Взрослеют ли желающие войн

Клэй проснулся, и его зубы болели уже знакомым способом, а в теле росли жар и голод. Клэй проснулся, и он опять проснулся не в домашнем гнезде, а на узкой кровати в тюрьме, служащей только функции привязать смерть игрока к темнице. Темница. Клэй помнил свою недавнюю смерть. Конечно, он опять умер, от голода, и поэтому он сейчас хотел есть. Такое происходило постоянно. Дрим знал, что со временем его организм, должно быть, вовсе перестанет воспринимать картошку. Это не имело значения. Потому что его дёсны болели, и Клэй провел языком по зубам, по привычке отмечая изменения в прикусе, как точка утверждения догадки. Цвета потеряли яркость, зато запахи — прибавили, и альфа в нём на рефлекс тихо зарычала в ужасе и ненависти к запаху картошки, пропитавшему его одежду. Альфа в нём хотела атаковать и драться, спрятаться на своей территории и, блять — стаю. Клэй зажмурился в постели и обнял свои колени, пытаясь спрятаться, когда мозг заработал спустя слишком долгое время, и когда он начал объяснять самому себе — примитивной части себя, — что он не может никуда уйти. Что у него нет жемчуга эндера, что он не может сломать стены, что он сам придумал эту тюрьму. Альфа в нём требовала бороться за свою территорию, и Клэй трясся, но не мог заплакать, как и не мог дать альфе то, что она хотела. Чего он хотел. Когда-то давно жили только альфы и омеги. Когда-то очень и очень давно, не было ни одной беты, а затем, когда они появились, то пытались скрываться и мимикрировать, потому что в обществе, где люди подвержены были циклам размножения и соответствующим поведенческим ритуалам, они жили не различая тонкости запахов, не отращивая клыков и не становясь уязвимыми болезненными существами. Потому что беты представляли новую, чуждую версию человека. Угрозу, которую альфы и омеги не могли контролировать привязкой укусами, феромонами, спариванием и присвоением. Беты игнорировали все законы общества, и со временем их стало только больше, и спустя тысячи лет уже альф и омег гораздо меньше, чем бет, а остающиеся у омег и альф первобытные черты — рудименты. И если в древности, о которой известно только драконам Края, воздух полнился запахами и можно было никогда не скрывать своё звучание, когда феромоны были языком до праязыка, то теперь сокрытие своих запахов стало нормой, и только во время гона и течки альфы и омеги не подавляли (ещё не научились как следует подавлять) своё звучание. Но Клэй пытался. Когда он пришёл в себя, то ощутил собственную вонь, свежескошенное сено, землю сервера, порох и альфу в собственной коже и вкусе. Ты, как правило, не знаешь свой вкус, потому что чувствуешь его постоянно — собственный язык во рту, сглатываемая слюна, зажеванные ногти и обкусанные губы, кровь на десне — вкус человека, которого ты знаешь настолько хорошо, что не знаешь вовсе, потому как никогда не учился узнавать, а просто всегда был им. И Клэй не помнил собственного вкуса, пока не умер, а затем, только что пробужденный, прикусил выпирающими в охоте клыками губу. Клэю не понравился ни вкус, ни запах, и он попытался приглушить себя, заставить звучать мягче. У Альф железы на надплечьях меньше в диаметре, но неров в скоплении больше, чем у омег. Запах вырабатывался стойкий, на большую площадь. Так что Клэй схватил себя за надплечье и сжал, реакцией боли заставляя организм понять, что нет в округе больше безопасной территории, которую он мог бы назвать своей. На которую стал бы претендовать. Затем он стал растирать уши, чтоб поднять кровь к голове, чтоб не чувствовать дразнящее биение крови в паху и члене. Когда руки стали горячими, а запах земли и пороха в воздухе перестал окутывать притязанием без его воли, Клэй застонал от усталости. Цикл не поддавался контролю в принципе, но он мог приубавить нервное возбуждение, если не доверял себе пойти в полную колею, если не чувствовал себя в безопасности. Его мозг зудел от невозможности просто быть той частью самого себя. Пастушья собака не часто поднимала голову, но Клэй заставлял себя не соглашаться с ней. Он заставлял себя не соглашаться со своей альфой, и от этого хотел кричать, но в то же время прекрасно понимал, что не мог — серьёзно, не мог — поддаться. Он был не один. Томми пялился из угла, наверняка почуяв перемену в запахе — только что он был мёртв, а теперь жив, жив, слишком невероятно сильно жив, и эта разница должна была напугать врага, потому что, очевидно, Томми всегда боялся его, боялся и свирепо ненавидел, и как только Клэй примирится со своим новым положением, он обязательно прислушается к запаху омеги, чтоб понять, как на нём сказался выброс феромонов. Потому что ответственный Администратор не даст окружающим игрокам ощутить себя некомфортно из-за вещей, которые они не могут контролировать. Хотя справедливости ради Клэй тоже не хотел мочь себя контролировать. Кожа на мясе на костях ощущалась липкой, желудок сжимался от голода, так ещё и гон заставил все мышцы напрячься, будто готовясь драться и защищать. Оспаривать и присваивать. Почему он должен заботиться о комфорте игрока, если этот самый игрок дважды убил его? (потому что смерти от рук Томми входили в часть плана попадания в Пандору) — Я знаю, что у тебя гон, — Томми первый показал на слона в комнате. — Я пытаюсь смягчить свой запах, — Клэй кивнул, — тебе не мешает? Он на тридцать пять процентов издевался над Томми, на остальные шестьдесят пять искренне спрашивал. Колея внесла корректировки в ощущение пространства. То есть, кроме зуда в мозгу и дёснах, желания кусаться и бешеного количества возбуждения, которое в другие дни Дрима совершенно не тревожило. Ему особенно интересно казалось отмечать, как мир поблек в своих цветах, сойдя на почти полный монохром, зато запахи, обычно ощущавшиеся действительно хреново, теперь стали очевидны. Томми стал очевиден. В их отношениях чертовски много изменилось со времен Логстешира, судного дня, войн и революций на сервере. Если раньше был момент, когда Томми боялся Клэя, не хотел открываться ему, то теперь эта уязвимость стала оружием, яростной честностью и гневливой злобой — Томми больше не был омегой в течке вдали от своей стаи, и даже изоляция от Сервера их двоих на этот раз не помогала сделать из ситуации второе Изгнание — Клэй оказался в позиции плохо соображающего слабака в нужде, а у Томми имелось его здоровье, одобрение сервера и правда на своей стороне. И, возможно, дело только в том, как тупые примитивные рефлексы превращали Клэя в параноидального дурака, но он смотрел на Томми глаза в глаза через всю комнату, и чем дольше омега не опускала взгляд в самом простом ритуале подчинения, тем больше Клэй хотел зарычать и оскалиться в предупреждении. Томми не боялся его. Раньше — да, парень ждал насилия, и конкретно предполагал, что Дрим мог бы воспользоваться течкой, чтоб покуситься на омегу — как глупо, как будто он в самом деле мог хотеть навредить своему игроку, своему омеге (не своему, не член стаи, не побратим — вот тут остановись). Это предположение Томми обосновывал их прошлой дружбой сомнительного качества, когда они сначала дрались друг с другом на смерть, а затем вместе строили церковь — ребёнок совершенно отказывался понимать, что такое "логическая последовательность действий" и ждал опасности в каждый момент времени. Но теперь? Клэй видел его в течке, на самом деле, целую неделю помогал справляться, чтоб избавиться от собственного беспокойства настолько же, насколько и чтоб помочь омеге. Теперь Томми знал (по крайней мере, должен был знать), как работает его мотивация, и как она НЕ работает. Томми мог больше не бояться за свою шкуру. Дрим подтвердил эту догадку, когда прислушался к запаху. Картошка и яйца паразитов — отдельно, запах сырого камня — отдельно, запах магмы — отдельно, и точно так же отдельно альфа и омега. Феромоны, до сих пор остающиеся у альф и омег, позволяли узнавать друг о другу информацию о принадлежности особи к виду, возрасте и положении в соответствии с циклом спаривания. У здоровых людей с хорошей чуйкой. У Клэя чуйка была так себе даже при здоровье, а сейчас нос подсказывал только, что омега перед ним является одного с ним вида, и то, Клэй не мог быть уверен, не придумывает ли он себе лучшее качество нюха, чем емть на самом деле — ведь установление факта Томми как человека происходило зрительно и логически. Легко было убедить себя, что он мог разбирать информацию и по запаху. Из не значительного, Клэй отличал сообщение, витавшее в воздухе будто нарисованное фломастером — отвращение, "не подходи", злоба, агрессия, сражение. Томми не боялся за свою сохранность и жизнь, он не хуже Дрима понимал, что сделало с Администратором заточение. Вместо страха Клэй ощутил гнев и пассивную злобу. Автоматической реакцией на его гон у ребёнка оказалось самое активное непринятие? Клэй не сказал бы, что ему самому нравился запах Томми, но, по крайней мере, он не воротил нос до такой бешеной ненависти. Это успокоило. Может быть, если Томми настолько сильно неприятен его запах, парень не станет тревожить его. Мясо под кожей загудело, откликаясь на импульс, и что-то внутри хрустнуло — Клэй вытянулся сидя в кровати. Зевнул. В глазах скопился песок. Клэй попробовал руками почесать лицо, а затем вытянул перед собой ноги, чтоб растереть конечности и избавиться от ощущения игл в успевшем начать коченеть теле. Иногда воскрешение происходило не сразу после смерти. В ответ на лишние телодвижения человек в углу затрясся. Когда вы отступаете, выглядите готовыми к нападению, — что-то в этом духе иногда говорил Техноблэйд.