Проклятое наследство

С рассветом часть трещин затянулась, но часть осталась, прорезая ровные стены, словно шрамы. Мира, чувствуя, как внутри все кипит от злости, сидела за столом, обхватив ладонями кружку с надписью: «Худшая сестра в мире». У Исидора в Боготе осталась парная кружка «Худший брат в мире», так что они были квиты, сделав друг другу такой подарок на Рождество. — Мне очень хочется что-нибудь разбить, — наконец, сказала она, отхлебнув кофе. Бруно искоса глянул на нее и вновь сосредоточился на стенах, которые старательно осматривал и простукивал. — Мы вчера весь день угробили на эти проклятые трещины, и сегодня что, опять по новой начинать? Да проще наполнить бездонную бочку! Она стукнула кулаком по столу, и Касита неодобрительно скрипнула дверцей шкафа. — Ну извини, что я злюсь! — огрызнулась Мира, борясь с желанием перевернуть стол и попрыгать на нем. Она понимала, что это очень детское желание, но ничего не могла с собой поделать. Спина болела, руки отказывались подниматься… да черти бы взяли этот дом со всеми его заморочками!.. Ну, кроме Бруно. Его можно оставить. — Ну, они снаружи, не внутри, — Бруно отошел от стены и, принюхавшись, глотнул уже остывший кофе из своей чашки. — Хоть что-то хорошее. Мира злобно проворчала себе под нос, где именно и в каком виде она видела такое «хорошее» и заставила себя сделать глубокий вдох и выдох. Дом не виноват, как и дедуля Педро, и тем более, Бруно — хотя после ее слов он прижал уши к голове, словно это была целиком и полностью его вина. — Ладно. За работу, — Мира решительно отставила чашку и с кряхтеньем поднялась со скрипнувшего стула. В спине что-то хрустнуло, и она сцепила зубы, гася приступ раздражения. Да черт возьми, ей двадцать лет, почему же она разваливается на части?! Работа, которая еще вчера текла рекой, сегодня стопорилась на каждом шагу — шпаклевка ложилась неровно, падая на пол неаккуратными кляксами, шпатель выворачивался из руки, ведро постоянно путалось под ногами, так, что в конце концов она о него споткнулась и шлепнулась на пол — хорошо еще сверху не облилась раствором. — Да пошло оно все!.. — завопила Мира, метким пинком отправляя шпатель в дальний угол патио. Касита скорбно заскрипела, но Мира только сердито топнула ногой. Какой смысл во всем этом, если ночью драгоценная бабушка Альма превратит их труды ничто?! — Все еще хочешь что-нибудь разбить? — Бруно спрыгнул откуда-то со второго этажа, и Мира молча кивнула. На языке у нее вертелись только ругательства, и срываться на нем не хотелось. — Пошли. Идти было недалеко: к тому же котловану, куда они выбросили мусор. Бруно протянул ей сумку, которая в далеком прошлом явно была наволочкой и Мира с удивлением уставилась на зеленые таблички, треснувшие тарелки и разрисованные картонки. — Мой личный запас на случай приступа раздражения, — проронил Бруно, садясь на траву и глядя куда-то вдаль. — Раньше каждый день сюда ходил, то орал, то драл когтями землю… Он повел плечами и глянул на нее. — Если я тебя смущаю, могу отойти. Или вернуться в Каситу. — Не родился еще тот человек, который меня смутит, — буркнула Мира, вытаскивая зеленую табличку. — А это точно мо… — Точно. Хорошие пророчества я у себя в спальне держу отдельно. Их, конечно, так много… — Бруно красноречиво закатил глаза и сморщил нос, вызвав у нее короткую вспышку умиления. Мира, помедлив, замахнулась и швырнула табличку в котлован — та полетела, как метательный нож и врезалась в землю, даже не разбившись. Бруно издал приглушенное фырканье и вытянул лапу с опущенным вниз большим пальцем. — Я ожидал большего. — Ну знаешь! — Мира возмущенно вскинулась и тут же прикусила язык, уловив насмешливый блеск в глазах. Ох, и родственники у нее… Следующее предсказание она швырнула с большим усилием, и оно разлетелось на кусочки, врезавшись в камень. — На троечку. — Слышишь, ты! Сам бери и швыряйся, — Мира пихнула ему сумку, но Бруно покачал головой. — Не-а. Это было твое желание, — он улегся на земле и прикрыл глаза. — Разбуди, как закончишь. Мира пару минут испепеляла его взглядом, после чего с азартом схватила треснувшую тарелку и швырнула ее вниз. Постепенно процесс захватил ее — и в какой-то момент она испустила громкий вопль, выплескивая все, что накопилось внутри. Тарелки и пророчества закончились, и она схватилась за картонки, с громким хохотом разрывая их пополам. — Ну наконец-то, а то я боялся, придется искать сервиз, который Пепите подарили на третью годовщину свадьбы, — она обернулась, встречаясь взглядом с Бруно. — Что? Он ей все равно никогда не нравился. Полегчало? — Да, — Мира с удовольствием потянулась. — Немного полегчало, хотя руки теперь опять болят… — Ох уж эта молодежь. Я на сто лет тебя старше, а здоровье уж точно получше будет, — Бруно поднялся на ноги, картинно взъерошив шерсть и выгнув спину, и Мира прищурилась, медленно подбираясь ближе. — Так. Что ты… Ты что творишь? Он отпрыгнул в сторону, когда она почти ухватилась за его руану. — А ты щекотки боишься? — с коварной ухмылкой поинтересовалась Мира, и Бруно быстро отступил еще на шаг назад. — Вообще не боюсь. — Я так и поняла… А ну, стой! — Догони меня сначала! В глубине души Мира понимала, что время, проведенное у котлована, можно было бы потратить с большей пользой, но ловить — хорошо, пытаться поймать — своего прадядюшку было гораздо интересней и веселее. Бруно носился от нее по поляне большими прыжками, периодически притворяясь, что устал, чтобы в последний момент отскочить в сторону с довольным хохотом, и Мира вскоре без сил рухнула на траву, переворачиваясь на спину и глядя в небо. — Все. Загонял ты меня, — объявила она, раскинув руки и закрывая глаза. Бруно, судя по звукам, приблизился к ней и сел рядом. — Я же говорю, никудышная сейчас мо… Мира рывком поднялась и, обхватив его за шею, повалила на землю — Бруно только зубами щелкнул у нее над ухом. — И все-таки, я тебя поймала, — торжествующе выдохнула она, прислонившись щекой к теплой шерсти. Ребра у него ходили ходуном, и ладонью она чувствовала, как гулко стучит сердце у него в груди. — Это была хитрость, а в честной погоне меня бы никто не поймал, — Бруно машинально опустил лапу ей на спину и тут же отдернул ее. — Все, слезай с меня, я же костлявый. — Всяко мягче земли, — Мира показала ему язык и покрепче обняла. — Имей совесть, я хоть пять минут отдышусь. — Простудишь спину — будешь ходить скрюченной, — замогильным голосом отозвался Бруно. — Имей в виду, я был пророком. Так что, прислушайся к моим словам… Он снова опустил лапу ей на спину, и Мира довольно улыбнулась — хоть и костлявый, но зато какой теплый. И пушистый. Она полежала еще немного, наслаждаясь наступившим спокойствием, как внутри, так и снаружи, и решительно села. — Бруно. Делаю официальное заявление — ты мой самый любимый родственник, после родителей, конечно. — Это честь для меня, — Бруно театральным жестом прижал лапу к груди и перевернулся, вскакивая на ноги и встряхиваясь. — В таком случае, ты официально моя любимая родственница в новом поколении. — Осталось только запустить парочку фейерверков и обняться, заливаясь слезами, — буркнула Мира, выходя к тропинке, ведущей к дому. Под ноги подвернулся камень и она, споткнувшись, машинально ухватилась за лапу Бруно. Тот лишь вздохнул, приноравливаясь к ее шагу. Сил, конечно, у нее не прибавилось, но и злости она уже не чувствовала. За шпатель Мира взялась с легким чувством в сердце — ну и пусть все опять растрескается, все равно нужно попытаться. Судя по золотой бабочке, усевшейся на стену, дедушка Педро ее полностью поддерживал в этом. Бруно работал рядом — периодически они переглядывались с довольными улыбками, и Мира в какой-то момент рассмеялась — у него на ухе сидела золотая бабочка, аккуратно закрывая и раскрывая крылышки. — Что? — Бруно настороженно вскинулся, но она только рукой махнула. — Ты просто чудо, — наконец, выдавила Мира, отсмеявшись. Золотая бабочка никуда не улетела, только на второе ухо уселась еще одна. — Чудовище. — Чудо. И не спорь с, как ты сам сказал, любимой родственницей. Бруно фыркнул, но спорить не стал. Поужинав быстрорастворимой лапшой с абсолютно картонным мясом, они торжественно пожелали друг другу доброй ночи и разошлись по спальням. Несмотря на усталость, Мира лежала, чутко прислушиваясь ко всему, что творилось за дверью. Почему Альма сама не видит, что рушит дом и причиняет ему боль? Почему Бруно стал таким, почему дедушка Педро молчит? — Вот никогда не любила фентези, — пробормотала она, чувствуя, как слипаются глаза. На грани сна ей показалось, что носа коснулось что-то теплое, но сил открыть глаза у нее уже не было.

***

Она смотрела на молодую перепуганную женщину, прижимавшую к себе трех младенцев — судя по размеру, им было несколько месяцев от роду, хотя Мира никогда не была экспертом в детях. — Иди, mi velita, — услышала она свой собственный голос — почему-то мужской, но времени удивляться уже не было. Она — или он? — уже обернулась к несущимся прямо на нее всадникам, и вскинула руки. — Стойте! Там женщины с детьми и старики! Дайте им уйти! Удар саблей Мира прочувствовала очень хорошо — ее буквально ослепило от боли, а затем… Затем с ней стало происходить что-то странное: она разрасталась и менялась, ломалась изнутри, становясь больше и больше. И видела она теперь сразу все вокруг, и изнутри, и снаружи. Она заметила ту самую женщину, которая, смаргивая слезы, робко помахала ей рукой — и махнула в ответ ставней. Она перестраивалась, ловила детей — двух девочек и одного мальчика — в миллиметрах от пола, отгоняла их от огня, не давала высунуться из окон, качала кровать, чтобы они побыстрее уснули, когда Альма — а теперь Мира уже узнала эту женщину, — лежала в полуобмороке от усталости. А потом, когда детям исполнилось пять лет, она снова перестроилась, становясь изнутри гораздо больше, чем снаружи. «Больше никогда не буду смотреть Доктора Кто» — мрачно подумала Мира, и обрадовалась: наконец-то это была ее собственная мысль, а не мыслеобразы дома. Теперь ей стало немного легче: не нужно было лихорадочно соображать, как поднять половицы в пятой комнате на первом этаже и при этом держать ставни закрытыми, а огонь — ровным, чтобы не сжечь обед. И теперь она была сторонним наблюдателем. Альма сидела рядом с маленьким, лет шести-семи, мальчиком, гладя его по голове. — Пойми, hijito, хорошие вещи так или иначе произойдут сами собой, а если ты про них расскажешь, то это испортит всю радость. — Но почему? — мальчик непонимающе взглянул на нее. — Если про них узнать заранее, разве они перестанут быть… хорошими? — Не перестанут, Брунито, но радости от них будет гораздо меньше, — Альма тяжело вздохнула, прижимая его к груди. — Но что действительно важно — это плохие вещи. — Я не хочу… — Бруно. Я тоже не хотела, чтобы твой отец умер. И он бы этого тоже не хотел. Если бы мы знали заранее, что нас ждет, мы бы… уехали раньше. Подготовились, — она оборвала саму себя, и Бруно, втянув голову в плечи, робко погладил ее по руке. — То есть, если я буду искать в будущем плохие вещи, то мы сможем их… изменить? — Да. Я думаю, хотя бы некоторые мы сумеем изменить к лучшему. А если их изменить нельзя, то можно подготовиться, чтобы это не стало таким ударом судьбы, — Альма, улыбнувшись, поцеловала его в щеку. — Ты мой золотой мальчик, Брунито. Отец бы гордился тобой. Мира покачала головой, но Каситу уже заволокло золотыми бабочками, а когда они разлетелись, она снова увидела Бруно, только уже постарше: ему, кажется, сейчас было лет тринадцать-четырнадцать, и выглядел он как типичный подросток: тощий, нескладный, взъерошенный и забавный. Он стоял, упрямо сжав губы и глядя в пол, пока какой-то мужчина с багровым от злости лицом, сердито говорил с Альмой. — Да ваш сын — бездушное чудовище, говорить такие вещи беременной женщине! — Сеньор Мендоза, я уверена, это недора… — Недоразумение?! Он сказал Марселите, что ее отец умрет через неделю, как она родит сына! Она уже несколько часов рыдает и боится, что ребенка скинет раньше срока! — Сеньор Мендоза, я сейчас же отправлю к вашей жене Джульетту. Все будет хорошо… — Да, но отец-то у нее умрет! Закрыв за разъяренным мужчиной дверь, Альма на мгновение прикрыла глаза и обернулась к Бруно, который напрягся, словно готовясь к сражению. — Ты мог это сказать как-то помягче? — Как? — огрызнулся он, складывая руки на груди. — Простите, сеньора, у вас будет здоровый мальчик, просто загляденье, жаль, что он не сможет встретиться с дедушкой, так что ли?! — Бруно… — Альма расстроено махнула рукой. — Неужели ты сам не понимаешь, что и кому нужно говорить? — Ты же сама говорила — хорошо, когда узнаешь о плохих вещах заранее, можно подготовиться к ударам судьбы, — в голосе Бруно теперь звучала издевка, и Мира беззвучно присвистнула. А ее дядюшка в подростковом возрасте был еще той заразой. — Бруно! Я не желаю слышать такой тон. Выйди и подумай о своем поведении. Дождавшись, пока сын выйдет из патио, Альма на секунду закрыла глаза, растирая лоб костяшками пальцев. — Педро, mi amor, как же мне тебя не хватает… — пол в Касите пошел волнами, но Альма этого не заметила. Все вокруг снова заволокло бабочками, а когда они рассеялись, Мира едва успела отскочить в сторону — что было довольно сложно, потому что она не ощущала и, тем более, не видела собственного тела — мимо нее пробежала хохочущая рыжеволосая девушка. — Пепита! — раздался возмущенный вопль от входной двери, и следом в Каситу вбежал уже повзрослевший Бруно в насквозь мокрой одежде. — Это, по-твоему, смешно?! — Сам виноват! — раздалось со второго этажа, и Бруно скорчив угрожающую рожу, потряс кулаками в воздухе. После чего, вздохнув, стянул руану, с которой капало на пол, и слегка театральным жестом отжал. Из кухни выглянула вторая девушка и неодобрительно покачала головой. — Брунито, чудовище! Совести у тебя нет! — Я вытру, — отозвался он, отжимая волосы. Мира поймала себя на том, что не может отвести от него глаз, и мимоходом задумалась, насколько вообще это нормально: пялиться на своего дальнего родственника, которому, вообще-то, уже за сотню лет перевалило… Но сейчас Бруно было лет двадцать, плюс-минус два года, и Мира только вздохнула. — Что у вас опять случилось? — Джульетта, на ходу вытирая руки о фартук, подошла ближе и потянула за рубашку. — Раздевайся, быстро, сейчас полотенце и пандебоно дам. — Мы были на танцах у Растрепо, и когда Алехандро заиграл особо лиричную мелодию, Пепу пробило на слезы… ну и, в общем, угадай, на кого это все пролилось, — ворчливо отозвался Бруно, расстегивая рубашку и ежась. — Давай полотенце, холодно же! Мира мысленно перекрестилась и порадовалась, что он хотя бы штаны оставил. — Слушай… Чего ты вообще на танцы пошел? — тихо спросила Джульетта, набрасывая ему полотенце на голову. — Ты же их не любишь. — Еще больше я не люблю, когда моя сестра возвращается среди ночи в разорванном платье и со слезами, — глухо отозвался Бруно из-под полотенца, и Джульетта, приглушенно ахнув, схватилась за сердце. — Что?! Это… — Это было видение. И оно уже не исполнится. — Она знала?.. — А ты как думаешь? — Бруно встряхнул головой. — Если бы знала, тут сейчас такой ураган бушевал… — Бруно! — резкий окрик со второго этажа прервал тихий разговор и Мира взглянула на сердитую Альму. — Где ты был? — На танцах. Вместе с Пепой… — Это очень хорошо, но что насчет предсказания для сеньора Густаво? — Он может подождать до завтра, — неуверенно огрызнулся Бруно. Мира заметила, что его лицо, такое живое и открытое во время разговора с сестрой, словно закаменело. Альма неодобрительно покачала головой. — Бруно, я надеюсь, что ты будешь серьезнее относиться к своим обязанностям. — Но… — Я не хочу слышать никаких оправданий. Завтра уж будь любезен сделать предсказание и извиниться за то, что сегодня ты весь вечер лоботрясничал. Мира краем глаза уловила движение и обернулась — рядом с ней стоял дедушка Педро, глядя на жену с болью и печалью. Касита задрожала, щелкая плиткой, но Альма только слегка хлопнула по стене. — Тихо, Касита. Помолчи. Мы должны в первую очередь заботиться о людях в Энканто, а все развлечения — потом… Снова бабочки, и снова; Мира видела свадьбу своей прапрабабушки Джульетты и Агустина — вот совсем не верилось, что этот неуклюжий и добродушный парень сможет уехать из края чудес вместе с дочерью и уберечь ее в разгар гражданской войны, она видела первые шаги бабуленьки Исабеллы — та уже в год ходила изящно, словно принцесса, миновав стадию неуклюжих шажков и падений. Бабочки взметнулись перед глазами, и она увидела разъяренную прапрабабушку Пепу, стоявшую напротив Бруно. — Ты чудовище! Ты как мог это ляпнуть моей дочери?! — Слушай, я не виноват… — Бруно был из тех, кто с возрастом становится только красивее, хотя все впечатление портило затравленное выражение на лице. Мире резко захотелось похлопать его по плечу и подбодрить, но все, что она могла — это бесплотным и безмолвным духом наблюдать со стороны. — Долорес влюбится в парня, который будет помолвлен с другой, ну так это лишь помолвка, не свадьба… — Бруно! — Пепа с шипением хлопнула себя ладонью по бедру. — Не смей. Больше не смей делать предсказаний моим детям, ты все понял?! — Да, — устало ответил он, отводя взгляд. — Никаких предсказаний детям. Пепа, пробормотав что-то себе под нос, круто развернулась, хлестнув косой по воздуху, и ушла, чеканя шаг. Бруно медленно спустился вниз, забираясь на диван, и к нему сразу бросились двое детей — Мира только по одежде поняла, что это мальчик и девочка: они казались похожими, словно две капли воды. Девочка немного щурилась, и она с запоздалым изумлением поняла, что смотрит на свою прабабушку Мирабель. — Дядя Бруно, дядя Бруно! Поиграешь с нами! — требовательно заявил мальчик, запрыгивая на диван. — Давай ты как будто чудище, которое похитило Мирабель, а я как будто рыцарь и тебя победю! — Не-е-ет! — Мирабель проворно забралась на колени к Бруно. — Дядя Бруно не чудище, это он тебя подебит… победит! Правда, дядя Бруно? Ты меня защитишь? — Конечно, mi milagro. Я тебя от всех защищу, — Бруно поцеловал ее в кончик носа, и Мирабель с довольным видом захихикала. — Тогда у нас Камило будет чудищем? — Я стр-рашный и ужасный! — радостно завопил мальчик, прыгая на диване — Касита быстро подбросила парочку подушек на пол. И еще вихрь бабочек… Мира ненадолго зажмурилась — ее уже слегка укачивало от постоянно сменявшихся картинок прошлого. На этот раз была ночь, и Альма держала Бруно за руку, требовательно глядя в лицо. — Мама, я не буду… — Ты должен, Бруно. Если нашей магии, нашей семье что-то угрожает, то ты должен это увидеть, чтобы мы могли все исправить или подготовиться. — Она ребенок! — Я знаю, Брунито. Но наша семья в опасности. Наше Чудо, дар твоего отца — что, если он исчезнет? Что с нами тогда будет? — Альма вздрогнула, и Мире стало ее жаль. На долю секунды, но действительно стало жаль. Бруно молча опустил голову и шагнул к своей двери. Мире никогда не удавалось увидеть комнаты семьи Мадригаль изнутри и сейчас она просто ждала неизвестно чего. Дверь распахнулась, пропуская Бруно — тот шатался, хватаясь одной рукой за стены. — Выходит, я действительно чудовище, — услышала она тихий голос и вскрикнула от неожиданности — тело Бруно изогнулось, вырастая и ломаясь. Лицо вытянулось, становясь жуткой мордой, пальцы искривились, отращивая когти. Чудовище. Бруно хрипло зарычал, цепляясь когтями за стену и оставляя следы. Он ненадолго замер, глядя на свои лапы, после чего поднял морду к потолку. — Помоги мне. Хоть раз, папа. Помоги мне хотя бы сейчас. Мира увидела дедушку Педро — тот невесомо обнял сына за плечи и коснулся стены. Камни разошлись в стороны и Бруно сгорбившись, забрался в трещину, которая затянулась за ним. Видение снова сменилось — теперь Мира стояла возле обеденного стола. Альма строго оглядела семью, ненадолго задержав взгляд на сгорбленной фигурке Мирабель, притулившейся между родителями. — С этого дня я не хочу слышать ничего, связанного с Бруно. Раз он сбежал в этот нелегкий для всех нас час, то туда ему и дорога — ни видеть, ни слышать, ни знать его не хочу. Ноги его не будет в этом доме, пока я жива. — Мама… — неуверенно начала было Джульетта, но Альма сурово покачала головой. — Нет. Мы больше не говорим и не вспоминаем о Бруно. Никогда. Перед глазами снова замерцали золотые бабочки, — у Миры появилось стойкое ощущение, что ей под веки кто-то от души сыпанул битое стекло. Она следила за тем, как растет ее прабабушка Мирабель: стараясь прыгнуть выше головы, доказать, что она такая же особенная, как и все другие в семье, что она совсем не расстраивается, когда ей говорят, мягко или грубо, но вполне однозначно: «Мирабель, не мешай. Пусть этим займется тот, у кого есть дар». Мира следила, как менялся Агустин — его лоб все чаще прорезала суровая складка, и он все чаще спорил с Альмой — уже вечером, подальше от детских глаз, и эти споры всегда прерывала Джульетта, пытаясь примирить свою мать и мужа. Она видела, как Мирабель пробралась в башню Бруно и вернулась оттуда, прижимая к себе сумку, в которое мерцало что-то зеленое — Мира узнала осколки пророчества и заинтересованно вытянула шею, но ее снова унесло прочь. Альма лежала в кровати, глядя в приоткрытое окно. Касита дрожала, как при землетрясении, и по стенам ползли трещины. Мира слышала тихое поскуливание изнутри стен — но Альма ничего не замечала. — Где я ошиблась, Педро? — шепнула Альма, слепо глядя в пустоту. — В чем я ошиблась, mi amor? Я так хотела, чтобы твой Дар помогал людям… Дом снова содрогнулся, и Мира увидела дедушку Педро, который беззвучно твердил ей что-то. Он протянул руку, дотрагиваясь до руки Альмы, но та лишь отдернула ладонь, прижимая ее к груди и рассеянно потирая второй. — Я так виновата перед ними… — устало сказала она, закрывая глаза. Дом дрожал все сильнее, трещины перескочили на потолок, ширясь, словно скалящиеся пасти. Мира почувствовала, что проваливается сквозь трещину, разверзшуюся у нее под ногами, и с воплем подпрыгнула на кровати. Ее футболка, в которой она спала, была насквозь мокрой, а глаза просто горели от боли. Мира, тяжело дыша, прижала ладони к лицу — во рту пересохло, словно она лежала в горячке. В дверь поскреблись и она услышала неуверенный голос Бруно. — Тут время уже к полудню, а ты еще спишь. Ты точно в порядке? Мира отняла ладони от лица, глядя на вытянутую морду и длинные когти — и видя перед собой человека. — Ты такой красивый, — невпопад ответила она, и Бруно на пару секунд замер, настороженно вскинув уши. — Ясно. Все-таки, ты простыла. Я пошел за твоей аптечкой. — Не на… а хотя знаешь, давай, — Мира кое-как выбралась из-под одеяла и села, обхватив голову ладонями. Так плохо ей не было даже когда они с Исидором праздновали свое восемнадцатилетие.