Взрослеют ли желающие войн

— ...Ты когда-нибудь влюблялся? Томми посмотрел на него с обычной хмуростью в глазах. — Что за вопрос? — Я умираю здесь от голода и уничтожаемый собственными гормонами. — Я не собираюсь говорить с тобой, чтоб утешить тебя. Я счастлив, что ты умираешь, и не трачу свой эмоциональный ресурс на мудака. — Я знаю. Но я просто хочу эту просьбу для себя. Поговори со мной? Пожалуйста. Томми обернулся к нему лицом. Дриму показалось, что он никогда не видел Томми до этого момента. Конечно, это являлось лишь влиянием гормонов, дурацкое... Что бы не пытался сделать с ним его организм — Дрим не мог ощущать вожделения, и уж точно не к ребёнку-омеге, но… У Томми серо-голубые яркие глаза походили на дождливое небо и рыбью чешую в реках, и даже если Дрим с их расстояния не видел глаза Томми, он знал этот цвет, скучал по нему. И его волосы отдавали лимонно-желтым, а кожа помнила солнце. Томми принёс с собой Сервер в тюрьму Дрима. Томми принёс безопасность и дом. — Ургх, ладно. Но Томми не знал об этом. — Я думаю… Я так не думаю? Например, эээ, сначала мне было пятнадцать и я стал солдатом, затем ты дважды убил меня, затем я стал вице-президентом Уила, затем Война питомцев и вагонетки, и всё такое. Затем Погтопия? Я имею ввиду, как я должен был думать о таких вещах как, — Томми делает паузу. Он опускает голову и обнимает себя руками. — как такие глупости как свидания и вся чепуха? С трудом, но он протянул руку к мальчику перед собой, предлагая утешение. — Ты постоянно сражался, — прошептал Дрим. — Ты заставил меня сражаться, — Томми фыркнул, отклоняясь от болезненной руки. Он действительно больше не испытывал и доли сочувствия к Дриму. Любое человеческое взаимодействие прекратилось между ними тогда, когда Томми решил построить свою последнюю башню. — Нет, Томми. Не я. Я хотел, чтоб ты остался на сервере. Присоединился ко мне. Ты мой игрок, Томми. Мой младший брат. (Ложь. Семья не убивает друг друга.) (Но ты считаешь Уилбура своим братом? После всего?) (Я действительно не знаю.) Оглядываясь назад, Уилбур не являлся морально светлым человеком. Но никто на сервере не являлся. Уилбур предлагал Томми, своему несовершеннолетнему брату, продавать наркотики, затем занимался внушением и пропагандой ради попытки создания диктатуры, а когда его выгнали за нарушение принципов демократии — пытался взорвать страну. Его попытка самоубийства сопряжена с причинением вреда людям, которых он поклялся защищать. Последнее, что Томми помнил об Уилбуре — то, как он боялся старшего брата. Мужчина уничтожал сам себя, кидался на окружающих с обвинениями и паранойей, требовал невозможного и доводил себя стрессом и сигаретами не меньше, чем Шлатт — алкоголем. То, как он существовал в своей депрессии, а Томми не знал, как спасти его. И Томми... Томми отдал ему две своих жизни. Его словам, его правде, его убеждениям. Они шли к городу свободы, который придумал Уилбур — Томми, Таббо, Фанди и Эрет. И даже когда они проиграли, когда Эрет предал их, Уилбур всё ещё боролся за своего брата, за свою Стаю, за свою альфу. Томми отдал за него две свои жизни, Томми был готов отдать третью, а Уилбур принимал это как данность. Когда Томми думал, что его брат любит его. Что он запомнит его жертву. Уилбур искал лишь собственного величия, и никогда не достиг покоя — даже перед смертью он оставался безумным и злым. Больным. Но какое дело Дриму? Дрим написал то тупое письмо. Как будто ожидал, что Томми поверит в это. Как будто Томми хоть когда-то относился к их дружбе серьёзно.) — И вообще, похоже на то, что я хочу говорить с тобой о чувствах? — Я не могу влюбиться. В смысле, в какого-нибудь человека. Раньше это немного пугало меня. Потому что я никогда не захотел бы впустить никого в своё сердце, понимаешь? Но этот Сервер все изменил. Я понял, что я не бессердечный человек. Томми фыркнул. — Нет, серьёзно. Я полюбил этот Сервер. У меня есть ностальгия, тут есть мои постройки, воспоминания, и люди... Люди, которые сейчас больше не любят меня — они все ещё любимы мною. Я дорожу этим. Забочусь об этом. Поэтому он не сопротивлялся плану посадить его в клетку. Это объединило бы их, объединило бы сервер против общего врага. Они вновь могли бы стать семьёй, даже если эта семья ненавидела бы его. Томми пытался понять, зачем Дриму нужно говорить с ним. Кроме того, что это должна была быть попытка манипулирования, чтоб выбраться из тюрьмы, он замечал другое. Как будто Дрим искал в нём что-то. Повод? Причину? Что их объединяло? Какое слово должен подобрать Томми, чтоб оно описывало их обоих? Раньше он сказал бы себе, что у них нет ничего общего, но теперь он не боялся признать такие вещи. Они оба убийцы, оба солдаты, оба злодеи для историй друг друга и герои сами для себя, оба мечтают о мирном небе, и — так получилось — не смогут увидеть покой при жизни другого. Они оба стали жертвами друг друга и жертвами планов Уилбура на историю с их участием. Сценарист, протагонист и антогонист. Да, они оба навредили друг другу, и, хотя Томми не собирался оправдывать Дрима, он успеет разгневаться позже. Сейчас он бессилен и слаб. Дрим всё ещё не убирал протянутую руку, и Томми наклонился к пальцам будущего мертвеца. Дрим вздрогнул, явно не ожидая этого теперь, и замер, но Томми смотрел в чёрные точки маски, надеясь поймать взгляд Дрима. — Пожалуйста, закрой глаза. Томми не знал, почему послушался. Момент показался ему хорошим. Может быть, тюрьма свела его с ума, раз он так доверял врагу. Дрим провел пальцами под его веками, разглаживая лицо в тех маленьких жестах, которые использовала бы мать, чтоб успокоить плачущего ночью ребёнка. Усталость отягощала кости, тело становилось тяжёлым. Широкие мажущие линии — от уголков глаз к переносице, от переносицы к пазухам и к лбу, от лба — к вискам. И от висков вновь к уголкам глаз. Это что-то напомнило Томми. — Паффи делала для меня так, — сказал он, и, конечно, в горле застрял горький ком от мысли о редком взрослом, заботящемся о беспризорнике на сервере. — Для меня тоже, — хрипнул Дрим. Как он мог не знать? Как он мог забыть? — Она твоя мама. Маска Дрима улыбалась без него: — Она решила, что ей не нужен сын вроде меня. Томми ничего не хотел говорить на это. Дрим убрал руку от его лица. Очень медленно его глаза потеряли последний фокус.