***
Пиком напряжения, кажется, становится начало декабря, когда Серёже приходят квитанции по оплате коммуналки и всего остального, а он кроме того, что квартиру до этого оплачивал один раз – при въезде – так ещё и окончательно заебался и запутался в самом себе. Ваня по обычаю заходит к Пешкову, но застает того не готовящимся к следующему занятию, а с собранным рюкзаком у ног в напряженном ступоре сверлящим взглядом отполированную деревянную поверхность. – Ты сегодня пораньше уходишь? Ничего себе, кто-то заболел или отменил? – Я сам отменил, совсем замотался с работой. Мне ещё разбираться со счетами, которые в почтовый ящик пришли. Квартиру оплатить, квитанцию и ещё кучу-кучу всего, – Серёжа вздыхает, снимает очки, кладёт их на стол и начинает устало массировать виски двумя пальцами, – эта ваша еб... Долбанная Москва... Жить одному, конечно, круто, но вся это мозгодробилка с бумажками... Пойду умру. Ваня некоторое время молчит, раздумывая, а после аккуратно руку на плечо Пешкова кладёт. – Я мог бы тебе с этим помочь, я уже года три один живу, так сказать, преисполнился в своём сознании. – Правда поможешь? – уже немного поникший брюнет оживляется, смотря снизу вверх и улыбаясь. – Я выгляжу, как будто шучу? – зеленоглазый усмехается в ответ, руку не убирая. – Просто это же очень запарно, я даже просить тебя об этом не хотел, чтобы не напрягать. – Да ладно, не так уж это и сложно. Мне к тебе заехать? – Oui. Merci, – Серёжа поправляет волосы и склоняет голову набок. Мигрень потихоньку отступает.***
Ваня уже знает адрес – он всё ещё где-то в истории гугл навигатора – да и дорогу относительно запомнил, не то чтобы он часто ездит разными маршрутами, и не то чтобы это не отложилось бы в памяти. Дом у Пешкова – не новостройка-небоскреб, конечно, но и не пятиэтажная хрущевка. Обычный десятиэтажный, аккуратный на вид, недавно выкрашенный в бежевый, – правда, уже грязновато-серым стал. Серёжа магнитным ключом открывает дверь, Ваня за ним в подъезд юркает, и до квартиры поднимаются в неловком молчании – брюнет задерживает дыхание от того, как близко сейчас Бессмертных, и не знает, как непринуждённо начать диалог, а Ваня не хочет расспрашивать о том, что его, вроде бы, вообще никак не касается – они же не в статусе друзей. – Лучше не раздевайся, у меня холодно, – хмыкает Серёжа, проходя в квартиру перед парнем. – Я не мерзлявый, но даже для меня такая температура в доме это перебор, ты как вообще тут живёшь?.. – приподнимает светлые брови Бессмертных. – Так и живу. Везёт, когда не особо холодно. И одеяло, вроде, тёплое. В любом случае, я уже привык, – пожимает плечами брюнет, разуваясь. – И вот за такую квартиру ты собираешься платить? – А ты собираешься найти мне новую, чтобы она была не слишком дорогая и не в глуши? Правильно, нет, поэтому как живу, так живу. – Да, но... Ладно, ничего, – Ваня облизывает сухие губы и оглядывается вокруг, – а ночью ты?.. – Говорю же, одеяло тёплое. Если что – у меня есть толстовки, не особо жалуюсь, забей. Просто помоги с документами, если все ещё не против, и ты можешь больше никогда тут не появляться, – немного грубовато из-за усталости вздыхает Пешков и проходит на кухню, в которой на столе лежит кипа бумажек. На плите – сковородка с подсохшими оставшимися макаронами, которые составляют большую часть Серёжиного рациона, на подоконнике – две пустые пачки сигарет, которые он почему-то не выкинул, и толстовка на спинке стула висит, забытая там сонным брюнетом после того, как он переодевался в более тёплый свитер. – Pardon, что у меня не убрано, я не думал, что кто-то придёт... – Серёжа рассеянно кухню оглядывает, на которой совсем уж неприемлемого беспорядка нет, но выглядит как-то слишком неаккуратно, тем более когда первый раз приводишь в квартиру такого важного человека, как Бессмертных. – Да ничего, не переживай об этом, ты же с утра до вечера на работе, да ещё и живёшь один, – Ваня коротко улыбается и подходит к столу, опираясь на него рукой и разглядывая бумажки. – Они там по порядку, просто разбросаны немного, я ночью разобраться пытался. – Серёж, ночью надо спать, – отвечает русый немного укоризненно. – Было прохладнее, чем обычно, и я решил, что это знак свыше, – Пешков плечами пожимает и подходит с другой стороны стола. "Разве что знак того, что тебе нужно менять квартиру", – думает Ваня, вздыхая, но сам понимает, что на деле это не так просто, как на словах. – Ладно, давай разбираться, что тебе тут пришло.***
– Ну, вот, осталось со счётчиков показатели снять – и дело с концом. – Со счётчиков?.. – Серёжа непонимающе приподнимает брови. – Вода, электричество, – перечисляет Ваня, удивленно смотря на парня, – а ты что, не снимал? – А надо было? Я даже не знаю, где они, – растерянно лепечет брюнет и опускает голову. – Ничего, я покажу тебе. Видимо, от тебя не требовали и просто среднюю норму снимали. В туалете два счётчика: с горячей водой и холодной. И снаружи, напротив квартиры, должен быть щиток. – Посмотришь?.. – и Пешков таким молебным взглядом смотрит, что Ваня бы хоть голой рукой кошачий лоток почистил, так что он как без проблем в общем коридоре электричество проверяет, так и за унитаз к счётчикам лезет – там всё равно на удивление ровным счётом ничем не воняет. – Ого, у тебя такой большой показатель по горячей воде, – Бессмертных хмурит брови, а Серёжа нервно шею трёт. – Говорил же, холодно здесь. – И ты постоянно кипятком согреваешься? Тоже не дело, – Пешков в телефон вбивает набор цифр, который Ваня ему диктует, и игнорирует мягкое беспокойство последнего. – А мне это теперь на бумажки переписывать и нести к чёрту на куличики? – Да нет, зачем же. Просто в госуслугах забиваешь. Как ты тут столько времени прожил? Обалдеть. – Я совсем глупый, если ходил пешком относить? Ты только не смейся надо мной! – беспомощно поднимает руки вверх и виновато улыбается, а после очки, сползшие на переносицу, поправляет. – Да не буду я смеяться, просто ты же не жил один до этого, всё с опытом придёт. Я тебе сейчас что-то объяснил, вот запомнишь, будешь пользоваться этим в будущем. – Ой, а у меня ещё и что-то на полках лежит. Ты повыше, можешь посмотреть? Я первый раз замечаю. – Ничего себе находка! – Ваня руку тянет к верхней полке, чтобы инструмент с неё достать и повертеть с усмешкой, – каждому мужчине должно однажды прийти резкое осознание того, что у него дома, непонятно, откуда, но есть шуруповерт. – Откуда ты вообще знаешь, как он выглядит? Почему я старше, а, оказывается, маменькин сынок, который ни квитанции оплатить не может, ни что такое шуруповерт не знает. – А почему ты думаешь, что ты старше? Я выше, – улыбается глазами Ваня. – У тебя в вк дата рождения. – А откуда у тебя?.. – Pardon, по имени и фамилии нашёл, – Серёжа отводит глаза и немного ежится – и от холода, и того, что его поймали на таком. – А что ты мою страничку просматривал, а заявку не кинул? – Не знаю... Неловко как-то было, – заявка в друзья, какая тонкая ирония. – Если тебе неловко, хочешь, я добавлю? – Хочу... – тихо отвечает Серёжа, – тебе, может, сделать кофе? Или торопишься? Ваня колеблется несколько секунд, но всё-таки расслабленно улыбается и поправляет русую чёлку. – Давай, спасибо. Зеленоглазый в телефоне шарится по соцсети, чтобы не быть голословным, пока Серёжа возится у кофеварки; не спрашивает про молоко и подсластитель – за время их знакомства, учитывая, что брюнет каждую мелочь пытался запомнить, в голову уже впечатался латте с двумя чайными ложками сахара.***
– Скоро уже снег начнёт крупными хлопьями летать, странно, что ещё не замело, пора бы, – задумчиво тянет Бессмертных, отпивая из большой Серёжиной кружки и вглядываясь в темноту за окном, – так и до праздников недалеко. – А ты отмечаешь Новый год? Там, я не знаю, с девушкой например... – С девушкой? – Ваня усмехается и головой покачивает, – нет, уж точно не с девушкой. "С парнем?" – вертится у Серёжи на языке, но он успевает вовремя остановить поток сознания. – С семьёй? Или не празднуешь? – Просто не праздную. Один. Ну, шампанское покупаю, сижу, салаты ем, смотрю с ноутбука очередное обращение президента – и спать часам к пяти, после того, как устану бездумно тупить в экран в попытке развлечься. – Понятно. Я обычно с родителями и сестрой, но сейчас в Москве никого из родных нет. Не знаю, зачем тебе эта информация, pardon. – Не извиняйся, всё в порядке, мне нравится тебя слушать, – и у брюнета глаза мгновенно светлеют от нескрываемой радости. Всё же не получается лечь раньше – Ваня уезжает в три часа ночи, а в половину четвёртого Серёжа в соцсети печатает "я могу считать тебя другом?..". Отправляет и бок потирает под толстовкой, чтобы согреться, а по ребрам мурашки бегут от воспоминания о "будешь моим другом?", адресованного тоже Ване, но прошло же уже... Лет десять? Даже больше. Бессмертных отвечает уже утром, но всё так же: "да, почему бы и нет?". И Серёжа не знает, что зеленоглазому тоже не по себе, только вот последний не понимает, почему.***
В середине декабря Ваня обеспокоенно затягивается и настороженно смотрит то на хмурое небо, то на Пешкова, что, докурив, ладони греет друг о друга. – Серёж, я прогноз посмотрел, ты знаешь, что ночь на первое выдастся самой холодной в году? – Пешков на месте замирает и напрягается. Плохие новости, потому что отопление никто включать не собирается, а ему и в начале декабря было несладко. – Это... Merci pour l'info, – выдыхает брюнет и опускает голову. – Заморозишься же в новогоднюю ночь. – Ты сообщил, так что не заморожусь. В кафе каком-нибудь пересижу. Придумаю, что делать. – Всю ночь в кафе? – зеленоглазый недоверчиво бровью ведёт. – Куда деваться. – Знаешь, я же один встречаю... Ну, вот и подумал, может, со мной встретишь? – Ваня шею почесывает и пытается не выдавать спонтанной смущенной улыбки. – Ого... Если ты сам предлагаешь, то я с удовольствием приму твоё предложение. – Только не надо ничего дарить, ладно? – Как скажешь.***
Бессмертных не просто надежду дает, а действительно Серёже тридцать первого после полудня пишет, чтобы брюнет вещи свои взял, а Ваня за ним заедет, чтобы забрать. Они сразу в квартиру, по городу гулять не будут – не семья же и не парочка, да и обоих домашние посиделки в тепле больше устраивают. Кареглазый собирает зарядку для телефона, наушники, сигареты и ещё по мелочи; это всё равно лишь на одну ночь, поэтому много не надо. Напяливает белую толстовку вместо свитера в надежде на то, что у Вани дома не так промозгло, накидывает куртку и с сигаретой в зубах вылетает из подъезда, на ходу поджигая. Русый тоже курит, на машину облокотившись, и с улыбкой за спешащим и немного растрепанным Пешковым наблюдает. У младшего дома в самом деле теплее градусов на пятнадцать; для Серёжи ходить по квартире без куртки – непривычно уже, но очень комфортно и приятно. А Ваня в домашних спортивных штанах и свободной футболке – что-то, что Серёжа не заметил из-за пальто, но от чего тепло щекам и внизу живота. Брюнет тащит свой рюкзак в комнату, в которой кровать стоит, и неловко мнется, но Ваня ободряюще улыбается и предлагает показать, где что находится. В холодильнике – какая-то очень вкусная еда и шампанского про запас; ёлка не стоит, – очевидно, Бессмертных на праздник побоку, – но разноцветная гирлянда протянута вдоль подоконника и мигает яркими огоньками. – Мы никуда не торопимся, можем посмотреть что-нибудь с ноута. – Можем, – кивает Серёжа, залезая на кровать и подгибая под себя ноги. – Что хочешь? – Я недавно одноклассника нач... – и тут у кареглазого небольшой ступор, потому что про предпочтения в фильмах они не разговаривали, и Пешков не может наверняка знать, какой ответ Ване бы понравился. И выпаливать, что ты смотришь нежное аниме про однополые отношения, сейчас точно не к месту, – хах, ну, в общем, аниме какое-нибудь можно... Если ты смотришь... Ваня чёлку поправляет, стараясь не выдавать легкого румянца на щеках, ведь "одноклассник" он смотрел, и не раз. – Да, я много тайтлов видел. Удивлён, что ты тоже смотришь. Выбирай любое, какое хочешь, – и Серёжа зеркально смущённо кудри трогает, тихо предлагая "любимого во франксе". Жмурится, когда случайно Ванино колено своим задевает, и немного отстраняется – даже такая близость ему опасна.***
Ближе к двенадцати приходится подняться с кровати, чтобы на стол накрыть и туда же ноутбук поставить – подготовиться к обращению президента, пусть оно из года в год несёт один и тот же посыл, только формулировка меняется. Брюнету бесконечно уютно, и он не хочет, чтобы это вообще заканчивалось; на Ваниной кухне сталкиваться на пути к холодильнику – смешок неловкий и красные уши у обоих, а ещё упорное игнорирование чужой заметной симпатии. В без пятнадцати полночь Бессмертных начинает холодный алкоголь разливать, а позже на стул садится, взгляды на кудрявого украдкой кидая. На ноуте сайт Первого канала открыт, и, когда начинается речь, парни сосредотачиваются на ней, но скорее по привычке, нежели из уважения. Наконец начинает играть гимн – на телефоне 23:59 тридцать первого декабря меняется на полночь первого января под бой курантов. – Bonne année, Вань! – Серёжа улыбается и бокал с шампанским поднимает, поднося к Ваниному, чтобы чокнуться. – С Новым Годом, Серёж, – Бессмертных не может не улыбнуться в ответ, со звоном стукаясь стеклом. Брюнет голову запрокидывает, чтобы залпом бокал осушить, а Ваня отпивает понемногу, любуясь Серёжиной шеей. Это пиздец. Шипение пузырьков, отдающееся в висках, вкупе с очень красивым мужчиной напротив, который проявляет явный интерес – это пиздец. В такой же степени, как отсутствие нормального секса на протяжении долгого времени; в такой же степени, как секущиеся чёрные кончики, щекочущие светлую кожу с легкой щетиной. – Раз уж Новый Год и всё такое, а ты празднуешь обычно, у меня для тебя кое-что есть, – Бессмертных нагибается и достает откуда-то из-под стола коробку, криво, но старательно обёрнутую в декоративную бумагу. – А что это?.. – Откроешь – узнаешь. Я что, зря с упаковкой мучался? – и улыбается глуповато. Серёжа не берёт себе в руки, но с детским интересом разрывает бумагу, из-под которой выглядывает белая галочка на светло-сером фоне. – Ваня, это что, форсы? Мне нельзя такие подарки! – ошарашенно лепечет Пешков и несильно отталкивает Ванины ладони, – тем более у меня же для тебя нет ничего! – Это неважно, я и сам тебя попросил ничего не дарить. Для тебя же это праздник, пожалуйста, возьми, – брюнет нервно бегает глазами по комнате и наконец окончательно от обертки избавляется и осторожно вынимает из коробки белые найки. – Мне правда такое нельзя... – У тебя аллергия на кроссовки? – Бессмертных усмехается и откидывается на спинку стула, освобождая руки, – у меня было бедное детство, а сейчас я зарабатываю достаточно, чтобы позволить себе сделать другу подарок. Не думай об их цене, я тебя прошу, хорошо? Она не имеет значения. А Серёжа до ужаса смущается – ему обычно деньги дарили, но любая сумма не стоит того внимания, которое уделено выбору какой-то вещи специально для него. – Я помню, у тебя белые найки откуда-то были, ободранные немного, но не такие, конечно, – бездумно лепечет Пешков, даже не понимая, что несёт, а Ваня напрягается за секунду, но не комментирует, а вместо этого хмурится и наливает обоим ещё шампанского. Пешков влюблен, ужасно глубоко и глупо влюблен, самому смешно от нелепости. А ведь всё начиналось с обычного оклика, когда узнал друга детства в толпе – "Ванюша, это Ванюша!". А после – тщетный поиск того самого Ванюши, которого уже нет и не будет, в Иване. Попытки приспособиться, подстроиться, вернуть то самое проебанное детство, заместить его – безуспешные. Но дело в том, что Ванюша – обычный. Он просто появился рядом с Пешковым в нужное время в нужном месте, он просто был весёлым, а ещё ни с кем, кроме Серёжи, больше не общался. Ванюша был типичным ребёнком с недостатком внимания, цепляющимся за лучшего друга, которому это неосознанно льстило. Ванюша – действительно пережиток прошлого, уже не стоящий пристального внимания, и теперь Пешков это понимает. Но Ваня другой. Ваня изменился, ему двадцать два года и он не "просто рядом". С ним интересно уже в осознанном возрасте, в нём всё ещё хочется копаться, но уже не из-за призраков прошлого. Ваня тоже проявляет интерес, может, и не романтический, но Серёжа зажигается каждый раз, потому что это не обычная вежливость. А ещё Ваню ужасно хочется поцеловать.***
С Серёжей что-то не так, когда он полулежит на разложенном Ваней матрасе без очков, на стену спиной опираясь и припухлые губы облизывая. А может, это с младшим что-то не так? Уж точно не в очках всё дело. Серёжа не вызывает ни капли даже лёгкого раздражения, пусть и всё ещё немного напрягает странноватой проницательностью. Серёжа бесконечно приятен, такой приторно-привлекательный, что почти сахаром на зубах хрустит. А ещё Серёжа тихо напевает колд карти, покачивая головой и придерживая в ухе один проводной наушник, а Ваня вообще впервые узнает, что Пешков этого музыкального исполнителя слушает. Русый никому об этом не распространялся, для всех он крутит в плейлисте по кругу мейнстримные треки из тиктока, но они у него даже на телефон не скачаны – тошнит ужасно. Эта Билли Айлиш на экране блокировки – лишь одна из попыток быть "своим" среди однокурсников, это просто о том, что зеленоглазый пытается не выбиваться из коллектива, в который влился. Это о том, что он помнит детскую травлю и боится. А от брюнета, хрипловато и мелодично проговаривающего "быть чем-то большим, чем просто масса глупых иллюзий, глупых рассказов о чём-то", тошнить не может, и перед ним не страшно. Он поёт тихо и красиво, так искренне, не задумываясь о том, что Бессмертных застыл на кровати и прислушивается. У Вани мурашки от его голоса на постоянной основе, к нему неосознанно тянет, а сейчас, когда сам выпил шампанского не меньше, хочется подойти и в крашеные волосы носом уткнуться. Алкоголь и бархатный тембр делают своё дело, потому что, блять, Серёжу ужасно хочется поцеловать. Ваня даже бесконтрольно с места поднимается, чтобы к кареглазому подойти, но одергивает себя только тогда, когда уже наклоняется над ним. Ловит слегка расфокусированный взгляд – Серёжа наивно голову задирает. Нетрезвый мозг сразу пытается сгенерировать причину, по которой нужно было так близко оказаться. – Ты же говорил, что слушаешь американское. Айлиш, – лучше отмазки не нашлось, но замечание очень в тему. – Я врал, – Пешков плечами пожимает. Вот так вот просто? – Зачем? – А вот это уже хороший вопрос, на который я тебе сегодня не отвечу, – Серёжина улыбка становится печальной, но остается все такой же расслабленной. – Сегодня? – Пожалуйста, не сейчас. Сейчас всё слишком хорошо. – Ладно, давай спать ложиться уже. Меня от алкоголя в сон клонит, – Бессмертных поджимает губы и взгляд отводит, но желание поцеловать брюнета не пропадает. – Да-да, ложись, я с музыкой в ушах засыпаю. – Тебе не мешает? Я обычно только в тишине могу. – Не мешает, в тишине одиноко, – негромко тянет Пешков и переворачивается на бок, спиной к Ване, – я благодарен тебе за то, что не мерзну в новогоднюю ночь, – мнется несколько секунд и глухо выдает, – et aussi je veux vous embrasser. – Это не "спокойной ночи", – русый французский знает плохо, даже ужасно, но какую-то базу запомнить за время общения с Серёжей успел, – что это значит? – Что у тебя тепло, хорошо, – врёт брюнет. Опять, – сладких снов, mon cher. Серёжа, кажется, потихоньку засыпает, а Бессмертных озабоченно брови к переносице сводит и идёт допивать шампанское, чтобы сморило окончательно. Пешков – красивый до кома в горле, а разум у Вани достаточно ясен, чтобы не полезть сейчас, но недостаточно ясен, чтобы не представлять, какие на вкус Серёжины губы.