Моему возлюбленному злодею

«Я по следу твоему ведомый,

Уже позабыл дорогу домой.

Мы навеки потеряны оба,

Давай тогда станем семьёй?».

      Когда Альберу появился в первый раз, его окружал серебряный ореол лунного света, словно тончайшая вуаль. Кроссман был всё таким же ослепительно прекрасным и язвительным. Дразнил Хенитьюза, поднося к его губам вино, а после зарывался раскрасневшимся от хмеля лицом в ладони, так мило выпрашивая ласку. Глядя на него такого, Кейл только хмыкал, говоря, что в этом чёртовом принце очаровательна только мордашка.       С каждым сном атмосфера их маленького камерного мира становилась всё напряжённей. Постепенно ласковые слова и безобидные подколки сменились грубостью, которую Хенитьюз не сразу смог принять. Альберу с нежным выражением говорил странные вещи, будто страдал от раздвоения личности. Был холодным и колким, как леденящий кожу и сердце дождь, но в то же время беспредельно ласковым. — Твоя судьба быть одиноким. Потому что ты этого заслуживаешь, — всё так же хмельно улыбаясь, он оставлял сухими и шершавыми губами поцелуи вдоль шеи Хенитьюза. — Тебе предначертано было родиться под несчастливой звездой, чтобы разрушить всё, что дорого.       Кейл вздрагивал, как от пощёчины, с неверием смотря в глаза человеку, которого с таким нетерпением ждал. И прежде, чем успевал ответить хоть что-то, Кроссман очаровательно улыбался уголками губ, зарываясь в его волосы и мягко теревшись пылающим в хмелю лицом. — Кейл, я всё ещё красивый? — со смехом, от которого кровь стыла в жилах, нежно мурлыкал ему на ухо Альберу. Он каждую ночь задавал этот вопрос после того, как растаптывал чувства Кейла грязными подошвами ботинок, будто стараясь убедиться, что тот всё ещё его любит.       Теперь же тьма и холод не пугали Хенитьюза. Даже удушающий мрак был сродни вечному покою. И ослепительный в своём несовершенстве принц, вдруг стал частью этой бесконечной агонии. Его светлые волосы, что так ярко переливались всеми оттенками золота на свету, стали угольно-чёрные. Светлая, почти молочная кожа, впитала в себя всю грязь мира, став графитово-серой. Такая очаровательная улыбка, которой он одаривал Хенитьюза, превратилась в дикий и насмешливый оскал. Щупальца тени обретали очертания рук, ложились на глаза Кейлу, лишая зрения.       Сейчас он без страха принимал эти изменения, позволяя тьме захлестнуть его, утопить в себе, желал в ней полностью раствориться и стать частью неё. Когда холодные руки наконец-то соскользнули с его лица, Хенитьюз без дрожи открыл глаза. Перед ним человек, что соткан из самой тьмы, оскалился посеревшими, мёртвенно-бледными губами. Всё его тело было покрыто чернильным туманом, клубящимся позади, как венценосный плащ. Обезображенное в смертном безумии и ужасе лицо смотрело на него обсидиановыми глазами с багровыми прожилками. Кейл сухо глядел на это, лишённый всяких эмоций. Когда чудовище протянуло к нему изящную руку, облачённую в укороченную перчатку, без колебаний её принял. — Мой дорогой Кейл, я всё ещё красивый? — скрипуче и хрипло стонал монстр, смеясь с обезображенной улыбкой.       Лишённый ужаса, Хенитьюз делал шаг навстречу к нему, сильнее сжимая ледяные ладони. Касался своими бледными, едва подрагивающими, пальцами его лица, чувствуя вместо прохладной кожи вязкую и гнилостную слизь. Прикрывал уставшие глаза, следуя, будто в танце, посреди разрухи коридоров и залов, кружа в одном понятном лишь им ритме. Спустя бесконечно долгие минуты этих негласных догонялок, он наконец-то настигнул своё чудовище и в смирении плотно сомкнул глаза. Придвинувшись совсем близко, полностью утонув в жёстких, как стальной прут, объятиях, самозабвенно поцеловал Альберу в бледные и сухие губы. — Да, ты всё ещё прекрасен в моих глазах. — Став настоящим безумцем, подыгрывал монстру Хенитьюз.       Он слишком долго его ждал, слишком сильно скучал, что желал увидеть даже во снах. Боль потери и разлуки с близкими были знакомы Хенитьюзу лучше всего. В этот раз, в этом мире, в этой жизни он не совершит тех же ошибок. Однако реальность, смеясь, плела из канвы истории собственные сюжеты. Самое сильное желание в сердце Кейла и стало его худшим кошмаром.       Даже так, ни смотря на то, кем Альберу станет, Хенитьюз примет его любым.       Потому что Кейл сделал его таким. Это была его вина.

***

      Сквозь плотные шторы не пробивалось и луча солнечного света. Лампы тускло горели, мрачно освещая спальню. Кейл стоял посреди комнаты перед большим зеркалом в полный рост. Методично застёгивая запонки, был лишь немного бледен и абсолютно спокоен. Спустя практически неделю он более — менее восстановился и мог самостоятельно передвигаться. Сейчас было самое время нанести официальный визит во дворец и принести извинения за учинённый беспорядок.       Поправив галстук-платок на груди, Кейл бросил взгляд через зеркало на кровать. В беспорядке скомканное одеяло укрывало безмятежно спящего принца. Бессовестно и нагло вламываясь в чужой дом каждый раз, он с особым удовольствием отсыпался в этой постели, как если бы она была его собственной. Хенитьюз вспоминал, каково это просыпаться от тяжести чужих рук на талии и какими на ощупь были светлые волосы. Прикрыв глаза, он отогнал неуместные воспоминания. Подойдя вплотную к кровати, где слабое мерцание лампы бросало мягкий свет на красивое и умиротворённое лицо Альберу, тихо погасил её. Спальня потонула в полумраке, скрывая за собой всё.       На выходе из комнаты его встретил Рон. Кейл невольно отшатнулся при виде доброжелательной улыбки этого пугающего старика. Он уже успел позабыть, каким страшным бывает его старый убийца-дворецкий.       «Этот поганец Ганс ещё ответит за это», — с раздражением думал Хенитьюз, ставя свечу в сердце за этого предателя. И кто только его надоумил позвать Молана обратно? Последняя неделя была сущим кошмаром. Хенитьюз за все две жизни не пил столько восстанавливающих зелий, лекарств и пищевых добавок. Кажется, что по его жилам текла уже не кровь, а эликсир вечной жизни. — Как спалось молодому господину? — Кейла было не обмануть этой отеческой улыбкой с лёгким прищуром. Рон изучал его с ног до головы, оценивая состояние и проверяя пил ли Хенитьюз ночью. — Чуть лучше, чем раньше, — повёл плечом Кейл, обходя услужливого дворецкого. — Поздний завтрак готов к подаче в столовой. Желаете ли вы поесть перед отъездом? — исходящая от него чёрная аура намекала, что если Кейл отказался бы от еды, то его голова тут же покатилась с плеч. — К сожалению, но я уже опаздываю на аудиенцию к королю, — поправив отросшие волосы на затылке, ответил Хенитьюз. — Я настаиваю на том, что вы должны поесть перед уходом, — не сдавался Молан, давя авторитетом с невыносимой жаждой крови. — Я постараюсь вернуться пораньше, чтобы поесть. Не переживай так сильно, — вздохнул Кейл, хлопая старого дворецкого по плечу.       Обменявшись ещё парой фраз с неугомонным Роном, Кейл наконец-то забрался в карету и тронулся с места. Вздохнув, поудобней уселся, откинувшись на мягкую спинку кареты. Слепящее солнце проникало внутрь через небольшое окно и Хенитьюз прикрыл от рези глаза, чувствуя себя немного усталым от свалившейся на голову гиперопеки. Хоть он и понимал, что, после всего того беспорядка, который он устроил на днях, это вполне заслуженно, но всё-таки…       Вызванный в срочном порядке Рон прибыл незамедлительно. Картина, встретившая его по прибытии, совсем не обрадовала старого дворецкого. После последнего письма Кейл прибывал в лёгкой меланхолии и уже несколько дней совсем не покидал свою спальню. Видеть он тоже никого не хотел, даже суетливый Ганс был выгнан за дверь и только жалобно скулил о пришедшем из дворца письме. Хенитьюз мало, что помнил о тех днях, топя роящиеся мысли в алкоголе. Впервые он напивался так сильно, что не отличал реальность от иллюзии, полностью закрывшись в себе. Находясь в таком неустойчивом состоянии Кейл каждый раз сардонически смеялся. В пьяном бреду его веселила мысль, что в итоге сам стал человеком, которого больше всего презирал. Говорят, что люди проецируют на свою жизнь ту модель поведения, которую видели в детстве. Ким Рок Су только презрительно усмехался на это, давая себе обещание, что ни за что не станет таким, как его дядя, заливающий каждую неудачу алкоголем. И уже в бытность Кейла Хенитьюза он превратился в почти аналогичное чудовище, разрушившее его детство. Судьба так иронично била его по лицу, что не было сил даже смеяться.       Кейл пил стакан за стаканом, рассеянно смотря в окно, где неспешно покачивались вечно цветущие ветви магнолии. Их посадил сам Альберу в один из дней, когда в состоянии холодной войны между ними, хотел напоминать о себе раздражённому Хенитьюзу до боли в поджелудочной. Теперь же, смотря на нежно распустившиеся розовые цветы, будто навечно застывшие во времени, Кейл ощущал себя точно так же. Его время тоже замерло недвижимо.       Именно тогда, словно какое-то наваждение, Альберу впервые вернулся к нему. Неосторожно ступал по полу, невзначай пиная пустые бутылки из-под виски носками начищенных до блеска ботинок, прошёл мимо сидящего в кресле Хенитьюза. Коснулся початой бутылки ликёра у стоящего рядом столика, рассматривая этикетку. Он бросил на Кейла сухой, насмешливый взгляд и без слов откупорил крышку. Чуть вдохнул сладкий до приторности аромат алкоголя и поморщился, отставив в сторону. Бедром прислонившись к столику, с ленцой скрестил руки на груди. Сейчас в нём не было ничего от наследного принца, нимб благородства и благочестия тоже пропал, уступая место скверному характеру и ядовитому взгляду. Он даже не осуждал Хенитьюза за весь этот беспорядок, оставаясь невозмутимым во мраке спальни. Кейл смотрел на него пьяными и бездумными глазами, вяло думая, что хотел сказать. В этот момент дверь в комнату без разрешения открылась, освещая сумрак тёплым и ярким светом из коридора. Не сговариваясь, они в одно мгновение повернули головы в сторону вошедшей фигуры, замерев на месте.       Губы Молана скривились в усмешке полной отвращения и негодования. От одного взгляда на побитый вид щенка, которого он растил с младых когтей, его сердце омывалось волнами из океана разочарования, боли и сожаления. Рон выпустил его из-под своего надзора всего на пару лет, а Кейл, которого он с таким трудом признал, вновь вернулся к худшей версии себя. Хенитьюз улыбнулся и поприветствовал вновь прибывших взмахом руки. Дети за спиной Молана жались друг к другу, не скрывая беспокойства по своему опекуну. Весь их вид выдавал тоску по нему, отчего их глаза с каждой секундой становились всё красней, малыши из последних сил сдерживали слёзы, стараясь казаться сильными. Даже Голди, вернувшийся ненадолго, отвёл взгляд, бормоча что-то вроде «Это уже слишком». С тех пор тихая жизнь затворника Кейла пошла под откос и он был под тотальным наблюдением двадцать четыре часа в сутки. Рон каждый день приносил ему лимонад в комнату, проверяя состояние Хенитьюза и, не дай богиня, он вновь услышал бы запах алкоголя.       От одних воспоминаний о прожитых днях Кейл вздохнул. Теперь он был в полном порядке, но никто не желал его слушать, игнорируя все просьбы оставить его в покое хоть на час. Поэтому вылазка во дворец стала своего рода передышкой от чрезмерного наблюдения за ним. Привалившись плечом к окну кареты и закрыв глаза, он подставил лицо под яркие лучи солнца, наслаждаясь минутами покоя.

***

      Сколько бы он не приезжал в королевский дворец, он был всё тем же. Неизменным, полным звенящей роскоши и помпезности. Единственное отличие в этот раз было в том, что шёл Кейл на аудиенцию не в кабинет наследного принца, а к самому королю. Но даже так, в нём не было ни смущения, ни раболепия, ни смирения. Он стоял перед лицом короля Зеда с прямой осанкой и расправленными плечами. Заложив руки за спину, будто военный на параде, смотрел прямо с надменностью, присущей лишь сильным мира сего. Зед оглядел его с ног до головы, про себя тайно вздыхая, что такой молодой талант закапывал грандиозное будущее своими же руками. — Для чего молодой главнокомандующий почтил меня своими визитом сегодня? — чуть прищурившись, с ироничной улыбкой спросил король. — Я хотел бы принести свои официальные извинения за недостойное и угрожающее жизни мирным жителям поведение вашему величеству. — Кейл улыбнулся, его лицо никак не выражало раскаяния, отчего Зед только рассмеялся. — В последнее время мне было нелегко контролировать возросшие силы и я доставил много проблем, граничащих на уровне национальной безопасности. — Я слышал, что в последние дни вы неважно себя чувствовали. Сейчас привели своё тело в порядок? — продолжал светскую беседу Зед, между строк намекая Кейлу на что-то. — Благодаря заботе и беспокойству вашего величества, ваш подданный чувствует себя лучше, — в глазах Хенитьюза не было никакого выражения, он говорил из вежливости заученные, как по учебнику этикета, фразы, не выдавая своего отношения. — Могло ли ваше плохое самочувствие быть причиной неразберихи на прошедшей ранее церемонии присвоения титула новому кронпринцу?       Губы Кейла тронула саркастическая улыбка. Этот старик мог просто сказать: «я спишу ваше неповиновение и отказ от присяги в верности на болезнь, воспользуйся этой возможностью, мальчишка, и действуй с умом». К сожалению для Зеда Хенитьюз никогда и не был разумным человеком, идущим по простому пути наименьшего сопротивления. Он всегда сам прорубал себе дорогу вперёд, не гнушаясь потерять всякую репутацию. — Этот слуга и впрямь чувствует себя плохо телом и душой, однако, его разум как никогда ясен и он не совершал ошибки, о которой говорит ваше величество, — глядя на это улыбающееся лицо и непреклонную позицию, Зед чувствовал боль в желудке от разочарования. Этот ублюдок был слишком упрям! — Осознаёте ли вы, что только что сказали? — улыбка схлынула с лица короля, теперь его давящая аура правителя обволакивала Кейла, стараясь задушить. — В полной мере, ваше величество, — стылый и бесчувственный взгляд Хенитьюза упал на Зеда. Его ни капли не волновали последствия сейчас, ведь, вернувшись, Альберу всё решит. Он же в свою очередь подкинет работёнки этому бессердечному ублюдку. — Ха, ты просто не оставляешь мне выбора, — бормотал Зед, потирая зудящие глаза руками. Чем больше он смотрел в лицо этому ребёнку, тем сильнее тосковал по своему собственному. — Я понимаю беспокойство вашего величества, — всё с той же доброжелательной улыбкой, за которой не было ни толики тепла, продолжал Хенитьюз. — Однако не могу сделать то, что вы так хотите. Я прекрасно осознаю своё положение и проблемы, вызванные моим поведением ранее. И всё-таки моё решение неизменно. — Значит ни к какому компромиссу мы не придём сегодня? Я вижу, что вы так до конца и не поправили своё здоровье. Поэтому до полного восстановления вам, главнокомандующий, стоит на время передать свои полномочия.       «Решили меня просто убрать, чтобы я не мозолил глаза и не вызывал смуту в рядах дворян? Как предсказуемо», — хмыкнул Хенитьюз, не тронутый и не опечаленный данной новостью. Этот маскарад ему знатно поднадоел и он с удовольствием дождётся окончания представления из зрительского зала. Видя холодное отношение Кейла к данной новости, Зед только взмахнул рукой приказываю уходить. Чем больше времени он проводил в компании этого бесстыдника, тем сильнее болела его голова. — Можешь идти.       Хенитьюз поклонился и развернулся на каблуках, направляясь к двери. Когда его рука уже легла на ручку и провернула её, он замер, не оборачиваясь и не смотря на короля. — Приклоняя колени в верности перед своим хозяином даже собака понимает, что следует не только за человеком, но и за его убеждениями. Какой бы озлобленной и дикой не была псина потеряв свой поводок, она никогда не сделает того, что шло вразрез с интересами и волей своего хозяина. Её задача — сохранить то, что было дорого его человеку и защитить это любой ценой. — Что ты хочешь этим сказать? — нахмурившись, Зед окинул Кейла ледяным взглядом, полным игл. — Только то, что эта псина знает своё место, — Хенитьюз обернулся вполоборота и ярко улыбнулся, как некогда Альберу, доводящий его до желудочных колик. — А теперь, с вашего позволения, я пойду.       «Этот паршивец…», — устало закатив глаза, Зед откинулся на спинку кресла. Хенитьюз прекрасно информирован обо всех слухах, сплетнях и интригах у себя за спиной, но был слишком ленив, чтобы что-то с ними делать. И даже его кличка «дьявольская псина королевского двора» ничуть не смущала. Будучи сообразительным и ни капли не заинтересованным во власти и политических играх, оставался верен себе и идеалам, которые взрастил. Самый трудный и неконтролируемый тип людей. Сложно предугадать, о чём этот ребёнок вообще думал, выбрасывая свою карьеру в мусорку. Зед перевёл взгляд на дверь и с сожалением слишком поздно осознал, насколько выдающимся был его старший сын. Если он смог приручить даже дьявольскую псину, разве он был не страшнее самого дьявола?       Когда Кейл вышел из кабинета в коридоре его уже ждал Роберт. Оперевшись спиной о стену, со скрещенными руками, задумчиво смотрел в пол. На тихий скрип двери он тут же поднял голову и махнул в приветствии рукой. Вид у него был изнурённый и достаточно жалкий. Они с Кейлом вполне могли посоревноваться в том, чей вид болезненней. Только за плечами Роберта огромный объём бумажной волокиты и бессонные ночи за ней, а у Хенитьюза просто алкоголизм. — Долго ждали, выше высочество? — учтиво улыбнувшись, кивнул на приветствие Кейл. Он сегодня так много дарил улыбок, что начало сводить судорогой мышцы лица. Ах, до чего тяжело притворяться хорошим человеком. — А ты не обременяешь себя церемониями, — выдохнул Роберт, усмехаясь фривольной манере общения Кейла. Оторвавшись от стены, он махнул головой в сторону своего кабинета, желая переговорить с глазу на глаз. Тот без вопросов последовал за ним, сунув руки в карманы форменных брюк. — Хотите, чтобы я отдал вам церемониальные почести? К сожалению, я лишь единожды произносил полное приветствие, возможно вас оскорбит моя дырявая память, — хоть он и говорил с полушутливой лёгкостью, чем ближе они приближались к кабинету наследного принца, тем сильнее стекленел его взгляд. — Прекрати, я не об этом, — искоса он наблюдал за Хенитьюзам, который шёл, как ни в чём небывало, совершенно не меняясь в лице. — Боюсь, что если сам Кейл Хенитьюз воздаст мне почести, то меня семь лет будут преследовать несчастья.       Вроде бы и шутил, но мурашки по коже всё равно пробежали у Роберта, когда он только представил себе эту картину. Открыв дверь в кабинет, он жестом попросил секретаря выйти и остался с Хенитьюзом наедине. Тот бесстрастным взглядом скользил по знакомому кабинету и чувствовал сильное чувство непринятия. Вроде бы не так много и изменилось, а ощущение, будто это было чужое место. Всё те же горы документов, в которых утопал Альберу, те же перьевые ручки и даже нож для писем. Однако уже не было знакомой тарелки со свежим печеньем, которое постоянно ел Кейл. Заместо неё стояла пиала с леденцами и графин полный воды. Любимая кушетка вычурного бардового цвета, на которой он так любил бездельничать с книгой, тоже ушла на покой. Если раньше это было кричащим пятном в светлом и аккуратном кабинете пастельных тонов, то теперь ничего не бросалось в глаза. Новый бежевый диван отлично вписывался в общий дизайн, но Хенитьюз из вредности его игнорировал, садясь в резное кресло у рабочего стола. Он мимоходом пробежал глазами по книжному шкафу по левую руку от себя и тихо хмыкнул. Даже книги, которые он ранее читал здесь, были заменены на философские трактаты и историю королевства.       Роберт сел за стол и с беспокойством посмотрел на довольного Кейла. Тот всем видом показывал, что у него прекрасное настроение и только глаза выдавали тяжёлую и непростую натуру. Абсолютно тёмные от клокочущих в них чувств и мыслей, они смотрели с гнетущим давлением. Казалось, что протяни к этому человеку руку и он утопил бы тебя тихом омуте интриг и страстей, которые с такой лёгкостью плёл, как паук свою паутину. — Как ты? — скрестив пальцы в замок, с нескрываемым напряжением спросил Роберт. — Ваше высочество, если вы хотите долгой жизни, вам нужно стать циничней и жёстче, — рассмеялся Хенитьюз, умиляясь такому искреннему поведению. Раньше у них были довольно-таки неплохие отношения с Робертом, но не близкие. Наверное, это был один из немногих братьев и сестёр Кроссмана, к которому он хорошо относился. — Я — не мой брат, — прервал его Роберт и Кейл осёкся. — Да, вы правы. Действительно не он, — взгляд Хенитьюза стал мягче, его заволокло ностальгической дымкой по временам, когда они с Альберу беззлобно спорили по любой чепухе. — Прости, я не хотел, — Роберт чувствовал свою вину, когда доброжелательная улыбка Хенитьюза сникла. Пусть и фальшивая, но она была приятней глазу, чем печальная и настоящая. В расстроенных чувствах он начал растирать своё лицо ладонями, чтобы скрыть смущение. — В общем, я позвал тебя сюда, чтобы спросить: как ты и что от тебя хотел отец? — А вы из тех людей, ваше высочество, что переходят сразу к делу, ха-ха, — Кейл задумчиво вертел в руках конфету, которую достал из пиалы. Она не липла к пальцам, была очень жёсткой и красивого янтарного цвета. — Говоря об аудиенции — ничего нового. Я уже примерно представлял, что хотел сказать его величество. Я отстранён от своей должностей главнокомандующего и правого советника. — На вытянувшееся от удивления лицо Роберта Кейл только пожал плечами. — Пока временно, но как вы понимаете, что временно легко перетекает в постоянное. — И ты так просто с этим согласился? — не удержавшись от крика, Роберт вскочил со своего места. Он до последнего надеялся, что хотя бы первое время Хенитьюз помогал ему укрепить свою власть. — А почему бы и нет? Я никогда не стремился к славе или власти. Это всё достаточно обременительно, — всё ещё катая сладкий шарик между пальцами, Кейл не отрывал от него взгляда и всё глубже проваливался в собственные мысли. — Я понимаю, что… — Роберт замолчал на полуслове, не зная стоило ли затрагивать эту тему. Люди, пребывающие в горе, очень чувствительны, а Хенитьюза и в обычном состоянии понять было сложно, что же говорить теперь? — Я знаю, что вы с Альберу долго были вместе. -… — Кейл впервые за разговор обратил на него внимание. Подняв голову, он одним взглядом говорит: «это было очевидно, идиот». — Я имею в виду, что не как партнёры и побратимы… а как, ну, — Роберт покраснел от ушей до кончиков волос. Последнее, чем он хотел заниматься в этой жизни — обсуждать с любовником (очень пугающим, на секундочку) погибшего брата их отношения. — Ну… как возлюбленные.       Видя, как смутился этот ребёнок, что пар едва не шёл из ушей, Хенитьюз расхохотался в голос. Он смеялся так долго, что начал задыхаться. Даже слёзы проступили на глазах от той силы, с которой он веселился. В последний раз Кейл так хохотал едва ли не в прошлой жизни. Учитывая, что Альберу с Кейлом никогда особо и не скрывали свои отношения, то такое невинное смущение Роберта было очаровательным. И ещё слово такое — «возлюбленные». Отсмеявшись и стерев проступившие слёзы, он тяжело вздохнул. Такая романтичная и нежная формулировка отношений ему и в голову не приходила до недавних пор, а теперь… Кейл немного сожалел, что не мог теперь дразнить этим Кроссмана. — Допустим, и что с того? — Хенитьюз закинул ногу на ногу, наблюдая за живой и интересной реакцией новоиспечённого кронпринца. — Это что-то меняет? — Нет, просто, — Роберт не знал, как правильно выразить все те хаотичные мысли, снующие в его голове. — Терять любимых больно. Это меняет жизнь людей. Даже если сейчас ты страдаешь, разве эта боль не может обернуться против тебя же? — Мне не привыкать терять кого-то, — Кейл пожал плечами и улыбнулся. Хотя его глаза смотрели в лицо Роберта, взгляд не был сфокусирован на нём же. Он глядел куда глубже, блуждая в собственных чертогах памяти. — Со временем всегда становится легче. Даже если Альберу мёртв, это ничего не изменит. Это же касается и моей преданности. Как я и сказал королю: «Эта собака знает своё место». Независимо от того: есть у меня хозяин или нет, — моя вера и преданность остаётся неизменной. Будь у меня при этом титул, особое положение или ничего из этого. — То есть? — Роберт нахмурился и озадаченно потёр морщинку между бровей большим пальцем. Он ещё не понимал всех этих метафор Хенитьюза с полуслова. Кейл снова пожал плечами и усмехнулся. — Я всегда помогу Роану, если на то потребуется моя сила. Мне не нужна подачка королевской семьи, чтобы иметь власть. Я, между прочим, тоже своего рода предприниматель. Изначально моей целью была ленивая и беззаботная жизнь бездельника, но Кроссман так упорно заставляет меня работать, что я частенько задумываюсь наслать на него проклятие раннего облысения, — это было забавное время, о котором сейчас Хенитьюз мог вспоминать лишь с улыбкой.       Глаза Роберта немного потускнели, словно он в эту минуту переживал личную трагедию. Кейл не собирался его останавливать или что-либо говорить. Весь мир был убеждён, что Альберу Кроссман мёртв. Каждый считал своим долгом уверить в этом и самого Хенитьюза. Они твердили это столь часто и настойчиво, что почти убедили его в этом. Однако у него на руках были доказательства обратного, которые он не собирался выкладывать. Словно заправский фокусник, он прятал свои лучшие козыри в рукаве. И всё же, если представить, что это правда, то и на это у Хенитьюза был свой ответ. — Я мечтал, мечтаю и буду мечтать о жизни бездельника с Альберу или без него. Касаемо обид… кого мне винить? Королевство? Он выполнял свой долг. Врагов? Война невозможна без жертв. Каждая сторона сложила тысячи голов в этой битве, ведь у оружия нет глаз, — Роберт не знал, что ещё можно добавить. — В конце концов удел живых — чтить память о мёртвых и не совершать подобных ошибок. Я понимаю ваши, с его величеством, опасения, но мой меч не будет направлен на тот Роан, который он так любил.       Роберт сохранял гробовое молчание и долго думал о сказанных словах. Он чувствовал в них двойной смысл, который не мог правильно распознать. Увидев, как сильно ребёнок погрузился в собственные мысли и устало выдохнул. Здесь ему больше нечего делать. Он чётко выразил свою позицию и на данный момент всё недопонимание должно было быть исчерпано. — Если у вашего высочества больше нет ко мне вопросов, я пойду. — Да, конечно, можешь идти, — рассеянно кивнул Роберт, отпуская его. Встав со своего места, Кейл направился к двери. Мимоходом мазнув взглядом по рабочему столу с пиалой конфет, остановился. — Ваше высочество, ранее Альберу постоянно заказывал печенье с шоколадной крошкой. Это делал ваш королевский повар или покупалось где-то ещё? — вспомнив тот нежный вкус, не удержался от вопроса Хенитьюз.       На это Роберт только глупо моргнул, не совсем понимая о чём речь. Задумавшись, он за последнее время просмотрел всю отчётность по расходам Альберу в течение полгода и ничего подобного никогда не находил. — Брат… то есть, Альберу не особо любил десерты, их редко готовили у него во дворце. А по поводу расходов, я не припомню ничего подобного. Если нужно, я попрошу секретаря узнать что-нибудь… — Буду благодарен, — кивнув ещё раз напоследок, ответил Хенитьюз и вышел.       Погода за пределами дворца освежала, но внутри Кейл чувствовал себя душно и тяжело. Он и сам не понимал, что послужило причиной такому упадническому настроению. Маленький ключ в его ладони нагрелся. Солнце медленно шло на убыль, приближая сумерки. Хенитьюз задержался во дворце дольше, чем планировал.       «Возможно следовало всё-таки поесть перед уходом. Рон снова начнёт читать нотации, тск», — устало потирая шею ладонью, Кейл встречал свой экипаж, подъезжающий к воротам. Кучер резво спрыгнул с козел и открыл ему дверь. Махнув рукой в благодарность, с врождённой грациозностью он вошёл в карету. На одно мгновение замер, когда с удивление обнаружил ещё одного пассажира. Альберу сидел у окна, сложив руки на груди и привалившись головой к стене. Плотно закрытые глаза и умиротворённое лицо без какого-либо изъяна создавали чудную картину, приятную всякому глазу. Проникающие внутрь солнечные лучи путались в светлых прядях, рассеиваясь на золотые искры. Замявшись всего на мгновение, Хенитьюз спокойно вошёл в экипаж и занял место напротив. — Мы только что говорили о тебе, ну и суматохи ты навёл, ха, — вздохнул Кейл, ослабляя галстук и расстёгивая верхние пуговицы рубашки. — … — по ту сторону ответа не последовало, Кроссман продолжал всё так же безмятежно спать, не обращая на него никакого внимания. Карета тронулась, неспешно следуя к резиденции Хенитьюза.       Оперевшись локтем об оконную раму и придерживая ладонью голову, Кейл просто смотрел на Альберу, думая о сегодняшнем дне. Всё так сильно запуталось, что не разобрать. Однако думать о насущных проблемах не хотелось. Его всё ещё немного мутило и столь короткие встречи выжали из него все силы. Как бы он ни взывал к древним силам, ответа никогда не было. Казалось, будто они и вовсе покинули его тело, оставив после себя лишь полый сосуд. Призвать даже лёгкий ветерок или высечь маленькую искру давалось с трудом, что уж говорить о больном теле. Ситуация была крайне поганой и неприятной.       Когда кажется, что хуже уже быть не может, всегда случалось что-то, портящее настроение ещё сильнее. Именно в этот момент небольшой конверт материализовался в воздухе и с глухим хлопком упал под ноги на пол кареты. Никто так и не двинулся, чтобы его поднять, продолжая сохранять безмолвие. Кейл лениво наблюдал за спящим профилем Альберу, неспешно размышляя о мотивах его поступков. Сколько бы лет они ни прожили вместе, он так и смог до конца его узнать и понять, что же творилось в этой светлой голове. — О чём ты вообще думаешь? — с раздражением фыркнул Хенитьюз, когда очередной росчерк солнечных лучей мазнул Кроссмана по лицу.       Если раньше он с таким нетерпением ждал писем, не находя себе места, топя собственную неуверенность и опасения в вине, то сейчас был к этому бесстрастен. Не было никаких ожиданий и надежд, Кейл просто знал, что это очередная деталь паззла странной игры Альберу, который втянул в неё Хенитьюза без его же ведома и желания.       Экипаж неторопливо двигался по ухабистым дорогам, слегка потряхивая пассажиров внутри. Спустя некоторое время Кейл всё же сдался и наклонился, поднимая несчастный конверт. Всё та же пропахшая пылью сражений бумага. Вся та же изящная вязь букв, формирующаяся в имя. Вскрыв конверт одним движением, Хенитьюз достал оттуда листы. Смотря на очередной свиток телепорта, его охватывало необъяснимое раздражение. Он и впрямь, как какая-то бешенная собака, носился по всему континенту по смехотворной прихоти этого царственного придурка. Желваки проступили на скулах от той силы, с которой Кейл сжал зубы, переживая порыв порвать всё к чёрту. Глядя потемневшим от противоречивых чувств взглядом на причину всех своих душевных склок, Хенитьюз хотел ударить по этому красивому лицу чем-то тяжёлым. — Ты же не думаешь, что всегда будет так, как ты хочешь? — с усмешкой проговорил Кейл и демонстративно скомкал свиток телепортации в руке, бросив на пол, как мусор. Альберу напротив же ни слова ни сказал, даже глаз не открыл, сохраняя всё тот же спящий вид. Только уголки губ едва заметно дрогнули в полуулыбке, будто он вполне ожидал подобной реакции. — Сегодня я не в настроении бродить по развалинам наших воспоминаний.       Это была правда. Хенитьюз был вымотан как телом, так и душой. Кейлу приходилось учиться заново жить без такого мощного подспорья из древних сил, как обычному человеку.       Не мешкая, он развернул письмо и взгляд споткнулся о первые строчки, где красивым каллиграфическим значилось: «Уважаемому и блистательному герою западного континента». Кейл повертел это звание на языке и почувствовал кислый привкус. В нём не было ничего особенного, но отчего-то разъедающая, как лимонный сок, апатия накатила с новой силой. Стрельнув стылым и безэмоциональным взглядом в спокойное лицо напротив, Хенитьюз вернулся к чтению письма.       «Писать становится всё труднее и труднее, но, знаешь, мне легче при мысли, что мы скоро встретимся. Когда я затевал всё это, то даже не думал, что будет так тяжко. Не могу сказать точно, когда вернусь, сейчас ситуация сильно обострилась и даже письма приходится писать урывками и в тайне ото всех. И всё же, я рад даже такой возможности.       Надеюсь, тебе весело от нашей маленькой игры, потому что мне — безумно. Уверен, ты злился, когда в первый раз добирался своим ходом обратно до поместья, ха-ха. Я учёл свои недостатки и теперь прикладываю «обратный билет» домой. Разве я не удивительный? Ну, же, будь благодарен. Твой старший брат так о тебе заботится». — Ха, действительно, веселье льётся через край, спасибо, старший братец, — прокомментировал Кейл, зло рассмеявшись.       Его руки слегка подрагивали от накативших эмоций. Казалось, скажи Кроссман ему это в лицо и над Роаном бы раскрылся целый фейерверк из несчастного наследного принца. Всё, что делал Альберу в последнее время — бесконечно злил Хенитьюза. И, хотя, он с особым усердием доводил его каждый день и без этого, сейчас Кейл не мог ответить ему в своей излюбленной манере. Адресовать все эти эмоции и чувства, выплеснуть их и дать выход — всё это было непозволительной роскошью. Ему только и оставалось, что закусить пулю и продолжить читать тщательно выведенные строки.       «Здесь ты навёл беспорядков как никогда. Сколько людей умерло и сколько ещё бы полегло, если бы не ты? Все земли, которые впитали мёртвую ману из этой башни, стали непригодными для жилья. Даже сейчас мы не в силах отчистить всё до конца».       Прислонившись к окну кареты и удобно устроив локоть на небольшом подоконнике, Кейл без выражения продолжал читать письмо. На мгновение кинув взор на смятый свиток телепортации, что так и остался валяться на полу, он уже предполагал куда его должно было занести нелёгкой. Империя Могору. То злачное место, которое в самом начале их бесконечно долгого путешествия стало отправной точкой укрепления отношений с Кроссманом. Тогда грань «партнёрства» постепенно стиралась и медленно, шаг за шагом они становились чем-то больше, чем просто друзьями. Чем-то, что можно было отнести к «семье».       «Эти руины, на которых ты сейчас стоишь, — кости и тленные тела умерших, не дождавшихся спасения. Это коллективная ответственность, а не твоя личная, слышишь? Те кошмары, что тревожат тебя по ночам, не должны становиться бременем. Это не твоя вина. Мы не в силах вернуть мёртвых к жизни, сейчас всё, что мы можем — протянуть руку и спасти живых. Двигаться вперёд, чтить память об усопших и продолжать бороться. Их жертвы — это фундамент будущего и памятник, чтобы подобное не свершилось вновь».       Легко сказать: «не вини себя», — но разве люди способны контролировать собственные чувства? По началу Кейлу действительно снились кошмары, где убиенные и не спасённые люди тянули свои костлявые и узловатые пальцы, утягивая Хенитьюза в зловонную трясину. Альберу в такие моменты будил его, тихо зовя по имени в тишине лунных ночей. Большая и тёплая рука мягко гладила по спине, прогоняя озноб и мурашки, отгоняя страхи и даря чувство безопасности и комфорта. Тёплые губы невесомо, едва ощутимо, часто-часто касались влажного от холодного пота лица, зацеловывая каждый сантиметр. Тогда Кейл разлеплял тяжёлые от усталости глаза и видел мягкую и озорную улыбку в холодном отсвете луны, лившемся из окна. Глаза Альберу сияли, как далёкие звёзды зимней ночью, прогоняя кошмары и все страхи. Теперь же Хенитьюз был достаточно сильным, чтобы возлюбить своих демонов даже во сне.       «Кейл, ты слишком мягкий и добрый человек для того, чтобы царствовать на поле боя. Тебе нужно научиться отпускать людей. Мёртвые остаются мёртвыми, как бы ты ни хотел их вернуть. Я не могу изменить твои чувства по одному желанию, но буду рядом, когда тебе будет это нужно. Для тебя всегда открыты двери моей коллекции вина. В самые тяжёлые и страшные моменты, прошу, положись на меня. Я сделаю всё, чтобы ты не был одинок в своей скорби и утрате.       Да, я тоже не верю, что пишу подобное. Богиня, как хорошо, что ты не видишь моего лица.

Искренне смутившийся, но верный

Альберу Кроссман

Наследный принц Королевства Роан

ХХ.ХХ.ХХХ»

      Ещё несколько раз перечитав последние строчки, Кейл вздохнул и обессилено рухнул на спинку сидения кареты. Все обуревавшие его ещё секунду назад эмоции просто рассеялись и Хенитьюз сдулся, как воздушный шарик. Задумчиво разглядывая спящее лицо Альберу, он много думал о чём-то, но так и не смог разобраться, что его так тревожило. У него не осталось сил, чтобы злиться или кричать. Желания выяснять отношения тоже не было. Впервые поймав себя на мысли, что хотел просто покоя, он молча смотрел в окно, на проплывающие мимо постройки и леса.       В такой дорожной тишине, где слышался лишь шум колёс кареты, редкое ржание лошадей и едва различимые выкрики кучера на козлах, солнце медленно опускалось за горизонт. Кейл с тлетворной усмешкой подумал о нотациях, которыми встретит его Рон по возвращению домой. Он задержался слишком сильно во дворце и поздний завтрак превратиля как минимум в ужин. Смотря на заходящее солнце и розовеющее перед закатом небо, Хенитьюз вдруг подумал: «почему Альберу любит меня?». Что в нём было такого особенного, что выдающаяся монаршая особа так сильно старалась ради него? Почему шёл на такие неразумные уступки и делал больше, чем требовалось? Ведь, изначально именно Хенитьюз должен был отправиться на поле брани и переломить исход войны.       Лишь один раз у Кейла не хватило стыда и он в лоб спросил работающего допоздна Кроссмана о чём думал. «— Почему ты любишь меня? — лениво лежав на столе, он с интересом поглядывал на сосредоточенного за работой Альберу. Тот ответственно заполнял отчёт, который Хенитьюз должен был сдать ему к утру.       От этих слов Кроссман немного растерялся и не сразу понял, о чём речь. Кейл так беспардонно нарушил его концентрацию и просто смотрел на него снизу вверх, лёжа головой на пачке важных бумаг. Пару раз медленно моргнув, Альберу будто и впрямь задумался над этим. Кабинет потонул в странной тишине. — Я разве говорил, что люблю тебя? — усмехнулся Кроссман, придя в себя, переходя в свой истинный язвительный облик. Если бы они не говорили гадости и подколки друг другу хотя бы раз в день, то точно умерли от собственной желчи. — Я не спросил любишь ли, — фыркнул Хенитьюз и тихо рассмеялся. От улыбки уголки его глаз очаровательно приподнялись, и он ещё сильнее походил на лиса. — Я спросил за что именно?       Альберу вторил ему, смеясь. В его взгляде было некое смирение, будто он давно свыкся с мыслью, что никогда не сможет переиграть этого хитрого лиса в его же играх. Лампы с подрагивающими языками пламени отбрасывали на его лицо оранжевый свет, придавая виду мягкость и уют. В голубых глазах прослеживались волны нежности, любви и радости, которые накрывали друг друга, как море. Кейл не знал о чём думал Альберу в этот момент. Он только шире улыбнулся и пожал плечами, показывая, что и сам в растерянности. — Просто, — одно слово, но сколько смысла в него вкладывал Кроссман знал только он один. — Просто? — Кейл приподнял бровь в недоумении. Не такой романтики он ожидал. Всю атмосферу с порхающими от любви бабочек сдуло, будто кто-то добро прыснул дихлофосом. — Просто, — усмехнулся Альберу, возвращаясь к бумагам и напрочь игнорируя недовольного Хенитьюза.

Просто причин было настолько много, что он не мог выразить их словами».

      Глядя на проносящиеся пейзажи, Кейл придерживал голову рукой, погрузившись в воспоминания. За окном сияло золото полей, а небо уже успело заалеть до крайности, окрашивая облака в розовую дымку. Спустя какое-то время он всё-таки оторвал взгляд от созерцания природы и посмотрел на всё так же спящего Кроссмана. Его светлые волосы впитали в себя зарево заката, окрашиваясь в багряное золото. Солнечные лучи оставляли мазки цветных пятен на спокойном лице. Понаблюдав за ним ещё какое-то время, Кейл наконец-то нарушил тишину. — В моём прошлом мире, ещё до мировой катастрофы, была популярна фраза: «Любовь живёт три года», — Кейл улыбался, смотря в безмятежное лицо. Он знал, что Кроссман не спал и чутко реагировал на каждое его слово. — Как ты думаешь, существуют ли вечные чувства?       Хоть он и задал этот вопрос, но под ним скрывались и иные смыслы: «Будем ли мы всегда любить друг друга?», «Пройдёт ли когда-нибудь эта боль?», «Подвластны ли сожаления времени?» и много, что ещё. Однако Кейл не смог произнести это иначе. И Альберу его понял. Он впервые открыл глаза, в которых не было ни капли сонливости, и посмотрел ясным и смеющимся взором. Вкупе с золотым шлейфом заката и лёгкой, блуждающей улыбке, его вид был полностью ослепительным. Будто далёкая фантазия или же мечта, которую Хенитьюз так хотел увидеть во сне и наяву. Они долго, ненормально долго смотрели друг в другу глаза, без отрыва и, казалось, не моргая.       Потом Альберу всё-таки произнёс беззвучно одну фразу, от которой Кейл рассмеялся в голос. По одним губам он прочёл лаконичное: «надеюсь, что нет». Хенитьюз смеялся, словно это действительно хорошая шутка, а Кроссман продолжал с тихой нежностью и истомой смотреть на него, будто боясь не успеть наглядеться.       Проезжая мимо небольшой поляны, Кейл зацепился за неё взглядом, потому что она полностью утопала в пламени маков. Они заполнили собой всё пространство, почти как безбрежный океан. Постучав по небольшому окошку, попросил кучера на время остановиться. — Господин Молан просил вернуться как можно быстрее, — неуверенно проговорил мужчина, в волнении теребя затылок. — Мы же не в паб едем, недолгая остановка нас не задержит, — усмехнулся Хенитьюз, открывая дверь.       Нежные лепестки маков дрожали на ветру, изредка склоняя свои тяжёлые головы. Солнце, что так неумолимо приближалось к своему закату, окрасило всё небо золотым заревом. Хенитьюзу напомнило это о том, что однажды, после долгой войны, они проезжали мимо лесов и наткнулись на такую же поляну. Тогда дети радостно носились вдоль полевых цветов, играя с бабочками и несчастными жуками. Он и Хон учили юных волчат кататься по одуванчикам, поднимая целые облака пушистых семян в воздух.       Кейл сидел на поляне, подставляя лицо под лучи солнца, переводя дыхание в редких условиях мира и покоя. Раон старательно пытался сделать венок из цветов, которому его научила Умная Розалин. Пыхтя, маленький дракон всеми силами старался своими пухлыми лапками сплести стебли между собой. Усиленно трудясь, он вызывал у взрослых лишь улыбку. Кроссман, что потерял свою совесть ещё в утробе матери, нагло лежал на коленях у Хенитьюза. Без разрешения устроившись поудобней, он точно так же вбирал в себя солнечные лучи, как какое-то растение. У Кейла на голове уже был венок, который ранее сделала Он. Из него редко сыпались маленькие цветы и падали в волосы Кроссмана, путаясь в густых прядях. Вся эта атмосфера дышала летним теплом, счастьем и уютом. От одних воспоминаний у Хенитьюза теплело на душе. Однако вспомнив это, на один краткий миг, картинка покрылась шумом. Будто в компьютерной ошибке, экран замерцал и пролегли полосы. Тут же летний пейзаж сменился серой промозглостью и растрёпанная голова Альберу, которую Кейл тогда едва придерживал, вдруг стала перепачкана гарью и копотью. Кровь стекала по рукам Хенитьюза и пустые глазницы Кроссмана взирали на него с осуждением.       Сморгнув наваждение, как если бы ничего и не произошло, Хенитьюз спрыгнул с первых ступеней кареты и будничным шагом направился в поле маков. Они, словно пожар и пламя, поглощали собой всё пространство. Алые волосы Кейла развивались на ветру и то, с какой нежностью он касался распустившихся бутонов, делало эту картину трагично прекрасной. Будто бы бушующий огонь обрёл личину человека. В траурной одежде он сиял краше заката. Альберу, который смотрел на это со стороны, не сдержал смешка. Кинув беглый взгляд на оставленное письмо, снова посмотрел на прямую спину и ровный разворот плеч человека, что так скромно защищал весь континент.       «Спасибо, что пришёл в мой мир».

***

      Вернувшись уже ближе к вечеру, когда последние лучи солнца с заботой, как любимого ребёнка, укрывали Роан в своих объятиях, карета наконец-то остановилась. Хенитьюз задумчиво теребил нежные лепестки мака между пальцами, размышляя. В дверь кареты тактично постучал кучер, после чего открыл, жестом приглашая Кейла спуститься. Тот только кивнул и, покрепче прижав к груди букет алых маков, поднялся. В последнюю минуту, вспомнив о чём-то, он обернулся и с улыбкой посмотрел на Кроссмана. — Я тоже на это надеюсь, — сказал он с усмешкой, продолжая их недавний разговор.       Альберу ничего не сказал, только вертел в руках стебель мака, рассеянно смотря на алые лепестки. Криво улыбнувшись, Кроссман проводил взглядом спину Хенитьюза, который в приподнятом настроении вышел наружу и запечатлел кроткий поцелуй на бархатистой мягкости лепестков.       Видя странное поведение господина, кучер неловко почесал затылок и заглянул внутрь экипажа. Но там, помимо скомканной бумаги на полу, ничего не было. Озадаченно глянув на Хенитьюза, мужчина так ничего и не сказал. У благородных господ свои причуды.