«За полями остыли равнины,
За лесами сгорели костры.
Нет тебя в этом мире,
Скажи же мне, где ты?»
Всё то же грязно-серое небо над головой с утробными и глухими раскатами грома. Завеса из холодного и колючего ливня застилала всё вокруг, заглушая траурную процессию и торжественно-скорбный звук оркестра. Безликие люди, мельтешащие вокруг и суетящиеся, не заботили самого Кейла, что так долго и безотрывно смотрел на удаляющийся золотой гроб. Недвижимый, он не отрывал взгляда, провожая в последнее пристанище кого-то очень близкого и дорогого. Он не понимал как измождённо и устало выглядел в глазах других людей. Да и их мнение не имело никакого значения. Одежда давила на тело, пропитавшись ледяной водой. Казалось, каждая частичка кожи онемела. Даже голова понуро опустилась, он смотрел на всё исподлобья, с налипшими от влаги волосами на отрешённом лице. Если бы кто-то из знакомых увидел его сейчас, то удивлённо вскинул брови, прокричав: «Это Кейл Хенитьюз?», — глядя на человека, будто потерявшего свою душу. Былые надменность и азарт в повадках полностью пропали, потускнев, как остывшие и погибшие где-то над головой звёзды. Мёртвый, полностью стылый, как этот самый дождь, взгляд был направлен только на одну точку вдалеке. Тёмные и тяжёлые круги под глазами выглядели особенно устрашающе на посеревшем от бледности лице. Некоторым могло показаться, что он и не моргал вовсе, застыв на месте каменной скульптурой по человеку, которым когда-то был. Но вот, воспалённые и покрасневшие глаза наконец-то закрылись на краткий миг, чтобы вновь открыться. Тяжёлые капли сорвались с длинных ресниц, падая на меловые щёки. Этот чёртов дождь. Во всём виноват только он. Перед его рассеянным взором появился человек. Кейл так и не поднял головы, всё так же отрешённо смотря в пустоту. Перед глазами чья-то широкая грудь, облачённая в белый форменный пиджак с искусной золотой вышивкой. Дыхание этого человека, его движения и даже то, как он тихо занёс руку над головой Хенитьюза, безуспешно укрывая от этого колючего и безжалостного дождя. Едва слышный запах персиков и мяты, идеально белые укороченные перчатки на его руках и даже брошь с алым рубином — всё это настолько знакомо Кейлу, что он забыл, как дышать. Ещё раз моргнув, погрузившись в темноту, словно на краткий миг давая передышку перед встречей, собрав подобие себя по кусочкам. В этом блаженном неведении, Хенитьюзу казалось, что всё его лицо покрывали холодными и влажными поцелуями. Часто-часто, касаясь каждой частички кожи, в точно таком же ритме как тарабанил чёртов дождь. Однако же, это всё было не более, чем наваждение. Лицо Кейла оставалось ледяным и мокрым. От пронизывающего холода даже его бы губы посинели, если бы Хенитьюз так отчаянно не сжимал их в тонкую линию. Ему не нужно было смотреть в лицо этому человеку, чтобы узнать. И без того красные от дискомфорта глаза закололо ещё сильнее, как если бы в них насыпали добрую порцию битого стекла. Хенитьюз наконец-то медленно поднял голову и посмотрел в такой же стылый и уставший взор. Альберу глядел на него в точности так же: безотрывно, не моргая, боясь, что наваждение быстро рассеется, стоило только прикрыть на мгновение тяжёлые веки. Грудь Кейла впервые сдавило так сильно, во рту появился неприятный кислый привкус, словно он выпил не один стакан лимонного сока. Между ними была тишина, лишь завеса дождя укрывала их, как любимых детей, от чужих взоров. Хенитьюзу даже чудилось, что в этом сером и прогорклом, как заплесневелая тряпка, мире, остались только они вдвоём. И как бы сильно ему не хотелось задать тревожащие его разом вопросы, они все застревали в горле под этим серым и блёклом взглядом некогда голубых и сияющих глаз. Единственное знакомое чувство в них, разрывающее Кейла в клочья, всё ещё угадывалось. Слабый проблеск некогда пылающей страсти, как громкий крик признания. — Почему ты смотришь на меня таким взглядом? — спокойно спросил Кейл, в этой звенящей пелене дождя, даже не догадываясь, что вторил этому взгляду, будто зеркало. — Каким? — голос Альберу так и не прозвучал, он молвил одними губами, с лёгкой и измождённой улыбкой. Кроссман выглядел очень устало и печально, ещё чуть-чуть и он бы рухнул под тяжестью собственного тела. Однако упрямо продолжал держать раскрытую ладонь над головой Кейла, как если бы действительно верил, что сможет уберечь того от дождя, как когда-то уберегал от бушевавшей знати. «Будто я весь твой мир», — хотел уж было сказать Хенитьюз, но слова так и не были озвучены. Ему было всё равно сколько раз он будет стоять под этим промозглым дождём, дрожа от ледяного холода. Ему всё равно сон это или реальность. Всё это не имело никакого значения до тех пор, пока он мог отсрочить момент их расставания хоть на секунду. За это Кейл готов был драться хоть с богами, хоть с дьяволами. Только бы тусклое сияние этих голубых глаз согревало его искалеченный дух на один стук сердца дольше. Кейл ловил себя на мысли, что только в отражении глаз Альберу он выглядел иначе. Насколько же прекрасным его видел сам Кроссман? Если даже такой закостенелый антиромантик, как Хенитьюз, с эмоциональным уровнем табуретки, понимал как прекрасен? Альберу смотрел на него, как смотрят на чудо или величайшее сокровище. Бережно хранимое, драгоценное и бесконечно любимое. И Кейл отвечал точно тем же. Не выдержав, Хенитьюз покачнулся и уткнулся в широкое и полностью промокшее плечо. Альберу тут же заключил его в крепкие объятия. Они стояли довольно долго, не говоря при этом ни слова. Только звук дождевой завесы и бесконечные раскаты грома нарушали эту тишину. Кейла безостановочно трясло, стуча зубами, он до хруста сжимал кулаки, впервые так отчаянно молясь кому-то. Будучи атеистом и даже повстречав богов, Хенитьюз не был верующим человеком. Однако сейчас, в эту самую минуту, он молился ради одного единственного человека, вкладывая в мантру всю свою грешную душу. Молился и сильнее утыкался в жёсткое и холодное плечо, не переставая дрожать всем телом. Потому что в этой какофонии звуков он так и не услышал биение сердца. Ни его, ни своё. Этот серый и полный торжественный скорби мир застыл неподвижно. И только тепло холодных объятий, казалось, согревало продрогшего до костей Хенитьюза. По крайне мере он сам очень сильно хотел в это верить.***
Когда Хенитьюз открыл глаза, первое, что он почувствовал — тупую боль в голове. Потом уже ломоту во всём теле и ноющую руку. Какое-то время он бездумно смотрел в потолок своей кровати, так услужливо прикрытой балдахином от прямых солнечных лучей. Сознание было ещё в лёгкой дымке и слабые образы из сна ещё проскальзывали перед внутренним взором. Они были настолько фантомными и неуловимыми, что Хенитьюз так и не разобрал, что же ему снилось. Только саднящая боль в груди и невыносимая тоска оседали где-то внутри. Попытавшись подняться, Кейл со стоном сквозь зубы повалился обратно на мягкие подушки. Он уже и не помнил, когда же чувствовал себя настолько разбитым и усталым. Кажется, тогда его фундамент был крайне нестабилен и Хенитьюз испытывал боль каждый раз, чрезмерно используя древние силы. К слову о них… попытавшись связаться хоть с кем-то, Кейлу только тишина и была ответом. Никто не ответил. Вздохнув, Хенитьюз ойкнул от боли в лёгких. Сейчас он был в отвратительном состоянии. «Увидь меня сейчас Альберу, непременно прочитал бы нотацию, хах», — усмехался он про себя, не испытывая ни толики веселья. Мысли в голове текли вяло и монотонно. Решив, что дальше так продолжаться не могло, Хенитьюз медленно приподнялся на локте. Тяжесть в теле была не столько от его болезненного состояния, сколько от двух спящих по обе стороны одеяла котят и одного упитанного дракона. Раздвинув штору свободной рукой крайне осторожно, чтобы не разбудить детей, Кейл потянулся к прикроватной тумбе. Там уже стоял стакан тёплой воды. Только залпом осушив его, Хенитьюз понял, насколько сильно хотел пить. Горло болело и саднило, как если бы он съел целый ком песка. — Человек? — потирая глаза, слабо подал голос ещё не до конца проснувшийся Раон. — Человек… ты проснулся? — Разве ты не должен быть с Розалин в это время? — сипло спросил Кейл, мягко погладив сонного дракона по голове. — Человек, ты не просыпался почти неделю, — жалобно заскулил Раон, потираясь о тёплую руку своего человека. Кристальные слёзы лились из его глаз. Казалось, этот ребёнок без устали плакал долгое время и сил не осталось даже на вой или крик. — Я так волновался… так переживал, человек. Если бы ты не проснулся, я бы… я бы… я. Раон плакал без конца, намочив ладонь Хенитьюза и одеяло, в которое вцепился изо всех сил своими пухлыми лапами. Проснувшиеся котята ничего не говорили, только жалобно мяукали. В их глазах скопились непролитые слёзы и неподдельное переживание за родного и близкого человека. Медленно крадясь к изголовью кровати, они жалко мурчали и тёрлись шершавыми и влажными носами о щёки Кейла. Удушливая вина сдавила лёгкие Хенитьюза. Своим поведением он снова заставил малышей переживать за него. И какой же из него взрослый? — Простите меня, — искренне извинился Кейл, потирая эти маленькие головы со всей нежностью, на которую был способен. — Простите. Такого больше никогда не повторится. Теперь я в порядке. Ни один из детей не поверил его словам, они продолжали жалобно хныкать, как потерянные и несчастные малыши, которые утратили своего родителя. Ужас и тревога никуда не делись из их сердец, заставляя дрожать каждый раз, когда новые рыдания рвались наружу. — Я никуда не денусь, — вытирая слёзы с щёк Раона, мягко уговаривал Хенитьюз. — Всё будет хорошо. Я обещаю. Он долго и терпеливо успокаивал их, пока дети наконец-то не перестали хныкать. Только после этого он позвал Ганса, чтобы неспешно подняться с кровати и принять ванну. Дворецкий ничего не говорил, смотрел на Хенитьюза воспалёнными глазами, то и дело шмыгая носом. У него не было сил даже читать нотации. Ганс не спал несколько суток, постоянно ухаживая за бьющимся в лихорадке Хенитьюзом. Не выдержав, он всё-таки отправил вчера ночью письмо Рону Молану, чтобы тот приехал как можно скорее и вправил мозги его невыносимому хозяину. У Кейла не было сил на ещё один заход терапии для своего дворецкого, поэтому проигнорировал пылающий праведным гневом взгляд и сел в ванную. Отмокая в горячей воде и наблюдая за сизым паром, Хенитьюз ещё раз постарался связаться с древними силами, но безуспешно. Они безмолвствовали. От этой тишины Кейл чувствовал себя немного одиноко, но решил, что разберётся с этим позже. Он и сам понимал, что что-то было не так. Будто в его теле не осталось никаких сил, и даже исцеление было отвратительным. Как если бы он никогда и не имел древних сил. Голова гудела, и думать хоть о чём-то было затруднительно. Поэтому, откинувшись на бортик ванной, Хенитьюз продолжал рассеяно всматриваться в завитки пара. После недолгого пребывания в горячей воде голова Кейла немного кружилась и с помощью всё того же Ганса, он медленно вышел. Одевшись, ему захотелось немного прогуляться по саду. Однако ноги были ватными и тяжёлыми, Хенитьюз их практически не ощущал и двигаться самому было практически невозможно. Кейл смутно помнил, что именно привело его в такое плачевное состояние. Письмо Альберу его настолько разозлило, что Хенитьюз попросту взорвался, почти полностью разрушив дворец наследного принца. Наверняка в скором времени ему придётся прийти в официальным визитом к Роберту и как следует извиниться. Но это дела будущего Кейла, нынешний же, не смотря на настойчивый протест Ганса, вышел на прогулку. Так как свободно ходить он не мог, дворецкий подготовил удобное кресло посреди самой живописной части сада. Аккуратно усадив Хенитьюза и накрыв его ноги клетчатым пледом, под строгим надзором поникших малышей, пошёл заваривать чай. Раон удобно умостился на коленях Кейла, изредка поглядывая на месте ли его человек. Хенитьюз же лениво осматривал сад. Наконец-то сезон дождей закончился, и пришло жаркое, удушливое лето. Сочные кроны деревьев то и дело подрагивали на ветру. В воздухе витал медово-сладкий аромат цветов. Прикрыв глаза от яркого света, Хенитьюз наслаждался теплом и спокойствием. Смотря на трепещущие кроны, Кейл вяло думал о том, что если он так долго пролежал без сознания, то вскоре должно было прийти и третье письмо от Альберу. И будто почувствовав его ожидание, конверт и впрямь материализовался в воздухе, упав прямо в протянутую ладонь. Как и в прошлый раз, Кейл не спешил открывать. Он некоторое время вертел его в руках, пробегая подушечками пальцев по тупым граням и шероховатой бумаге. Знакомые завитки почерка чёрной кляксой бросались в глаза. Задумчиво потирая их пальцами, буква за буквой, Хенитьюз о чём-то думал. — Человек, ты не будешь его открывать? — внимательный и прямой взгляд Раона заставил Кейла улыбнуться. У этого злобного ребёнка были далеко не детские глаза. — Ты думаешь, мне стоит это делать? — продолжал мягко улыбаться Хенитьюз, сверху вниз смотря на Раона. — Ты ведь всё равно это сделаешь, — фыркнул дракон, отворачиваясь. — Просто возьми меня с собой, чтобы я мог о тебе позаботиться, ты ведь такой слабый человек. Так и быть, великий Раон Миру сопроводит тебя, чтобы ты не плакал в одиночестве. — Я никогда не плачу, — пожал плечами Кейл, вскрывая конверт. — Не обязательно лить слёзы, чтобы плакать, — сев, важно проговорил Раон. Он предпочитал называть Хенитьюза слабым, хоть несчастный ему подходило куда больше. На это Кейл ничего не ответил и просто разорвал свиток телепортации из конверта. Его тут же охватило золотистое сияние, которое ослепило его на пару минут. В следующий миг, когда зрение чуть-чуть вернулось, он увидел перед собой джунгли. Опираясь на большое дерево с молодыми побегами лиан, старался крепко ухватиться, чтобы не упасть. Раон поддерживал его со спины, упираясь круглой головой между лопаток. Шаг за шагом Хенитьюз осторожно вышел на небольшую поляну, откуда открывался лучший вид на заново разросшиеся джунгли. Чуть ниже горизонта тлело обжигающее солнце, постепенно идущее на убыль. Кейл отлично знал это место, ведь собственными руками потушил негаснущее пламя и надавал под хвост «Руке». Это было одно из самых масштабных их столкновений. Сев на небольшой камень Хенитьюз перевёл дух. Всё его тело скрипело и рассыпалось от боли. Даже шевелить руками было крайне непросто. Раон примостился рядом и ничего не говорил. Он смотрел на этот ослепительный закат и чувствовал ни с чем несравнимую грусть. То ли за своего человека, который был слишком глуп, чтобы понять насколько одинок. То ли просто оттого, что ещё один день шёл на убыль. Даже вид постепенно окрепших и расцветающих джунглей не скрашивали эту тоску в сердце маленького дракона. Кейл ещё какое-то время смотрел на заходящее солнце и ярко-малиновое небо в полной тишине. Ни что не терзало его разум. Наверное, он просто слишком устал, чтобы о чём-то думать или что-то чувствовать. В его груди, где раньше билось сердце, теперь ощущалось только лёгкое онемение. Это сильно отличалось от того, что он испытывал во дворце Альберу… ах, точно, во дворце Роберта. Ведь именно он был сейчас наследным принцем. С усмешкой развернув письмо, вслушиваясь в глухой шорох и хруст бумаги, Кейл больше не выражал никаких тревог.«Наисильнейшему и могущественному
национальному герою».
— Вы всё так же красноречивы, ваше высочество, — буркнул про себя Кейл, вспоминая, сколько раз они устраивали соревнование по красноречию, доводя друг друга до чёртиков. «В этот раз я точно тебя удивил, не так ли? Помнишь это место? Конечно, помнишь. Здесь я впервые, не боясь и не прячась, встал с тобой в один ряд в войне против «Руки». Богиня, ты тогда был столь отчаянным и необузданным, что я просто не мог в тебя не влюбиться». Кейл был искренне рад (нет), что его испуг сильно повеселил этого царственного придурка. О себе он такого сказать не мог, ведь едва не поседел на полголовы тогда. «Посмотри вокруг, Кейл, ты видишь эти джунгли сейчас? Те сгоревшие вековые деревья были всего лишь прахом до твоего прихода. Выжженные земли, которые, казалось, никогда не заплодоносят вновь. Они были символом отчаяния для всего народа, горем и самым страшным бедствием. А теперь, ты только взгляни, они вновь зацвели благодаря тебе. И пускай пока не столь выдающиеся и высокие как раньше, но всё здесь наполнено жизнью. Тёмные эльфы до сих пор стараются впитать остатки мёртвой маны, но даже так, эти джунгли растут день за днём. Звери нашли свой дом, а жители — обрели надежду. Ты объединил не только континент, но и расы. Они научились помогать друг другу и переживать бедствия плечом к плечу». Переведя рассеянный взгляд на пылающий закат, в котором утопала зелень молодых джунглей, Кейл не чувствовал себя героем или спасителем. Он ощущал себя измождённым старцем, потерявшим ориентир и глупо бродившим от пристанища к пристанищу. Всё, чего желал Кейл — не терять дорогих ему людей и жить в покое, плечо к плечу с тем, кого он искренне и впервые за две жизни полюбил. Неужели он стал настолько жадным? Просил для себя слишком многого? Но ни небеса, ни боги, ни даже древние силы не дали ему ответа. Он так и оставался сидеть на нагретом солнцем камне, читая это письмо. Хенитьюз не желал ни спасения, ни понимания, ни прощения, а просто хотел, чтобы этот глупый принц говорил свой бред ему прямо в лицо. «Всё это было сделано благодаря тебе. Ты — подарил целому народу будущее и вдохнул жизнь в давно утраченное. Совершил настоящее чудо наперекор небесам. Разве ты не невероятен? Сделав так много, гораздо больше, чем должен был, ты всё ещё продолжаешь гнаться за чем-то, изводя себя. Ты уже сделал достаточно, тебе не нужно убивать себя или жертвовать, чтобы спасти всех. Делая чуть меньше, ты можешь помочь гораздо большему количеству людей, чем умереть, пытаясь совершить то, что тебе пока не по силам. Не торопись, Кейл, уже сейчас ты сильнее многих. Просто научись наконец-то ценить себя и свои силы. В конце концов, просто отдохни. Я с удовольствием буду тебя сопровождать на каникулах. Как думаешь, куда бы мы смогли поехать отдохнуть? Возможно на юг? Там очень сладкие персики.С нетерпением ждущий нашего отпуска,
Альберу Кроссман
Наследный принц королевства Роан
ХХ.ХХ.ХХХ».
Аккуратно сложив письмо обратно в конверт Кейл лишь неглубоко вздохнул, чтобы не причинить ещё больше боли и без того отбитым лёгким. Алое зарево залило всё вокруг, покрывая землю тонкой и полупрозрачной вуалью. Отовсюду слышались звонкие крики птиц и шорох травы. С безразличным лицом смотря перед собой, сложно было догадаться о чём же он думал и что чувствовал. Раон сидел рядом и ощущал, что его слабому человеку как никогда нужна была поддержка. Сейчас он истошно и отчаянно плакал, хотя на глазах не было ни слезинки. Положив свою круглую голову ему на бедро, слабо потёрся несколько раз щекой, привлекая к себе внимание. Переведя меланхоличный взгляд на ласкового ребёнка, Хенитьюз мягко погладил по гладкой и прохладной макушке дракона. «Если бы я тогда поехал с ним», — мысли текли, словно патока, вяло и неохотно. По-хорошему, Альберу не нужно было отправляться на границу, ведь это была работа Хенитьюза как главнокомандующего. Просто в тот момент возникла проблема с одним из бизнесов Кейла и это требовало его незамедлительного участия. Ситуация была не столько сложной, сколько очень муторной и занимала много времени. Тогда Кроссман решил помочь Кейлу с муками выбора и отправил решать свои дела, уезжая в зону боевых действий один. Если бы Хенитьюз его тогда не послушал, если бы не был слишком раздосадован сложившейся на востоке ситуацией, если бы… как много «если» и как тоскливо от того, что история не знала сослагательных наклонений. По собственной глупости и жадности Хенитьюз пренебрёг своими обязанностями ради достатка. За это небеса его и наказали? За чрезмерную жадность? Но ведь ничего и не предвещало беды. Воюющее с ними варварское племя у границ не обладало большой военной мощью. Скорее они просто были раздражающей кучкой смутьянов, которая затягивала войну, используя грязные трюки и абсурдные методы. Альберу вполне способен был справиться с ними не напрягаясь. Что же стало такой весомой константой, что так задержало Кроссмана и вынудило шифроваться? Кейл и мысли не допускал, что Альберу мог действительно умереть, просто… почему-то небольшой ключик оттягивал его карман, будто весил целую тонну и обжигал до волдырей даже через ткань брюк. «Если я использую свои силы и отмотаю время назад… смогу ли я всё исправить?», — смотря на свои бледные и исхудавшие руки, Кейл почему-то испытывал дискомфорт. Словно, он уже когда-то это делал или пытался сделать. Однако в его голове не было подобных воспоминаний. А если бы и были… то он не чувствовал бы себя так потеряно и странно. Эти еженедельные письма — единственное, что было подсказкой к разгадке. Где Альберу? Что с ним случилось? Почему он так жестоко с ним поступает? Зачем всё это делает? И стоит ли всё это таких жертв? Кейл ещё раз попытался обратиться к богам, но они снова молчали. Когда-то Хенитьюз страстно желал этого, теперь же сожалел. Вот уж правда. Люди начинали ценить всё, что имели, только ощутив чувство потери. От столь абсурдных выводов Хенитьюз вновь усмехнулся кривой и печальной улыбкой. Маленький дракон наблюдал за ним исподлобья и тоже молчал. Он просто не знал, как утешить человека, который был настолько печальным, что наблюдающие за ним начинали завидовать мёртвым.