Вопреки смерти

Окна были плотно зашторены, а за ними неистово лил дождь, стуча по подоконникам из чистого мрамора, капли от которого отлетали, словно жемчужины с треском отскакивающие от паркета. Так холодно снаружи, но так жарко внутри, в самом замке. Обжигающе жарко от этого тяжелого мужского дыхания, от тихих и протяжных стонов, которыми изредка заливались покои госпожи Димитреску. Хайзенберг обвил Димитреску своими лапищами, а уже через летящий момент оба оказались на большущей кровати, будучи обваленными подушками и холодными шелковыми покрывалами. Альсина оказалась лежащей внизу в одном лишь нижнем белье, а её руки тут же потянулись к лицу Карла, притягивая того поближе к молящим о страсти устам. Поцелуи немца уходили всё ниже, затрагивая грудь и живот леди, что от наслаждения готова была сорваться на неистовый крик. Димитреску требовала от мужчины всё большего, ей хотелось всего да сразу, не больно-то и желала растягивать этот миг удовольствия, а Карл в точности наоборот — желал растянуть этот момент едва ли не на вечность, лишь бы не отпускать эту дивную даму от себя, лишь бы не убирать рук с её нежного тела. Карл нависал над графиней, рукой проходясь по её гладкой коже, от которой приятно пахло всякими маслами и дорогущими кремами. Мужчина проскользнул рукой к груди, прямиком под скрывающий все красоты бюстгальтер. Женщина сначала попятилась от такого действа со стороны немчуги, однако, пустив свою же ладонь к застежкам на обратной стороне бюста, сделала таким же образом одолжение для наглеца, высвобождая грудь наружу. Дама мягко улыбнулась, швырнув свой кружевной бюстгальтер куда-то в сторону. Грудная клетка вздымалась то вверх, то тяжело вниз, приманивая к себе всё мужское внимание. Руки проскользнули к мягкой груди, разминая её для начала нежно и ласково, а уже потом беспардонно переходя на грубости. Альсина сладостно улыбалась от навалившейся лавины чувств. Ей ой как нравились все эти слегка грубоватые и напористые движения Карла, от его грубых рук на теле уже не мерзко и не отвратно, а хочется расцветать от малейшей тесноты между её телом и его. Димитреску руками дразнила немца, нежно ладонями проходясь то по его торсу, то массируя массивные плечи, изредка хватаясь за них так, что у Карла аж темнело в глазах. С груди рука Хайзерберга скользнула ещё ниже, спустилась до неприличия вниз, затрагивая самое сокровенное и неприкосновенное. Карл действовал до отвращения уверенно, не сомневался ни в едином действии, а Альсина всего-то наслаждалась происходящим, ощущая себя той, чьи приказы и желания молниеносно выполняют, удовлетворяя её молящее о исступлении эго. Дыхание леди участилось, когда генерал перешёл за все грани. Кажется, его шаловливые руки пробежались уже везде, оставив ожоги от этой пламенной любви. Как только момент так называемого апогея начал приближаться, Карл нежно юркнул по нижнему белью дамы, с издёвкой отодвигая кружевные края. Леди Димитреску приняла это как очередной этап их игрищ, не стала поддаваться, а начала всячески сопротивляться, игриво подразнивая немца. — Играть со мной вздумала, ты посмотри на неё! — шутливо бросил мужчина, свободной рукой схватившись за запястье леди, отгибая её руку назад в мягкие подушки. — Разве тебе не нравится, благоверный мой? — издевательски интересуется Димитреску. Она всегда любила поязвить, и не важно, улыбается ли она во все тридцать два, или рыдает от горя в своём просторном кабинете на втором этаже, в любом состоянии та обожала взять да и бросить что-то грубое, однако, с присущей ей элегантностью. — Ich freue mich, meine Liebe, — Карл припал руками к груди, упругой и до ужасов привлекательной. Альсина малость усмехнулась, откидывая головушку назад в подушки. — Fais la, mon chère! — Альсина начала подначивать мужчину нежным французским говором, при этом зная, что немчуга наверняка ни шиша не понимает, но как же она ошибалась! Карл это принял, как вызов, а посему продолжил начатое дорожкой из поцелуев, которая нежно и ласково протянулась от ключиц графини до её дивного лица. Альсина едва держала всё в себе, словно ей что-то мешало дышать, будто её душила затаившаяся похоть, зажав в раскалённом кулаке глотку. Дама никогда не чувствовала себя настолько прекрасно, уже и стала сомневаться, а был ли момент в её жизни, который предоставил больше удовольствия, нежели сейчас. В тот короткий момент их сердца забились ритмично, одинаково быстро и до шума в ушах громко. Разум пьянило каждое действие, каждый вздох мужчины заставлял Альсину тонуть в экстазе, словно в пучинах морской бездны. Будто оба сошли с ума, не иначе. Она чувствовала себя великой владыкой, самой Артемидой, покоряющей всё живущее на Земле, Альсина была непокорна, неподвластна. Её тело изгибалось в порывах дикой страсти, руки выпускали когти и царапали всё, что только под них попадалось. Они тонкими лезвиями проходились по грубой коже на спине Хайзенберга, оставляя на ней бесчисленное множество царапин. Немец ей в ответ морщится от пробегающего холодка после только что появившихся царапин на его теле, но говорить ничего не смеет, да и не хочется портить такой момент. Волосы лезут в глаза, однако мужчина считает за необходимость убирать их з женского лица, параллельно целуя её в шею, от чего у Димитреску начинало двоиться в глазах. Эти прикосновение, горячее дыхание… Так жарко и так хочется глотнуть побольше воздуха, однако порывы извне мешают. Она то могла отвернуться, зажмурившись, то выгибалась, то обеими руками хватала мужчину за спину, уже не только царапая, но и активно поглаживая. Альсине подумалось, что даже сейчас этот немчуга, как дикарь, однако, в этом случае её всё вполне устраивало, не было к чему придраться. Она бы закричала от радости, да не могла, в порывах страсти стала бы рвать на себе кожу, да не стала. Генерал был настойчив, напорист, он словно был голоден и без возможности насытиться. Целуя аристократку везде, где та только позволит, он чувствовал себя самым настоящим победителям, видя то, как эта стерва под ним буквально тает. Поцеловав в очередной раз упругую и большую грудь, Карл принялся массировать эрогенную зону женщины, чтобы совсем свести её с ума, перед тем, как войти в неё. Альсина аж подорвалась, когда Хайзенберг свободной рукой обхватил её за ягодицы, сжимая их так, что на нежной коже оставались красные пятна, которые быстро сходили. — Дорогой, я тебя прикончу! — протянула дама, срываясь на громкие стоны. — А ты только попробуй, любовь моя, так тут же приструню, тебе же это так нравится… — огрызнулся мужчина, пальцами надавливая всё сильнее. Альсина не теряла времени зря, руками касаясь лица Карла, попутно притягивая его губы к себе. Ей нравилось то, как жадно он её целует, как впивается в неё, а затем то, как же грубо у него это выходит. Секс — это то, в чем небольшая грубость имела место быть, тут простительно. Потому и наслаждение было колоссальным, посколько эта самая грубость предавала некий шарм, заставляя чувствовать так, словно бы оба они единственные люди, кому дано так горячо любить. Пусть он целует, пусть ублажает её, шепчет всякие грязные слова на ухо — это чертовски приятно! На лице у немца остались следы от алой помады Альсины, а на губах остался привкус спирта, коим были чудесные женские духи. На болезненно бледной коже графини все чаще появлялись новые следы от поцелуев, пока генерал попутно выполнял несколько действий одновременно — целует, одной рукой сжимает упругие ляжки, а второй стимулирует внизу. И пока женщина переводила дыхание, Карл, не желая медлить, подвёл все к самому главному. Ноги раздвинул пошире, вошёл мягко и аккуратно, видя то, как Альсина приподнялась, рукой таща за собой мужчину, у которого и у самого в глазах все поплыло. Слыша тихий стон, он начал медленно двигаться внутри, насаживая графиню так, чтобы ей не показалось мало. Карл же, как не странно, как зачинщик сего действа, хотел показать себя с лучших сторон, хотя, особо и не старался, всё выходило как никогда великолепно. Вот бы заглянуть в глаза графине, в эти пылающие золотым пламенем радужки, чтобы утонуть в них навеки... А она всё их скрывает и скрывает, быть может, пришло осознание того, что леди не должна подобными непотребствами в своём-то статусе заниматься. Хайзенберг проникал всё глубже, двигаясь аккуратно и нежно, облюбовывая графиню. От её тихих и протяжных стонов туманился разум, будто превращаясь в скопление сгорающих звёзд. Дыхание участилось, а сердце вот-вот и разорвёт грудную клетку в клочья. Внутри всё горело, жгло где-то в сердце, ну, и кое-где пониже. О, а это чувство превосходства... Обуздать графиню оказалось делом сложным, а когда наконец-то удалось добиться путём кровавым и весьма нелегким, всё пошло настолько гладко и блаженно, что душа начала ликовать от той радости полученного. Облюбовывая тело аристократки, Карл под соблазном делал свое дело, стоит отметить, что весьма искусно. Делал так, чтобы эта порция сладкой на вкус услады досталась не только ему, но и ей, дабы Димитреску поняла, что ошибалась ранее в этом дикаре, чтобы её гордыня, привыкшая смотреть на людей свысока, пала на его глазах в порывах наслаждения. Действия Хайзенберга теперь были резвыми, местами грубоватыми и резкими, волны проходились мощными потоками в тело аристократки, буквально принуждая её таять в безвольно вырывающихся стонах, что срывались с её уст. Альсина чувствовала себя единственной, кому выпала такая великолепная возможность насладиться подобным, как будто только ей дано ощутить себя такой горячо любимой и желанной. У обеих давненько не было половой близости. Хайзенбергу долг не позволял, а Димитреску... Её буквально придушило страшное горе, заставив забыть обо всех похотливых желаниях. Вот и получается так, что каждый из них чувствует себя каким-то девственником, ей богу. Уже чувствуя как волны оргазма поступают всё ниже, распирая всё до единой клетки организма, Альсина протянула свою ладонь к телу мужчины, до этого слегка привстав на локти, дабы дотянуться. Её холодная рука прошлась сначала по грудной клетке тяжело дышащего Карла, а уже затем коснулась его лица, притягивая к себе. Мужчина, всё ещё придерживая ногу дамы, потянулся за поцелуем Димитреску, которая обхватила его за спину своими ногами. Обдавая линию подбородка немца, Альсина словно играла с ним, завлекая во свои игрища по голову. Её глаза так и кричат «Быстрее, ну же, не томи!», а обхватывая упругую плоть, Карлу, смотря на аристократку, становилось не по себе, она дурманила всем своим видом. — Скорее, прошу, — прошипела графиня, покусывая нижнюю губу, а уже через секунду она нежно и чувственно соприкоснулась с загрубевшими устами немца. Их мимолетный поцелуй казался таким коротким и совсем незаметным, но до чего же чувственным... И как только этот дикарь без царя в голове может вытворять такое? Неужто Альсина действительно побудила в нем монстра одним лишь своим видом? Скорее да, чем нет, ведь генерал не был глуп, сам это понял, знал наверняка, что будь у него, не дай господь, какая-то другая баба под боком, не бывать бы этому страстному игрищу. Только с этой властной дамой, только с ней и ни с одной другой девкой, которую достаточно поматросить и бросить. Одна лишь леди Димитреску была способна вытворять подобное. И в этом она была до ужасов превосходна. — Alles für dich, mein Schatz, — на выдохе изрёк Хайзенберг, сжав женщину за бёдра, протискиваясь в неё всё глубже и всё настойчивей. Терять себя в притоке блаженства оказалось куда проще, чем думалось. Самообладание иссякло, все соки выжались сами, извергаясь страшными потоками извне. Пара толчков и вот они тут, на пике, на сладкой ноте кульминации. Смотря в глаза немцу, дама совершенно потерялась, пытаясь вернуться в реальность с помощью вздрагивающего дыхания. Почувствовав то, как семенем горячо извергается всё внутри, леди совсем незаметно задрожала, падая назад в подушки. Карл не желал отпускать её, продолжил бы и сам, однако, кажется, эта графиня кровососущая высосала из него все, что только было в запасе, оставив того совершенно бессильным, зато удовлетворённым. Разделяя друг с другом последние вздохи, пара не могла насытиться происходящим, в глубинках душ хотелось большего, однако, хорошего понемногу, ведь так? Большая и роскошная грудь леди томно и тяжко вздымалась то вверх, то вниз. Альсина открыла глаза в тот момент, когда немец оказался лежащим около неё. Его левая рука тут же оказалась на талии графини, притаскивая ту поближе к себе, а правой тот мигом натянул на них холодное одеяло, от которого приятно пахло стиральным порошком и остатками парфюма женщины. — Недурно, недурно... — выдыхая молвила дама, приближаясь все ближе к мужчине, который схватил её за талию так, что мама не горюй. Димитреску закинула руку на плечо Карла, чувствуя как тот горячо дышит ей в шею, заставляя мурашки пробегаться по её бледной, чуть ли не фарфоровой, коже. — Это была только разминка, — гордо заявил Хайзенберг, всё ещё переваривая происходящее. — Именно поэтому ты кряхтишь и дышишь, как старец? — усмехнулась аристократка, кистью руки нырнув в густую шевелюру мужчины. Перебирая его гриву меж пальцев, Альсина смотрела как тот морщится от негодования. — Быть может, возраст уже не тот, да? — Даже в этом плане ты ненасытна! — действительно, всегда ей или недостаточно, или слишком много, вот же... — Чего вдруг замолчал? Продолжай, — Альсина тихо усмехнулась, переводя своё дыхание после всего того, что происходило с ними ещё минуту назад. Её улыбку внезапно прервали мысли, как раз тогда, когда Хайзенберг обхватил кё своими руками, затаскивая в душные объятия. Неужели она, Альсина Димитреску, та, которая всей своей душой ненавидела фрицев, которые погубили её ненаглядное счастье, а Хайзенберга категорически на дух не переносила, стала вот такой... Пустила в постель, полюбила всем сердцем, любезно принимая ласку и ту любовь, которой её одаривает этот несносный мужлан. Тогда, почти десять месяцев назад, она выбивала из него всё живое, уже мечтая прибить и положить конец этому недоразумению, а сейчас графиня всем своим нутром чует, что этот самый фриц ей полюбился до помутнений в глазах и до трепета в душе. И так же внезапно эти мысли оборвались после легкого поцелуя в лоб, от которого дама словно проснулась. Она похлопала пару раз ресницами, стараясь сохранить свой стоический вид. Рука её прошлась по спине негодяя, задевая те царапины, которые она же самолично и оставила. — В рот мне ноги! — прорычал мужчина, морщась от приходящихся пальцев дамы по его расцарапанной спине. — И, блять, как ты прикажешь мне с таким видом завтра к новобранцам заявиться? — Они твою спину видят или что, я не пойму... — женщина второй рукой убрала пряди с глаз немца, ведь её неимоверно раздражал тот факт, что когда она с ним говорит, эти длинные и неаккуратные патлы закрывают его глаза, в которые даже не заглянуть. — Или там есть кому на неё смотреть в оголенном виде, м? — издевательски интересуется Альсина, насупив брови. — Ты опять? — устало произносит Карл, припадая ладонью к щеке женщины. — Не начинай, ладно? Задрала уже, я просто устал повторять, что ты... Ну... — Я «что»? — она уже заранее знала ответ, но просто хотела услышать его вслух, чтобы это сказал Карл, а не она сама прокручивала это у себя в голове. — Самая охуенная баба в целом свете ты, вот что. И ни одна, как ты говоришь, клуша деревенская не заменит тебя... — ловя на себе пронзительный взгляд госпожи Димитреску, Карл уже надумал, а что бы можно добавить в эту речь такого, чтобы жизнь графине мёдом не казалась. — А ещё у тебя грудь больше, чем у остальных. — Болван! — с лица Димитреску слезла улыбка и нарисовалось негодование, после чего та легко хлопнула немца по лбу. Хайзенберг лишь глуповато усмехнулся, прижимая расслабленную леди все ближе к себе. Её глаза уже сами по себе закрывались от резко нахлынувшей усталости. — Какая же ты красивая... — влюблённо отметил Карл, приметив эту внеземную красоту Альсины. Ради этой женщины Карл готов был на многие страшные вещи, жаль, конечно, что вслух бы он это никогда не сказал. Готов был любоваться ею, как дорогущей картиной, написанной лучшими художниками всех времен, как на произведение искусства. И, не замечая, как сам он уже засыпает, обнимая аристократку, мужчина вновь аккуратно поцеловал её в лоб, от чего Димитреску уже по обыденности нахмурилась во сне.

***

И неясно, а сколько сейчас времени. Часы, которые украшали стену в покоях госпожи, были со всех сторон окутаны ночной тьмой. По ощущениям не больше полуночи, луна светит, сверчки под окнами поют, мыши летучие кричат что-то на своём. Хайзенберг проснулся от того невыносимого холода и от того, что рядом не оказалось её. Он один лежал на кровати, как выживший после крушения, который бултыхается на обломках корабля посередине открытого и холодного океана. Открыв глаза, мужчина осмотрелся вокруг. С пола была подняла упавшая рубашка графини, которую она, по всей видимости, аккуратно сложила на спинку бархатной софы, а его вещи так и остались валяться на полу под кроватью. Альсина точно не спит, это уж точно. И окно открыла тоже она, вот зараза! Уже изучив все повадки аристократки, мужчина точно знал, что портсигар и зажигалка вечно лежали на какой-то из книг, которые дама частенько почитывала перед сном. Поэтому, перекатившись на сторону графини, Хайзенберг присмотрелся к тумбочке, и, о чудо! Что и требовалось доказать, ни сигарет, ничего. Димитреску явно нашла необходимым уединиться где-то в замке в компании сигареты и своего одиночества в такой-то час. Собравшись с мыслями, Карл бодро встал с лежбища, постаравшись отыскать в этой тьме его брюки. В комнате было до жути холодно, прям до невозможности, однако, натянув на себя штаны, к рубашке мужчина тянуться не стал, пошёл прям так, ещё и без обуви... Увидела бы его в таком виде Альсина, сразу бы огрела, но для начала требуется её найти. Было много мест в замке, где обитала женщина. Любила свою библиотеку с множеством интересных, и не очень, книг, обожала оперный зал и часто сидела на верандах, что-то читая, при этом держа в руке дымящую сигаретку. И где же её теперь искать, когда она может прятаться где угодно? Уже выйдя из покоев, Хайзенберг сунул руки в карманы и кандибобером пошёл в кабинет Димитреску, где был громадный балкон, на котором её встретить можно было довольно частенько. В воздухе витали нотки её волшебного парфюма вперемешку с сигаретным дымом. И вокруг лишь только темень, как словно ты сейчас обернёшься, а тебя за руки и ноги схватит из темных пучин голодная мороайка, утаскивая тебя вниз. И вот, кабинет за углом, а там уже, скорее всего, таится и главное сокровище — Альсина. Карл подошёл к двери и распахнул её, войдя в тёмный-тёмный кабинет. Сквозь гардины просвечивался лунный свет, на котором мелькала женская фигура, окутанная в полупрозрачную ткань, с которой отскакивали лунные лучики. Альсину нельзя перепутать ни с кем, её можно почувствовать сердцем, если захотеть. Мужчина её не видел, но знал, что там она стоит, одна. Пройдя к двери на балкон, Хайзенберг отодвинул гардину, любуясь происходящим снаружи: Димитреску стоит в чёрном пеньюаре, что на ветру развивается вместе с её чёрными, будто смоль, волосами. Зрелище завораживающее. Она смотрела куда-то в неизведанную даль, думая о чём-то своём, и, вероятно, Карл точно мог догадаться, о чём же. Это было нетрудно понять, смотря на её унылые глаза, глядящие на звездное небо. Альсина старалась разглядеть на небосводе звезды, возможно, найдя там и своих трёх маленьких звёздочек, которые для неё всегда будут светиться ярче всех. К слову, любоваться пришлось недолго, дама уже хотела было уйти, а повернувшись, та шарахнулась назад, заметив немца, который стоит за дверью. Рука её упала на грудную клетку, а с уст сорвался легкий «Ах!». Тут-то мужчина понял, что, если продолжать стоять, как полудурок, то ему несдобровать, поэтому он открыл стеклянную дверь и зашёл на веранду, чуть ли не скукожившись от холода. И как только графиня стоит на таком лютом ветру, будучи в одной лишь ночнушке с накидкой?! — Чёрт, тут же копыта откинуть от холода можно! Сдурела? — бросил Карл, подойдя к леди Димитреску поближе. А ей хоть бы хны, стоит на этом ветру, будто сейчас июль месяц и дурень под тридцать градусов! — Че не спишь? — Могу задать тебе тот же вопрос, — Альсина также сделала пару уверенных шагов вперёд, положив одну руку к себе на талию, а второй поднося ко рту мундштук с тонкой сигареткой внутри. — Ты что тут делаешь? — Я тебя ищу, не гоже шляться где-попало в такой поздний час. — Что значит не гоже? Это мой дом, хочу пройтись — значит пройдусь! — огрызнулась дама, считая причину для столь позднего разговора весьма странной. — Я уже собиралась возвращаться. Карл сделал шаг вперёд и положил руку на талию женщины, уходя ей за спину. Притянув Димитреску максимально близко к себе, Карл заглянул в её бездонные голубые глаза, которые в лунном свете ещё и поблескивали золотыми искрами. Её кожа холодна, только взгляд её пылает нежными огоньками любви. — Ты в порядке, mein Schatz? — резко интересуется немец, хоть до этого он никогда подобное у графини не спрашивал, а тут эта фраза сама по себе выплеснулась наружу, чему Альсина была удивлена. Отвечать она, к огромному сожалению, не стала. Её взгляд молниеносно поменялся, в миг поблекли те огоньки, они потухли в той грусти. Ответ был и не нужен, оно и понятно. Зная её прошлое, Карл теперь понимал, что всякий раз, когда эта дама грустит, она думает лишь об одном. И этого, увы, у неё не отнять. Никуда и никогда не денется та скорбь от утраты своих детей, её троих звёздочек, которые теперь украшают небосвод. — Давай не кисни! — постарался подбодрить её Хайзенберг, а когда у него не вышло, он поднял одну лапу с талии аристократки и взялся за подбородок леди, направляя её голову слегка пониже. — О! Знаю, чем тебя, дородная моя, развлечь... Разница в росте четко давала о себе знать. Альсина привыкла на всех людей смотреть свысока, считая их ниже, чем она, во всех смыслах. Но не сегодня. Мисс Димитреску поддалась небольшому хотению Карла, вновь приворожив того своими очами. Генерал выпрямился, чтобы дотянуться до уст Альсины, однако, это ему не помогло, что заметила сама аристократка, совсем малость наклонившись. — Ты страшный наглец, Хайзенберг... — тихо, чуть ли не шёпотом, отбросила Димитреску, приближаясь губами к устам разыгравшегося страстями мужчины. И вновь они слились воедино в поцелуе, в том месте, где они раскрыли друг для друга свои чувства. Не свою ненависть, а нечто более чувственное и приятное — любовь. И эта любовь казалась совершенно бездонной, прямо как бездна, утонувши в которой, ты уже никогда не сможешь увидеть белый свет. И вновь их слияние обдаёт холодный ветер, который порой несёт на себе опадающие листья. Горящие уста согревают их обеих в этом лунном свете... Всё как впервые, этот холод, те же чувства.