Звёзды на твоих погонах

Уже через пару дней, после того самого разговора с Ксюшей, Цветков стал совсем не свой. Нервничал, тупил на парах, получал замечания от преподов и витал где-то в своих мыслях. Это могло значить только одно: Зайцева всё же рискнула, решив подкатить первой к Костику, и позвонила ему. Игорь чувствовал себя какой-то свахой, ей-богу. Он даже Юльке звонил по этому поводу, мол, как вообще так получилось. Но Пчёлкина только расхохоталась, заявив, что он сделал всё правильно и посодействовал чужому счастью. И вообще, можно было быть более участливым в судьбе своего товарища и помочь ему открыть глаза на такой прекрасный бриллиант, который сам приплыл ему в руки. Под «приплывшим прямо в руки бриллиантом» Юлька, конечно же, имела в виду Ксюху. Но Игорь только посетовал, что и так много сделал для того, чтобы эти двое могли попробовать пообщаться. А вот Пете почему-то было искренне жаль Цветкова. То ли по-человечески, то ли по-мужски. — Мается ведь пацан, Гром. Чё она ему там такого сказать могла, что он такой потерянный уже третий день ходит? — шепнул Хазин негромко Игорю на самоподготовке, косясь на Костяна, который не мог уже минут сорок решить какую-то плёвую задачку по геометрии. Гром переглядывался с Хазиным, который волей случая знал, что могло быть причиной такого поведения сослуживца, а потом украдкой глянул на Цветкова. Уж чем-чем, а сводничеством он ещё никогда не занимался. — Спасать надо парня. — Петь, ты-то куда, не лезь, сам разберется. — Ага, примерно так же, как с той задачей, что он уже битый час решить не может. — И с каких пор тебя волнуют чьи-то проблемы, кроме своих собственных? — спросил Гром всё так же негромко, не привлекая внимания остальных ребят. Ведь правда, с Петей тоже происходили нешуточные перемены. Чего стоит только их общение, которое из ненависти и враждебности сменилось на нейтральное, местами даже казалось приятельским. Ключевое слово «казалось». Потому что временами Петя очень даже умело появлялся в образе настоящего наглеца, которому всё не то и всё не так. Игоря в эти моменты брало раздражение на Хазина, а вместе с тем непонимание подобных перемен, и он каждый раз вспоминал статью, которую однажды ему прочитала Пчёлкина из какого-то психологического журнала. Такими обычно зачитывались разве что девчонки, и Игорь бы явно не полез в это чтиво, но, надо отдать должное, даже там можно было наткнуться на дельный совет. Раз в триста номеров. — Язвительность, отчуждённость и враждебность – это защитная маска, прикрывающая неуверенность и страх, — бодрый голосок Юльки зачитывал ему строчки в голове прямиком со страницы. С этим изложением Игорю поспорить было трудно, но чего боялся Петя — он понять не мог. Но неуверенность была точно антонимом в отношении Хазина. — Может, я хочу из мужской солидарности помочь, — ответил Петя, которого слова Игоря о его эгоизме слегка укололи. Да, он не паинька, но и не бесчувственный козёл! — Смотри пупок не надорви, помогая. — подколол Игорь, у которого в жизни была другая арифметика. И, исходя из его соображений, в чужие отношения влезать не стоило, чтобы в случае неудачи не остаться крайним. — В таких делах советчики не нужны. — Иди ты, — буркнул Петя, но обиды в его голосе уже и след простыл. Хазин оттолкнулся от парты, на которой сидел вполоборота — благо офицеров поблизости не было, иначе даже за такое своеволие он бы схлопотал наряд со своим везением, — и подошёл прямиком к Косте. Товарищ, к слову, не сразу заметил, что рядом с ним объявился целый вице-сержант. — Эй, Цветков, — Пете пришлось его позвать, чтобы получить в ответ задумчивый взгляд. — Чего? — Ты из-за геометрии так подвис или в облака улетел? Костя нахмурился, однако, тут же ответил — Подвисает интернет. У тебя всё? — Вижу, у тебя всё. — В смысле? — Всё серьёзно, да? Костя напрягся, но горячится не спешил. — Да! Тебе чё надо, Хазин? Поглумиться пришел или что, я не понимаю? — Дурак ты, Цветков. И я дурак, думал, может, нужна помощь. Петя хлопнул его по плечу и уже собирался было уйти к себе за парту, пока Костян мялся, взвешивая все за и против, думал о чём-то. — Бля, ладно…Короче, я уже извёлся весь, не могу думать об этом постоянно. — Что такое? Эй, погоди, не отворачивайся, рассказывай. Костя прикусил зубами колпачок от ручки, и морщась, будто от боли, выдавил из себя тихо: — С тобой когда-нибудь девчонка знакомилась первой? Или, может, признавалась тебе, что ты ей нравишься? — Ну, всякое бывало, — аккуратно ответил Петя, понимая, что от его слов сейчас многое зависит. Уж очень ему хотелось помочь этим двоим, почему-то в глубине души ему казалось, что они были бы отличной парой. Да и, чисто технически, он Костяну даже не врал: Нина призналась ему в чувствах первой. И это здорово так напугало Хазина тогда. Мол, как такое вообще возможно, чтобы девчонка сама говорила о своих чувствах, да ещё так прямо и открыто. Оказалось, возможно. Петя даже позавидовал смелости и решительности этой девчонки. — А что ты? — Ну, что, сначала тоже кипишевал, — Петя вспомнил тот самый разговор. Школьная дискотека: музыка вовсю, радужный блеск от диско-шара, жар, окутывающий после танцев, прохлада коридора, в который Нина его вытащила подальше от всех. И её слова, пропитанные такой искренностью, отчаянностью и решительностью, что сложно описать даже. Как удар под дых и ожидание, что из-за угла вот-вот выскочат смеющиеся одноклассницы, но никого не было. — А потом? — Костя взглянул на него то ли с сомнением, то ли с надеждой, что и вправду получит дельный совет. — А потом понял, что мне она тоже нравится, — ответил, как есть, Петя, — тут главное не тянуть кота за яйца, а сразу брать быка за рога, понимаешь? — Кот, бык – вы чё там, на биологию уже переключились? — Сухомлин, вообще не въехавший в разговор, услышал пару слов и вставил свои пять копеек. Петя метнул на него взгляд: — На ушном висеть неприлично. — Так вы те ещё шпионы, особо не шифруетесь. — Сухой, — Игорь перетянул внимание товарища на себя, — ты уже физику сделал? — Ну да. — Тогда делай алгебру, — посоветовал Игорь. Илья отмахнулся, но дальше влезать в разговор Хазина с Цветковым не стал, и Костя спросил: — Думаешь… получится? — По тебе же видно, что она тебе нравится, иначе не загонялся бы, — Петя усмехнулся уголками губ, — а раз нравитесь взаимно – должно получиться. Будь увереннее, девчонки любят смелых, — и перевёл взгляд, встретившись глазами с Игорем. Гром, который и сам висел на ушном — очень уж ему хотелось понять, какой там совет Петя собрался давать — опустил глаза к книге. Почему-то внутри закралось неприятное чувство от Петиных слов. Понял, что нравится. Взял быка за рога. «Так, какого хрена я вообще об этом думаю?» Но вернуться мыслями к учёбе он не успел. Костя, видимо, решил воплощать замысел сразу — до конца самоподготовки ему уже не сиделось и он вышел из кабинета, а Петя вернулся к их с Игорем парте и произнёс: — Ну что, ты оказался не прав. — Бывает, — спокойно ответил Гром и отвернулся снова к своим тетрадям и учебнику, чтобы не сталкиваться с хазинским пронизывающим пытливым взглядом. — Бывает? — удивился тот. — Дядь, ты не заболел? Чё, даже пререкаться не будешь, доказывая свою правоту? Честно, Петя даже растерялся. Ну такого он вообще от Грома не ожидал, ведь чуть что — они сразу же вступали в дискуссии, а тут на тебе, он вот так просто взял и согласился с ним? Это настораживало. Да, они после стрельбищ вроде как решили спустить их конфликт на нет, но тем не менее. — За пререкание в нашем дуэте у нас обычно отвечаешь ты, — ляпнул Гром не подумав, всё так же не поднимая глаза, усердно выводя какой-то пример в тетради, и только спустя секунд десять до него дошло, что он явно сморозил какую-то фигню. Пришлось прикусить язык за свой необдуманный словесный понос. Но Хазин ему ничего плохого не сказал, бросив колкое: — Ну да, забыл, ты же у нас за правду топишь. — Топят котят, — огрызнулся Игорь. — Фу, Гром, какой ты кровожадный! — Иди лучше химию зубри, завтра с тебя опять Матвеич не слезет. Хазину оставалось только покивать и грузно плюхнуться за парту. Игорь был прав, если он снова завтра завалит эту гребанную таблицу Менделеева, плакала его увольнительная. А ведь это был действительно почти джекпот, почти мини-отпуск. Четыре дня в увале, четыре! За это действительно стоило побороться. Можно было бы съездить домой, к матери. С отцом у них по-прежнему были очень натянутые отношения после того, как он запихнул его в кадетку. А, может, увидеться с Ниной, затащить её в какой-нибудь клуб, после которого пойти к ней домой, пока не вернутся родители с работы, и повторить то самое эпичное шоу, которое они устроили августовским вечером у неё в спальне. Петя ведь скучал по ней, хотя с сожалением признавал, что с его поступления между ними словно пробежала кошка: отношения стали то ли холоднее, то ли сдержаннее. Сказывались расстояние и редкость встреч. Химию Хазин исправно зубрил целый час, но на большее его не хватило. В тот момент, когда Василюк появился в кабинете, ему казалось, что у него закипает мозг и из ушей вот-вот повалит пар. — Взвод, выходи строиться на ужин, — слова офицера-воспитателя чётко дали понять, что на сегодня учебная каторга подошла к концу, и Петя немедля захлопнул учебник. Гром, сидевший рядом, отстранённо смотрел в одну точку перед собой, задумавшись о чём-то. За весь последний час они не перекинулись больше между собой ни словом, и Петя, погрузившийся в ужаснейшие формулы и молекулы, вынырнул из своего «ада» лишь единожды — одарив взглядом вернувшегося Цветкова. Тот улыбнулся, и Петя подумал, что всё же не зря поговорил с ним. Кажется, его разговор с Ксенией состоялся и прошёл как по маслу. — Гром, — позвал Петя и легонько стукнул его в бок локтем, — давай на ужин. — Тот уставился с непониманием. — Выходи, строимся. Игорь кивнул. Из кабинета они выходили в числе последних. На следующий день экзекуция на уроке химии всё же состоялась, Матвеич чихвостил «счастливчиков» вдоль и поперёк. В числе особо везучих был Перепечко, Синицын, Дубин, Цветков и конечно же Хазин. Когда Петю вызвали к доске, до конца урока оставалось минут двадцать, это значило, что ближайшую четверть часа будет происходить моральное и физическое насилие над его мозгом и нервной системой. Что поделать, если химию он понимал весьма посредственно, примерно так же как и физику. Даже Печка был более силён во всех этих науках, которые нахрен ему не нужны были. «Что он несёт?», — пробежала мысль в сознании Игоря, глядя на Петю и химика. Препод, казалось, не знал, смеяться ему или негодовать. Гром переглянулся с парнями, те тоже удивлённо пожимали плечами. И только Петя, казалось, собрал всю свою импровизацию в кулак, продолжая вещать. Если позориться — то по полной программе! — Менделеев был кем? Был учёным, — сам на свой вопрос отвечал Петя. — А значит — человеком глубоко дисциплинированным и интеллектуально развитым. Вместе с тем, если смотреть на его сон, становится понятно, что он желал изобрести нечто такое, что навсегда бы оставило след о нём и в науке, и в истории. Таким образом, это желание и страх неудачи стали квалифицироваться как формулы, которые он знал и, соединив которые, подарил человечеству знаменитую водку. — Хазин, скажите, — препод, кажется, откровенно сдерживался, чтобы не засмеяться, — вы себя хорошо чувствуете? — Вполне. — Тогда давайте, пожалуйста, по существу. Какое отношение водка и сон Менделеева имеют к таблице? — Так он ведь её во сне увидел! — Нет, Хазин, я не об этом. Я о том, что вы должны были выучить таблицу и знать, как записывать и решать химические уравнения. Вы к этому готовы? Петя вздохнул. Деваться, кажется, было некуда. К тому моменту, когда урок закончился, он с горем пополам решил злосчастное уравнение, которое выдалось настолько длинным, что Хазин всерьёз первые минут пять путался, что и где надо писать. Химик, провожая его взглядом до парты, произнёс: — Что ж, печально, что ваши познания всё ещё хромают. Но, пожалуй, за ваш артистизм я поставлю вам три. Только учтите, Пётр, что в следующий раз это уже не прокатит. Ещё одна такая выходка, и нам всем понадобится психиатр, — мужчина внимательно поводил ручкой из стороны в сторону, а затем склонился над журналом. Петя выдохнул. Три — лучше, чем два, можно жить. В коридоре парни оживленной группой смаковали увиденное. — Хазин, ну ты и загнул около доски! — Синица смотрел на него с улыбкой. — В тебе актёрский дух импровизации дремлет!

***

Укутавшись в одеяло, Нина сидела на кровати и почти не мигая смотрела на мелкие цветочки на светлых обоях, которыми была оклеена её комната. С белой икеевской мебелью это смотрелось очень мило и гармонично, но лучше бы она так сейчас смотрела на Петьку, своего родного, ласкового, любимого Петю Хазина. Нине не хватало только его, здесь и сейчас, рядом. Как бы им тяжело не было, она готова была ждать и что-то делать для их отношений. На коленях лежала книга, про которую она давно забыла, а в ногах грелся, урча, пушистый кот. Уже несколько дней Нина не ходила на учебу, а всё потому, что её настигла самая настоящая осенняя хандра в добавок к простуде. Как же ей хотелось позвонить своему мальчику, услышать его голос, те самые ласковые слова, которыми он периодически называл её, узнать, как его дела, может быть, услышать от него парочку шуток, да просто как он дышит. Боже, она никогда не думала, что можно так скучать по человеку. Но чем дольше он был в «ссылке» в этих кадетских корпусах, тем больше она чувствовала, что они отдаляются друг от друга, а их незримая нить становится тоньше с каждым днём. Грустно. Нина подхватила мобильник, лежавший рядом, тем самым напугав кота, порываясь позвонить Пете, но осеклась. Зачем? Он ведь не возьмет… У него и телефона, наверное, с собой нет. Телефон так и оставался в руках, когда её взор не упал на фотографию,стоявшую в рамке на письменном столе. Их общую фотографию. Где они красивые, счастливые, довольные фоткаются где-то на Патриках во время велосипедной прогулки. В глазах заблестели слёзы. Но заплакать Нина так и не успела, в руках зазвонил телефон. Петя. Он позвонил! Неужели он почувствовал как ей паршиво? — Алло, — утерев слёзы, шмыгнула носом Нина. — Малышка, ты чего? — сразу же услышал что-то неладное парень, засуетился, даже поздороваться забыл. Явно такое приветствие выбило его из колеи. — Всё хорошо, я просто заболела, — стараясь из последних сил держаться, вымолвила девчонка, прикусив губу. — Ниночка, как так-то? Сильно? Что болит? — Да так, простыла, — Нина не хотела вдаваться в подробности, ей хотелось поговорить с Петей о другом. — А ты как там? — Может, я Гошану наберу? Пускай привезёт тебе фруктов, витаминов каких-то, — Нина, услышав эти слова, улыбнулась сквозь наворачивающиеся слёзы. — Да не надо, Петь, я и так уже тут обложилась всем сполна! — Нина зажала в тонких пальцах носовой платок, вытирая кончик носа. — Петь, я соскучилась, лучше бы ты сам приехал. Более удачного лекарства и не придумаешь… — Ну тогда готовься выздоравливать, — она не видела его улыбку, но слышала по голосу. Нина очень хорошо знала Петю. — Серьёзно? — не веря, спросила девчонка, но голос её уже стал куда бодрее от такой перспективы. — А когда? — Через пару недель будет четыре выходных, так что к тому моменту, надеюсь, ты поправишься, и мы с тобой отлично проведем время. Ну или я притащу тебе кило апельсинов и мы будем смотреть фильмы на ноуте. Что скажешь? Ну, а что она могла сказать, конечно же она была рада, даже закивала, не сдерживая счастливой улыбки, жаль только, что Петя этого не видел. Они поболтали ещё немного и вскоре распрощались, Хазину нужно было бежать на построение, а Нина решила отложить книгу, пошла на кухню пить чай с лимоном и имбирем в прикуску с любимым печеньем. Вечером, после уроков, к ней всё же зашёл Гоша, притащив с собой два пакета фруктов и её любимых сладостей. От милоты и трогательности поступка в груди даже что-то закололо. Петя всё-таки попросил своего друга и их общего одноклассника проведать её. Меланхолия на пару с простудой потихоньку отпускали её.

***

Урок подходил к концу, когда максимально добродушный ботан-информатик Сергей Владимирович Петюлин наконец произнес фразу, которую ожидали услышать все пацаны с самого начала занятий: — А теперь давайте познакомимся с интернетом… Конечно же все с ним были прекрасно знакомы, у кого-то дома были компьютеры или ноутбуки. Те, у кого не было таких предметов роскоши, ходили в компьютерные клубы, чтобы сделать домашку, поиграть в стрелялки или засесть где-то в углу — тихонько полазить по сайтам для взрослых. В качестве ознакомительной лекции информатик с восторгом рассказывал кадетам, какие невероятные возможности дает человечеству интернет. Однако почти все, за исключением Перепечко и ещё парочки ребят, у которых до этого не было возможности оценить прелесть интернета и просто посидеть за компьютером, слушали его вполуха. Мысли у Игоря прыгали с одного на другое, время от времени замирая и обрываясь. Он думал о Юле, о Питере, о ребятах, которые остались дома, особенно об Игнате, его лучшем друге, думал о дяде Феде и его решении отправить его в училище, о ситуации в Москве, о Пете… Вслед за ними замирала и сбивчивая речь преподавателя. Слушать Петюлина было скучно. И только когда он, потирая руки, подключил новенькие компьютеры, подаренные какими-то спонсорами, к сети, суворовцы, словно внезапно проснувшись, оживились. И в особенности Хазин. Он был тем ещё юзером. Не забывая, что времени до конца пары осталось всего ничего, Игорь решил не отставать от ребят и, стремительно летая пальцами по клавиатуре, вошел в свою почту. Новых писем было штук пять. Какая-то рассылка, пара писем от Юльки, которая в последнее время всё чаще ему звонила, чем писала, письмо от ребят со школы, кто-то поздравлял его с днём рождения, и, как ни странно, письмо от Игната. Эх, ему не успеть ответить на все, но он старается изо всех сил. Мельком глянув поверх монитора на Сергея Владимировича и убедившись, что тот, склонившись над Перепечко, нетерпеливо что-то ему объясняет, Игорь щелкнул мышью. Хазин, сидевший плечом к плечу рядом с Громом, тоже активно клацал по клавишам, мурлыча что-то себе под нос. Игорю капец как хотелось узнать, чего он там делает, что смотрит, ещё и с таким увлеченным взглядом, но тут нужно было выбирать: либо отписать друзьям, либо пялится в чужой монитор. Он выбрал первое, но уже после Юлькиных писем не сдержался и потупил взгляд в Петин монитор. Сначала там мелькнули вкладки какой-то доставки, потом сайт с мотоциклами, а потом ни с того ни с сего на мониторе выскочила вкладка с гей-порно. Почему-то звук был выкручен на максимум и все характерные звуки жёсткого порева стало слышно на весь класс. — Бля… Нет-нет-нет, сука, почему ты не закрываешься?! Послышались смешки, шепотки, кто-то из пацанов начал улюлюкать. Препод побежал через весь класс, чтобы разобраться с этим непотребством. — Хазин, вы что, охамели?! Выключите это немедленно! Это недопустимо! — Хазин, ты чё, хоть бы звук выключил, — сказал Костян, усмехаясь. — Петь, не знал, что ты по мальчикам! — прыснул кто-то из сослуживцев и рассмеялся. — Блять, да это вирус какой-то, оно не выключается! — заорал Петя. — Хазин, к офицеру-воспитателю, живо! — Да это не я! Вы ж информатик, вирусную рассылку от порнухи отличить не можете? — крикнул он, вскакивая на ноги так стремительно, что стул перевернул. Информатик подскочил к монитору, пытаясь сделать хоть что-то, но Игорь оказался быстрее: просто взял и выдернул вилку блока из сети питания. Звуки стихли, парни ещё хихикали, шептались, а Петя… Он был в бешенстве. Это была подстава, не иначе. Хазин не терпел подобного, чтобы над ним смеялись, глумились, подначивали, но каждый раз он попадался на эту удочку, как маленький ребёнок. — Всё, тихо, тихо, — шикнул Гром, оттягивая его от компьютерного стола, — если ты сейчас сорвешься – не видать тебе увольнительной, — шепнул он и хлопнул Хазина по плечу. Черт, а ведь он был прав. — Урок окончен, домашнее задание у вас есть. А теперь господа суворовцы, валите отсюда, — шикнул на них информатик и полез к тому самому компьютеру, за которым сидел Хазин, потом метнулся к своему, учительскому, и совершенно забил на парней, которые покидали аудиторию. — Пошли отсюда, — буркнул Петя, еле сдерживаясь, чтобы не пнуть дверь кабинета, его останавливала цепкая хватка Грома на своем предплечье. — Петь, так чё, правда рассылка, или… Договорить Печка не успел, увидел, как Игорь приподнял кулак, пригрозив смущенному Стёпе. Да уж, он компьютером-то толком никогда не пользовался, а тут порнуха на весь экран замаячила. — Если хоть кто-то об этом вякнет, с землёй сравняю! Попробуйте мне только увольнительную испоганить! – пригрозил Хазин и парни его услышали, поняли. Конечно, никому не хотелось подставлять товарища. Всё-таки будущие офицеры, как-никак. Да и многие из парней понимали, что это реально вирус, Петя придурком не был, не стал бы открывать порнушку на учебном компьютере. Ближе к вечеру стало понятно, что в этом убедился и препод, который не пожаловался Василюку, а значит можно было выдохнуть, по крайней мере, до следующей среды, на которую был запланирован кросс. Это должно было стать главным испытанием перед заветными увольнительными. — Ну и зачем он, интересно, нужен, этот кросс? — Печка оглянулся, высматривая реакцию товарищей, но парни только хмыкнули. Он попытался дальше развить мысль, рассуждая: — Нам, как будущим офицерам, необходимо тренировать мозги, а не ноги. Цветков усмехнулся, живо поворачиваясь к нему. — Печка, — позвал он, — честно говоря, мне иногда кажется, что тебе мозги развивать ни к чему. Разве что географию учить, чтобы в трех магазинах не заплутать. Печка вздохнул. Он давно уже научился не обижаться на парней. Мало ли, что они болтают. Как говорил его батя: «собаки лают, караван идёт». Он и шел. Мама тоже от отца не отставала, приговаривая гостям, которых Стёпа периодически заставал дома, возвращаясь из школы: «Степка наш – парень головастый. Далеко пойдет». Печка думал, что головастый – это обидно. Что вроде как голова у него огромная – гораздо больше, чем у других. Потом, конечно, понял, что это метафора такая. Но как ему приятно было, осознав, что родители такого мнения о нем. — Нам, между прочим, ещё роман «Отцы и дети» к завтрашней литературе нужно дочитать, — встрял Дубин, пытаясь поддержать разговор. Конечно, против кросса он ничего не имел, ведь не смотря на всё, старался прокачивать как мозг, так и мышцы. Печка почесал затылок, хмурясь. Чертов роман! По правде говоря, Стёпка книгу открыл, прочёл пару страниц и задремал. Но, если Палочка его спросит, он с полным правом разведет руками — у нас кросс был, не успел. Раздался смешок. Петя, оперевшись на локти, приподнялся на кровати: — Эх вы, дети! Хотите, я вам много неизвестных фактов про отношения отцов и детей поведаю. Настоящий роман с элементами триллера, закачаетесь! Гром не понял, к чему это Хазин начал разглагольствовать, поэтому не спросить не мог, ведь парни тоже непонимающе переглядывались. — Ты о чём, Петь? — Да это я так, о наболевшем, — отмахнулся Петя, будто не он только что приоткрыл завесу весьма болезненной для него темы. Разговоры мигом смолкли. Синицын, который, затаив дыхание, прислушивался к болтовне пацанов, вздохнул и повернулся на другой бок. Ему до смерти надоело дуться на ребят. Но подойти и заговорить с ними как ни в чем не бывало Илья не мог. Гордость не позволяла. Злость, которую он испытывал сначала, куда-то пропала. И все чаще Илья стал задумываться, а как бы он сам поступил в подобной ситуации? Где гарантии, что не стал бы из принципа отстаивать очевидные для него факты, которые на самом деле (в его случае), оказались далеко не так очевидны? Вон как все непросто вышло. Как выяснилось, вором-то был Трофимов. Он украл у Хазина телефон. А для чего? Чтобы остаться в училище. Цель вроде благородная. Илья задумался. И правильно ребята Трофимова простили. Он бы, наверное, точно так же поступил на их месте. В итоге кросс третий взвод пробежал сносно, что не могло не радовать как ребят, так и офицера-воспитателя с прапорщиком. Увольнительные достались многим, что уж там, почти всем, кроме залётных ребят и дежурных по казарме. Четверг был пасмурным, дождливым, промозглым, но каждого из парнишек грела мысль о том, что они будут дома целых четыре дня. Четыре! Сорвав такой щедрый джекпот, неместные парни двинулись на авто- и ж/д вокзалы, чтобы успеть на ближайшие рейсы. В маршрутку влезали целой оравой. Хазин, Гром и Дубин ехали на ж/д вокзал. Петя спешил на поезд до Москвы, который должен был отправляться через час, а Димка с Игорем на автобус до Санкт-Петербурга, так было быстрее, ведь поезд должен был быть только завтра, да и то ночной, а терять время им совсем не хотелось. С ними же затесались и Печка с Цветковым. Стёпка ехал до автовокзала, который был по пути, он уже давно обещал родителям вырваться к ним в деревню, а тут такой повод. А вот Костик спешил не домой, он, как оказалось, ехал встречать Ксюшу, которая сорвалась к нему сама и приехала. Ох и девчонка, настоящий ураган! Димка, узнав про такой поворот событий, загрустил, уставился в окно и в разговор с ребятами больше не встревал. Гром по-дружески хлопнул его по плечу, мол, не кисни, друг. Только как тут не киснуть-то? Он, по ходу давно, уже скис, как бабкины щи, и любовь его скисла. Почему так всегда? Ведь он был не хуже Кости, может даже лучше, а Ксюша всё равно на него внимания не обратила…

***

Закатное солнце над Санкт-Петербургом окрасило небо в оттенки розового и оранжевого, пока Игорь с Юлькой сидели на крыше одного из домов старого фонда. Его любимой крыше, к слову. Отсюда был виден весь Питер, как на ладони. Ну, по крайней мере, его лучшая часть: Исаакиевский собор, а больше ему и не надо было. Игорь и Юля встречались здесь раньше каждый вечер, когда было свободное время. И вот, только он приехал, Пчёлкина тут же потащила его сюда, как в старые-добрые. Это было их уютное место, где они могли разделить свои самые сокровенные мысли и чувства. Тут они могли разделить друг друга… Юлька лукаво улыбнулась, глядя на последние лучи солнца, играющие в её волосах, тронутых лёгким мелированием, буквально несколько прядей, будто выгоревших на солнце. Ей определенно шло. Она положила голову Игорю на плечо и вздохнула: — Ты веришь в любовь с первого взгляда, Громик? Игорь одарил её загадочным взглядом, на мгновение задумавшись. Верил ли он в любовь? Как можно верить в то, чего нет? Точнее, в то, чего ты никогда не видел. Что такое любовь? Гром к своим шестнадцати годам так до сих пор и не понял. А Юлька? Что было между ними? Разве это любовь? В голове у Игоря было так много вопросов и так мало ответов, что он даже прикусил губу из-за такого ответственного мыслительного процесса. Усмехнулся, повернулся к Юльке и ответил то, что она хотела услышать, а не то, о чем думал на самом деле: — Возможно. Может быть, не с первого взгляда, а скорее с первой встречи. — Игорь задумался, пытаясь подобрать нужные слова, пробовал их на вкус, продолжая неспешно, пока в голове крутится вихрь мыслей: — Как будто бы внезапно понимаешь, что в этом человеке есть что-то особенное, что делает его неповторимым. Почему-то в голове у Грома всплыл хазинский образ, сначала их первая встреча в клубе, потом в отделении милиции, на вступительных в суворовском, в туалете, на кроссе и вот — крайний образ Пети из автобуса. Тогда они ехали на вокзалы, это был их последний раз, когда они виделись перед тем, как разъехаться. Он сидел по правую сторону от Игоря на одиночном сидении и смотрел на него так забавно, хлопая шоколадными глазами, и улыбался так… открыто? Зачем? Почему? Так не должно было быть! Он не должен думать о нем, сидя рядом со своей девчонкой. Не должен! И всё равно Игорь думал… Юлька взглянула на него с интересом, её глаза засветились: — И что же это за «особенное»? Гром улыбнулся и взял её руку в свои: — Не знаю, как точно объяснить. Это как магия, которая притягивает тебя к этому человеку. Вот, да! Между ним и Хазиным была какая-то необъяснимая чертова магия! А ведь он готов принять его сильные стороны, видеть его слабости, и относиться к нему так, как он ни к кому не относился. Пчёлкина улыбнулась и прикрыла глаза, наслаждаясь теплым ветерком: — Как ты думаешь, это с нами случилось? Гром коснулся её пальцев кончиками своих, целуя в макушку и оставляя её вопрос без ответа. Пускай каждый додумает ответ сам. Он был пока не готов признаться себе во всём в полной мере и уж тем более был не готов вот так взять и всё разрушить. Они продолжили сидеть, смотря на закат, утонув в размышлениях о своих чувствах. Вот только Игорь думал совсем не о Юльке, а о человеке, который был сейчас за тысячу километров, где-то в Москве. О человеке, который влез в его жизнь тем летним вечером в клубе, влетел с ноги, всё разрушив. Или, может быть, это всё рушил он сам?