел Грому в затылок, думая о том, что слишком уж тот какой-то хладнокровный сейчас. У самого Пети сердце бьётся, из груди сейчас выпрыгнет. — Вы что, следили за мной? — спрашивает Синицын. Взгляд переводит с Грома на Сухого, неодобрительно губы поджимает. — Я перед вами отчитываться не должен. — Слышь… — Сухой, спокойно, — Игорь на Илью взгляд бросает, препятствует ему, ладонью останавливая. — Синица, лучше расскажи всё сейчас по-честному, целее будешь. — Я уже всё сказал, — отрезает Илья. Они что, сговорились все сегодня? Сначала наехали, потом Ксюха, теперь опять эти выяснения отношений… Но не успел он сообразить, как сзади его схватили, выворачивая руки. Держали крепко, и вокруг всё слилось в ударах, заставляя закрыть глаза. Петя стоял в стороне, не решившись нанести ни одного удара, смотрел в оба на Игоря, который тоже не ударил Синицу, а полез разнимать, и опомнился только с голосом Трофима: — Парни, парни, стойте, это не он… это я. Все застыли на месте, будто кто-то видео остановил. Ещё немного, и сейчас начнётся перемотка. — В смысле? — подал голос Печка. Все расступились, Синицын так и стоял на месте, ребята осторожно отошли на приемлемую дистанцию, не до конца понимая, что вообще только что произошло. — Это я, я! Я взял мобильный телефон. — Ты что, шутишь? — наконец-то подал голос Хазин. Ступор окутал всех, он тоже не был исключением. — Вы на ужин пошли, он, он у тебя в тумбочке лежал, — продолжил Санька, пока его не перебил Цветков, выкрикнув гневное: — Ах ты, козлина! — Трофим, мы же из-за тебя Хазина в туалете размотали, Синицу вон сейчас чуть не оприходовали, а ты… — Где труба? — холодно спросил Петя. По спине побежали мурашки, ситуация накалялась. — Продал. — Деньги где? — спокойно спросил Гром, пока парни не кинулись на Трофимова с кулаками. — Нету. — Ты чё, охуел, морда козлиная! — Костик рванулся вперёд, пока его за руки с двух сторон не ухватили Дубин с Сухомлиным. На Саньку кинулись и остальные ребята, кто-то даже успел замахнуться, пока Хазин не выкрикнул громкое: — Стоять! Отошли все. Сейчас мы идём в казарму и ты, Саня, рассказываешь всё, как было. Что, где, как, когда и главное — почему! Понял? Препираться было бессмысленно. Петя переглянулся с Игорем, впервые за последнее время после той драки по собственной инициативе находя зрительный контакт, а потом все поплелись в казарму. По дороге Петя шёл, буравя взглядом пол под ногами, смотрел на свои пальцы в тапочках и думал, что, блять, жизнь в этом месте переворачивается для него с ног на голову. Наконец-то вопрос о том, кто был крысой, раскрылся, но оставались ещё другие, на которые хотелось получить ответ. Игорь шёл рядом, поравнявшись в какой-то момент, и уже раскрыл было рот, чтобы что-то сказать или спросить, да так и смолчал. Петя не стал спрашивать, тем более, у всех на виду. Наверное, Гром из тех же соображений одумался. Что ж. В казарме, устроившись как можно ближе, ребята приготовились слушать. Некоторые особо буйные гневно сопели, косясь на Сашу; кто-то что-то прорычал сквозь зубы, Петя не успел разобрать. Сам он занял место на своей тумбочке, которую делил с Перепечко. Трофим сначала постоял, думая, куда сесть, в конце-концов Хазин надавил ему на плечо, и Сашка сел на край Петиной кровати. Остальные устроились по бокам, кто где мог, некоторые остались стоять, сложив руки на груди и выжидающе глядя на виновника ситуации. — Ну, мы тебя все очень внимательно слушаем, — произнёс Петя, считая, что именно он, на правах вице-сержанта, даст начало этому рассказу. Больше никто, судя по всему, торопить не собирался. Трофим неловко сцепил кисти рук, сжимая указательный палец правой руки. Рассказ полился сбивчивый. О том, что Саша надеялся поступить в Суворовское; потом о том, что на медкомиссии боялся, чтоб не зарезали; а потом уже и о том дне, когда в его голову пришла мысль пойти на кражу — вернее, о человеке, который толкнул его на это. — Майор Мурашко меня заставил. — Чего? — не понял Костя Цветков, прищурившись. — Ты хочешь сказать, тебя майор надоумил? Лапшу нам не вешай! — Да я не вешаю! — Санька говорил твёрдо, виновато, очень виновато, так, что у Пети всё внутри в узел сжималось, когда он представлял себе эту картину. Что бы сделал он, обратись к нему Мурашко с таким заявлением? Да, наверное, прыгал бы выше потолка! Но майор, судя по всему, знал, куда бить. Предполагал, что отец Хазина при погонах и явно полезет разбираться, тем более, учитывая его поступление, запрет на отчисление был сверху, что ежу понятно. А тут, Трофим, простой парень, из семьи рабочих… — Пацаны, да вы не видите, он нас разводит! — Цветков не унимался. — Помолчи, — вступился Игорь, потом глянул на Трофима и уже спокойнее, но разочарованно, добавил: — Продолжай. У Саньки Трофимова когда-то был кодекс чести, который он бессовестно похерил. Наверное, поэтому он никому и не рассказал о своей беде. Никто из взвода не знал, даже хвалёный Гром, который был для всех своим, эдакий рубаха-парень. Ни добродушный Перепечко, ни прагматичный Синицин, ни смышленый Дубин. — Думайте, что хотите, парни, я не вру вам, правда. Мурашко на медкомиссии нашел мою межпозвоночную грыжу. Я знал, что у меня проблемы со спиной, но всё равно решил попытать удачу, авось повезет и меня возьмут в суворовское. Мечта же, блять. Мне повезло, меня на медкомиссии не срезали, экзамены я сдал, началась учёба и всё было хорошо, пока меня в коридоре не подловил он. — Кто? — на автомате спросил Печка, сбивая Трофима с мысли. — Мурашко, Стёп, не тупи, — влез Гром и шикнул на начавшую разглагольствовать и шептаться толпу. — Сколько он потребовал? — спокойно спросил Петя, пока кто-то впал в ступор, а кто-то возмущенно забубнил. Эх вы, святая простота. — Тысячу баксов, — вымученно выдавил Сашка. Мало того, что он требовал с него немыслимые деньги, так доктор Мурашко ещё и снился ему даже по ночам. Правда, каждый раз он появлялся в новых обличиях. То вдруг отец начинал говорить голосом доктора, то прапорщик Кантемиров им оборачивался и грозно интересовался, где деньги. Почти всегда Трофимов просыпался и на всякий случай ощупывал карман, куда спрятал тысячу рублей — пока это было все, что он успел собрать. — И ты решил мобилу у Хазина подмутить? — серьёзно спросил Сухомлин, которого до этого вообще не было слышно. — Ребят, я виноват, правда, я все свои сбережения дома забрал, плеер продал, свою мобилу заложил. Он припёр меня к стенке! — Эх, ты, — Петя покачал головой, горько усмехнувшись. — А сказать разве по-человечески нельзя? — Кому? Тебе, что ли? — Трофим посмотрел на него в ответ, и в эту секунду его взгляд изменился, становясь холодным, казалось, он больше не чувствовал вины. — Ты бы понял, хочешь сказать? Да у тебя папаша крутой, вон, при погонах, ты с золотой ложкой в зубах родился, как сыр в масле катаешься с самого первого дня! А мои родители — простые рабочие, ты хоть знаешь, сколько им времени нужно, чтоб заработать хотя бы на ту тачку, на которой ты приехал тогда поступать?! Сказать, что Петю эти слова задели, это ничего не сказать. Как же, с золотой ложкой! Может, отец у него и зарабатывает больше некоторых, но никто не догадывается, как это — быть Петей Хазиным, блять! Потому что Петя не раз думал за свои годы, что лучше б он имел простых родителей, чем таких, при погонах и статусе, с чётко прописанной «инструкцией» семьи! Игорь уловил перемену в лице товарища и переключился на Трофимова. — За языком следи, он, что ли, выбирал по-твоему, кем родиться? — Я ж говорю, не поймёт! — Короче, — Пете вся эта канитель надоела хуже горькой редьки. — Вставай давай, идём, — решение пришло быстро, само собой как-то. — Куда? — с примесью страха спросил Трофимов. Петя язык прикусил — так хотелось ответить весьма невежливо! — К Кантемирову, будешь ему признание во всех красках описывать, хватит нам этой заёбки во взводе. И только попробуй сейчас заднюю дать, тебя все пацаны слышали, усёк?***
Петя проснулся в очередной раз раньше, за полчаса до подъёма. Вообще, последние несколько дней он плохо спал, проблемы со сном давали о себе знать. Слова Трофимова до сих пор звучали в голове, неприятно отзываясь где-то внутри, под кожей. А ещё там постоянно зудел взгляд Игоря и то невысказанное, неизвестное, когда они шли вместе со всеми в казарму в тот злополучный вечер. Петя думал и держался подальше ото всех, даже несмотря на то, что отношение к нему во взводе улучшилось, а Сухомлин, как ни странно, попросил перед всеми прощения у Пети за то, что считал его вором. Но Петя не спешил становиться частью большой компании, понимая, как быстро эта компания может превратиться в стадо, которое будет против тебя и которое просто возьмёт и заклюёт, задавит, затравит. Трофимова, как ни странно, защитил Синицын. В тот момент, когда Петя привёл виновника к Кантемирову и Сашка стал рассказывать всю правду, Илья неожиданно для всех вышел вперед и поведал идентичную историю. Если и можно было сомневаться, что Трофим врёт, то теперь картина складывалась в одну жестокую, нешуточную реальность. За сутки училище обросло копной слухов, среди которых Петя выловил одну интересную информацию — таких «непригодных» нашлось ещё пятеро человек из других взводов. Придумывать какие-то оправдания или, тем более, верить в заговор против какого-то майора медицинской службы было глупо, вот и начальник училища, генерал-лейтенант Матвеев, не поверил. Позавчера Петя своими собственными глазами видел, как Мурашко уходил за территорию училища, сверкая при этом не только пятками и коробкой личных вещей, но и внушительным фонарём под глазом. Кто поставил? Ответа на этот вопрос не было, но Петя, как ни странно, чувствовал к этому неизвестному только небывалое уважение. День рождения Игоря как раз выпало на субботу, можно сказать, практически на День учителя. Как бы ребята из третьего взвода не пытались отработать свои «залёты», некоторым всё же справиться с этой задачей не удалось. Но, тем не менее, в увал была отпущена основная суворовская братия. Чего уж там, среди их компании был даже Трофимов, которому дали увольнительную в последний момент. Ребята вывалились шумной компанией на улицу, встав прямо у дверей КПП, смеялись, кто-то даже успел ухватить высоченного Грома за мочку уха, отдавая дань старой традиции. Петя бы тоже не отказался потаскать Игоря за уши, так, чисто для профилактики, но до него очередь не дошла. В стороне кто-то выкрикнул счастливое: — Игорь! Юлька была сегодня красива, как никогда. Гром даже не заметил, когда вдруг его Пчёлка успела так преобразиться, похорошеть. Они не виделись чуть больше месяца, а она так изменилась. А ведь пару лет назад он вообще в ней ничего такого особенного не видел. Девочка как девочка. Правда, ему всегда было с ней проще, чем с кем-либо, кроме Игната. — Юлька! — он бросился к ней навстречу, обнял её и романтично закружил. Его сослуживцы с интересом поглядывали на всё происходящее. Петя тоже смотрел. Отчего-то ему чертовски захотелось покурить, позвонить Нине, услышать её голос, вспомнить, что у него ведь тоже есть девушка. Возможно, у них даже что-то, похожее на любовь. У него тоже все это было. — С днём рождения тебя, Громик, — радостно шепнула девчонка ему на ухо и потянулась к его губам, пылко целуя. Пацаны начали улюлюкать, хлопать в ладоши, кто-то выкрикнул громкое: «Харош, красава Гром!» Только сейчас Петя присмотрелся и увидел стоящую чуть поодаль девчонку, которая тоже, как и Юля, держала в руках подарочный пакетик. — Ксюха, Зайцева! Ничего себе, рад тебя видеть! — воскликнул Игорь и шагнул чуть ближе к этой девушке, обнимая её так же крепко, вот только поцелуи с ней у него были гораздо более сдержанные, в щечку. — Не поверишь, Гром, я тоже! Как тебя занесло вообще в эту пердь? — спросила девчонка, сунув парню подарочный пакет в руки, добавив скомканное: — С праздником! Посмотришь потом, думаю, тебе понравится. Некоторые парни засмеялись, увлеченно разглядывая громовских подружек. — Потом расскажу. Парни, знакомьтесь, это Юля, — он показал рукой на русоволосую взбалмошную девчонку с каре, притягивая её к себе каким-то слишком собственническим жестом, чтобы каждому было понятно, что это его, не трожь, убьет. — А это Ксеня. Подробности и статусы были опущены, намеренно ли, покажет время, ведь им же нужно будет о чем-то говорить ещё во время застолья. — А теперь предлагаю всем вместе двинуть в какую-нибудь кафешку, там уже и раззнакомитесь! Возражать имениннику никто не стал, хотя у Пети от этого счастливого зрелища отчего-то подпортилось настроение. В голове всплыл подслушанный обрывок разговора по телефону, когда Игорь общался с какой-то Пчёлкой — теперь ему удалось увидеть эту Юлю воочию второй раз. В голове всплыли кадры того рокового вечера, когда произошла драка, но воспоминания были столь неприятными, что Хазин тут же отмахнулся. Петя невольно сравнил Пчёлкину с Ниной: в чём-то они были похожи. Нина тоже такая весёлая и заводная. Пете было почему-то неприятно от того факта, как Игорь так скоро переключился на Юлю, а на Хазина даже бровью не повёл. Хотя, с чего ему вообще думать о нём? Петя ему даже не друг… — Погнали, чего застыл, — Сухой с недавних пор проявлял какое-то особое дружелюбие, и Петю от этого выворачивало. Он ничего не ответил, только прибавил шагу, чтоб оказаться подальше, без слов намекая, что разговаривать не настроен. В кафе было шумно. Людей было немало, все общались между собой, или обедали в одиночку. Суворовцы и две девушки двинулись в сторону стола, Петя задержался на входе — телефон в кармане стал разрываться, на экране высветилось «Нина». — Алло, — Петя не мог не ответить, а, может, сделал это только потому, что Гром внезапно подошёл, чтобы указать отставшему от компании Хазину на столик. — Нин, я тоже соскучился! На том конце провода раздалось недоумевающее: — В смысле «тоже», Петь? — девушка усмехнулась. — Я сказать ничего не успела ещё! — А я телепат. Знаю же, что скучаешь, и я тоже. Игорь поджал губы, стоя рядом и чувствуя неловкость. — Мы там, — сообщил он, коротко махнув рукой вглубь зала, и удалился. Петя удручённо проводил Грома взглядом. — Не знала, что в тебе есть и такой талант. Тогда, может, узнаешь, чего я хочу сейчас? — Хм, дай-ка подумать… мороженого? Или, может быть, меня? — предположил Петя. Звучало пошло и глупо, но он почему-то лыбился как дурак. — Какое мороженое, Петь? Встречи хочу, ну и тебя, конечно, тоже! Тебя увидеть ужасно хочу, — Нина улыбается, это слышно, а у Пети на лице вдруг безразличие какое-то проскакивает. Впрочем, он мастерски прячет его за улыбкой, которую подмечает Перепечко, взглянув на товарища у входа. — Малышка, прости, я сейчас не могу, на дне рождения в кафе, пацаны ждут. — В чью честь банкет? — У однокурсника день рождения. — Понятно. Тогда мои поздравления имениннику, и тебе, Петь, не скучай! Нина вешает трубку, слишком быстро заканчивая разговор, так что Пете остаётся только подумать, обиделась ли она. Но он решает не забивать себе голову подобным, и отправляется прямиком к столику, где его уже поджидает вся частная компания, расположившаяся на мягких диванчиках. Пир должен был выйти знатным, всё-таки день рождения, да ещё и у кого, у Грома. Авторитету которого Петя, по правде говоря, завидовал ещё как. Ребята суетились, рассаживаясь поудобнее на диванчиках и стульях вокруг стола. Печка с Ильёй уже активно рассматривали меню, выбирая, что бы такого эдакого им заказать, пока Цветков с Дубиным пытались поухаживать за Зайцевой, которой страсть как нравилось внимание, суета вокруг и парни в форме. Только Игорь рядом с Юлей казался таким спокойным, расслабленным, счастливым, что Петю начало откровенно накалять. Раздражение подкралось быстро и незаметно, он даже не понял, как помрачнел. — Ты чего, Петь? — тихонько спросил его Синицин, толкая локтем, когда понял, что вице-сержант не то, что не слушает его, он вообще находится в прострации. — Задумался… Чё там, дядь? Порядок? Хазин встрепенулся, руки обтёр, пытаясь изображать активное включение в общее оживление. — Порядок, заказ давай делай, а то тебя с Игорем только и ждём. — С Игорем? — надо же было Хазину переспросить это именно здесь и сейчас. Здесь и сейчас. — Ну да, ты в прострации, а Гром весь на Юльке помешан, — пояснил Синица. И Трофим поддал жару: — Любофф! К горлу у Хазина всё же подступил ком. С заказом Петя определился наобум, ткнув в меню. Официант кивнул, а Хазин даже не посмотрел, на что пришёлся выбор. Несколько последующих минут прошли для него в немом наблюдении за главной парочкой, от которых то и дело хотелось отвести взгляд. Игорь выглядел слишком домашним, а Юля — слишком счастливой. Идеальный союз… — Народ, а чего ж мы сидим-то? Раз сок принесли, то самое время тосты произносить! — первым заговорил Трофим, задавая ритм. — А! Горько! — тут же выдал Степан. — Печка, ты чё, праздники попутал? У нас тут день рождения, а не свадьба! Ты б ещё «скорбим и помним» сказал, — парни посмеялись, хоть и шутка была не слишком смешная. У Пети и вовсе проскочила мысль, что очень даже похоже на похороны. Похороны чего-то важного для него. Игорь чуть смутился, а вот Юлька, наоборот, заулыбалась и хитро так притянула его к себе, нежно целуя в губы. Это выглядело красиво. Парни захлопали, заулюлюкали, загудели, пока Петя искал во внутреннем кармане кителя припрятанную пачку сигарет. Ему срочно нужно выйти покурить, срочно! Сердце бешено забилось. В ушах зашумело. Что это, блять, такое было?