***
– Bonjour, Иван Валентинович! Ты покурить хочешь, или решил вспомнить о своей первой ненаглядной? – Пешков улыбается и поправляет очки, убирая кудрявую прядь за ухо. – Курить хочу, – не очень честный ответ, на самом деле, а ещё не очень желанный для Серёжи, но тот вида не показывает, что слегка огорчился, – а о чём вы там разговаривали? Я кроме "мерси", "сильвупле" и "аревуар" ничего не понял. – О музыке. – О музыке? – Ваня удивленно переспрашивает. – Да, группа же разговорная. Мы там этим и занимаемся – просто разговариваем обо всём. Обычно на какие-то определенные темы, а там уже куда диалог завернет. Сегодня обсуждали, кто что слушает. – А ты что слушаешь? – неожиданный вопрос, Бессмертных же, вроде как, Серёже открываться не хочет, а сам интересуется. Пешков замолкает, а в голове мысли пульсируют: "сказать как есть, или?..". Одна из, глупая и склизкая, выходит на передний план, так что брюнет надевает маску уверенности и выдаёт: – Да американское всякое. Билли Айлиш, например. Ваня хмыкает без какого-либо энтузиазма, даже с некоторым раздражением. Блять, Серёжа что-то не так сказал? – А какие твои любимые её песни? – Bad guy, – врет Пешков, выдавая первое, что приходит на ум – соответственно, самое мейнстримное, – ещё my strange addiction... – ага, да он её послушал-то раз двадцать на фоне, пока варил макароны. Если русый слова попросит напеть, он и не вспомнит даже, только если те, что в самом названии упоминаются. – Понятно, – отвечает Бессмертных с лёгким разочарованием, а Серёжа не понимает, что он снова сделал не так. – А ты?.. – это же не выглядит навязчиво, когда Ваня первый поинтересовался? – Я то-оже, – безэмоционально тянет зеленоглазый, накидывая пальто, – пойдём?.. Курят молча, Пешков подрагивает от холода и затягивается глубже, как будто едкий дым поможет согреться. – Удачи тебе с остальными двумя занятиями, – и Бессмертных удаляется куда-то к парковке, оставляя брюнета один на один с почти дотлевшей сигаретой в непонятках. Наушник – в ухо, и выбор плейлиста колеблется между любимыми тринадцать карат и скачанными песнями Билли. Почему Ваня отреагировал так? Может, устал просто, или что? Или нужно послушать какие-то другие, не такие известные песни, чтобы не казаться позером? Серёжа включает "bellyache".***
Серёжа ненароком выходит на прямой, а не мимолетный контакт с русым в конце октября. У него вода в бутылке закончилась, так что на пост администрации пошёл, чтобы спросить, есть ли тут где-то кулер. Молодая девушка доброжелательно ответила, что он должен быть на втором этаже, и назвала аудиторию, а Пешков в очередной раз удивился, как же все к нему расположены. По лестнице поднимается и стучится в дверь по привычке на случай, если там кто-то есть, хоть занятий сейчас никаких проходить не должно. А в аудитории Ваня стоит перед мольбертом, нагнувшись к нему и поправляя простым карандашом что-то в рисунке. Бессмертных резко оборачивается на скрип – тут никуда невозможно войти незамеченным, блять – и непонимающе застывает, даже отточенные штрихи прекращая. – Серёж? А ты что тут делаешь, у тебя же на первом этаже всегда. – О, и ты здесь? Я думал, ты в двадцать первой, – растерянно говорит Серёжа, хмуря брови. – Сегодня в этой аудитории, так распределили, – спасибо хоть, что Ваня, вроде бы, понял, что Пешков не навязывается и не к нему конкретно зашёл, а по какому-то делу. – У меня вода закончилась, пить хочу жутко, а мне внизу сказали, что кулер есть только тут. – К сожалению, ты опоздал, он ещё с утра пустой, – Бессмертных указывает пальцем на пустую бутыль и сочувственно пожимает плечами. Брюнет жалобно скулит, махая рукой. – A bon, пойду умру, – Пешков резко поворачивается на своём месте и собирается быстрым шагом выйти из комнаты, но русый окликивает. – У меня есть бутылка... – Ваня честно не знает, с чего это вдруг он решил поделиться – наверное, жалко Серёжу стало, он же здесь уже два занятия, а сидеть ему ещё где-то столько же – Бессмертных-то тут гораздо меньше времени проводит, у него не полноценная работа, а подработка, – я могу с тобой поделиться?.. – Не брезгуешь? – удивленно отвечает кудрявый. – Раз тебе предлагаю – значит, не брезгую. А ты? – Я тоже нет, – Серёжа смотрит как-то неверяще, пока зеленоглазый из своей чёрной сумки достает полупустую литровку бонаквы и протягивает Пешкову. – Merci, – улыбается брюнет и принимает бутылку из чужих рук, мелко вздрагивая, когда пальцы случайно соприкасаются, но стараясь не придавать этому никакого значения. Открывает крышку, голову запрокидывает и жадно глотает воду, пока Бессмертных в открытую пялится на дергающееся адамово яблоко. Блять, как же это унизительно – залипать на шею своего коллеги, но этот коллега слишком красивый, чтобы отводить взгляд. Когда Серёжа утоляет жажду, Ване приходится быстро сделать вид, что он вообще в другую сторону смотрел и ему вообще молочная тонкая кожа на кадыке не интересна, а тот контраст, который создают с ней чёрные кудри – это вообще нисколько не привлекательно. – Merci, – снова благодарит, вытирая влажные губы рукавом зипки, и отдает бутылку обратно – зеленоглазый быстро моргает несколько раз, стараясь прогнать ступор и не палиться настолько сильно, и забирает литровку, – ты сейчас уходишь? – Д-да, это ты у нас бедолага, а я уже закончил, – Ваня переводит взгляд на холст, полупрозрачным скотчем прикрепленный к мольберту, и нервно руки на груди скрещивает. – Тогда, au revoir?.. – Аревуар, – с ломанным акцентом отвечает русый и поджимает губы, а Серёжа коротко улыбается и выходит из комнаты.***
Середина ноября в Москве – ужасные холодные проливные дожди и слякоть, а Серёжа, который, вообще-то, не местный, и прогноз погоды по наивности с утра не смотрит, даже зонт с собой не взял. Остается до темноты, коротко вздыхая и что-то выписывая под хаотичный стук в стёкла, и уж точно не ожидая, что к нему кто-то может войти. С охраной договорился, уже не чужой здесь, поэтому никого не должно волновать, что он до позднего вечера аудиторию занимает. – Ты всё ещё здесь? – недоуменно спрашивает Ваня, заглянувший перед уходом – сам не знает, зачем, если был почти уверен, что брюнет уже давно дома. – Да там такой ливень, а мне же до метро. Пойду, когда он закончится, а то насквозь промокну и простужусь. Мне нельзя болеть, – Пешков вздрагивает и растерянно оглядывается, а после мягко улыбается парню. Бессмертных оглядывает окна, в стеклах которых отражается свет желтых лампочек, а с наружной стороны непрерывным потоком бьют крупные дождевые капли. – Он нескоро закончится, ты хочешь до часу ночи ждать? – Если прям до часу, то придется идти – метро закрывается. Да ладно, посижу, подготовлюсь к завтрашнему дню, тут хотя бы теплее, чем у меня в квартире, – Серёжа устало натянуто улыбается русому и продолжает черкать в тетрадке, параллельно шевеля губами. – Тебя подвезти? Я на машине, – Пешков напрягается и сразу отрывает ручку от листка в клетку. – Я был бы благодарен, cher. – Тогда собирайся, я сейчас ухожу.***
Серёжа в машинах не особо разбирается, но даже он понимает, что Ванин мерс, пусть и не самой последней модели – вовсе не дешёвое удовольствие. – Обалдеть, вот это у тебя конечно авто... А сколько стоил? – Много. Для меня – очень, но подъемная сумма, если постараться. Копил, и мама помогла, хотел давно. – А тебе нужна была крутая? Лада самара вполне приемлемая, – Пешков сначала говорит, а потом только задумывается над фразой и хочет очень сильно ударить себя чем-нибудь по голове за такую глупость. – Откуда ты знаешь, что у мамы лада?.. – У твоей мамы лада? – брюнет облизывает губы и нервно улыбается, – я так, наобум сказал, ну, знаешь, что ты мог бы купить за шестьдесят тысяч, а не за... Очень много, – точно больше двух лямов, а для Серёжи это огромная сумма. – Ничего, честным трудом заработал на мечту. Цена немного кусается, зато с комфортом. Раз купил – значит захотел, – Бессмертных всё ещё с подозрением смотрит, но дистанционно открывает дверцу ключом с характерным пиликаньем, – а тебе куда? – садится на водительское сиденье и интересуется у брюнета, который пристегивается с другой стороны. Серёжа адрес называет, и русый вбивает в навигатор, – где-то у чёрта на куличиках?.. – Не так уж и далеко, эй! Зато не особо дорого, а я не могу себе что-то пафосное позволить, я же переехал только. – Мне не проблемно, быстро довезу, просто тебе же на метро сюда ехать долго, разве нет? – А куда деваться?.. – Пешков улыбается почему-то виновато и плечами пожимает, а Ваня отключает ПАС и снимается с парковочного режима. Они молчат, даже радио на фоне не играет, и Серёжа за это, честно, благодарен, потому что сейчас сидеть и "наслаждаться" плейлистом какой-то радиостанции, в котором точно нет его фаворитов, было бы некомфортно. Ваня правое колено постоянно в сторону отводит, пытаясь поудобнее уместить длинные ноги, а Серёжа жмется, лишь бы случайно до него не дотронуться. Не потому, что реакция русого непредсказуемая, – он бы и не заметил, – а потому, что свою реакцию даже на обычное касание Пешков не может знать наверняка. Точнее, может, но даже себе её озвучивать не хочет. – А ты черепашек-ниндзя в детстве смотрел? – внезапно интересуется Ваня, плавно выруливая налево, смотря на навигатор. – Да, конечно, у всех мальчишек нашего возраста же такое детство было, – Пешков губы кусает и кидает на русого взгляд вскользь. – А кто твоим любимым был? – почему Бессмертных именно сейчас об этом вспомнить решил? Какое-то издевательство... – Майки. – А мой... – Раф, – обрывает Серёжа, разглядывая разводы на лобовом стекле и щурясь от фонарей вдоль дороги. – А ты откуда знаешь? – Ваня удивленно поворачивает на брюнета голову, но тот на него не смотрит. – Мне почему-то так показалось, – Пешков начинает нервно теребить джинсовую штанину. – Почему не Донателло? – Пф, Вань, ты не интересуешься гениальными изобретениями и тем, как устроены гаджеты, ты в сфере искусства работаешь, а это не наша ниша. – А почему не Майки? – возвращает взгляд на дорогу. – Потому что Микеланджело занял я, – Серёжа позволяет себе усмехнуться. – А почему не Леонардо? Он самый дисциплинированный и самый главный. – Я не думаю, что тебе такие нравятся. Лео – слишком правильный. – Ой, ну давай, расскажи, какие мне нравятся, – Ваня в улыбке расплывается, правой рукой переключая коробку передач. Брюнет в голове все детские перепалки перебирает, чтобы выцепить из слов маленького мальчика из прошлого аргументацию для настоящего момента. – Сильные. Импульсивные. Идущие к своей цели напролом... – с каждой сказанной характеристикой Серёжин голос становится всё более тихим и неуверенным – ему неловко говорить это и мгновенно с собой соотносить, – справедливые, готовые взять всё в свои руки, если потребуется?.. Как когда Раф решил, что полиция недостаточно хороша, например. – Сергей Николаевич, да Вы ещё и психолог? – кудрявый думал, что его слова нагнетут атмосферу, но Бессмертных наоборот расслабленно смеётся, – обалдеть, ты прямо прочитал меня, даже не по себе. – La vérité est dans les détails, – грустновато вздыхает Серёжа, и Ваня брови вскидывает. – Ты же знаешь, что я ничего не понимаю! Ты бы, не знаю, хоть для приличия сказал бы "мерси" или "бонжур", чтобы я не выглядел настолько тупым, – русый шутливо постукивает по боковому стеклу, изображая пустоту в собственной голове. – Pardon. – Во-от, так уже понятнее! – зеленоглазый, кажется, вообще не запаривается, а Пешкова собственные хаотичные выводы заставили переживать.***
Ваня высаживает Серёжу у его дома, они прощаются на спокойной ноте для русого, и на немного нервной – для Пешкова. Бессмертных, может, и не понял ничего, но для Серёжи их какой-то более менее тесный контакт – только лишняя причина послушать грустные песни из ВКонтакте и обдумать всё. Например, то, что какие-то чувства к Бессмертных у него есть. Да, точно есть, когда сердечко трепещет при виде взлохмаченной светлой макушки и пойманного взгляда болотных глаз. Но это уже совсем не детские нежные чувства, потому что когда Серёжа начинает на Ваню дрочить – это не по-детски. Ему от самого себя мерзко, но не может противиться, когда в спортивках тесно просто от разглядывания фотографий профиля, который нашёл в соцсети, зная имя и фамилию. Бессмертных – двадцать два, а ещё он до невозможности красив, и даже некоторая закрытость и отчужденность с его стороны не могут снять возбуждение. Пешков раздражен до невозможности тем, что не может себя контролировать, что до дыр разглядывает одни и те же фотографии, что приближает худое лицо. Тем, что даже этого достаточно, несмотря на съеденное ВК качество. Тяжело дышать после того, как кончил на друга детства, к которому, казалось бы, только трепет и доброжелательность – это как-то неправильно, это запачканное спермой прохладное постельное белье, это стыдливые взгляды и неловкость при встрече. Но с тем, что Ваня опьяняет до легкой мигрени, нельзя сделать ничего – можно только попытаться познакомиться ближе и слепо надеяться на сладкую взаимность.