budapest.

flashbaсk.

Старенький магнитофон, привезенный ее отцом из какой-то страны в Европе, разрывался от парта Кулио, который на весь дом пел о том, как большую часть жизни он провел в гангстерском раю. — Пауэр ис зэ мани, мани ис зэ пауэр, — пытается попасть в бит на своем ломанном английском, но тут бы венгерский выучить. — мини афтер мини, аур афтер аур. Заканчивает красить глаза, но как только оборачивается, спотыкается о нагло спизженные мамины туфли с охуеть каким высоким каблуком. В ее комнате сейчас и черт ногу сломит. Вы только не подумайте, что это отсылка к тому, что сама она и есть черт. Весь гардероб был вывален на кровать, косметика валялась по всему столу, бесконечное количество туфель, ботинок и кроссовок занимали все оставшееся свободное пространство в комнате. Посреди всего этого хлама стояла она, поправляя короткое черное платьице. И не дай бог ее в этом увидит мама. Оставит дома. А если увидит отец, прибьет на месте. Вот прям вообще без единого шанса. Ее план был самым тупым из всех возможных, потому что родители явно не поверят, что в таком прикиде и с таким макияжем она собралась к подружкам в гости, но почему-то она свято верила в то, что он поможет ей сегодня. Сбежать на тусовку. С ним. К кому и куда она правда не знала, какой-то там его охуенный друг, капитан футбольной команды, которому все всегда было можно. А еще у него богатые родители, огромный двухэтажный дом, море бесплатного алкоголя и кое чего покрепче. И запретнее. Она никогда не переходила черту дозволенного, но знала, что он ее уже давно перешагнул. И наверняка на этой тусовке выкинет очередную херню, от которой она будет не восторге. Но разве ее, этим, блять, остановишь? Телефон, закинутый огромным количеством платьев, вибрирует. Там сообщение от Гриши о том, что если она не выйдет из своего чертового дома через 20 минут, то он сам вытащит ее через окно и срал он на ее родителей. Этого сообщения, она, конечно же не видит. И двадцать минут пролетает как одна. Все это время она безуспешно боролась с длинными сапогами, пытаясь натянуть их на свои ноги. Задирает одну ногу, в попытке застегнуть молнию. Платье, что едва прикрывало ее филейную часть тела, задралось еще выше. Бедра были обнажены. Ее это особо не напрягало, потому что, как говорится, ее дом — ее обитель. Только она не учла, что кое-кто особо наглый, вечно, блять, пытался проникнуть в это жилище, причем самыми бесцеремонными способами. Спасибо, что только в него. Где-то позади нее послышался свист, который она не расслышала из-за громко игравшей музыки. Гриша облокотился о подоконник. Как обычно растрепанные и торчащие во все стороны каштановые волосы, озорной взгляд зеленых глаз, хер пойми какая одежда и вечно задвинутая назад кепка. Ей богу, с кем с кем, а с ней он никогда не расставался. Ляхов оценивающе проходится взглядом по её фигуре, остановившись на бёдрах, едва обтянутых в черненькое платье, длина которого явно не дотягивала до такого доброго имени. Без зазрения совести он наблюдает за тем, как его любимая соседка пытается расправиться с застежкой на сапогах, матерясь то ли на венгерском, то ли на русском и совершенно не обращая внимания на то, что сзади стоит парень. Гриша, разумеется, предупреждать ее о своем присутствии не спешил. Сначала нужно как следует насладиться открывшимся перед ним видом. Вообще-то, он уже видел ее голой, но то было случайно и тогда он был вусмерть пьян, так что едва подняв голову тогда, он сразу опустил ее поближе к унитазу, пока она за шторкой отмывала от своего тела пиво, в котором она едва ли не купалась на вечеринке. Но тут-то дело другое. Беззастенчиво и беспалевно наблюдать с такого ракурса была намного интереснее. Она его с ума сводила. Одним своим видом. Даже в растянутой отцовской футболке, с растрепанными и запутанными волосами, с заспанным видом, с крошками еды в уголках губ и с отвратительным настроением. Что уже говорить обо всех остальных моментах. Против мужской природы не попрешь и сексуальное напряжение между ними просто так не снимешь. Поэтому не будь бы между ними вот этого противного официального призвания "друзья", Ляхов бы прямо сейчас повалил эту бесстыдницу на кровать и... Впрочем, что было бы дальше, ни он, ни кто либо другой не узнает. Потому что стоило Ляхову переползти черту дозволенного, зайти чуть дальше в своих заигрываниях с ней, то чаще всего он почти сразу же получал по рукам, либо, что еще неприятнее, по лицу. И плевать, что чаще всего именно она начинала дразнить его. Плевать, что почти каждый раз, когда он залезал в ее комнату, она уходила в душ, прикрываясь лишь одним полотенцем и игриво бросала ему в след, чтобы он подождал ее. И каждый раз улыбалась, прямо как чеширский кот, зная, что каждым своим провокационным действием она распаляет в Ляхове чертов огонь. Гриша уплывает в свои похабные мысли настолько, что не замечает, как задевает пепельницу на ее подоконнике и та падает с грохотом на пол. Она оборачивается. Взгляд у нее, мягко говоря, прихуевший, потому что сколько там стоял Ляхов и что именно он видел и слышал она знать не знала. — Гриша, ты, блять.... ты невероятный.... — вместо кучи нецензурных слов с ее уст слетает лишь это. — Я даже не буду спрашивать какого хуя ты здесь забыл. Она смеется с нелепости ситуации и швыряет в Ляхова какую-то мягкую игрушку. Динозаврик, блять. Гриша ловко ловит ее на подлете к собственному лицу. — Какого хуя ты здесь забыл, — Гриша бесстыдно ее передразнивает, управляя маленькими ручками игрушечного тиранозавра. — Ты долбаеб, — она наигранно закатывает глаза. — Неплохое умозаключение, — теперь он вертит игрушку в разные стороны, осматривая ее так внимательно, будто бы его действительно ебет этот динозаврик. На самом деле он просто не хотел концентрировать свое внимание на все еще задранном платье. — Я жду ответа. Ты не мог подождать меня на улице? Че за дурацкая привычка залезать ко мне без предупреждения? А если бы я была голой? Понятие личное пространство для тебя вообще отсутствует? — на парня посыпался шквал вопросов. Она смеряет его недовольным взглядом и Ляхову кажется: еще чуть-чуть и она столкнет его с этого окна. Он молча указывает ей на телефон. — Мог бы, но мерзнуть на улице не интересно. Малая, в следующий раз отвечай на звонки и не выебывайся. —- ее бровь вздернулась вверх. На лице заиграли желваки, выказывая открытое раздражение. Все, что она хотела сейчас — придушить этого засранца голыми руками. Но это было бы слишком легко. — Окей, дай мне еще десять минут и я спущусь. Все, проваливай, — она бурчит недовольно, выхватывает игрушку из его рук и скрещивает руки на груди. Ляхов хитро прищуривается. Она понимает, что это не к добру. — Не, малая, — на его губах легкая ухмылка. Он надвигается на нее медленно, томный взгляд зеленых глаз пронзает насквозь. Она пятится назад, насколько это возможно, потому что практически сразу упирается в стол. Чего ждать от Гриши она не знала. Потому внутри живота завязывается противный узел плохого предчувствия. Или же нет. — Для начала, ты для меня кое-что сделаешь. — Ляхов опять мило улыбается, подходит к ней еще ближе, буквально оставляя между их лицами 10 сантиметров. Она душит в себе порыв отодвинутся — это его очередная игра и ей нельзя проиграть. Гриша расставляет руки по обе стороны от нее и тем самым окончательно загоняет в тупик. Мозг судорожно работает в попытке понять, что на этот раз задумал парень. Он смотрит на нее сверху вниз, ввиду своего роста. И оба взгляд не отрывают. А потом Гриша начинает действовать. Она вздрагивает, когда чувствует прохладное прикосновение его пальцев к обнаженной коже. Ладонь Гриши, сжавшись на ее колене, скользнула вверх по бедру. Она прикусила губу, чувствуя, как к щекам приливает краска. Кожа зашлась мурашками. — Сделаю что? — вздохнула она, когда его большие пальцы принялись оглаживать внутреннюю сторону бедер. Она сглотнула. И была уверена, что он и сам изо всех сил пытался удержать дыхание. Его руки лежали на бедрах, но пальцы слегка дернулись. Ляхов слегка улыбается, заламывает бровь и снова наклоняется чуть ближе. А она отклоняется назад. Эти кошки-мышки со стороны кажутся забавными, а вот ей хочется зайчиком вскочить да ушмыгнуть из недообъятий парня куда подальше. — Снимешь это блядское короткое платье, которое уже хуеву тучу времени задрано так, что я едва сдерживаюсь, — шепчет он ей на ухо и одним резким движением опускает задравшееся платье вниз. Фразу он не договаривает и от этого она едва с ума не сходит. Гриша и до этого позволял себе подобного рода вольности, но то, что происходит между ними сейчас, стирает к чертям все, что было до. — Ч...что? — переспрашивает она совсем по глупому. Почему-то именно сейчас весь набор едких фразочек куда-то подевался. В горле почему-то пересохло и наконец пришло осознание того, что где-то внутри крутит совсем не от страха. Скорее возбуждение приятным тянущим чувством расходилось по телу. Но это как-то неправильно. Они ведь друзья. — Переодевайся, — на этот раз он говорит ей это прямо в губы, — пока я сам его с тебя не снял.  С минуту она тупо пялится на него, пытаясь собраться с мыслями и не выглядеть перед ним слишком уж полной дурой. Руки Гриша убрал. Но кожа все еще помнит прикосновения и горит огнем, словно бы его руки были раскалены. Она сейчас на грани между тем, чтобы наорать, ударить и выставить его из этой чертовой комнаты. Или же продолжить игру. И она продолжает. — Пошел нахер, Гриша, — огрызается с ним нарочно, пытаясь освободиться из его оков. — Я не буду его снимать. Его челюсти сжались и он выдохнул. — Будешь. И снимешь как миленькая. Я не пойду с тобой на тусовку, если ты будешь выглядеть как шлюха, — спокойно отвечает он. — Как шлюха? —она возмущённо скидывает руки шатена и фыркает. Этот козёл не может называть её шлюхой. Просто. Не. Имеет. Права. Он же просто издевается. Пытается вывести её из себя. Ведь так? — Нихера себе. Конечно, со мной ты не пойдешь, зато будешь целовать на тусовке своих баб, у которых во рту хуев побывало больше чем у заядлых проституток, — со злостью выплевывает она. Злиться не входило в ее планы и устраивать скандал тоже, но иногда Ляхова нужно осадить. — Если ты не пойдешь со мной из-за гребаного платья, пожалуйста. Найду еще короче. И найду того, кому это не будет противно. Она больше не церемонится, ей надоело разыгрывать дешевый фарс. Ее руки упираются ему в грудь и она буквально отталкивает Гришу от себя. — Встретимся на тусовке, Ляхов, — указывает ему на выход. В окно. Иронично, не так ли? Гриша всё это время стоял на месте. Сжатые кулаки, сморщенные брови, напряжённое тело – не самые мирные жесты, а как её обжигал его взгляд. Ей богу, только эта девчонка умела так крутить им. Но оставаться в проигравших Гриша не мог себе позволить. Только не с ней. Только не сейчас. Гриша вновь впечатывает ее в стол. Но на этот раз все его действия были пропитаны грубостью и резкостью. Она попыталась освободиться, но хватка усилилась, она рванула ещё и он сжал тонкое запястье сильней. — Отпусти, придурок. — Выпалила она раньше, чем подумала. Теперь Гриша ее пугал. Оставив ее попытки выбраться без внимания, Ляхов вплотную встал между ее ног и опустился на нее сверху, припечатывая к столу. Он сильно прижался губами к ее рту, сминая, подавляя. Подчиняя. Не ожидая такого действия, она приоткрывает рот, в попытке что-то сказать, но совершает фатальную ошибку. Чувствует его горячий язык на своем и то, как на талии крепко сжимаются мужские пальцы. Она остро осознавала, кто ее целовал, но не могла сопротивляться накатывающему возбуждению. Его руки беспорядочно бродили по ее телу от талии до бедер, приподнимаясь и опускаясь. Она подалась навстречу его ласкам, и легкий смех Гриши отразился резонансом в груди и мелкими мурашками побежал по всему телу. Почти бессознательно, слишком увлеченная поцелуем, она позволила со своих уст сорваться первому приглушенному стону. По губам Ляхова пробежала самодовольная улыбка. — Встретимся на тусовке, малышка. В один миг он отстраняется и в следующий подмигивает ей на прощание, оставляя ее переваривать произошедшее. От точки осталось совсем ничего.