***
Немец ушёл в поход со своей ротой позавчера, в горы куда-то, а куда именно — осталось тайной. Леди Димитреску была весьма рада уходу мужлана восвояси, ведь лишней тишины не бывает. У неё аж отлегло, когда она услышала громкий хлопок дверей, который свидетельствовал об уходе мужчины. Господи, да какое же это счастье, остаться в тишине и без пререканий спустя столько дней нескончаемого балагана! Одинокая графиня, не имевшая никого, кроме себя самой и денег, осталась в тишине спустя четырнадцать суток, спустя две проклятые недели. Конечно, были моменты, когда солдат уходил надолго, работа кипит, как-никак. Каждое утро тот выходил на длительную пробежку, даже если и буря за окном такая, что будь здоров. Затем, если Карл не донимал хозяйку расспросами, то сидел и заполнял какие-то бумаги, а потом ходил отправлять их начальству в Берлин. А во вторник утром, оставив хозяйку одну, Карл не забыл хлопнуть дверью так, что, казалось бы, гул от этого хлопка гуляет до сих пор по всему замку, отдавая острым выстрелом в ноющих висках. Госпожа в сопровождении бокала красного вина и стопки писем, на которые она имеет честь отвечать, закрылась в своей спальни, сидя около камина, что яро поглощал тлеющие дрова устами огня. И ничего не может быть лучше, чем полное спокойствие и умиротворение, без криков и отвратительного запаха кубинских сигар. Конечно, дама и сама грешила подобными мелочами вроде сигарет, но даже сигареты её стоили, скорее всего, как месячная зарплата обычного рабочего. И зубами она их не пережимает до состояния жёванной травы, как это делал Хайзенберг, а элегантно обхватывает мундштук длинными пальцами… Жалеет о сделанном выборе, нарушила обещание самой себе. А всё почему? Ответа не знает даже она сама, в этом и проблема. Был ли этот дурень во вкусе аристократки? Нет, конечно, он скорее на бездомного похож, чем на солдата, о каком вкусе может идти речь? Его длинные сальные волосы, его неухоженность, борода, отвратный запах сигар и пота, скверный характер. Комплект последнего выродка перед глазами, тогда какого черта он забыл тут? Есть ли причина для любезности Альсины в сторону сего придурка, переваривать присутствие которого, оказалось самым сложным испытанием? Именно из-за таких размышлений, женщина не может спокойно сосредоточится на работе, во всем винит Хайзенберга, его мерзкую и гнилую натуру.***
Пока леди Димитреску пыхтит в своих ажурных и пёстрых владениях, не имея возможности совладать со внутренним пылом, Карл со своими сослуживцами сидят где-то в лесу, разделяя разговор и флягу крепкой выпивки. Мужчины со снаряжением в руках и с усталостью в глазах, обсуждают жизнь в затхлой деревушке. Одни хвастаются, какая милая хозяюшка у них в доме, как оказалось интересно играть с детьми из села в такую простую игру, как футбол, и кто кого уже успел подцепить. Местные девушки обожают военных, молодухи с ума по ним сходят, любезно относятся к ним и всячески стараются заполучить внимание. — Дочка хозяина такая красивенькая вся, миленькая, само золотце, правда! Чистейшей души девчонка, а красивая какая… Заберу её с собой на родину, когда дела закончим… Нечего такой красавице себя в этом захолустье портить! — влюблённо сказал один паренёк, отряхивая плечи от снега. Снайпером он был, красивым, кстати, проходу местные девушки не давали. — Йозеф, влюбился поди? Не гоже военному думать о девчонке, когда война в стране и работы по само горло! — отметил мужичок, что разводил костёр около военных. Сейчас кто где, одни стрелять учатся заново, другие бегают по горам, вытачивая военное мастерство во благо победы. — А ты, я смотрю, эксперт прям, да? Сколько жён там у тебя было, а? Четыре или все же пять? — язвит один из мужчин, откровенно насмехаясь над другим. Солдат обернулся на шаги позади, тяжёлые такие, с характерным снежным хрустом. Сзади оказался Карл, который нёс в одной руке огромную стопку дров с топором, который расположился сверху на дровах. Сегодня выглядит он эффектней, чем обычно: завязал себе пучок высокий, чтобы патлы в рот не залазили, а вместо потяганного пальто, нацепил чистую, выстиранную форму, что ему любезно отстирали служанки замка Димитреску. В планы генерала входило ещё и подправить бороду, но, вспоминая себя без неё, делать это было страшновато, ведь борода — его достоинство, а не только отсутствие какого либо желания ухаживать за собой. Мужчина бросил дрова около парней, а сам развалился на огромном бревне, служащим подобию лавочки. Он достал свои сигары, которые ещё и успели слегка помяться в кармане, и было уже начал зажигать одну от пламени, как один из его товарищей выдал неожиданный и весьма неуместный вопрос. — А ты, Карл, чё молчишь? Сам же хвастался, какая охуенная хозяйка замка этого. Расскажи о ней чего-нить, уже обуздать успел? — А? Её?! Размечтался! — подавился от смеха Хайзенберг, пыхтя, словно старый локомотив. — Мы друг друга последними словами браним, считай, миссия невыполнима — она убьёт меня скорее, чем позволит на малейший сантиметр ближе подойти. Аристократия чёртова! — отрезал немец, пока его сослуживцы хохочут от рассказов своего генерала, у него истории всегда самые интересные и всегда содержат одинаковое количество матерных выражений к другим. — Живет эта баба тем, что выносит мозги всем вокруг. Я не исключение. Видели бы вы её запуганных служанок. Манера его речи просто чудная, иногда, конечно, доставляет неприятности, но не суть важно, ведь для хорошего рассказчика своя собственная харизма всегда будет на первом месте. Махая руками в порыве страсти, Карл продолжил свой рассказ, выпуская клубы густого и вонючего дыма. — А иногда мне даже кажется, что эта трехметровая барышня на деле сумасшедшая. Как можно жить одной в этом, блять, замке, размером со всю деревню! Хуярит вечно в своём кабинете, а выходит только для того, чтобы со мной поругаться, или в оперный зал идет, где снова закрывается. И всё одна, блять, такая вся из себя волчица-одиночка. — И мужа нет? — поинтересовался кто-то из сослуживцев Карла, на что тот рассмеялся и начал голосить. — У неё?! Муж?! Ну и юморист с тебя! Почему ты комиком не стал, ума не приложу! — хлопнул по лбу генерал, вдыхая все больше едкого дыма, которого, словно не хватало. — Не знаю я, скорее нет, сожрала может быть, нужно же как-то прокармливать эту её мышечную массу. Ей этими руками подковы гнуть, а не на фортепиано варганить! — Карл кинул окурок на снег, а сам потрусил руки от холода. — И, что самое смешное, так это то, что эту мымру и глупой не назовёшь! Она со мной свободно по-немецки разговаривает, книги круглосуточно читает, коль уж соизволит вылезти из кабинета, куда меня, безусловно, не пускает. Ну ладно, что уж там, я б тоже её к себе в дом не пустил… Хотя и красивая она очень… — А не слишком ли ты назойлив и ленив для такой аристократки, как она? Вот и муштрует тебя, точнее, твоего внутреннего нахала. Не всем же нравятся сильные и мужественные грубияны? — а от этого вопроса Карл уже и сам призадумался. Его завуалировано окрестили лентяем, получается. — Понежнее надо с дамами, вот и подтянется сама… И куда тебе до её стандартов, намылился в графы? — Да захлопни свой сливной бачок уже, не смешно… — Карл взял снег в ладонь и кинул мужичку в лицо, от чего он кинул снежок в Карла в качестве ответного удара. — Вообще с чего ты взял, что мне по душе она? На меня не посмотрит даже, если я буду к ней как к принцессе относится. Нахер ей такие нежности, когда она сама поорать не прочь. Сколько лет ни на кого не орала, кроме и без того напуганных куриц-служанок, а тут явился такой охуенный мужик. И вот ей повод! — мужчина встал и выкинул окурок в пламя, а сам схватился одной рукой за дрова и, закинув на плечо топор второй рукой, обошел костёр. — Все мужики от неё или убежали, или она их убила забавы ради… Убью её на этот раз я, если будет вести себя не как хорошая девочка. — Ух! А ты, я смотрю не равнодушен к ней! Хайзенберг обернулся и посмотрел на солдата так, что паренёк почувствовал себя голым. Сейчас или получит палкой по роже, или уже топором по языку. За красноречие. — Ой, блять, да идите вы все к черту! — Карл скривился и вновь пошагал в своб сторону. Для него поход закончен, а эти пусть сидят мерзнут в этой глуши. — Придурки… — договорил военный, удаляясь в глубокую и заснеженную даль.***
На седую и туго завязанную шевелюру падают огромные снежники, хлопьями ложащиеся по всему, что видят. И этот прекрасный замок весь заснеженный, а самые высокие башенки даже окутывают густые облака, напоминающие по внешнему виду крупные куски сладкой ваты, ту, которую продавали на ярмарках в довоенное время за гроши. Всю дорогу в так называемый дом, мужчина думал о скуке его бытия, но потом, начал вспоминать фразу глупца Йозефа, что крикнул ему это самое «ты не равнодушен к ней». С одной стороны, Карл не переваривает госпожу Димитреску, с другой, проявляет некое уважение. Так и почему она так и не покидает его голову, почему она стала так много места занимать в помутневшем разуме? Вот же стерва даёт, её нету тут, а уже ощущение, будто тебя прибивают гвоздями к стене, а ты отчаянно пытаешься дать ей по морде. Ворота, встречающие гостя в пространство дворца кровавой барышни, в этот раз открылись не бесшумно, а заскрипели так, будто это не скрип, а плач. Плач умирающих ржавых железок, конечно, но такой назойливый… Карл подошёл и несколько раз открыл и закрыл ворота. Зачем был нужен этот ритуал — не известно, возможно, процессия была необходима, дабы убедится в лишний раз о проблеме и её масштабах. Хайзенберг закрыл эти несчастные ворота, что норовят выпасть из узлов и прихлопнуть немца, впечатывая его физиономию в мокрую землю. А если вместо него хозяйка окажется, что тогда? Покуда лучше доложить ей сейчас и выпросить машинное масло, если таковое у неё имеется. И лишний повод для ссоры вот тебе, как раз, не виделись почти двое суток, соскучились за столь интересным обществом. Не выносить друг друга оказалось куда большим удовольствием для Карла, а что касается Димитреску, догадаться будет не трудно. Мужчина уже заходит во двор, как тут в его глаза бросается она, Альсина. Казалось, что Карл встал истуканом с этими дровами и едва их не обронил себе на ноги. Дама одета в длинное чёрное пальто, за которым скрывается красное платье, на руках у неё перчаточки, обволакивающие нежные женские руки, что элегантно держат мундштук с дымящей сигареткой. Прическа аккуратно уложена в привычном глазу стиле, волосы подвиваются на концах. Она стояла боком к Хайзенбергу, вот и не заприметила его лицо, полное заинтересованности. А ярко алые губы женщины выделяются среди тусклости зимней поры своим ярким оттенком красного, что по цвету схож со свежей кровью. Взгляд графини был направлен ввысь, она смотрела на небеса, с которых медленно спускаются снежинки, которые танцуют плавный вальс в пространстве. Карл быстро взял себя в руки, ведь с чего бы ему на эту мымру залипать. Сделал глубокий вдох свежего горного воздуха, а затем, шагнул и. споткнулся об камень! Все дрова едва ли не повалились на землю, а топор и вовсе рукояткой дал по ноге, чему Карл рад не был. — SCHEISSE ! — крикнул разозленный немец, после чего на него обернулась графиня, которую он малость напугал внезапными воплями. Ощутив на себе её пронзающий одежду взгляд, Хайзенберг выпрямился, постаравшись исправить неловкое положение улыбкой. Как-никак, они с Альсиной не виделись два дня, скучали же, разве нет? Графиня при виде Карла лишь закатила глаза, но на встречу ему всё же пошла из своей вежливости. — День добрый, получается. Уж думала, вас загрызли медведи или на худой конец затоптали лоси! А тут вот какой сюрприз! — начала разговор аристократка, саркастично улыбаясь собеседнику, чтобы дать понять о том, что видеть его она не рада. — Признавайтесь, скучали по мне? — сказал солдат, осматривая даму снизу вверх. — Не думаю, что поверите, но ни капли, господин Хайзенберг! Всё никак не отучитесь льстить самому себе? — женщина тяжело вздохнула, складывая руку на руку перед собой. Её гордая осанка, этот надменный взгляд, который показывал весьма широкий спектр эмоций, начиная с едва уловимой злости, заканчивая самоуверенной искрой. Вот какими бы идиотами не были сослуживцы Карла, с высоченной сучкой перепалки всегда куда интереснее. — Знаете, медведи как узнали, что я знаком с вами, тут же разбежались. Вот все до единого! А всё потому, что у меня, по их животному мнению, такой же паскудный характер, как и у вас, дорогая моя! — усмехнулся мужчина, самодовольно обдумывая сказанное. На это Альсина никак не среагировала, хоть и имела на уму пару фраз, которыми смогла бы отрезать. Не то настроение для очередного скандала, а если немчуга ещё и посмеет сказать что-либо лишнее, то полетит за тридевять земель в два счёта. — А дрова вы на кой черт притащили? Мало мне ваших железяк и оружия было, но, прошу прощения, с какой целью вы тащите эту жалкую охапку дров? — интересуется графиня, насмехаясь с этого букетика дровишек. Если он старается быть полезным и тащит это, чтобы выгнать холод из замка, то такой глупости сама Димитреску с рождения не видала. На что способны эти щепки? Да разве что для костра, на который ты поставишь котелок и сготовишь какую-то скупую стряпню. — Не волнуйтесь, не для вас, кухарка попросила. С ней-то найти общий язык оказалось куда проще, нежели с великой и могучей аристократией, вроде вас… Они дошли до дверей, ведущих в само помещение, и остановились, обмениваясь взглядами. В глазах можно было читать абсолютно всё, вся ненависть и отвращение горят в очах обеих, обжигая всё вокруг. Загрызть до смерти друг друга готовы, прибить на месте. Со стороны Хайзенберга это было максимально неблагодарно, ведь госпожа Димитреску открыла чуть ли не своё сердце и душу, замок, для немца, а он и дальше относится ко всему, словно неблагодарная свинья и последний невежа. — Чего вы ждёте, холодно ж, блять! — нарушил тишину Карл своими криками. И правда, замёрз, но Альсина, кажется, отпирать двери для него не хочет. Джентельмен тут он, положено открывать ему. И не важно, что в данный момент его грязные руки заняты древесиной и ржавым топором. Поняв это, Карл вспомнил слова одного из товарищей. «Понежнее надо с дамами», значит и повежливее, быть может… Только вот, топор в зубы взять или хозяйке предложить? Она к нему и не прикоснется, перчатки дорогие и все эти дела. Ну, скорее, брезгует, а не глупая бабская отговорка в виде дорогущих перчаток. Не беда! Хайзенберг положил топор сверху на дрова, стараясь не уронить ничего из этого и протянул руку к дверной ручке, отпирая настежь дверь. — Прошу, мадмуазель! — с издёвкой выпалил Карл, впуская Альсину первой жестом свободной руки. На лице графини нарисовалась небольшая улыбочка, видимо, не ожидала она видеть столь благородное действо от немчуги с поведением человека пещерного. — Господь Бог! — ахнула леди Димитреску, выдыхая густой клуб дыма. Улыбка с её лица пропала весьма быстро, а взгляд преисполнился былой свирепостью и нотками осуждения. — Господин Хайзенберг, какая муха вас укусила? Не вижу присущую вам грубость, вас и не узнать без той отвратной брани. Что заставило моего дорогого гостя так изменится? Мужчина поморщил лоб и с кислым выражением лица сопроводил женщину, которая после сказанного захотела удалится в свои полные тишины покои. Но не тут то было, Хайзенберг так хлопнул дверью, что графиня от нахлынувшего на неё хлопка аж вздрогнула, схватившись рукой за сердце. — И не дождёшься! — язвительно крикнул немец, высмеивая обескураженный вид хозяйки замка. И всё равно, что сейчас она готова убить его прям тут, всё равно, что напугал её едва ли не до инфаркта. — С каких это пор мы перешли на «ты»?! — повышая голос, выкрикнула разозлённая дама. Её пылающие очи вот-вот прожгут дырень в этом олухе Хайзенберге, чему Альсина будет очень даже счастлива. — Для вас я всё та же госпожа Димитреску, не обессудьте! Карл, за которым идёт дорожка мокрого и грязного снега, стал отряхивать ботинки от всей этой гадости. Пока за госпожой протянулась только парочка следов, за Хайзенбергом ведётся огромная тропа грязи. Служанки ему, конечно, поблагодарят за дополнительную работу, но это уже потом. — С тех пор, когда вы меня фашистом и мужланом окрестили! — Карл отвернулся и отложил топор на стол, что стоял около входа. В белую скатерть мигом впитался снег, образовывая разводы на шелковой ткани. Немец стал надеятся, что Димитреску не заметит этот его проступок и не прибьёт за испорченную тряпку. И все же, женщина не ушла, а осталась стоять в прихожей, что было весьма странно, ведь разве не она хотела поскорее сбежать в полную спокойствия и тепла гостиную? Эти двоя стоят около главного входа, тот, который встречает гостей огромной картиной с тремя девочками. Карл, как только повернулся обратно к хозяйке, застал её весьма унылой, словно, смотря на девушек, она сейчас заплачет, но мастерски скрывает это за серьёзным стальным видом. Альсина положила руку на руку, избавившись от мундштука с окурком. Она нервно пожимает ладонями, не отрывая глаз от картины. Что-то тут неладно, что-то не так. И всё же, в этой картине что-то есть… — Точно! Все никак не мог спросить, кто эти девчушки такие? — подошёл сзади к Альсине Хайзенберг, наглым образом прерывая раздумья аристократки. Леди Димитреску продолжила смотреть на холст, повисла тишина. Лишь её тяжелое дыхание отголосками гуляло между двумя стоящими около творения искусства. Насколько же чудесным было полотно, о эти краски, атмосфера поистине сказочная. И девочки такие нежные, все трое сами ангелы, смотрящие прямиком в душу святым и невинным взглядом. Их дорогая одежда, прически, все они так похожи между собой, отличаясь лишь цветом волос и одежками. Невероятная картина, чарующая своим превосходством. Под ажурной рамой стоит небольшая ваза, расположенная на небольшой скатерти. Расписанная она множеством золотых узоров, а в ней стоят сухоцветы. — Вы что-то сказали? — внезапно взвелась дама, поворачивая голову в сторону мужчины. — Я спрашиваю, кем будут эти девушки? — Карл прищурился и начал всматриваться в картину вновь. Они, эти девочки, ему кого-то очень сильно напоминают, а кого — вопрос весьма хороший, потому, что даже сам генерал Хайзенберг ответа на него знает. Женщина сделала глубокий вдох и, отвернувшись, пошла к дверному проёму, словно скрывая своё лицо от Карла. Альсина повернулась, стоя уже в дверях, ведущих в коридор, свирепо бросила взгляд на Хайзенберга и, элегантно поправив мешающие ей локоны, тихо и спокойно, нежным и бархатным голосом, прервала паузу меж собой и военным. — Не важно… В любом случае, вас это не должно волновать… Графиня насупила брови, все ещё нервно пожимая ладони, будто сейчас и вовсе порвет к чертям свои перчатки. Её глаза прикованы к какой-то точке внизу, дыхание частое. Что-то явно не в порядке, а она умалчивает, стараясь скрыть. Видимо, не такая она и мастерица в искусстве совладения эмоциями. Она старалась, очень старалась скрыть то, что её какая-то мелочь ранила до глубины души, или быть может, прячет то, чем делится не желает. Не стала раскрывать личности этих девушек на картине, решила промолчать и отойти от вопроса. — Ужин в семь… Однако, сомневаюсь, что пунктуальность это про вас. После этих слов, Альсина поспешно оставила Хайзенберга наедине со своими раздумьями, оставляя после себя приятный шлейф парфюма и цокот каблуков. Так и не спросил Карл о машинном масле и про ворота не рассказал ей. А видя то, как Димитреску ломается из-за какой-то мелочи, ещё и приплел ей звание психички в очередной раз. Странная же она, но почему-то стало внутри пусто после того, как Карл вспомнил её глаза, смотрящие на картину. Полные боли, отчаяния, словно взор убитого горем человека. Тема для неё запретная, чтоли? Тем не менее, могла бы ответить, а не вести себя, как шизанутая и с концами повернутая баба! Карл обхватил дровишки и начал удалятся на кухню, куда и должен был отнести их. Быть может, расспросит всё необходимое у кухарки, хотя, зная слуг Альсины, надеяться на их рассказы о госпоже было глупо. Никто и никогда не осмеливался сказать что-то лишнее, как бы ты не выпытывал. Чем же их так напугала эта сумасшедшая грымза, что даже такая простая вещь, как сплетни, стала главным запретом?***
Хайзенберг во все той же наглой манере, открыл двери на кухню, чуть ли не с ноги. Кухарка как увидела дрова, обрела румянец на пухленьких щечках. Девушка была молодой, примерно как и остальные служащие тут люди. Она тут же подошла к мужчине, вытирая ручонки об фартучек. — Что ж вы так много! Тяжело ведь! — звонким голоском пискнула девушка, забирая себе некоторые деревяшки. — На будущее, ещё пригодятся, куколка! — солдат прошёлся к печке и бросил дрова около неё, а затем, так потянулся, что затёкший позвоночник, казалось, сейчас сломается в нескольких местах. — Спасибо большое! — кухарка подошла к Карлу и застенчиво улыбнулась в благодарность. — Ужин не скоро ещё, можете идти, ещё раз большущее спасибо! Хайзенберг самодовольно усмехнулся, восхваляя себя в голове. Благодарные слова это такая мелочь, но приятно до чёртиков. Услышать бы слова благодарности от хозяйки… Но для этого ведь нужно что-то сделать. Он уже собирался уходить, совсем в дверях стоит, как в голове промелькнула интересная идейка, провернувши которую, леди Димитреску не откажется свернуть шею не только Карлу. Ну тут уже лотерея, как повезёт. И вновь надежда пала на так называемое обаяние и умение уговаривать. Карл развернулся и нерасторопно пошагал к занятой кухарке. Он подошёл к ней сзади и развязал свой хвостик, зачем, ну, просто так. Как резервный вариант соблазнения. Зачастую, молодые немки просто обожали возмужавших военных, которым далеко за 40. И волосы длинные любили. У Карла было и то, и это! — Слыш, красавица… — кухарка обернулась и вновь обрела розоватый оттенок на щеках при обращении немца к ней. — Нужно кое о чём тебя попросить тут… — Смотря о чем, господин Хайзенберг! Прошу заметить, что я лишь обычная кухарка и не более, на многое можете не расчитывать… — тихо и со стеснением проговорила девушка, откладывая мелко порезанную морковь в кипящий бульон, что приятно пахнет. Как дома у бабушки, приятных запах еды, которую приготовили с чистой душой. — Да тут дельце такое одно, ну, это… Накрой хозяйке стол на двоих этим вечером. Для меня и для неё, короче говоря. От данной просьбы несчастная кухарка поникла в омут раздутий за считаные секунды. Вероятней всего, думает, а что с ней сделает её госпожа, если она окажет помощь в мелкой авантюре наглого и безмерно самовлюбленного немца. Не подумайте об Альсине плохо, она не станет пороть раскалёнными розгами и орать так, как временами срывается на военного, просто будет медленно испепелять тебя таким взглядом, от которого захочется спрыгнуть с одной из самых высоких башен или пойти утопиться в реке, что находится неподалёку. Она без слов способна уничтожить морально, сровнять с землей пылкостью и пронзительностью своего взора. А дело в том, что мужчина принимал пищу или сразу на кухне, или в покоях. В столовой он был лишь дважды, и то не с Димитреску за одним столом, боже упаси! Как Карл и сказал ранее, она скорее прикончит его, чем на лишний сантиметр ближе подпустит. Тогда к чему этот театр с ужином? Если её херова аристократичная натура, как и все другие бабы, хочет нежности, пускай её получает! Хочет какого-либо признания, вот ей признание! И аристократка повеселится, в лишний раз позабыв о манерах, и Карл её, если повезёт, побольше узнает. В конце концов, спокойного ужина в дружеском кругу быть не может, каждый обязательно одарит собеседника парочкой грязных словечек. — Нет, боюсь, это невозможно, господин Хайзенберг. При всем моем уважении к вам и госпоже Димитреску, не могу… — Та не ссы, не съест она тебя, я сам все решу! Просто сделай, что прошу, — Карл оперся об стенку, эффектно убирая одной рукой свои длинные патлы с глаз долой. Девушка сделала глубокий вдох, задумываясь глубже над серьезностью просьбы. Если хозяйка узнает, что она помогла тому, кого ненавидит больше всего, то что она сделает с несчастной девчонкой? Тут-то доброте и терпению графини прийдет конец и она вышвырнет обеих виновников торжества куда подальше от себя и своих хором. — Я ж говорю, что ничего тебе не будет! Если из нас кто-то и схлопочет по заднице, так это буду только я. И вообще, какого хера вы эту суку двухметровую боитесь пуще огня?! — мужчина подошёл к кухонному столу и стащил от туда кусок засоленного огурца, словно он малое дитя, что ворует у матери со стола, пока та занята готовкой, — Ну че, куколка? Как поступим? — В случае, если это так необходимо… Ладно, хорошо, но… Не успела она договорить, как солдат хлопнул ладонями и с радостью на лице пошёл к выходу из кухни, словно сейчас выйдет и заорёт о том, какой он молодец. Да, определённо Карл посчитал себя великим молодцом, в который раз он проворачивает невозможное в этом замке. Сколько раз перед ним тут уже сломились и слепо выполнили просьбу? За такую удачу и умение торговаться многие бы продали душу дьяволу, но он, кажется, раздал все остатки немцу с фамилией Хайзенберг. — Стоять! — слегка вскрикнула повариха, закинув полотенце себе на плечо. Она подошла к генералу поближе и строго посмотрела в его наглые глаза, — Будете должным! — Та конечно, что за вопросы. Спасибо, малыха. Признателен до глубины своей грешной души! Карл улыбнулся и начал удалятся к себе, вспоминая на каком повороте и куда ему вообще идти, дабы оказаться в своём местечке, а не в спальне самой Димитреску. Но какого было удивление, когда оказалось, что часы показывают только четыре часа дня, до семи вечера времени ещё завались, так подумал местный хам, мужлан и невежа, он же Карл. Как раз успеет найти масло и смазать те самые ворота. Интересно, а быть ли ужину с Альсиной и даст ли всё-таки она нахалу крепкую пощечину за его вопиющую выходку? Покажет одно лишь время…