«Говорят, ты больше не вернёшься. Говорят, что в край солнца пришла зима. Говорят, что одному быть не больно. Говорят все, но я не слышу тебя».
В этом году осень выдалась на удивление тёплой. Летний зной не сходил вплоть до конца октября, а мягкий ветерок путался в кронах столетних деревьев. Задувая в окна, он теребил лёгкие занавески, принося с собой опавшие лепестки вечноцветущей магнолии. Кейл дремал в своём кабинете, раскинувшись на небольшой, но достаточно удобной софе. На животе лежала раскрытая книга, которую он придерживал рукой дабы не случайно не свалилась. Солнечный свет лился из высоких окон, окрашивая всё пространство в золотые оттенки. Витающая в воздухе пыль, как драгоценная крошка, после непродолжительного полёта мягко оседала на пол. Недопитая чашка чая с лимоном и мёдом давно остыла, оставленная в забытом одиночестве на столе. Раон удобно устроился у головы Хенитьюза, сладко посапывая, иногда болтал милую чепуху сквозь дрёму. В свою очередь котята свернулись у его ног, сладко мурча и пуская слюни на мясной пирог во сне. Вся атмосфера в этой комнате дышала умиротворением и простым семейным счастьем. Спустя ещё какое-то время Кейл проснулся. Он просто открыл глаза в тишине кабинета и пару раз моргнул. Совсем не выглядя сонным, взгляд Хенитьюза отталкивал своей резкостью и некой враждебностью. Будто он просыпался не в тиши своего кабинета, а на разнузданном поле боя, где каждый миг — решающий. Рассеянно смотря на золотые росчерки на потолке, он медленно приходил в себя, отгоняя урывки безмятежного спокойствия. Его больше не тревожили сны, точнее, он их не видел, а может попросту не хотел запоминать. Просыпаясь каждый раз с головокружением и неприятным чувством лёгкости, Хенитьюз тратил какое-то время на осмысление окружающей реальности. Вот и сейчас, повернув голову в сторону, он увидел сидящего напротив него Альберу. Тот в обычной шёлковой рубашке и брюках вальяжно развалился в кресле, подпирая голову рукой. Весь его вид был ленив и небрежен, он отбросил сиятельный и чопорный образ наследного принца, полностью позабыв этикет. Его глаза были устремлены на страницы книги, которую тихо и самозабвенно читал. Кейл подумал, что сейчас этот царственный ублюдок как никогда похож на прекрасного рыцаря, охраняющего сон принцессы, ха. От этой аналогии хотелось рассмеяться, однако, Хенитьюз лишь скривил губы в саркастической улыбке. Оглянувшись на детей, он постарался как можно меньше двигаться, чтобы ни коем образом не потревожить сон этой непоседливой малышни. Аккуратно, практически не дыша поднимаясь и неспешно садясь, вновь бросил взгляд через плечо. Они всё так же сладко спали, вертясь и громко сопя. Кейл вновь посмотрел на читающего Кроссмана. Тот только улыбнулся, тихо наблюдая за этой неловкой, но забавной картиной. «У него красивая улыбка», — рассеянно думал Хенитьюз, смотря на сияющие глаза, которые так очаровательно щурились при настоящей и мягкой улыбке. Альберу редко бывал искренним, точнее, практически никогда и не был. Скрытный человек, меняющий социальные маски, как искусный фокусник. Он был любим всем миром, но сам любил столь мало, что мог пересчитать всё и на пальцах одной руки. Тревожный и недоверчивый, проверяющий не только себя, но и весь мир на прочность. Доводящий всё до абсолютного идеала и не терпящий полумер. Требующий от других результатов, но от себя ждал лишь совершенства. На его теле целая карта из шрамов и ран, как звёзд на небе, по которой каждый мог проследить непростой путь его жестокого взросления. Тот, кто не ждал благословения богов или подачек чертовки Судьбы. Он следовал за своими идеалами, держа жизнь в своих руках. Таким был Альберу Кроссман, которого знал и любил Кейл Хенитьюз. Усмехнувшись этим лирическим мыслям, Кейл посмотрел на низкий столик у своих ног. Разумеется. Письмо аккуратно лежало на краю и только ждало, чтобы его открыли. Взяв лежащий на спинке плед, Хенитьюз накинул его на плечи прежде, чем вскрыть конверт. При виде листов бумаги с письмом и пергамента телепортации, вздохнул и долго сидел, не решаясь начать. На самом деле в последнее время жизнь Кейла пришла в норму. Он часто выходил на прогулки и даже нашёл время, чтобы навести смуту в восточных территориях, которые никогда ему особо и не нравились. Жизнь не стояла на месте, втягивая Хенитьюза в новый круговорот дел и приключений. У него не было времени, чтобы остановиться и перевести дыхание, не говоря уже о тоске и сожалениях. Кейла тяготило многое: слова, которые он так и не успел сказать; вещи, которые не смог сделать и поступки, которые совершил, но не гордился ими. Так много всего, оседающего тяжёлым грузом в душе и без возможности облегчить ношу. Альберу смотрел на него с мягкой улыбкой, в который раз своим спокойствием приободряя уставшего Хенитьюза от самоуничижительных мыслей. Кейл тихо рассмеялся про себя, проглатывая звук, опасаясь потревожить малышей. Тихо встал с дивана и надел тапочки, всё же зябко передёрнув плечами, сильнее натянул соскальзывающий плед. Сжимая уже изрядно помятое письмо в руках, он приготовился разорвать телепортационный свиток. Лишь на одно мгновение засомневавшись, оглянулся на неподвижно сидящего Альберу. «Мы ещё встретимся, никуда не уходи», — шептал Хенитьюз одними губами, не спрашивая, а констатируя факт. Альберу беззвучно смеялся, качая головой. Он смотрел на Кейла с беспомощной нежностью во взгляде, пожимая плечами и разводя руки в стороны. Весь его вид так и говорил: «Ну и куда же я денусь?», — и Хенитьюз знал, что и впрямь никуда не денется. Их жизни навечно связаны друг с другом, что ни боги, ни дьяволы… ни самой смерти не под силу их разлучить. Снова звук рвущейся бумаги и свет, ослепляющий на мгновение. Кейл со стоном прикрыл глаза, смыкая веки как можно плотнее. Казалось, что свет был слишком ярким и никак не хотел рассеиваться. Осторожно приоткрыв один глаз, Хенитьюз обомлел. Он стоял посреди собственного сада, осеннее солнце било прямо в глаза, отчего неоновая мошкара никак не рассеивалась. Ветки магнолии мягко покачивались на ветру, нежно укрывая в своей тени прихотливые и жалкие от жары цветы. Кейл уже давно так просто не останавливался в саду собственной резиденции и с удивлением обнаружил, что за ним с такой заботой ухаживали. Благодаря наложенной на землю магии, все растения цвели круглый год, не страшась ни заморозков, ни шапок снега. Пышущая жизнью сочная зелень поражала своей красотой и разила благоуханием ароматов. Озадаченно оглядевшись, Кейл пару раз моргнул не совсем понимая, почему именно сюда перенёс свиток. Единственный, кто мог дать все ответы, был чёрте где и только письмо служило подсказкой. Развернув его, крайне рассеянный Хенитьюз начал читать. «Моему возлюбленному злодею», — первая строчка была достаточно потешной, чтобы Кейл не сдержал смешка. Если он злодей, то кто же в этом мире достаточно квалифицирован, чтобы зваться героем? Касаясь пальцами каллиграфического и округлого почерка, он будто старался коснуться человека, написавшего эти строчки. Невыразимая и глубокая тоска сдавила сердце. Вот уж правда, люди осознают степень своих чувств лишь потеряв что-то важное и драгоценное для собственной души. «Это письмо я оставил без даты в надежде, что смогу передать тебе лично. Если ты его читаешь, то, скорее всего, я всё-таки добрался до тебя. Будь уверен, это слишком неловко говорить о чувствах лицом к лицу. На бумаге немного легче собраться с мыслями и сказать всё, что хочу. Сражения на границе изнурительны. Завтра наконец-то мы осуществим свой план и сможем благополучно одержать победу, с достоинством вернувшись домой. Армия варваров заметно ослабла и день ото дня уступает свои позиции. Долго думая и советуясь, я и несколько генералов решили, что стоит сделать последний рывок и атаковать всеми силами, которые мы располагаем. Поэтому в эти дни я плохо спал, отчасти немного нервничаю. Если всё увенчается успехом, то я вернусь уже через пару дней». Тревожные колокольчики до исступления звенели в голове, предостерегая, что ничего хорошего Кейла не ждало. Если бы сейчас он разорвал это письмо и сделал вид, что никогда его не получал, то смог сохранить ту иллюзорную частичку нормальной жизни. Хенитьюз чувствовал, что если продолжит читать, никогда не сможет вернуть всё на круги своя. Он всё это понимал, но упрямо продолжал просматривать строчку за строчкой, будто медленно шёл на плаху эшафота, зная, что в конечном итоге его голова окажется в корзине. «Все отправленные мною письма были написаны заблаговременно и даты там — день, когда ты должен их получить. Эту мини-игру я спланировал, исходя из твоих рассказов о своём мире. Кажется, ты как-то называл это «квестом»? Почему-то мне показалось это интересным и хотелось немного развлечь тебя в пределах столицы. Каждое письмо — это наследие, память и определённый момент нашей жизни в самом начале знакомства». Сегодня стояла достаточно тёплая и ясная погода. Солнце светило без единого облачка на небе. Однако Хенитьюзу было настолько холодно, что онемели кончики пальцев. Казалось, что он находился в сыром и тёмном подвале, обдуваемый всеми ветрами без капли хоть какого-то света. Хотя… нет. На самом деле он был по колено в размытой от дождя грязи и дрожал от ледяной воды, что так немилосердно била по его телу мелкими иглами. Хенитьюз ощущал это точно так же, как если бы действительно перенёсся тот суровый и промозглый день. Он явственно ощущал, как увязали в плотной грязи ноги, заливаясь даже внутрь сапог. «Перед этим днём я хотел показать тебе как много ты сделал для этого мира и насколько ты удивительный ублюдок. Будь-то разрушенная магическая башня в Могору или вновь обрётшие жизнь джунгли — это всё результат твоих собственных стараний и сил. Если быть совсем уж честным, то встретив тебя впервые — я был обескуражен и поражён. Мне казалось, что с таким человеком как ты нам никогда не быть друзьями, уж слишком сильно мы похожи. По итогу друзьями мы и впрямь не стали, но любовники? Кто бы мог подумать? Богиня, на войне я становлюсь слишком сентиментальным, уверен, тебя уже от меня тошнит, ха-ха». Кейл слышал, как громко билось его сердце, казалось, ещё секунда и оно пробило бы грудную клетку. Жалкое и грязное, оно продолжало бы рвано и тяжело пульсировать, продлевая душевные муки Хенитьюза с садистским удовольствием. Такие ужасные для него воспоминания, которые он так старательно прятал от самого себя, загромыхали под тяжёлыми дверьми, окутанные цепями и закрытые на тысячи замков. Кейл не хотел помнить и подсознание услужливо следовало его воле. Будто прошлая версия него, дрожа всем естеством, ледяными руками закрывала глаза в отчаянии и болезненном трепете умоляло: «не смотри». «День, когда ты это читаешь — твой день рождения. И все мои слащавые письма — всего лишь часть подарка. Я немного переживаю, ведь для меня в новинку делать подобное. Разве это не романтично? Уверен, сейчас, стоя перед тобой, мне очень неловко. Ты читаешь эти строчки и я молюсь, чтобы ты не смеялся в голос. Когда-нибудь ты меня поймёшь… С днём рождения, Ким Рок Су. Сегодня именно этот день, не так ли? Не только Кейла Хенитьюза, но и тебя настоящего. Ты говорил мне однажды об этом, поэтому, я хочу, чтобы ты праздновал этот день как полагается, получая столько благословения, сколько способна получить твоя многогранная душа. В любом случае, мне только в радость провести этот день с тобой. Это моё последнее письмо. И, как обещал, я исполню твоё самое заветное желание. Я дарю тебе свободу, мой дорогой Кейл. Мой последний приказ, который я недавно подписал, именно об этом. Как кронпринц, я дарую тебе титул графа и земли на территории Тёмного леса и снимаю с поста советника. Теперь никакой утомительной работы и возни с бумажками. Ты счастлив? Ну же, улыбнись». С невыразительным лицом Хенитьюз читал эти строчки, скользя бездушным взглядом по словам. Да, кажется, сегодня и впрямь был его день рождения. Он точно и не помнил, ведь по всему королевству был объявлен траур и все пышные светские мероприятия были под запретом, просто… Когда Кейл дочитал до этого момента, все те иллюзии, что он ещё строил в своей голове, наконец-то рухнули. Хенитьюз больше не мог врать себе, не мог делать вид, что всё в порядке и вынужден был признать, что это действительно к о н е ц. Как человек, который не забыл ни одной прочитанной книги, мог ли он действительно потерять воспоминания и о том дне? Смешно же, право слово. Эта уродливая истина всегда была рядом с ним, просто Кейл, словно великий слепец, предпочитал закрывать на это глаза. Он взял самые травмирующие фрагменты памяти и, как настоящий трус, спрятал их, не помнить невыносимую и разрывающую на кусочки боль.***
Тогда, для решения конфликта на границе с варварами, именно Хенитьюз должен был отправиться в гущу событий. Однако в тот момент, так не вовремя, возникли вопросы с его гостиничным бизнесом и проблемы семьи Моланов тоже не терпели отлагательств. На его раздражение и нелицеприятные эпитеты по всей этой ситуации Альберу выслушал крайне сухо. Крутя в руках перьевую ручку, Кроссман просто велел ему отправляться по своим делам, а с делами своего королевства он разберётся сам. — Ты уверен? — в раздражении Хенитьюз резко забрал чёлку назад, растрепав волосы рукой. Он был рассержен навалившимися в одночасье проблемами. — Сомневаешься во мне? — Альберу приподнял бровь и с притворным горем продолжил, — конечно, мои возможности не столь впечатляющие, как у Молодого мастера Серебряного Щита, героя континентов, но этот ничтожный принц тоже кое-что умеет. В той ситуации Хенитьюз только фыркнул и по-свойски сел на угол рабочего стола Альберу, поднимая себе настроением тем, что дразнил этого язвительного кронпринца. Зацепившись языками в ядовитых дебатах, они вскоре сменили плоскость противостояния и благополучно забыли о первоначальной причине спора. В итоге, с гудящей головой и больной поясницей, Кейл в сердцах ушёл не попрощавшись с этим царственным придурком рано утром. Он продолжал вести холодную войну, не отвечая ни на один раздражающий вызов, ещё не зная, что больше никогда не услышит самодовольный голос, что так виртуозно выводил людей из себя. Только спустя неделю, когда Кейл сменил гнев на милость, он попытался связаться с Кроссманом, но тогда уже ему никто не ответил. По прошествию ещё пары дней, когда личные вопросы были более-менее улажены, Хенитьюз вернулся во дворец, который находился в странном состоянии. Незначительная пограничная ситуация с кучкой варваров, которой никто не придавал большого значения, учитывая прошлые глобальные битвы, внезапно сильно обострилась. Связь с главным штабом была потеряна. Кратко войдя в курс дела, не дожидаясь остальных, Кейл ринулся к телепортационному кругу. На все возражения и увещевания он был глух, думая только о том, чтобы как можно скорее всыпать по первое число некоему принцу. Дав инструкции суетящемуся Раону и взволнованному Чхве Хану, он в одиночку отправился на границу, чтобы разведать ситуацию. По плану Хенитьюза, они должны были собрать их маленькую компанию по мировому уничтожению и последовать за ним. Однако не всем планам Кейла было уготовано сбыться. Когда свет после магии телепортации был рассеян, полы накинутого на плечи форменного пиджака Кейла не успели опуститься, а дорожная пыль осесть, Хенитьюз застыл бездушным изваянием посреди пустоши. Всё его тело было жестким и неподвижным. Казалось, навеки застывшим в одной напряжённой позе. Кейла не заботило, что его высокие армейские сапоги утопали в остатках мёртвой манны, словно в вязком болоте. Он просто смотрел строго перед собой и желваки заходили у него на скулах от той силы, с которой сжимал зубы. Альберу нашёлся сразу, Кейл просто не мог его не узнать. С того мгновения, как открыл глаза, он видел зияющие пустоты глазниц с застывшей коркой крови. Там, где раньше он ловил нежный и беспомощный взгляд, больше ничего не было. Тускло-серая голова, покрытая трупными пятнами, с проглядывающимся рядом белоснежных зубов сквозь разорванную щёку, была безжалостно насажена на кол. Приоткрытый рот с вырванным языком и спутанные, некогда называемые благословением богини солнца, волосы были неровно и грубо обрезаны. Словно изуродовав и уничтожив все отличительные черты королевского рода Кроссманов было недостаточно. Варвары старались унизить и надругаться даже над хладным телом. Лишив труп всех органов чувств, отрезав ещё и уши, они глумливо улюлюкали, размахивая насаженной на кол головой, как флагом. Среди большого костра, пируя и празднуя свою величайшую победу, никто и не подозревал, что никем не замеченный человек неотрывно всматривался в знакомые черты в оранжевых отблесках пламени. Впервые молясь, чтобы увиденное было всего лишь сном. Радужка глаз Хенитьюза настолько потемнела, что едва различим был край зрачка. Казалось, что все отблески пламени и блики света поглощала эта непроглядная тьма. Кейл не знал какие эмоции он ощущал в этот момент. Была ли ноющая боль в груди — печалью или пронизывающий до костей холод — отчаянием. Он просто следил взглядом за каждым движением головы на колу, за каждой оставшейся неровной прядкой и чувствовал, как мир медленно затихал в мёртвой тишине. Если раньше он бездумно молился, чтобы всё оказалось иллюзией и обманом глаз, то сейчас, в трезвом уме обращаясь к дьяволу, надеялся, что все увечья были нанесены после кончины. Он желал своему возлюбленному королю лёгкой и безболезненной смерти. А дальше весь мир, словно замедлившись, был необычайно чётким и ясным. Кейл отлично помнил, как поднял руку и всполохи золотой молнии и огня ударили в землю, клубясь у его ног, как ласковые котята. Его ярость клокотала в груди и хаотичный стук собственного сердца заглушал все звуки. Из глаз сыпались искры и черти, водя хороводы, плясали перед взором. Он убивал молнией и жёг останки огнём. Резал клинками ветра и топил предсмертные крики в живой воде. Скрип и хруст земли, перемалывающий кости и мягкий дождь из крови ниспадал где-то с неба, шурша по округе, как майский ливень. Вся сцена была уродливой и тошнотворной. Хенитьюз, обрушившийся на головы варваров, как стихийное бедствие. Как самая настоящая божья кара, оплакивал кровавыми слезами любимого богами и самим солнцем убиенного принца. Он пронёсся над полем боя, будто жатва, не оставляя после себя ни врагов, ни союзников. Армия Роана, которую он в пылу безумия даже не заметил в отдалении, ошарашенно стояла в тылу. И если раньше воины были в ярости и скорби от потери своего командира, строя стратегию реванша и мщения, то сейчас в ужасе застыли каменными плитами. Их ранее горячие сердца примёрзли к рёбрам от охватившего страха. Человек, что ранее был так надменен и холоден, превратился в чудовище, истинного дьявола и беспощадную длань смерти. Если им потребовалось три недели, чтобы переломить исход сражений, то ему хватило всего сорока минут, чтобы выиграть войну. Однако Кейла не волновало ничего из этого. Что такое победа? А что поражение? В войнах не было победителей, все в той или иной мере проигравшие. Кто-то просто жертвует чуть больше, кто-то меньше. Сейчас же, охваченный безумием, во власти горя, застилающего красной пеленой глаза, он уничтожал в бреду любого. Весь окроплённый кровью, выжав из своего тела максимум сил, он перестал ощущать себя человеком. Взывающие к нему древние силы безустанно вопили, но Хенитьюз был глух и слеп. Им двигала лишь жажда уничтожения всего, чего касался, как если бы это могло хоть немного заглушить пронизывающую его боль. При очередном ударе, сотрясшем землю и пошатнувшем небеса, тот, кто с таким восторгом насмехался над смертью Кроссмана, подкидывая его голову как можно выше, демонстрируя всем покорённого врага, просто исчез. Его разорвало изнутри от противоборствующих стихий, не оставив ни следа. Только тогда, когда потерявший опору кол падал на землю, Кейл на какое-то время пришёл в себя. Наблюдая со стороны за тем, как и без того замызганная в грязи и крови голова вот-вот упадёт в пропитанную ошмётками человеческих тел землю, он двинулся. Сплюнув целый глоток крови и помчался, подгоняемый ветром, к тому месту, чтобы не причинить Альберу ещё больше боли. Хенитьюз не знал, как тот умер. Не знал, что испытывал в свои последние мгновения и о чём думал за секунду до смерти. Он ничего из этого не знал, оставив в эти страшные и роковые минуты Альберу совершенного одного. Однако теперь Кейл пришёл и больше не позволит никому сделать Кроссману больно. Осёкшись от очередного спазма разрушающегося фундамента, Хенитьюз запнулся и в последнюю секунду успел поймать падающую голову, бережно защитив от удара собственным телом. Прокатившись по грязной земле, он нежно укрывал Альберу в своих объятиях. Всё вокруг замерло. Даже недобитые остатки варваров не осмелились и шагу сделать, ожидая малейшего движения дьявола. В свою очередь Кейл неспешно приподнялся на локте и сел. В его теле уже не оставалось никаких сил и, угрюмо опустив плечи, ссутулился. От былой ровной и горделивой осанки не осталось и следа. Только глубокое моральное опустошение и кризис. В помешательстве ему только и оставалось, что нежно укачивать в своих руках голову Альберу, мягко приглаживая рукой выбивающиеся остриженные кусками пряди. Как если бы они вернулись на долгие столетия назад. В тёплый солнечный день, где в светлых волосах путались опавшие лепестки из надетого Раоном венка полевых цветов. Сладкий и безмятежный миг, ослепляющий своим счастьем, медленно тонул в мазутной реальности происходящего. Альберу на его коленях больше не жмурился сонно под лучами солнца. У него не осталось и сияющих голубых глаз с длинными светлыми ресницами. Его убийцы не оставили ему даже век, жестоко и топорно вырезав всё под чистую. Хенитьюз смотрел в эти тёмные глазницы и медленно приходил в себя, осознавая, что же на самом деле произошло. Продолжая нежно гладить голову, с той же заботой, что дарил и своим неугомонных детям, Кейл оглянулся. Сначала на небольшом пьедестале он увидел груду окровавленных мешков и куски доспехов. Потом, приглядевшись чуть получше, рассмотрел узоры на щитках. «Ох, я точно знаю, кому они принадлежат, ха», — в голове Хенитьюза была звенящая пустота. Он рассматривал доспехи, которые сам же и делал под заказ на юбилей Альберу. Какая ирония, даже принятые ранее мешки и груда тряпок оказались телом венценосного наследника, которое едва можно отличить сейчас от хлама. Руки у Кроссмана были отрезаны и лежали где-то вдалеке. Сухожилия обеих ног перерезаны, а кости переломаны. Будто кто-то изрядно танцевал победный танец на останках. Там, где ещё можно было заметить голую кожу, проглядывала почерневшая плоть. Кейл не знал, что происходило с Альберу, но догадывался насколько мучительно обошлись ему его ошибки. Сидя там и смотря на это собственными глазами, Кейл расхохотался. Как безумный, раскачиваясь из стороны в сторону, он продолжал смеяться. Ветер клубился около него, реагируя на мощный всплеск древних сил. Окончательно сойдя с ума, Хенитьюз решил сделать всё возможное, чтобы защитить Кроссмана. Разве не он спасал континенты и не путешествовал сквозь миры? Перед ним даже чёртовы боги были бессильны! Шутка, что он не способен спасти даже одного человека, которого любил! Неужели ему только и оставалось: смотреть, как гибнут дорогие его сердцу люди снова и снова? Даже если это уничтожило бы Кейла без остатка, он собирался повернуть время вспять. Энергетическая волна силы исходила от него, как от брошенного камешка бежала рябь по воде. В первородном ужасе варвары и рыцари королевства бежали кто куда, спасая свои несчастные жизни. Барабанные перепонки Хенитьюза лопнули от перенапряжения, а кровь беспрерывно лилась изо рта, носа и глаз, заливая багрянцем всё вокруг. Стирая бурые капли, стекающие на серую щёку Кроссмана, пальцами, Кейл вслушивался в истошные хрипы мира. Весь его фундамент трясло и постепенно даже тело Хенитьюза начало рушиться, покрываясь трещинами, распадаясь на осколки. Было действительно больно, будто внутренности постепенно вычерпывали ложкой. Но что такое физические страдания перед тем, как в мелкую крошку перемалывалась душа? Кейл устало возвёл глаза к небу, чувствуя, как ломается его тело. Одна трагично кричащая птица в страхе улетала от пронзившего небо светового столба. Хенитьюз излучал чудовищную энергию, вкладывая собственные жизненные силы. Прикрыв глаза, он снова взмолился, чтобы этот треклятый мир дал ему ещё один шанс всё исправить. Поглотившая его вспышка света, будто крутой кипяток, опалила всю его кожу. В следующий раз, когда Кейл открыл глаза, его сердце билось и ликовало от надежды, что всё можно исправить. На сей раз усмехнувшись от облегчения, он вновь возвёл глаза к небу и застыл с улыбкой на губах. Над его головой пролетела точь-в-точь такая же птица, что и пару мгновений назад. И хотя его попытка обернуть время вспять была удачной, он смог вернуться лишь на секунду назад. — Аха-ха-ха, — согнувшись в хохоте, Хенитьюз продолжал бережно прижимать голову к груди. — Аха-ха-ха! А-а! Безудержный смех превратился в надломленный и болезненный крик умирающего зверя. Даже отдав все силы, рискнув собственной жизнью и уничтожив тело, Кейл смог отмотать время лишь на жалкие секунды. С чего он вообще решил, что хоть один мир был к нему благосклонен? Вместе с его безнадёжными чаяниями и невыносимой болью, всё пространство поглотил золотой свет от ударов огненной молнии.***
Отрешённо глядя перед собой на письмо, Хенитьюз так и не смог прочесть ни строчки. Воспоминания беспощадными волнами накатывали одна за одной. Получив, наконец-то ответы на большинство вопросов, у него не осталось ничего, кроме опустошения. Точно.Это он в помешательстве нёс изуродованное тело Альберу, шагая в ливень по размытой земле.
Это он периодически терял и снова поднимал выпавшие по дороге руки Кроссмана, успокаивающе шепча, что они скоро будут дома.
Это он намеревался вернуться в королевский дворец пешком, не переставая удивляться каким лёгким и холодным было тело Альберу.
Это он трусливо прятался от правды, не желая никого слушать, закрывшись в своём горе.
Кейл даже не смог с ним как следует попрощаться в их последнюю встречу, идя на поводу у паршивого характера. Он также не проводил его в последний путь, боясь собственной боли. Кейл облажался по всем фронтам… Глаза Хенитьюза были холодными и недвижимыми, будто у мертвеца. Он раз за разом перечитывал последние строчки, стараясь разобрать их содержание. Слишком шокированный и растерянный, Кейл больше не знал, что ему делать. Только и оставалось, что цепляться за несчастное письмо, как за последнюю ниточку, связывавшую с Кроссманом. «Кейл, если ты получил это письмо лично от меня, то можешь прекратить его читать. Если же что-то случилось, и я не успел вернуться, то я должен объясниться, да? Не хмурься так». Лицо Хенитьюза было пепельно-белым, без единой кровинки. У него оставались силы лишь держать маску спокойствия, когда сам он находился на грани от полного срыва. Наконец-то стало понятно почему он не слышал голоса древних сил и его восстановление шло так плохо. Чего ещё стоило ожидать, когда его фундамент был практически уничтожен, а тело разрушено? «Завтра… хотя, наверное, уже сегодня? Я отправлюсь в каньон между границами, чтобы вернуться с победой домой. Немного нервничаю и боюсь, что не успею к твоему дню рождения. Было бы обидно, но если так случилось, то мне очень жаль. Письмо всё равно будет отправлено благодаря магии. А подарок… как бы я не хотел вручить его лично, но, если не сложилось, то забери его сам. Пускай я и спрятал небольшой сейф в твоей комнате (серьёзно, ты мог бы больше внимание обращать на своё окружение), всё же ключ держу при себе. Даже сейчас он лежит во внутреннем кармане, прямо у сердца. Я полон волнения, мне хочется тебя поздравить. Не знаю, как правильно стоит закончить это письмо, наверное, я, стоящий перед тобой, скажу что-то ещё. Возможно только: я люблю тебя. Я переживаю за тебя. Я желаю тебе счастья. Прямо сейчас очень сильно хочу тебя обнять, ладно? Видишь, я уже жду тебя с нетерпением. Будь хорошим младшим братом и не капризничай, я очень соскучился.С любовью, Альберу».
В какой-то абсурдной и по-детски наивной надежде Кейл оторвал взгляд от письма и посмотрел прямо перед собой. Что-то жалкое и хрупкое в нём дрожало, от крохотной, призрачной возможности увидеть впереди озорно улыбающегося Альберу, раскинувшего руки в стороны для объятий. Однако перед ним лишь безмятежно раскачивались скорбные ветки магнолии. Эта глупая надежда, которая не имела даже права существовать, окончательно сломила Хенитьюза. Он не помнил, когда в последний раз плакал, возможно в далёком детстве или только переместившись в этот мир? Сейчас же крупные, как зёрна граната, слёзы текли по бесстрастному лицу, оставляя влагу на меловых щеках. Ошарашенно смотря на капли, падающие на письмо и разъедающие чернила, он спустя миг осознал, что происходит. А после… Обессилено упав на колени, прямо в мягкую от полива землю, Хенитьюз зарыдал в голос. Прижимая к груди письмо, он плакал, как безутешный ребёнок, которого так несправедливо обидели. Кейл кричал до боли в связках, как раненное животное на последнем издыхании. Все домашние в страхе перед этим тлетворным и надломленным криком собрались в считанные секунды. Хенитьюз не обращал ни на кого внимания, в своём горе он был настолько безутешен и сломлен, что не находил в себе сил поднять головы. Никогда, Кейл никогда представить себе не мог, что вышедшие из-под контроля эмоции могут причинить столько боли. Как если бы его освежевали живьём и вытянули каждый нерв из обессилевшего тела. Не в силах сделать ни единого вдоха, до чёрных точек перед глазами, Хенитьюз начал задыхаться, пока окончательно не упал в чьи-то руки. Рон прижимал к себе дрожащее в приступе панической атаки тело, гладя жёсткой ладонью по голове. — Всё будет хорошо, щенок, всё непременно будет хорошо, — с нескрываемой тревогой повторял Молан, сильнее сжимая Кейла в объятиях. Позабыв о фальшивой вежливости, Рон в волнении даже назвал его прозвищем, которое давно хранил в сердце. В последний раз он видел его таким после похорон Джур. Истерика прошла так же внезапно и быстро, как и началась. Будто всё это было лишь плодом больного воображения других людей. Кейл в одно мгновение затих, резко, как если бы потерял сознание. Все изрядно напряглись, боясь, что Хенитьюзу стало сильно плохо. Однако он остановил их, подняв руку. Выбравшись из крепких объятий Рона, он вытер лацканом рубашки всю влагу с лица. Его аномальное и зловещее спокойствие и мёртвый холод глаз внушали ужас. Кое-как поднявшись с земли, Хенитьюза повело и он снова чуть не упал. Чудом удержавшись на ногах, отказался от чьей-либо помощи и протянутых рук. — Не идите за мной. Оставьте меня на время, — сиплым от крика голосом прохрипел Кейл, медленно бредя обратно в дом. — Все вы. Нетвёрдой походкой войдя в резиденцию, делая небольшие перерывы на лестнице, Хенитьюз вошёл в свою спальню. Окинув воспалёнными и покрасневшими глазами обстановку, потом медленно и методично начал крушить всё руками. Сбивал со столов вещи, выкидывал из полок книги. Даже одежду из шкафов не обошла эта участь. Приведя ранее ухоженную комнату в настоящую свалку, лишь в самом конце увидел и впрямь небольшой и неприметный сейф. Он был спрятан между книжных полок, скромно прикрыт историческими талмудами становления королевства Роан. Встав перед ним на колени, подрагивающей рукой Хенитьюз достал из кармана ключ. Последний месяц он ни на минуту с ним не расставался. Постоянно держал в кармане или крутил между пальцев для самоуспокоения. Он был так хорошо отполирован постоянными манипуляциями, что блестел, как начищенная монета. С первого раза попасть в замочную скважину не получилось. Руки одолевала сильная дрожь. Лишь с третьей попытки замок поддался и с щелчком механизм открылся. Сделав глубокий вздох, Хенитьюз достал свёрнутый трубой лист бумаги и небольшую деревянную коробку. Тонкая резьба на крышке выдавала искусную работу ремесленника. В такой не могла лежать дешёвая безделушка. Начав сначала с письма, Кейл рывком сорвал печать наследного принца и развязал ленту. Бумага раскрылась и Хенитьюз бегло пробежал взглядом по строчкам. Дойдя до конца, он не смог сдержать улыбку при виде даты в конце. Это был день, когда он ушёл от Альберу рано утром, так и не попрощавшись. Если кратно, то это был свод приказов, где от имени наследного принца Кроссман снимает с него обременяющие обязательства советника и присуждает титул графа за военные заслуги. По-хорошему, с этим приказом Кейл мог больше никогда не волноваться о дальнейшей жизни. Его буквально уволили с хорошим пособием. Теперь он мог отдыхать в своё удовольствие, пока не умрёт. Устало привалившись спиной к холодной стене, с щелчком Хенитьюз открыл коробку. Там, на тёмно-красной бархатной подушке лежал перстень наследного принца. Синий сапфир переливался, преломляя своими гранями свет. Если хорошо присмотреться, то в его глубине был виден герб королевской семьи. Альберу оставил его здесь, как подтверждение указа. Поэтому на теле Кроссмана его не нашли. Оно всё это время покоилось в безопасном месте. Достав перстень, Кейл надел его на указательный палец и вздрогнул от леденящего душу холода металла. Рассматривая камень со всех сторон, он впервые был не рад докопаться до истины и расставить всё по своим местам. Стукнувшись затылком о стену, изнурённый и сломленный окончательно Хенитьюз, полуприкрыв глаза, смотрел на мягко покачивающиеся ветви магнолии за окном. Сегодня он понял земную фразу: «и живые позавидовали мёртвым». Лучше бы он никогда её не знал.