|booster seat| |Детское кресло|

Кевин ощущал себя больным. Игла впивалась в его кожу, алкоголь кипел в крови. Казалось, он проглотил ил, просачивающийся ему в желудок. Горячее жало ручки все сильнее чувствовалось на его щеке. Оно горело над двойкой, которую он носил как бремя и корону. Как крест, который он обязан был таскать вплоть до того момента, пока больше не сможет этого выносить. Водоворот из мыслей словно кипел все сильнее и сильнее. Алкоголь никогда не помогал ему забыть все по-настоящему. Не помогали ни поздние ночные тренировки, ни вечеринки в «Райских сумерках». Куда бы Кевин не пошел, Рико вечно находился рядом. Личный фантом, преследующий его. Собственный призрак, по которому он, как бы это ни было противоречиво, скучал. Татуировщик держал его лицо неподвижно — Кевин едва не отпрянул от столь знакомого давления. Сила в этой хватке. Твердое прикосновение, которое поддерживало его. У него было такое ощущение, будто он держит на плечах плавательный бассейн. Шея выгнулась, голова покачивалась. Ему нужна была эта рука, чтобы удержать его на месте. Но, похоже, она была нужна ему не только для этого. Когда в последний раз кто-то прикасался к нему так нежно? Держал его вот так? Он чересчур хорошо это помнил. Даже Эндрю не был так осторожен. Всегда казалось, что он прикасался к Кевину из чувства долга, а не намерения. Он помнил, как сильно болела его грудь, когда Эндрю подошел к нему, чтобы дотянуться, а затем отстранился. Выражения лиц, которые он делал, почти жалкие в этих лекарственных улыбках, или натянутые гримасы, когда Кевин наклонялся к нему. Эндрю не нравилось заставлять Кевина думать, что здесь есть шанс на что-то, кроме защиты. Он видел его насквозь своим пронзительным взглядом. Эндрю всегда знал правду. В глубине души он понимал, что… или кого на самом деле искал Кевин, когда его руки прикасались к его коже. Пьяный, порывистый Кевин обнаружил, что что-то бормочет татуировщику. — Он… был моим лучшим другом. Он заставил меня… заставил меня думать, что второе место — это все, чем я… когда-либо смогу быть, — слова были невнятными, как слякоть — почти что напоминание о той «лыжной поездке», которую пытался устроить Тэцудзи. Кевин знал, что Рико не мог придумать это сам. Он ненавидел холод, но все же… пошел на это. Он позволил Тэцудзи лгать им, когда они росли. Обижать их, кричать на них. Тогда он был еще ребенком, но Кевин думал, что он защитит его. Он всегда думал, что Рико будет защищать их. Он ведь обещал. — Я желал, чтобы он… — икнул Кевин. Чего он желал? Желания были бессмысленны. Все, что они приносили, — это грязную лужу вины и тоски. Вину за то, что ему удалось сбежать, а Рико — нет. Тоску по жизни, которой у него никогда не было. Вот, что давало ему желание. Тем не менее Кевин нашел слова, которые снова начали пузыриться. Его опьяненное состояние оставило их открытым, как яичную скорлупу. Его желания выплеснулись наружу, хотел он того или нет. — Черт, я бы хотел, чтобы он никогда не… — он почувствовал, как рука обхватила его чуть крепче, мягче. Эта рука делала для него гораздо больше, чем просто успокаивала его. Она заземляла Кевина. Слезы застыли в уголках его глаз. — Я бы хотел, чтобы он никогда не… не превратился в… него. В кого именно, Кевин сказать не мог. Был ли Рико просто уменьшенной, озлобленной версией Тэцудзи? Был ли он теперь Кенго? Отцом, которого никогда не видел, но стремился заслужить одобрение? Или, может быть… Рико просто превратился в самого себя. В ту его версию, которая готова была сжигать и ставить синяки. В того, кто кусал, царапал и сражался, не боясь ни союзников, ни врагов. Он стал всем, что причиняло им боль, когда они росли в Гнезде. Это заставило содержимое желудка Кевина превратиться в опасную волну тошноты. Что можно было сделать, чтобы спасти его? Чтобы спасти их обоих? Ничего. Он не мог ни о чем думать. Было уже слишком поздно, когда Кевин наконец понял, что Рико не может любить его так, как ему нужно. Все, что любил Рико, было разрушено. Если не от рук Тэцудзи, то от его собственных. Маленький мальчик, на которого Кевин смотрел, как на солнце и звезды, исчез. Он сгорел в токсичных последствиях, из которых Кевин не смог его вытащить. Рико был похож на бомбоубежище. Он заперся в целях самозащиты, только чтобы обнаружить, что все хорошее внутри него уже давно задохнулось. И как бы он ни хотел, Кевин больше не мог пожелать, чтобы пустырь превратился обратно в луг.