Обрести утерянное

Куникудзуши оказывается слишком проницательным и понимающим для куклы. Хотя, даже несмотря на это, огрызается и язвит он куда больше Казухи. Но у Дзуши есть и ещё один плюс — кукла, являющаяся обращённым человеком, довольно хозяйственная для выходца из королевской семьи. И уж слишком складно помогает ему с хозяйством, в ответ требуя лишь кров и возможность переубедить Казуху. Заклинатель не против: уверен, что у куклы ничего не получится. А так Куникудзуши хотя бы в теории должен скрасить его одиночество, даже с помощью своего недовольного лица и скрипа шарниров. — Долго здесь тухнуть будешь? — Дзуши появляется в комнате бесшумно, хотя с его кукольным телом это почти что невозможно. Казуха, зацикленный на обдумывании услышанных ранее слов, никак не реагирует и продолжает смотреть в стену, приобняв колени. В такой позе, оказывается, можно почувствовать себя даже почти комфортно и тепло. Но объятий Томо это, конечно же, не заменит. — Ммм, примерно-о, — поднимает глаза и всматривается в тёмный потолок, ища там что-то. Возможно, снова утерянный смысл жизни. — Всю свою жизнь, — заключает он с непроницаемым лицом. Казуха не обращает внимания на застывшего в дверях Куникудзуши с помрачневшим лицом и предпочитает рассматривать по десятому, двадцатому, а может, и сотому кругу стену перед собой. Возможно, идея сесть прямо перед камином была не из лучших, потому что всё самое интересное в этой комнате находится в нескольких метрах от него. Казуха, кажется, успевает запомнить больше половины корешков книг по травоведению, для которых был отведён отдельный стеллаж в левом углу гостиной. К нему, конечно же, отец запрещал приближаться. И если раньше Казуха не понимал, что такого страшного в обычных медицинских книжках, то после того, как нашёл в том стеллаже потаённую полку и, ныне уже сожжённые, сборники чёрной магии, понял. Да уж, чтобы спрятать сокровенные и опасные знания на самом видном месте нужно, однозначно, быть Каэдехарой. Хоть чем-то Казуха в отца пошёл. — Ты… Дзушин голос прерывает мысли Каэдехары, и он, наконец, поворачивается к нему лицом. Возможно, если поговорить с ним, он отстанет? — Я уже говорил, что не стану помогать тебе, — раздражённо выдыхает и сильнее сжимает колени, ежась под грозовым взглядом. Куникудзуши, к удивлению, ссору не начинает. Вместо этого сжимает золотое перо на своей груди, отводя взгляд в противоположную от Казухи сторону. Последний находит это интересным зрелищем, потому что кукла вспоминает об этой побрякушке только когда думает о чём-то чересчур личном. — Это украшение единственное, что осталось после смерти матери, — Казуха этому факту даже не сильно удивляется — ожидал подобного. — И оно же служит доказательством чистоты моей крови, потому я не могу сидеть тут сложа руки и приводить тебя в чувства, пока эта чёртова ведьма правит моими землями! Случайно установленный зрительный контакт с куклой оказывается ошибкой, потому что от его электрической красноречивости по спине бегут мурашки, и прервать его приходится почти сразу же. Казухе даже кажется, что чужие глаза на мгновение засветились яркой сиренью от гнева. — Ну так найди себе какого-нибудь помешанного на королевской семье чернокнижника, который годами мечтал о том, чтобы помочь принцу, — продолжает гнуть свою линию Казуха, игнорируя испепеляющий взгляд в спину. — Так он сидит передо мной! Вернее, его сын. Что ты знаешь о своём отце? — Казуха сразу понимает, что заданный вопрос с подвохом. Они сидят несколько минут в тишине, пока заклинатель пытается вспомнить хоть какие-то странные слова, сказанные отцом. На ум ничего не приходит. — То, что он чернокнижник?.. — озвучивает единственное, что знает. Куникудзуши кривит недовольное лицо, цокая и бубня что-то себе под нос. — Значит, он не рассказал тебе правду, — заключает и продолжает прежде, чем Казуха успеет задать глупый вопрос. — Каэдехары были единственным кланом, максимально приближённым к королевской семье. Вы, — грубо тыкает пальцем в грудь Казухи, — служили нам верой и правдой много лет. И как раз таки благодаря твоему отцу я и выжил. Хоть и в таком виде, — добавляет и показушно скрипит шарнирами. — Зато тело бессмертное, — пытается отшутиться, но заклинатель никак на это не реагирует. — Мой ответ остаётся прежним, — отрезает Казуха и специально отворачивается в противоположную от куклы сторону. Возможно, подставлять врагу — хоть и условному — спину не самое лучшее решение. — Ка-зу-ха, — названный вздрагивает от интонации Дзуши — он явно что-то не договаривает и держит тузы в рукавах. Да и, если так прикинуть, это первый раз, когда марионетка называет его по имени после разговора в подвале. Отличный повод напрячься, что Казуха и делает, поворачивая голову. Пристально пожирает взглядом аметистовую радужку, пока её обладатель подходит к нему ближе, также садясь на пол, но в метре от него. — Я хочу знать твоё мнение кое о чём, — голос у Дзуши заговорщический, и подкрепляет он свою интонацию расползающейся на губах ухмылкой. — Как ты думаешь, почему умер твой отец? — стоит только Казухе открыть рот, как кукла прерывает его, добавляя. — Не торопись и подумай. Куникудзуши, видимо довольный собой от озадаченного лица Каэдехары, чуть расслабляется и принимается крутить или играть со своими волосами. Казуха совершенно случайно зацикливается на этих движениях, окончательно поворачиваясь к марионетке. Шестерёнки в голове начинают ускоренно крутиться и внезапно замирают через несколько секунд. Заклинатель сжимает губы в тонкую линию и крутит головой в стороны. Не верит. — Ты лжёшь, — сипло произносит он. — Лжёшь. Такого не может быть. — Может, Казу-чан, может, — Казуха пропускает издевательское обращение мимо ушей. Сжимает ладонями колени и дрожит. — Это бре-ед. Я… я не поверю в то, что его… убил-ли специально, — сердце неконтролируемо сжимается от боли, а по щекам начинают стекать первые слезинки. Казуха судорожно вытирает их и пытается привести дыхание в порядок. — Ведьма. Это сделала та чёртова ведьма, Казуха. Никто другой не мог знать этого, — Куникудзуши только усугубляет ситуацию своими словами, но не сказать, что он этому огорчён. Он рад. Чертовски рад. Казуха ощущает это даже не смотря на него. Он будто светится от того, что сделал заклинателю больно, хоть и открыл глаза на правду. В которую верить Казуха отказывается. — Нет! — срывается на крик он. — Нет! Ты лжёшь, ты хочешь, чтобы я помог тебе, и манипулируешь моими чувствами! — Казуха глотает горькие слёзы и приближается к кукле. — Мне… — колеблется, но замечает тень улыбки на лице Куникудзуши и продолжает. — Мне плевать на тебя, твою мать и королевство! — дрожит, утирает стекающие слёзы, но продолжает уверенно смотреть в глаза марионетки. Его потускневшие глаза сейчас пылают ярким огнём, об который обжигается Дзуши. — Убирайся. Убирайся из комнаты! — рявкает Казуха и отворачивается, утыкаясь лицом в свои ладони. Тяжело дышит, готовый сорваться на плач в любую секунду. И он срывается, когда дверь гостиной громко захлопывается. Казухе безразлично, что он мог и задел Куникудзуши. Потому что он добровольно не подписывался на всё это. Казуха не собирается спасать эту грёбанную куклу и его королевство. Куникудзуши для него — никто. Обычная марионетка, призванная по воле случая, которая почему-то решила, что он ей чем-то обязан. Отец, быть может, и был обязан, но не Казуха. Казуха вернулся в отцовский дом только для того, чтобы… похоронить Томо. И не суметь воскресить его. Боль за судьбу отца смешивается с чувством полного разочарования в себе и гнетущим, вновь вернувшимся одиночеством, создавая убийственную смесь. Казуха рыдает на полу так долго, что теряет ощущение времени. Единственное, что он чувствует — это пустоту внутри и обжигающие щёки и руки с шеей царапины.