Иван Бессмертных:
Да, конечно, а что-то случилось?
Серёжа Пешков: нет а прчему3ты спрашиваешь.... *почемуИван Бессмертных:
Ты просто так неожиданно спросил
Серёжа Пешков: если ты захочешь я обхясню когда приеду *ОБХЯСНЮ **объясню....... ничего если я пьяненький?))Иван Бессмертных:
Всё ок))
Жду
Ваня выходит на улицу, чтобы встретить Пешкова – тот приезжает быстрее, чем обычно, потому что не метро воспользовался, а такси. Как раз таки по причине опъянения, судя по всему. Серёжа вылезает из такси без очков и с бутылочкой мартини в одной руке, а другой машет русому. – Что же у нас тут за повод такой, что ты бухаешь один? – Ты сам ответил на свой вопрос, – усмехается брюнет, – угостишь сигареткой? Мои закончились где-то час назад. Бессмертных по карманам хлопает и достает зажигалку и пачку мальборо, которую открывает и протягивает. Серёжа достаёт одну сигарету и между зубов вставляет, а Ваня проворно поджигает. – Что ты так смотришь? У меня что-то на лице? – не выдерживает Пешков долгого взгляда и с вопросительной улыбкой приподнимает брови, делая третью затяжку. – Да, на щеке что-то, – врёт Ваня, почти не краснея, и большим пальцем проводит по лицу брюнета, стирая несуществующее грязное пятнышко. Серёжа щурится и ничего не говорит, но его улыбка становится шире. – Мартини будешь? – Нет, спасибо, я сегодня пить не собирался. Дашь тяжку? – кареглазый удивлённо протягивает сигарету, думая, что Бессмертных её из пальцев заберёт, но тот наклоняется и губами обхватывает фильтр. Серёжа нервно сглатывает и не может пьяного взгляда отвести от такой картины – блять, какой же Ваня... Пиздец просто, иначе и не скажешь.***
Пешков неуклюже стягивает обувь и куртку в коридоре, пока Ваня запирает дверь на ключ. Брюнет идёт сразу в спальню, ставя бутылку на прикроватную тумбочку и присаживаясь на мягкую кровать, а Бессмертных в проеме останавливается, оглядывая его. – Ну, давай, рассказывай. – Что рассказывать? – Что не так? – А что-то должно быть не так? – Серёжа откидывается на спину, раскидывая руки по покрывалу. – Ты выпил и написал мне, а ещё сказал, что объяснишь, когда приедешь. Объясняй. – Мне одиноко, это слишком глупая причина?.. – Нет, не глупая совсем, мы же друзья... А почему решил сначала напиться, а только потом мне написать? Мы бы что-нибудь придумали и без алкоголя. – Я надеялся, что до такого не дойдет, если честно, но родители и сестра в другом городе и заняты почему-то именно сегодня, представляешь? Какая наглость! Могли бы и освободить для меня своё время, в такой-то день. Сладкие двадцать три, просто потрясающе. – А тебе не двадцать два? – Ну, было вчера... – Так у тебя сегодня день рождения!? А мне почему не сказал? – Ваня возмущается и пытается дать легкий подзатыльник, нагибаясь над кроватью, но вместо этого волосы взъерошивает. – Я не знаю?.. – "возможно потому, что мне было бы ужасно больно смотреть, как ты режешь мой любимый торт, но не вспоминаешь, что уже так делал". – Давай я что-нибудь закажу поесть? А то у меня даже нет ничего, а если ты празднуешь Новый год, то и День рождения, наверное, тоже, – кудрявый только открывает рот, а Ваня уже предугадывает, что тот хочет сказать, – о деньгах не переживай, я могу заказать тебе поесть всё, что хочешь, это вообще не проблема. – Можно пиццу?.. – Какую хочешь? – С грибами какую-нибудь, – Бессмертных грибы не переносит, даже из салатов их не очень изящно выковыривает, но какая разница, если это Серёжа так захотел? – Хорошо, одну только? – Давай ещё пеперони. – А торт? – Пешков нервно пробегает взглядом по потолку. – Не надо торт. Merci.***
Пицца приезжает через полтора часа, и курьера Ваня выходит встречать один, пока Пешков на кровати валяется в расстёгнутой зипке, в ноутбуке выбирая им фильм. Бессмертных расплачивается и в комнату две коробки несёт, пока брюнет что-то набирает в поисковой строке, по клавиатуре через раз попадая. – Вань, ты такой хороший парень, – внезапно выдаёт Пешков, пьяно поправляя кудри, на глаза упавшие. – Я просто хороший друг, так бы любой сделал, – с улыбкой пожимает плечами русый, на ходу открывая верхнюю коробку с пеперони. Залезает на матрас, к Серёже пододвигаясь, и отрывает кусочек с тянущимся сыром, сразу откусывая и шикая от того, что он слишком горячий. – Я ценю, – тихо отвечает брюнет и тоже берёт себе кусок пиццы. – Ты выбрал что-то? – Да, "класс превосходства" подойдет? Оно достаточно интересное, насколько я слышал. – Всё, что хочешь. Они включают, и Серёжа, который обычно шугается от любых касаний, неожиданно тактильным оказывается. Бессмертных по руке проводит, когда что-то говорит, чтобы внимание на себя обратить, но младшему это навязчивым не кажется – теперь это он вздрагивает от тёплых пальцев и краской заливается, по привычке пытаясь щеки за чёлкой спрятать. Медленно узел в животе завязывается, и, кажется, Ваню ведёт сильнее, чем пьяного брюнета, если хриплые смешки и ладонь на колене без всякого пошлого контекста разливаются жаром и возбуждением по венам. Ване сдерживать себя сложнее, чем в новогоднюю ночь, потому что когда нетрезвый привлекательный парень так открыто лезет, пусть и не осознает, что с русым делает, это заводит ужасно, до лёгкого тремора. Пешков и не замечает странного состояния друга – по бедру коротко, но ощутимо проводит, а на Бессмертных даже не смотрит, наблюдая за тем, что происходит на экране ноутбука. – Блять, Серёж, заебешь! – Ваня вздрагивает и отрывисто выдыхает, а Пешков широкую улыбку ладонью прикрывает, потому что впервые слышит нецензурную брань от зеленоглазого. – А я зачем так старательно сквернословие маскировал, если ты материшься? – удивленно посмеивается и непонимающе лицо взволнованное разглядывает, – а что заебу? Я что-то не так сделал? Pardon... – Ты просто горячий очень... Ну, руки у тебя, – сглатывает младший. Серёжа в ответ его ладонь в свою берёт и задумчиво хмурится. – Нет, это ты какой-то холодный. И дрожишь, замёрз? Тепло же, – Ваня ресницами белёсыми потерянно хлопает и поспешно кивает – не говорить же, что это от парня напротив руки мелко подрагивают. – Д-да, наверное. – Может, прикроешься? Или толстовку наденешь. – Не хочу вставать, ноутбук ещё двигать – долго слишком, – Серёжа в ответ шевелится и оверсайзную зипку с себя снимает, неуверенно на Бессмертных накидывая, на что Ваня снова чёлкой пытается лицо закрыть, чтобы смущение спрятать, – давай дальше уже смотреть, – бурчит, неловко пытаясь отмазаться, и сдвигает края мешковатой одежды себе на пах, чтобы окончательно не сгореть от стыда, если Пешков вдруг заметит бугорок. Кудрявый кивает и на пробел нажимает, откидываясь обратно на стену и касаясь плечом Ваниного – сейчас даже своего внимания на этом не заостряет. Но Бессмертных заостряет ещё как. Серёжа к следующей серии двигается и пьяно утыкается носом Ване куда-то в шею; горячо выдыхает ртом, отчего русый громко сглатывает ком в горле, но не отталкивает – наоборот, на плечо ладонь перемещает и чуть сжимает невольно. Пешков улыбается пьяно и ближе ластится, как сытый кот; русого это возбуждает в разы сильнее, зато в спортивных свободных штанах и под зипкой этого не заметно. Серёжа засыпает прямо в Ваниной кровати, у того на плече, а Бессмертных очень не хочет будить брюнета – к тому же, им обоим завтра никуда не надо. Ваня осторожно съезжает спиной ниже по изголовью, чтобы с утра не ломило тело от неудобного ночного положения. Пешков во сне хмурит брови и устраивается поудобнее, перекидывая руку через Ванину грудь и сбивая и без того немерное дыхание. Бессмертных просыпается раньше, обнаруживая, что Серёжа за ночь успел руки вокруг его талии обвить и носом в ключицу уткнуться, тихо посапывая. Надо бы разбудить его, чтобы выпутаться из смущающего положения, но приятнее будет ничего не предпринимать и остаться вот так лежать подольше – а когда Серёжа зашевелится, можно будет сделать вид, что сам только недавно проснулся.***
Ближе к апрелю Ваня начинает выгорать. Учёбы становится больше, денег начинает не хватать, пускай и не категорически – не то чтобы прибыли стало меньше, просто увеличились траты, потому что мать стала работать гораздо меньше – а Серёжа совсем не способствует состоянию Бессмертных, когда подбадривающе рукой по чужому плечу похлопывает или внимательно-обеспокоенно смотрит сквозь стёкла очков. Кареглазый же не должен парня таким видеть, но у Серёжи уже в привычку вошло мелочи замечать, так что не заметить Ваниной усталости он тоже не мог. – Мамочка, пожалуйста, ты не плачь только. Я сам со всем разберусь, ладно? Отдохни там, не напрягайся. Со мной всё хорошо, ты обо мне не переживай, позаботься о себе, прошу, – Ваня устало прикрывает глаза и сбрасывает звонок. Никаких проблем – просто его мама устала, нервы уже сдают, хотя он всеми силами старается обеспечить ей спокойную жизнь. Хочет защищать, потому что в детстве не смог – в детстве они не боролись, они просто убежали. Русый не был на неё за это обижен, хотя на деле она больше спасала от насмешек себя, чем его. У Вани-то защита была – в виде мальчика с каштановыми волосами и очень добрыми тёмными глазами – но он и имени вспомнить не может, как и никого другого с того времени. Детская память вместе со слезами и истериками матери стёрла и всё хорошее, что было, оставив после себя только образ лучшего друга. Бессмертных, может, и забыл внешность, но уж точно не забыл заботу и бежевые пластыри, которые ему бережно наклеивали на разбитые коленки. А ещё не забыл чужой, разбитый за его честь нос, "пойдём отсюда, Ванюш" и теплую ладонь. Серёжа тоже выглядит заботливым. Ему как будто не похуй. Но всё равно что-то не так, Ваня не может понять и сформулировать, что конкретно, но отчетливо это чувствует. Пешков неожиданно дверь со скрипом приоткрывает сразу после окончания телефонного разговора, заглядывая в аудиторию и сразу устремляя внимательный взгляд на заёбанное лицо русого. – Bonjour. Мама звонила? – И т-тебе здравствуй, – Ваня дергано оборачивается на голос, – откуда знаешь? Подслушивал? – отвечает резковато. – Не подслушивал! Только самый-самый конец, совсем немножко, но я не специально. Просто больше некому, это же явно не по работе было. У тебя же, вроде, нет друзей... – Серёжа не хочет своими словами обидеть, но это, кажется, задевает парня напротив, потому что он и так взвинчен, – ты чем-то обеспокоен? Она тебе что-то сказала? – Это не из-за неё. Она не виновата ни в чём. Просто я на нервах немного, ничего серьёзного. – Может, выгорание? Не думал отдохнуть? Ты много труд- – Выгорание? Я не выгораю. Чур я погасну только после солнца, – нервно неожиданно смеётся Ваня, перебивая. Брюнета пугает эта неестественность в голосе. – Каждый может выгореть! Не драматизируй так. – Наруто не выгорал. – Наруто – выдуманный персонаж, ты серьёзно? Его же сценаристы прописывали, ты хочешь сказать, что сейчас откроешь чакры и ебанёшь в противника расенганом? – Пешков ближе подходит и смотрит обеспокоенно. Хочется ладонь Ване на плечо положить, уж слишком он напряжён. – Ты ничего обо мне не знаешь. – А ты мне ничего о себе не рассказываешь! Вань, ты человек и тоже можешь уставать. В этом ведь нет ничего- – Ты. Ничего. Обо. Мне. Не. Знаешь. А то, что знаешь – ничтожно малая доля, – отрывисто повторяет Бессмертных, закипая сильнее. – Я очень много о тебе знаю, что бы ты ни думал! – негодует Серёжа в ответ. Он одновременно не контролирует то, что собирается сказать, но и хочет признаться уже во всём, – и про то, что тебя травили, знаю, и про то, какие слухи по городу ползали... Mon cher, пож- Пешков не успевает договорить, потому что его прерывает хлесткая пощечина. У Вани лицо красное от возмущения, губы подрагивают, но глаза на мокром месте – смотреть на это и больно, и страшно. – Хватит твоего "мон шер", я даже не знаю, что это означает! И никто не знает о том, что происходило в городе. Мы уехали оттуда. И если ты в курсе – значит, как-то выведал, я в душе не ебу, у кого ты мог это сделать, но это омерзительно. И уж тем более если ты низкого мнения о моей матери из-за той клеветы, которая тебе известна!.. – Я не считаю, что твоя мать– – Лучше помолчи, правда. Хватит вранья. Сначала говоришь, что не рассказываю, а потом вываливаешь подобное намёками... И ещё всё, что ты говорил с самой первой встречи – я гадал, что за проницательность, что за совпадения? Вот так вот, значит, да? Я думал, мы похожи. А ты просто притворялся, узнав что-то обо мне и начав использовать? А я-то думал, что... – Бессмертных делает большой шаг к двери и отрешенно качает головой. Серёжа хочет что-то сказать в свою защиту, но русый точно не в том состоянии, чтобы принять чужие оправдания. Ваня просто вылетает из аудитории, а внутри него что-то разбивается будто, потому что он привязался и все ещё симпатию к Пешкову испытывает, даже если теперь понимает, что она вызвана манипуляциями. Вылетает из аудитории, не зная, что в груди Серёжи сердце трескается с не меньшей резью. Брюнет ведь просто поддержать хотел как-то, подбодрить, а вылилось это... Вылилось это в то, во что вылилось. Хочется на колени упасть, прямо на пыльный пол, и разрыдаться. Пешков терять парня не хочет, никак не может позволить каким-то недомолвкам остаться, если от этого зависит их будущее общение, но не пишет до самого вечера – собирается с мыслями. Надо подойти к этому аккуратно, выбрать формулировку, чтобы не сразу в лоб, как выпалил Ване на эмоциях – поэтому начинает диалог не с прямого чистосердечного признания. Серёжа Пешков: Вань, всё не так, как ты подумал я ничего специально о тебе не узнавал разве что замечал детали Ваня, как и всегда, не отвечает сразу же – наверное, занят учёбой, и телефон не под рукой. Ответное сухое сообщение приходит через двадцать минут:Иван Бессмертных:
Деталь о моём детстве нельзя было заметить
Серёжа Пешков: ты прав это я не заметил это я просто знал......Иван Бессмертных:
Ты снова врёшь
И пугаешь меня
Ты сталкеришь или что?
Откуда ты столько про меня знаешь тогда?
Нам надо перестать общаться
Может быть, навсегда
Если тебе есть, что сказать – говори сейчас
Утром я закрою страницу
Ваня красивый – это факт. Ваня горячий – невозможно это отрицать, когда член встает на его фотографии в профиле, а при встречах вечно присутствует легкое возбуждение. Но Ваня грубым и закрытым без видимой причины бывает, когда всё кажется замечательным, а сейчас и вовсе не хочет идти на контакт, и Пешков ничего, совсем ничего не может с этим поделать – уже не в его компетенции. Если младший так хочет прекратить их общение, то Пешков с этим смирится. Но это не значит, что стерпит молча – потому что Бессмертных имеет право знать, почему брюнет так к нему льнет. Серёжа Пешков: хорошо, Вань я тебя понял я не буду доставать просто когда увидел тебя тогда на улице – меня ударило, я не мог упустить опять того русого мальчика, который был моим лучшим другом, когда нам было восемь и я хотел отхватить себе ещё хотя бы каплю времени, каплю проебанного детства я не сталкерил, просто мне очень запомнился Ванюша, с которым мы так хорошо дружили но ты забыл обо мне, что мне оставалось делать? а потом я блять влюбился я не имею права обижаться жалко, что так вышло Сообщения, конечно же, не становятся прочитанными в первую секунду. И через три, естественно, тоже – это же Серёжа от Бессмертных все проверяет сразу, как только приходит, а Ваня может часами не читать. Мир медленно теряет краски, и брюнет поднимается с кровати и подходит к холодильнику, доставая из него баночку сидра. После первой опустошенной мир цветным не становится. И после второй тоже. После третьей картинка перед глазами плывет, после четвёртой – голова тяжелеет, а телефон всё ещё не гудит даже от одного-единственного уведомления. От колд карти в плейлисте становится только хуже, но слишком в сон клонит, чтобы оставались силы на слёзы. А что теперь? Он снова остался один, только теперь из-за собственной глупости.