Обрести утерянное

Приближающийся силуэт собственного дома неожиданно пугает, запуская необратимый процесс. Мысли в голове начинают мгновенно размножаться с невыносимой скоростью, заставляя пальцы на руках подрагивать и настойчиво вглядываться в зашторенное окно в ожидании какого-то чуда. Вернее, у этого чуда есть вполне физическая, но неимоверно холодная форма и прекрасное имя; есть блестящие, совсем человеческие и яркие бездонные глаза цвета ночного неба; есть взрывной, хаотичный характер, высокий голос и вечно хмурое лицо. И Казуха желает увидеть Куникудзуши так же сильно, как и боится. Боится того, что успел осознать несколькими часами ранее. Потому что понимает, что не сможет молчать. Потому что понимает, что не сможет продолжать делать вид, будто он ничего не замечает. Потому что понимает, что они обязаны поговорить. Прямо здесь и сейчас, когда входная дверь за ним закрывается и Казуха удивлённо застывает от гробовой, мёртвой тишины, встретившей его. Необычно и странно. Каэдехара привык к тому, что Куникудзуши всегда находился в зоне видимости, когда он возвращался после походов в город, или выдавал своё присутствие в доме чересчур громкими бурчаниями или грохотом каких-то вещей. Но сейчас в доме стояла тишина. Настолько тяжёлая и невыносимая, что Казуха ненароком вспомнил о своём первом возвращении домой после смерти Томо. Тогда было так же паршиво, так же хотелось лезть на стены и кричать во всё горло, только бы тишина не раздавила его, если ещё не успела уничтожить изнутри мыслями. Судорожно вздохнув, Казуха принимается искать Куникудзуши. Заглянув на кухню и в гостиную, он замечает, что все стоящие предметы кажутся нетронутыми. То ли Каэдехаре кажется, то ли так и есть на самом деле и кукла не была в этих комнатах. Тогда заклинатель первым делом решается зайти в свою комнату, ведь вдруг Дзуши сидит за какими-то книгами, загипнотизировано вчитываясь в написанную информацию. Казуха иногда заставал марионетку в таком состоянии, но не сегодня. В комнате его не оказывается, и он принимается идти к следующей двери. Кабинет отца встречает его всё той же удушающей тишиной, вот только с примесью ненужных сейчас воспоминаний, бьющих под дых вместе с тем, что и здесь Куникудзуши не оказывается. Паника начинает медленно скручивать внутренности изнутри, рисуя самые наихудшие исходы, но Каэдехара упрямо пытается ей противостоять и движется к подвалу — единственному месту, которое он ещё не успел осмотреть. И если даже там… Казуха вздрагивает от звука скрипящей половицы и выныривает из своих мыслей, концентрируясь лишь на том, чтобы как можно скорее спуститься вниз. Чуть не врезавшись в стену, он распахивает дверь и замирает в проходе. — Тише! — недовольно шипит Куникудзуши, сидя в круге из зажжённых свечей. Казуха послушно и испуганно замирает, чувствуя, как сердце начинает биться с бешеной скоростью от облегчения. Куникудзуши здесь, дома, и Куникудзуши всё так же прожигает в нём дыру, когда свечи неожиданно затухают, погружая комнату в полумрак. Каэдехаре кажется, что в этой темноте у куклы всё равно глаза чуть светятся. — Чёрт бы тебя побрал! — не выдерживает Дзуши и стукает кулаком по полу, раздосадовано вздыхая. — Извини… — Казуха поджимает губы, наблюдая за тем, как Куникудзуши поднимается на ноги и зажигает на тумбочке большую свечку, которая мгновенно освещает почти всё пространство маленького затхлого подвала. — Ты, конечно, немного помешал, но… — Дзуши задумчиво водит взглядом по нарисованным на полу мелом кругам и рунам. — У меня и до этого не получалось, — он вновь вздыхает и морщится, отворачиваясь. Внутри Казухи перемешивается досада, лёгкое счастье от облегчения и вновь нарастающая паника. — Что ты пытался сделать? — Каэдехара переступает порог комнаты, но подходить к Куникудзуши пока что не решается. Даже не ясно почему — то ли сомневается в том, что он не причина неудачи, то ли боится спугнуть. — Порчу навести пытался, — внезапно и резко, со всей серьёзностью выдаёт Дзуши, глядя прямо в алые глаза. Казуха застывает на месте, пытается понять, правда ли это, потому что кто этого Куникудзуши знает — может и правда способен на такое, — но мысли его прерывает смех. Марионетка заливисто смеётся, чуть ли не за живот хватаясь. — Видел бы ты своё лицо, — продолжает хихикать Дзуши, отворачиваясь, чтобы успокоиться, потому что недоумевающее бледное лицо всё ещё ужасно веселит его. И пока Куникудзуши приходит в себя, медленно убирая за собой магические принадлежности, Казуха украдкой следит за ним, уходя в свои мысли. Что это сейчас было? Нет, то есть Дзуши и раньше мог подобное вытворить, рассмеявшись с реакции напарника, но сейчас… сейчас это кажется таким странным и неестественным, хотя смех марионетки, Каэдехара уверен, самый настоящий и искренний. Вот только кое-что не сходится, а именно — настрой самого Казухи, внутренне готовящегося для серьёзного разговора весь последний, а то и дольше, час. И почему-то прежняя уверенность чуть ли не мгновенно испаряется именно сейчас, когда Каэдехара оказывается дома, рядом с таким же домашним и привычным Куникудзуши. Почти что идиллия, привычка, выстроившаяся и медленно появившаяся за последний месяц, проведённый рядом с марионеткой. Но что-то напрягает Казуху: скребётся кошачьими когтями на сердце и не даёт сделать вдох полной грудью, сворачивая внутренности от тревоги. Чувство это пульсирующее, нарастающее настолько быстро, что заклинатель теряется в своих мыслях и ощущениях. Почему ему стало плохо именно сейчас? Куникудзуши же рядом совсем — стоит протянуть руку и дотянешься до него, — но что-то всё равно не даёт покоя. Возможно, это подсознание требует разговора? Требует не обманываться привычными картинками и устоями взамен необходимым переходам. В себя Казуха начинает приходить, когда его плеча касается кукольная рука. Куникудзуши склоняет голову, а волнение оседает в глубине его аметистовых радужек. Прохладная ладонь сжимает плечо заклинателя, пока марионетка вглядывается в слишком бледное лицо и бегающие из угла в угол зрачки. Вид Казухи не на шутку пугает, особенно когда тот даже на касание не реагирует. — Ты чего? — Куникудзуши чуть трясёт напарника. — Эй, Казуха! — слегка повышает голос марионетка, только после этого замечая взгляд на себе. — Что с тобой? — А… задумался, — поспешно отмахивается, произносит первые возникшие в мыслях слова. Куникудзуши ему не верит, Казуха знает это, но решает проигнорировать. Слегка ведёт плечом, скидывая чужую ладонь, и не торопясь поднимается по лестнице. Слышит, как Дзуши не сразу повторяет за ним, застывая на месте: видимо, ожидал откровенностей, но увы. Чем сам кормит, то и в ответ получает. С каждой пройдённой ступенькой Казухе становится одновременно легче, потому что, по ощущениям, его тревога в большей степени была вызвана нахождением именно в подвале, и хуже, потому что настроение Куникудзуши — это можно ощутить даже спиной и испепелённым взглядом затылком — ухудшается, а сама ситуация стремительно накаляется. Дзуши определённо чувствует, что что-то не так, но не может понять, что конкретно. Потому, когда они встречаются взглядами уже будучи в гостиной, Казуха мнёт губы, пытаясь подобрать слова. — Что произошло? — первым подаёт голос Куникудзуши. Скидывает книги на ближайшее кресло и делает один шаг в сторону Каэдехары. — Я могу спросить то же самое. Что ты делал в подвале? — почему-то именно сейчас говорить правду не хочется. Тревога внутри вновь начинает набирать прежние обороты. — Я же говорю: порчу навести пытался, — не унимается Дзуши, повторяя ранее озвученный ответ. Казуха удивлённо вскидывает брови. Так он не шутил? Или пытается в очередной раз обмануть таким образом? — Ты сейчас серьёзно? — внутри Каэдехары взорваться что-то хочет от того, с какой уверенностью Куникудзуши ему кивает, складывая руки на груди. Пытается выглядеть серьёзно, так, чтобы Казуха точно поверил. Но Казуха не верит. Не теперь. — Ты правда думаешь, что я поверю в этот бред? — внутри чувства начинают бурлить и вскипать. Раньше Каэдехара мог похвастаться завидной выдержкой и спокойствием, но горе, глубоко проникнувшее в его сердце и душу, вывело прежний контроль из устойчивого положения. Теперь Казуха спичка, готовая вспыхнуть огнём и эмоциями от любой искры. Особенно подкреплённой нарастающим недоверием. — Судя по рунам на полу и книгам, которые ты притащил, ты пытался кого-то призвать. Каэдехара темнеет в лице, делая шаг в сторону Куникудзуши. Последний с места не сдвигается, выдерживает попытку надавить на него. В ответ лишь хмурит брови и цыкает, вскидывая подбородок вверх. Пытается посмотреть на Казуху свысока, даже если тот его выше на несколько сантиметров, даже если ситуация совсем патовая и неподходящая для самоутверждения. — Неужто книжки начал внимательнее читать? — отчеканивает каждое слово, не прерывая зрительного контакта. Неожиданная, позабытая не в шуточной форме грубость окончательно выводит из равновесия. Казуха первым отступает назад, качая головой в стороны. — Я так больше не могу. Не могу! — повышает голос Каэдехара, вскидывая руки вверх. Эмоции внутри плещутся и норовят вылиться через край, обрушившись огромной волной на виновника их возникновения. — Почему ты опять мне врёшь? — Казуха останавливается, замирает. Так же резко, как и начал. — Вру? — Куникудзуши делает самое удивлённое в мире лицо. Пытается выглядеть абсолютно невиновным, шёлковым, покладистым, и обвинённым совершенно несправедливо. Но Казуху этим не провести: Казуха уверен в своих догадках. Казуха просто не может больше игнорировать то, насколько их взаимоотношения ненастоящие, хлипкие, держащиеся лишь на честном слове от Каэдехары и его желании не быть одиноким. Потому что одиночество — это страшно. Страшно остаться наедине со своими мыслями и страхами в полной тишине. Когда единственный, кто может его спасти — это он сам. Но сил у него на это спасение попросту нет. Но и желания терпеть обман — тоже. — Ты врёшь мне прямо сейчас. По абсолютной мелочи! Ты врал мне несколько дней назад, ты врал или недоговаривал мне какие-то вещи с самого твоего появления в этом доме! Почему? — Казуха сжимает ладони в кулаки, чувствуя, как в уголках глаз начинают скапливаться слёзы. — Я был искренним с тобой: делился своими переживаниями, чтобы… чтобы получить в обмен ложь? Почему! — видеть, как кукольное выражение лица не меняется ни капли после сказанных слов — ужасно. Видеть чужое безразличие к себе и своим чувствам настолько болезненно, что Казуха забивает на то, насколько неправильно и непредсказуемо он может повести себя на эмоциях. Он просто отпускает себя, позволяет в два шага преодолеть расстояние между собой и марионеткой, чтобы схватить Дзуши за грудки, и заглянуть в прекрасные, но жестокие аметистовые глаза, режущие сердце изнутри своими идеально острыми и заточенными углами. — Я спрашиваю у тебя, чёрт возьми, почему?! Ответь мне! — слёзы срываются вниз, застилая мокрой пеленой чужое лицо. Куникудзуши в его руках расплывается, растворяется, но его молчание гложет изнутри, не даёт покоя. Только усугубляет вспыхнувшую истерику, потому что Казухе нужны ответы. Он хочет знать, почему с ним поступают настолько жестоко. Почему его ранят, зная, что ему пришлось пережить совсем недавно. — Куникудзуши! — рявкает Каэдехара, толкая марионетку в грудь. Он слышит, как тот падает, но не видит куда и как из-за слёз. Судорожно принимается вытирать их ледяными и не гнущимися пальцами, но ни черта не получается. Картинка перед глазами не хочет складываться в единую и осмысленную, отчего он и падает на колени, сгибаясь и ударяя кулаками по полу. Потому что Казухе хочется придушить себя, прибить на месте прямо здесь и сейчас из-за волнения, скручивающего желудок. Он волнуется, продолжает волноваться за Куникудзуши, который мог пораниться из-за его необдуманного поступка. Внезапный смех срывается с искусанных, шершавых губ, заполняя собой всё пространство комнаты. Казуха смеётся, истерично смеётся, ударяя кулаками по полу. Валится вниз, сгибаясь и обнимая себя за колени. Продолжает биться в истерике, слушая чужое молчание и понимая, что он всё равно волнуется. Волнуется за того, кому безразличен. Волнуется за того, кто врал ему долгое время. Волнуется за Куникудзуши, который плевать хотел на искренность Казухи. А ведь он так хотел верить… верить в то, что может пригодиться Дзуши, может помочь ему и получить то же самое в ответ. Разве это не взаимовыгодный обмен, когда ты помогаешь человеку — кукле — сделать что-то, а в ответ лишь требуешь нахождения рядом и хоть какой-то искренности? Не той, что появляется только выгоды ради, а настоящей. Когда желание поделиться чем-то, озвучить вслух идёт прямиком изнутри, из души. Ведь Куникудзуши наверняка нелегко нести своё бремя в полном одиночестве и… и вот опять! Казуха сжимает в своих пальцах волосы, тянет их в разные стороны, пытается отвлечься от мыслей, вновь вернувшихся к Куникудзуши. Цикл повторяется, он замкнулся. Куникудзуши, этот чёртов Куникудзуши, донимает его даже молча. Терроризирует его мысли, забирает себе всё внимание, не прикладывая к этому абсолютно никаких усилий. Ранит всё сильнее своим молчанием. Даже не пытается объясниться, пуская всё на самотёк. Ведь Казуха взрослый мальчик: сам нашёл проблему, сам расплакался из-за неё и сам же должен успокоиться, приняв тот факт, что он… — Казуха! Казуха-а, — голос Куникудзуши звучит резко, заставляет мгновенно затихнуть от неожиданности и переключить всё своё внимание. Правда, Казуха не уверен в том, что внимание он таки переключает, ведь какая разница, надоедает ему Дзуши мысленно или физически. — Казуха, нам нужно бежать, — эти слова пускают по телу тревожный импульс. Бежать? Но от кого? И почему… почему Куникудзуши выглядит настолько испуганным: сиреневые зрачки сужены и трясутся, а ладони впиваются в плечи болезненной и крепкой хваткой. — Что? О чём ты? — Казуха не понимает. Трясёт головой из стороны в сторону, стирая пальцами мокрые дорожки на лице. А потом слышит громкий стук в дверь. — Каэдехара Казуха! Открой! Сейчас же! — и в ту же секунду Казуха понимает, подрываясь от испуга на ноги. Потому что узнаёт этот громкий и властный голос. Потому что принадлежит он Кудзё Саре, которая прямо сейчас долбится кулаком в его входную дверь, уже начиная угрожать тем, что выбьет её с минуты на минуту, если ей не откроют. — Что нам… Казуха теряется в своих мыслях и пространстве: он с ужасом осознаёт, что не знает, что ему, нет, даже им, делать. Каэдехара застывает на месте, испуганно таращась в сторону двери. Цепенеет, медленно начиная смиряться с тем, что ничего не поделать — придётся открыть Саре, ведь выбора у них не- Куникудзуши крепко хватает его за ладонь и тянет, буквально тащит за собой еле плетущееся и спотыкающееся обо всё тело. Казуха не осознаёт, что сейчас происходит: он отчаянно пытается смотреть под ноги, чтобы не навернуться, распластавшись звёздочкой на полу, сорвав их… побег? Да, это ведь определённо побег. Куникудзуши тащит его в самую дальнюю комнату в доме — спальню Казухи, — сдирает тёмные шторы и, не думая ни секунды, разбивает окно. Для Каэдехары этот момент происходит в одно мгновение: он моргает, а в следующую секунду уже оказывается стоящим на земле заросшего травой сада. Дзуши вновь тянет его за собой, срывается на бег и несётся невесть куда. Как можно быстрее, как можно дальше, туда, где безопасно.