Вопреки смерти

Карл уже не понимал, какой по счёту день он терпит на себе этот кислый и тусклый взгляд Альсины. Конечно, теперь-то он понимал с чего бы это графиня такая грустная, признаться честно, от воспоминаний о том майском вечере даже у Хайзенберга мурашки до сей поры проносятся. Конечно, не было времени думать о плохом, ведь работа кипит, Карлу в руки торжественно вручили новобранцев, которых ему, какого-то черта, нужно было обучить. Генерал этому не был рад, он им мамка, чтоли, чтобы нянчиться? Мальчуганов он тренировал так, что мало не казалось никому. То накричит, то может треснуть, а то они какие-то.. хлюпики заплесневевшие. И правда ведь, какие это воины, когда это самая настоящая плесень. Стране нужны были настоящие солдаты, сверх люди, словно роботы. Иногда в мужчине проскакивали старые-добрые пьяные инженерские мысли, ну, к примеру, что будет с человеком, если в него пихнуть двигатель и пилы заместо рук? Однажды он этой гениальной идеей поделился с Альсиной, а та с ужасом отпустила такой подзатыльник, что перед глазами зайчики поскакали, ещё и за диванную подушку схватившись, кинула её прям пьянчуге в лицо. Не устроили даму подобные шутливые идеи мужчины, вот оно значит как... Теперь ещё и за Хайзенбергом закрепилось прозвище садиста. Сказал на свою голову, теперь помимо мужлана неотесанного ещё и вонючий садюга... Несмотря на вечную угрюмость аристократки, немец не упускал возможности позлить ту перед сном, если, конечно, ещё не слишком поздно. Зачастую Димитреску не спала допоздна, словно приведение, та ходила по балконам, всё никак не насыщаясь тем бесчисленным количеством сигарет, которые уже успела выкурить. Всё витает где-то в глубинках своих кровавых мыслей. И с каждым днём у немца поводов для того, чтобы навестить аристократку становилось всё меньше. То Карл решал, что срочно нужно прикрутить картину в покоях дамы посильнее, то ходил к хозяйке, чтобы одолжить на денёк-два какую-то книгу... Он, Карл Хайзенберг, ходил к этой суке, чтобы взять книгу. Да мужчина и в жизни бы не стал ту ахинею читать, просто повод находил, а книги коллекционировал у себя в спальне, так и не возвращая их через обещанные двое суток. А когда уже причин для визита совсем не осталось, в голову инженера стукнула идея пожёстче, такая наглая и вопиющая, что у Альсины бы наверняка пропал дар речи. Грех не воспользоваться!

***

Альсина не желала никого видеть. Ей противны были и лица мерзких служанок, и не менее мерзопакостная физиономия Карла. Хочется до отвращения напиться вина и бахнуться с пьяной головой спать, забыв про манеры, однако, как бы плохо леди Димитреску не было, она себе такую роскошь позволить не могла. Считала, что не подобает ей такое вульгарное поведение, но бокальчик вина всё же пригубила перед сном, это уже у неё прям как традиция. Альсина сидела около туалетного столика, смывая с себя остатки красной, словно свежая кровь, помады. На фоне граммофон проигрывал какую-то песню на французском, в мелодии погрязло всё, а женщина стала даже вполголоса подпевать. Разглядывая своё лицо в зеркале, Димитреску прошлась руками по шелковистым волосам, что завивались на концах, едва затрагивая бледные плечи аристократки. Ей уже сорок три, совсем не молодая девица, которая будет бежать навстречу безбашенным поступкам, а всё ещё себя любит, считает себя женщиной хоть куда. Придерживалась мнения, что не достойна такого безродного мужчину вроде Хайзенберга, а всё равно продолжала любезничать с ним, подпускала к заросшему терном сердцу. Время было уже позднее, за окном монотонно покрикивали летучие мыши, которых в горной местности было не сосчитать, что-то вякая на своём мышином. Летают ночные птицы, сверчки поют, всё вокруг обдаёт приятной ночной прохладой, на душе спокойно, как никогда. Именно спокойствия в последние дни так и не хватало Альсине. Сегодня хочется поскорее уснуть, забыв обо всём, уйти в сонное забвение и утонуть где-то в холодных родниках. Альсина протянула руку к граммофону, который уже наскучил ей, и аккуратно приподняла иглу, чтобы остановить назойливую пластинку. Плавуче поднявшись с небольшого креселка, Альсина скинула с себя свой чёрный пеньюар, оставив его на спинке мягкого кресла. Леди Димитреску села на край своего громадного ложа, потирая переносицу, уставшая вся, изнеможённая, правда, не понимает от чего. Дама убрала волосы за уши, уже было хотела лечь в мягкие подушки и шелковые перины, а тут вдруг откуда не возьмись — тошнотворные шаги за дверью. Такие тяжёлые, уплотнённые, как словно кто-то желает проломить паркет. И эти шествия ударили кинжалом прямо по ноющим вискам, ведь пришло четкое осознание происходящего — это там немчуга бродит и, кажется, идёт как раз сюда. Альсина не успела бы так быстро среагировать и закрыть дверь на ключ, она даже встать с постели вовремя не удосужилась, лишь прикрыла ноги одеялом по бёдра, уставившись на громадные двери и брови недовольно насупив. Интересно, а с каким лицом зайдёт к ней этот профан? Верно, с непринуждённым и абсолютно спокойным. Чего это его принесло так поздно, донимать нелепыми вопросами и в такой поздний час настолько необходимо? И тут распахивается дверь, а там стоит этот садист с замашками невоспитанного мужланища. Волосы его не причёсаны, лежат как попало, эта его борода, ехидная улыбка на лице. Само заглядение, так бы и кинуть в это нечто подушкой! Альсина вопросительно посмотрела на мужчину потому, что заметила в его руках свернутое одеяло. Зачем он притащил это? Генерал нагло зашёл, громко закрыв за собой двери. Хайзенберг стал переминаться с ноги на ногу, будто хотел сказануть нечто сверх важное, а что-то мешало. — Ты как обычно очень вовремя пожаловал, Карл... — саркастично выпалила Альсина. — Ты ж не спишь ещё, значит, очень даже вовремя! — резко отметил Карл с особой издёвкой. Он размашистыми шагами подошёл к креслу аристократки и нагло уселся в него, прямиком на расправленный пеньюар дамы... — Встань сейчас же! — возразила Альсина, злясь с каждым мгновением все пуще. И как это понимать, что делает этот самодовольный мужлан в её покоях в столь поздний час? — Какими судьбами? — У меня для тебе две новости, mein Schatz, — слегка протянул мужчина, перепаивая в руках своё одеяло, которое притащил с собой. — Хорошая и плохая, начать мне с какой прикажешь? — Ну, давай с плохой... — нехотя сказала женщина. Она сонно посмотрела на Хайзенберга, слегка приподнимаясь в постели, чтобы хоть как-то возвыситься над мужланом. Карл глуповато хмыкнул, впрямь малое дитя. Женщина сейчас совсем рассердится и кинет в него что-то, канделябром по затылку или подушкой по лицу, решит уже позже. Леди Димитреску аж самой интересно стало, что за причины в этот раз. Явно не за книгой тот пришёл и не за тем, чтобы картину вешать. А по его ехидному взгляду чудесно видно, что задумал немец нечто непривычно идиотское. Что-то новенькое. — В общем. Я сломал своё ложе... — В каком это смысле? ТЫ СЛОМАЛ КРОВАТЬ В МОЁМ ДОМЕ?! — прогремела Альсина, округливши свой пылкий взгляд. Казалось, что даже окна задребезжали от её громких грудных возгласов. — Ты совсем страх потерял, я не пойму?! Будешь спать у меня в прихожей на коврике до тех пор, пока не починишь испорченное, кусок придурка... — Альсина прислонила пальцы ко лбу, потирая завывающую болью голову. — Да чего сразу в прихожую? Не начинай давай, это всего-то ламели! — ярко оправдался мужчина, заливаясь беспричинным хохотом. — А хорошая новость заключается в том, что спать я буду у тебя. Ничего себе предъява! Леди Димитреску ожидала что угодно, но не это. Вот эта заява немчуги уже ни в какие рамки не лезет, пришёл, заявил о нанесённом дому ущербе, а теперь ещё и смеет так вульгарно напрашиваться в постель к графине! И главное, что его ничуть не смущает, сидит и лыбиться, как рахит жизнерадостный. В этом и заключался гениальный план Хайзенберга. На самом-то деле с кроватью всё было отлично, никакие ламели он не выламывал, в покоях гостевых не вандалил. Просто захотелось позлить свою аристократку в тысячный раз. Давно не дискутировали, уже какой-то голод вырабатывается без ругани. — Ты напрочь сдурел, Хайзенберг? Издеваешься надо мной? — нашла в себе силы Альсина и сказала хоть что-то, иногда едва ли не срываясь на крик от вылезающего наружу отвращения вперемешку с отваром из злости и глубокого потрясения данной наглостью и безрассудством. — А что? — А то, что я тебя видеть не хочу здесь! — Димитреску взглядом указала на выход, а сама протянула руку к верёвочке, дёрнув за которую, одна из ламп около её кровати, мигом погасла. — Убирайся. — Мне негде спать, Альси. Хотя, — и тут голову посетила ещё одна гениальнейшая мысля. Карл чудесно знал, что слабым звеном аристократки всегда была ревность. Не любила она, когда Карл в лишний раз с кухарками любезничал и своё очарование по отношению к её служащим использовал. В такие моменты хотелось его удушить, а тело запрятать где-то в подземелье. Вывести её на ревностные побуждения, от которых этой стерве скрутит глотку, стало просто великолепнейшим планом, поэтому Хайзенбрег просто не мог сдаться, не испробовав в действии и этот вариант, — знаешь, я попрошу переночевать у кухарки, в её маленькой каморке и то куда более радостно, чем в склепе твоём. Auf Wiedersehen, — закончил немец, поднимаясь с кресла, довольно ловля на себе свирепый взгляд аристократки. Получилось, повелась. — Куда?! — взвелась графиня, всё внимание приковывая на уходящего мужчину. — Нет уж, стоять, кому говорю! И что ты к ней так пристал, неужто вот так пригляделась? Карл развернулся обратно к Димитреску. Её бледное лицо казалось ещё более серым в приглушенном свете, а её взгляд казался диким, словно змеиным. Альсина подняла гордо подбородок и брови насупила в привычной ей манере. Генерал даже заулыбался, смотря на то, как ломается аристократка. Она знала, что никуда он не пойдёт, когда у него такая красавица имеется, просто решила принять правила и условия этих игрищ. — И что предложишь мне тогда? — мрачно поинтересовался мужчина. — Придерживаюсь старых идей. Или на полу здесь, или на полу в прихожей. — Холодно на полу! Умру тебе тут от холода, что ты со мной будешь делать? Или превратишь в очередного скелета в твоём шкафу? — Хайзенберг сам пошутил, сам и посмеялся. — Июнь, жара. Не замёрзнешь, — женщина скрестила руки на груди и сумрачно продолжила буровить взглядом Хайзенберга. Ладно, Карл точно сможет вынудить Альсину и напросится к ней в ложе. Кровать была огромной, там не на двоих, а на четверых, а аристократка в ней всё сама да сама. Неужели не хочется разнообразить свою жизнь? У немца в итоге вариантов не оставалось. Ультиматум уже был поставлен Альсиной, деваться некуда. Поняв, что у этого плебея с собой даже подушки нет, женщина взяла одну свою подушку и нехотя протянула её мужчине, а тот, в свою очередь, без особого энтузиазма принял её дар. — Спасибо, блять! — грубо выразился немец. — Ты сама щедрость и доброта... — Не стоит благодарностей. Располагайся, — в улыбке сквозь зубы процедила Альсина, смотря на обескураженную рожу Хайзенберга. Ещё большего унижения придумать было и нельзя. Карл немного не на это рассчитывал, ну, наивно думал, что леди Димитреску сжалится перед ним и в этот раз в конце концов пустит его в свои объятия. Альсина и близко не хотела этого грязного болвана подпускать, тем более, видеть его в своей белоснежной постели, от которой приятно пахнет стиральными порошками и духами самой графини. Мерзость! На полу около кровати был ковёр, огромный такой, слегка колючий, весь с цветочными узорами и абстракцией, с золотой вышивкой. И на эту красоту улёгся Карл, закинув ногу на ногу. Прикрылся одеялом, стал в потолок пялить, каждую паутинку при люстре разглядывать. Димитреску тот в поле зрения не замечал, оно то и понятно, мужчина улёгся прям рядом с кроватью по другую сторону от женщины, чтобы та его не прихлопнула подушкой. Альсина не понимала, что за чертовщину они с Карлом творят. Не проще ли было его выгнать прочь, дабы тот шёл ночевать куда захочет, но не к ней. И не к этой кухарке. Дама погасила и вторую лампу, тихо умостившись на боку в постели. Она вся сонная, так хочется спокойствия и тишины, а тут на голову свалился.. Карл. — И даже спокойной ночи не пожелаешь? — раздалось снизу. — И не подумаю. Молчи. — Ну чего ты такая напыщенная? Мужика в спальне не видела? — генерал чуть поднялся с пола, чтобы разглядеть Альсину получше. Как только он поднял свои глаза на пылающие в темноте очи Димитреску, то тот же час опустился обратно в своё самодельное ложе. Убийственным взором его обдала аристократка, да таким грозным, что даже сердце забилось в три раза чаще от этого наэлектризованного негатива со стороны дамы. На коже стало как-то жирно и липко от одних её пылающих ярым пламенем глаз... Однако, рассудок стремительно прояснился, когда Альсина громко заворочалась в постели, словно ей стало тесно в собственной шкуре. Хотя, так и было, ведь дама чувствовала себя максимально некомфортно, когда буквально по ту сторону кровати на полу лежит мужчина. Не то, чтобы ей стало стыдно, что немчугу та прогнала на пол, нет, ей просто кажется, что Карл может в любой момент выскочить на неё с ножом или с чем похуже. Кто знает, что на уме у этого чокнутого мужлана, который вот так без стыда и совести напросился к госпоже в покои! Альсина засмотрелась в потолки, положив левую руку себе на глаза. Так разболелась голова, а тут ледяным сверлом в голову врезается отвратительный храп немчуги. Он специально ведёт себя так похабно?! Альсина взяла одну маленькую подушку и, привставши на локти, кинула её в Карла, который уже сладостно дремал. Не похоже, что ему было неудобно, вполне себе ничего так. Но стоило подушке огреть его лицо, тот сразу же перестал храпеть и яростно взвёлся то ли от внезапного испуга, то ли от злости на графиню. — ЭЙ! — крикнул Карл, поднявшись с пола. Альсина, лёжа на кровати, аж заулыбалась в полумраке при виде беспомощности мужчины, прямо-таки тепло стало на душе от наслаждения. — Бить меня вздумала? Грымза... — Скажи спасибо, что не наступила на тебя ночью, — выразилась дама, закрыв глаза. Карл стоял, словно древняя статуя, смотря на Альсину. Эта темная ночнушка, обрамляющая её пышную фигуру, её волосы, что элегантными волнами развиваются по атласным подушкам... Без макияжа она выглядела не менее обворожительно и привлекательно, эдакая натуральность ей к лицу. Как и к лицу эта чарующая улыбка, от которой хочется расплыться по поверхности, лишь бы аристократка не перестала улыбаться. Она была прекраснее Афродиты и свирепее Мегеры, которая до безумия доводит любого, кто смеет встать поперёк горла. В общем, залюбовался Хайзенберг этой сукой двухметровой, вот же умеет она искусно бдительность усыплять. Опомнившись, генерал замешкался на одном месте, не зная, что и делать. Его шальные глаза загорелись, когда в его голову стукнула не менее интересная и вопиющая идейка. Мужчина кинул одеяло на пол и уселся на край кровати дамы, от чего её орлиные очи распахнулись вновь. Альсина хватким и хмурым взглядом прошлась по Карлу, в голове уже выбивая из него всё живое. Женщина мигом забыла о понятии приличия и, не сдержавши всё в себе, пхнула Карла ногой, от чего едва ли не повалила того на пол. — Ишь, что вздумал! Я такой наглости не потерплю! — повысила тон Альсина, стараясь прогнать к чертовой бабушке негодяя-немца. — Блять, ну ты на полу когда-то спала? — резко поинтересовался военный, потирая спину. — Если нет, то знай, очень неудобно. И холодно, сука, я весь дрожу, не видишь?! — Вопрос странный, Хайзенберг, как и твои действия. Или-ка ты к чёрту... — финальный раз толкнула сонного мужчину Димитреску, словно она хотела с ним поиграть. — Не помрешь, хватит в самом-то деле строить из себя, понимаешь, жертву, Хайзенберг. — Я ж буду тебя донимать всю оставшуюся ночь, mein Schatz, — Карл и не собирался вставать с кровати, делать ему нечего, много чести спать на полу. — Ну, Альсина... — Да чего тебе надобно..? — сладостно протянула женщина, закатывая глаза с призрением. Немец обернулся обратно к ней. Вот же нарывается как, лежит вся такая из себя пантера, что готова порвать сейчас любого. И в итоге, Хайзенберг беспардонно юркнул на просторы кровати, от чего Димитреску даже бровью не повела! Знал же генерал, что графиня в глубине души очень хотела быть обласканной со всех сторон, просто её построенные для самой себя рамки не позволяли показать всё это открыто. Однако, как только шаловливая и грубая рука мужчины через всю кровать потянулась к ладони женщины, та тут же развернулась на другой бок, лицом от Хайзенберга. — Стерва... — тихо откинул уже сдавшейся Карл, отодвигаясь к другом боку лежбища. Альсина отказались что-либо ему говорить, как либо реагировать. Видимо, это или часть её кровавого шествия, или леди слишком устала. И вот они лежат так далеко друг от друга, что даже руку вытянув, с трудом можно дотянутся до хмурых и сморщенных от обиды лиц друг друга. Обида была, казалось бы, беспричинной и совершенно глупой. Альсине казалось, что она вот-вот набросится на Хайзенберга с зубами и когтями, удушив несносного болвана подушкой в приступе злости, а Карл в голове подмечал, что эта стерва такая недотрога, что даже пустив в свою спальню мужчину, в которого, как кажется, была влюблена, запрещала ему не то что касаться её, а попросту говорить. В который раз генерал убедился, что эта леди слишком уж отличается от других баб, да что там, людей в целиком. Она другая, особенная, поэтому по-своему чудесна, но одновременно отвратна своими странностями. К слову, Димитреску о немце была такого же мнения. Привыкла уже, что перед ней все растираются, становясь для неё более, чем просто мелкими сошками, а тут вот какой уникум попался. Хайзенберг плевал на её статус и предрассудки, глаза закрывал на недостатки, любил, внимание не обращая на многие сомнительные аспекты. Он полюбил её так горячо, что растопил этим пламенем и ледяное сердце одинокой графини. Леди Димитреску полюбила этого профана за его простоту, по большому счёту, за то, что любил её такой, какая она есть. Любил её плачущую в майский вечер, любил злющую в мартовской стуже, любил смеющуюся с его неряшливости и любил, когда говорил ей, что ненавидит всем своим сердцем. А сейчас что? Альсина вновь замкнулась в себе, не подпустив. Сколько они так пролежали спинами друг к другу? Час, а может и больше. Делали вид, что спят, иногда пытаясь поделить огромное одеяло, то Карл на себя потащит, то Альсина дёрнет так, что мужчину едва ли не сносило прочь. Хайзенберг уже начал дремать, когда Альсина не сдержалась и по причине затёкшей напрочь спины, наконец-то подала признак жизни, нехотя обернулась на другой бок, не размыкая очей. Карл дремал, но не спал, не мог. И почувствовав на своей спине тот самый сжигающий всё на пути своём взгляд дамы, ему как-то аж не по себе стало, будто Димитреску в нем своими глазами две дыры выжгла, прям как паяльником. Затаил дыхание, глазами устремившись в двери, на которые попадал яркий лунный свет. Карл потихоньку начинал свыкаться с двумя огненными очами, которые прилипли к его спине, однако, что-то ему подсказало, что в случае, если он не повернётся ответно, его внутренности выпотрошат ржавым столовым ножом, а кровь жадно выпьют заместо вина. Мужчина начал резко ворочаться, пыхтя себе под нос, и как повернулся к даме лицом, что несчастная кровать аж заскрипела. Альсина, как оказалось, мирно тихо спала, ну или мастерски создала эдакую иллюзию. Почему же немцу показалось, что она на него смотрела? И как понять, эта сука с ним шутки шутит или впрямь спит, как младенец. — Спишь? — шёпотом вырвалось у Хайзенберга. Спросил это он, ну так, для проверки. В ответ послышалось низкое и хриплое «мгм», которым Альсина явно пыталась отогнать от себя мужчину. — Пиздишь как дышишь, я ж вижу, что не спишь. — Как я могу спать, когда мне так нагло мешают? — выдыхая ответила дама, сонно отомкнув веки. — Спи уже, кто тебе не даёт? — шутливо поинтересовался Карл, ответ уже заранее зная. Знал ведь, поганец, что аристократка сейчас назовёт его имя, чудесно это понимал, но услышать от неё хоть одно слово стало просто необходимостью, потребностью. Услышать этот голос, увидеть её манящие уста в лунном свете, да черт, посмотреть в эти пылающие глаза в тысячный раз. — Ты. Зрительный контакт этих двоих внезапно стал таким напряженным, удручающим. Взгляды соединились воедино, создавая некие волны гнетущей энергетики. Уже такой родной негатив, от которого так тепло. Словно на тебя горячка накинулась, окутывая жаром со всех сторон. Обеим стало жарко до невыносимости, казалось бы, с чего бы так... Альсине захотелось ударить этого негодяя за то, что он так пялит на неё, однако, тело не слушалось. Аристократка застыла, повернувши голову на Карла. Сказать бы что-то следовало, чтобы паузу прервать, бросить оскорблением или ещё чем-то... Только вот, Димитреску молниеносно опередил Хайзенберг, не дав ей начать говорить первой. — Прекращай кукситься уже, хватит... Я ж прекрасно вижу, что ты не так уж и против видеть меня под своим боком. Ведь так? — деловито выразился Карл, пододвинувшись ближе к Альсине, которая недобро продолжила на него глядеть, кое-как скрывая легкую ухмылку в уголочках рта. — Я по тебе читать умею, считай. Приловчился. — Да неужели? — хохотнула дама, всё же подпуская к себе мужчину, который плавно юркнул своей грубой ладонью по нежному запястью леди, по-хозяйски расположившись около неё. — Единственное, чего мне так хочется, так это крепко огреть тебя по шее и уйти со спокойной душой спать. — Так спи! Я ж не съем тебя, ну, посмотрим на твоё поведение, — мужчина деликатно положил лапу на бок женщины, которая лежала теперь уже на боку, аккуратно растирая её талию — Ты свихнулся, Карл? — со смешком воскликнула Димитреску, положив холодные пальцы на заросшую щетиной линию подбородка Карла, всё ближе подтягиваясь к нему. — Мы оба свихнулись, mein Schatz. Одолев порывы смятения, им на замену пришли волны страсти. Немного не то время, чтобы ребячиться, словно школьники, однако, как же стало приятно. Немыслимая эйфория настигла что сдавшуюся Димитреску, что Хайзенберга, который довольно хозяйничал, обнимая бурчащую графиню. Как только Альсина оказалась в его тёплых объятиях, то тут же почувствовала себя горячо любимой. Забытое давным давно чувство сново пошатнуло сердце дамы, от чего та полностью отдалась зову сердца, приняла любовь Хайзенберга, нежно обняла того в ответ, ласково одаряя его улыбкой. Мужчина слышал ритм её сердца, то, с какой бешеной скоростью оно готово выпрыгнуть наружу... Действия Карла, которые местами были грубыми и неуклюжими, заставили Альсину полностью расслабиться, закрыть вновь глаза, погружаясь в сладостный сон. А Карл был так доволен собой, что аж подрывало от гордости. Ласково приласкал Альсину так, что она наконец сдалась перед ним, с открытой для него одного душой, падая в эти тёплые мужеские объятия. Признаться честно, ей это нравилось до чёртиков, не желала она разрывать этот миг, умереть в объятиях сего балбеса была готова. Всё потому, что тоже любила, была в какой-то степени очарована. Очарована тем, что наконец являлась любимой и желанной женщиной, ведь её смогли осчастливить. И падает на них лунный свет, играя сотнями огоньков на атласной ткани ночного платья леди Димитреску. Хорошо же они, однако, устроилось. Главное, что это всех устраивало, это домашнее тепло было по душе каждому. Они не убили друг друга — значит, славно, уже достижение. Главное, что радостно трепещут души обеих, согревая заледеневшие сердца.