Одно огромное недоразумение

      Она хотела бы вскрыть ему грудную клетку, раскрошить ребра, сломать шею, и пока сама по шею в крови, достать это ебаное сердце, а потом швырнуть, разорвав его на две части, одну сначала дядюшке-инвалиду, а вторую куда-нибудь закопать…       Как же эта мразь её достала. Пенни хмурится и крутит между пальцев карандаш: как бы в итоге он не оказался вбит в стол. Свою агрессию она контролирует достаточно плохо, особенно в последнее время.       — Ну, он швырнул тебя в стену, потом подрался со мной, — Стильштейн на пальцах объясняет последовательность действий Талона, — угрожал Брейну, заставил добровольно отдать флешку. И удалился. Со мной тоже подрался... А, я уже сказал. Мы остались без чертежей и электричества.       — А где всё это время была Кайла?       Ответ неудовлетворительный.       — А, она смогла заблокировать выходы, но на самом деле это вообще не помогло, — мужчина разводит руки в стороны, и садится рядом; кресло под ним скрипит.       — Шеф и гости?       — Защитили основной сервер: в главном нет ничего дельного.       — И как это связано? — Пенни приподняла бровь, недовольно хмыкнув.       — Ты думаешь, что он просто снёс стальные двери, за одну секунду отключил сигнализацию и питание?       Пенни молчит. Печально осознавать что она облажалась. Диалог со Стильштейном продолжать не хочется: он снова будет разговаривать с ней как с маленьким ребёнком и пошагово объяснять то, что она и так знает. Её отстранили на две ёбаные недели (по состоянию здоровья), как минимум, а потом, после того, как кто-то увидел что у Пенни странное, непонятное пятно на шее, и доложил об этом… Она в бешенстве. В ебучем бешенстве! Можно поспорить на сотню, что это Стильштейн. Из-за подобной ебливой хуйни она месяц, по решению медицинской комиссии, не делать ни-че-го. Они там вообще понимают, хоть что-нибудь? Чем это может закончится?       Нет. И поэтому женщина сидит тут, сверлит в профессоре дыру. А Роберту плевать. Его это не волнует: скоро должны доставить спецодежду, над которой потели пятьдесят человек с разных континентов. Пенни тоже ждёт не дождётся, но это не значит, что он может так к ней относиться!       — Ты распиздел? — старший агент встаёт со стула и закатывает рукава обтягивающей водолазки до локтей. Она пытается вальяжно облокотится, но выходит, мягко говоря, плохо.       — Да, — ведь даже не скрывает.       — Для чего?       — Чтобы ты не мешалась под ногами, а я не носился с капельницами и наркотиками, думая о том, что я не медик, а на моём столе умирает выскочка без мозгов.       Пенни поперхнулась:       — По-твоему я выскочка без мозгов?       — Практически да, а теоретически… Тоже.       Молчание не было неловким, потому что оно обоюдно. Надоесть не успело.       — И как давно?       — Как только ты вернулась из университета.       Пенни нахмурилась и фыркнула, повернувшись к нему спиной:       — То есть, тебе не нравится что меня повысили и поставили наблюдать за грязными делишками?       — Мне не нравится, что ты на постоянной основе находишься в лаборатории и мешаешь мне работать.       — Я видела содержимое чёрной папки, — Пенни захотелось закурить. Такое должно пресекаться на корню, а не получать одобрение от государства. Мужчина сзади ожидаемо напрягся и застыл. Она может этого не видеть, но чувствовать точно: уже вошло в привычку.       — Ты рылась в моих вещах? — Пенни слышит в его голосе злость. Даже ярость, но не удивление.       — Ни о чём не жалею, — делает паузу, — ты явно переборщил.       — Тебя это не касается.       — Неужели? Все тела я отдаю тебе не потому что хочу, а потому что в этом заинтересован мэр. Воскреси сначала крысу, а потом берись за людей.       — Пф, — профессор закатывает глаза, — я могу предоставить тебе весь архив. Рядом с чёрной лежит красная. Обчитаешься.       — Считаешь это нормальным?!       — Я считаю что подобный материал можно использовать в полной мере. И не собираюсь называть изобилие мешков мяса людьми: вспомни, почему на них охотишься.       — Не у всех одна причина.       — А как тогда? — Стильштейн спрашивает, — Почему бьёшь рекорды? Каждый рейд — сплошные положительные результаты. Объяснишься?       — Не буду. Указ о неразглашении подписан.       Профессор улыбается, готов смеяться:       — Дурочка ты, милая моя! — он подходит к ней, хлопает по плечу. — Пошли, кое-что тебе покажу.       Внутри Пенни всё кипит, но она слушается, и идёт за профессором, который тянет её за руку.       — Куда ты меня тащишь? — женщина шипит, пытаясь вырваться.       — Помолчи.       Спорить уже расхотелось, вокруг было множество людей. Пенни примерно понимала, почему сегодня такая взбалмошная атмосфера. Может быть, приехали «инвесторы», а с ними и парочка крупных заказов, которые должны быть здесь уже очень давно. Никогда не соблюдали график, и похоже не будут вообще.       Как бы Пенни не хотела идти в ногу с Профессором, у неё это не выходило.       Сказывалась усталость и недавнее приключение. Она волочила ноги и почти спотыкалась, из-за чего цепляла каждую стену.       Роберт же на это никак не реагировал и упорно шагал вперёд; Пенни злилась ещё сильнее. Да, она специально шаталась из стороны в сторону, и знала, что ведёт себя как ребёнок. Конечно, неярко выражено: ждала подходящего момента и как бы нечаянно падала, до этого весьма правдоподобно хромая. Пока что Пенни ловила сочувствующие взгляды, так что на нервы Роберту можно подействовать без последствий.       Она прямо чувствовала, как ему приходится уговаривать себя, чтобы не сорваться, и не отвесить ей подзатыльник прямо сейчас. Внутренние бесы довольно хихикали, и настроение Пенни значительно поднялось. Обычно такие методы самоудовлетворения быстро теряли свой эффект: Стильштейн занимается тем же, и различия были очевидны. Он начинал её стебать, постоянно спрашивать совета по какой-либо узконаправленной теме, деятельности, по своим экспериментам в том числе. А как лучше сделать? Ты молодая, у тебя память хорошая! Браун, подскажи, у меня сейчас всё взлетит на воздух! Когда Пенни напрягает мозги и даже отвечает, даже в случае, если вообще ничего не понимала… Ну.       В итоге она оказывалась идиоткой с завышенным самомнением, фальшивым дипломом, а ответ предметом шуток недели на три.       Так они относительно мирно существовали, пока не было важных, или просто миссий, мелких заданий. Бывало, за день никто не решался портить другому настроение.       Когда начинались проверки или экзамены, всё это в одно мгновение исчезало. Чей балл выше, тот и прав.       Её честная натура оказывалась быстро проглочена Альфой, которую Пенни ещё называет чуйкой. Так что во время испытания она не особо переживала за возможную несправедливость. На счёт Стильштейна она не знала, но он всегда руководствуется одной вещью: выгодой. Если ему будет выгодно проиграть, он проиграет, а потом заберёт в десятки раз больше.       Ей трудно понять его логику, план действий, но Пенни не может не признать: это работает. Жаль, она так не умеет.       Позавчерашнее нападение внезапно всплывает перед глазами, потому что женщина замечает на чьей-то руке перевязку. Она быстро отводит взгляд и часто моргает, стараясь больше не смотреть в ту сторону. Если сейчас Пенни снова окажется не в духе, хорошим это не кончится. Профессор итак терпит её выходки, хамство, но реагирует исключительно шутками и ответными подколами.       Резинового терпения нет ни у кого. Поэтому она берёт силу воли в кулак и выпрямляется, переставая заниматься хернёй.       Стильштейн оборачивается и удивлённо вскинув брови, произносит:       — О, очнулась?       Пенни не понимает и хмурится. Мужчина закатывает глаза:       — Пришла в себя, протрезвела…       Она пихает его локтем в бок, в ответ получая громкое ой. А вот нечего.       — У меня есть вопрос, — Пенни задумчиво кивает сама себе, — что было в той флешке помимо того, о чём я знаю? Какие-нибудь личные данные?       Они уже почти пришли на склад, поэтому профессор замедляется. Он останавливается и со всей серьёзностью спрашивает:       — На что ты намекаешь?       Пенни поджимает губы.       — У них есть сведения о позывных.       Лицо Роберта мрачнеет. Профессор прикладывает ключ-карту к сканеру. Дверь бесшумно открывается.       — Хочешь сказать, что…       — Да, эта падаль заявилась ко мне на рабочую квартиру, почти ограбила и разъебала балкон, — Пенни цедит через зубы.       Он озадаченно подносит пальцы к очкам и поправив их, отвечает:       — Я не знаю, как это могло произойти. Но могу попытаться разобраться. Что именно утекло? Про кого они знают?       — Про меня точно.              Стильштейн выругался, а затем исчез в другой комнате. Коридор тоскливо опустел, и чтобы не терять время, Пенни прошла следом, в темноту, которая позже, после щелчка выключателя, превратилась в ослепительную белизну. Она зажмурилась из-за яркости неожиданной вспышки света.       Привыкла женщина быстро, и тут же освоилась, приятно удивлённая. Пакеты, коробки, старьё и хлам, металлолом, принадлежащий Штабу, но которыми по факту заправлял учёный, был аккуратно разложен по контейнерам, полкам, стеллажам и шкафам. Чистое, светлое место немного успокоило Пенни.       Она вздохнула полной грудью, и заметив Профессора, направилась к нему. В отличие от типичных помещений Управления, здесь не было ни одной стеклянной панели или двери. С одной стороны это можно объяснить, а с другой сразу бросается в глаза: замурованные стены, не похожие на опору или столб. Просто серая коробка, стоящая посреди прозрачных лесов — странная картина.       — А вам не кажется, что его нужно как-то спрятать? — она проводит пальцем по металлической стенке, проверяя её на наличие пыли. Так как на коже ничего не осталось, Пенни присвистнула. Здесь что, правда убирают?       — Кого, его? — Профессор пыхтит, распаковывая один из пакетов, вытаскивая что-то тканевое.       — Склад, кого, — она неразборчиво буркнула и отошла к остальным коробкам, — а здесь что?       — Какая любопытная, — он, по-видимому, достал долгожданный спецкостюм. Пенни с интересом обернулась.       И открыла рот.       — Это что?.. Что вы блять курили?! — второе подходило больше, к её большому сожалению.       — То, что спасёт твою жизнь, — профессор явно недоволен реакцией Пенни.       — Это костюм для стриптиза, а не специализированная одежда.       Роберт цокнул, и развернул его так, чтобы костюм было видно в полный рост. Рука мужчины немного дрожала: похоже, что тяжёлый.       Теперь Пенни засомневалась в своём высказывании. Эта вещь была похожа на форму спецназа, но гораздо более удобная. Её смутил только вырез на груди, практичность и полезность которого была под очень большим вопросом.       — А для чего это отверстие? — она приподняла бровь в недоумении, кивая на просвечивающую дыру.       — Для красоты. Фансервис никогда не помешает.       Пенни фыркнула, закатив глаза.       — Фан сервис для кого? — она вежливо поинтересовалась, подойдя к Стильштейну.       — Да хотя бы Талона соблазнять, — он передаёт ей комплект, — а то совсем всё забыл. Выйдешь, блеснёшь своей неземной красотой, а потом скрутишь. Краткость — сестра таланта. В журнале вычитал.       — Какие глупости вы говорите, Роберт.       Пенни после упоминания Талона значительно растеряла свой настрой. Профессор протянул ей ещё пару мешков, как дополнение. По идее, они должны фиксировать оружие, но с их функционалом Старший агент разберётся позже.       — Скажи сразу: вы придумывали это на пару с Хиджеем?       — Пф-ф, — мужчина укорительно зыркнул на неё, — каюсь, да.       Пенни состроила печальную мордашку и скомкала одежду, засунув её под бок.       — Что по составу? Чем эта тряпка так хороша? И почему за неё отдано так много денег?       — Ну, во-первых, её практически невозможно повредить простейшими колющими, режущими, или например… Если зацепишься за металлический лист — ни тебе, ни костюму ничего не будет, — Профессор задумчиво почесал подбородок, — и ткань гидрофобная, дальше по списку перечислять долго. На самом деле я опирался на твои потребности при синтезе материала.       Пенни не удивилась, но что-то неприятно заныло. Ей должно быть приятно: это почти комплимент, но кажется, что отчитали. Или прямо сейчас устроит лекцию. Она поёжилась.       — Без обид, но я устал тебя лечить. Ты вечно попадаешь в какие-то неприятности и бываешь в лаборатории в три раза чаще, чем я. Можешь списать на то, что занимаешься такой хернёй ради того, чтобы следить за мной и меня контролировать, но ведь это не так. Прекращай себя убивать и добавлять мне лишнюю головную боль, — Стильштейн практически пропел, несмотря на серьёзность сказанного.       — Ты читаешь мысли.       — Нет. Просто я очень давно тебя знаю. А, и ещё, — учёный откуда-то достаёт большой, огромный рюкзак, в котором определённо лежит что-то интригующее. Пенни скрещивает пальцы за спиной, и с предвкушением, мгновенно затмившем эмоции от предыдущего разговора, щурится.       — Но не сейчас. Откроешь потом, нам нужно успеть зайти к Ноззэру и Шефу, — мужчина подленько улыбается, и прячет рюкзак в пространстве.       — Меня заебали твои эмоциональные качели.       Профессор ухмыляется и поднимает руку, указывая на выход. Пенни закатывает глаза и показательно разворачивается к нему (и в частности, своему подарку, который Роб намеренно зажал) спиной.       Если собираешься отдавать — отдавай, а не испытывай терпение человека, с которыми постоянно работаешь. А то мало ли: вдруг произойдёт что-то нехорошее, и никто не поможет… Ладно, Пенни не настолько злопамятная или злорадная. У неё и так нервы не к чёрту, а тут ещё этот со своими нравоучениями. Не успев отойти от событий этих двух дней, она окончательно перестала ориентироваться во времени. А так же не перестала подвергать себя рискам с кем-то поцапаться, снова устраивая бесполезные споры и перепалки. Они делают всё ещё хуже.       Так. Спокойно. Чем больше ты думаешь, размышляешь об этом, тем выше вероятность того, что ты сорвёшься. Тебе это нужно? Нет. Игнорируй Стильштейна и его попытки проверить на тебе очередное экспериментальное успокоительное, любезно предложенное им после скандала. Это случалось огромное количество раз, так что…       Дверь до сих пор открыта. Почему бы не сбежать?       — Специально меня выводишь, да? — Пенни быстро поворачивается, спиной облокачиваясь на пластиковую раму позади себя. Она достаточно холодная; помогло чуть-чуть остыть и направить на профессора испепеляющий взгляд.       — Я понимаю, почему ты всё ещё работаешь на Управление, — Стильштейн хмыкает.       Пенни закатывает глаза. Снова. Как же он ей надоел.       — Ладно, не сердись. Считай это психологическим тестом, который ты прошла без формальностей в устной форме, — мужчина опустил прежний полу шуточный тон. С расслабленным лицом он выглядит достаточно высокомерно.       Это бесило Пенни больше всего на свете: она слишком быстро теряет бдительность и не может понять, что у гения на уме.       — Льстишь мне, — Старший агент скептично оглядывает его с ног до головы.       — Нет. Мне это не нужно. Просто потому что на тебе этот метод никогда не работает, а даже наоборот: быстрее раскусываешь.       Женщина не понимает, что ему от неё сейчас нужно. Ну, может быть позже сам признается.       — Ты собираешься отдавать мне одежду на примерку? — она спрашивает как бы между делом.       — Не сейчас, но да. Хочу попробовать. Нужно проверить все пакеты на какую-нибудь гадость, вроде жучков или брака. А вдруг? — Профессор переставляет коробки и отряхивает руки после законченной распаковки.       — Думаешь, кто-то мог знать о поставке?       Стильштейн подавляет внезапный и нежелательный смешок:       — Считаешь, что одни мы такие умные и только у нас везде есть уши и глаза?       — Нет. Но даже если… Хорошо, признаю: не подумала, — женщина потирает переносицу и вспоминает, как много раз, решив не проверять доставленный не так давно товар, все планы или миссии оказывались на грани срыва. По большей части провала.       — Не знаю, кому из наших недругов это нужно, но могу сказать, что разработка — одна из внушительных показателей нашего прогресса. У них нет того, что есть у нас, и им нужно понять, чего именно. В конце концов, это существенно изменит позицию одной из организаций или ситуацию в городе, — Роберт подозрительно скосил глаза в сторону. Пенни напряглась и бесшумно встала в боевую стойку, понимая, что здесь точно что-то не так. Стильштейн увидел странное выделяющееся пятно? Вмятину или нехарактерное для товара повреждение? Механизм? Что?       Неожиданно мужчина делает резкий выпад, вдавливая ботинком какой-то полуплоский небольшой предмет в пол.       Слышен писк, незаметный для не натренированного уха и треск, гораздо более громкий.       Пенни морщится, а затем в два шага оказывается рядом с учёным, пытающимся обезвредить (или уничтожить) устройство. В итоге, когда он поднимает ногу, видны лишь треснувший корпус и пара микросхем с еле заметными датчиками.       — Так… Теперь мы точно идём на ковёр к начальству? — Пенни смотрит на чужую попытку узнать то, что они знать не должны, а потом думает. Стильштейн точно знал, предполагал, или у них одинаково сильное шестое чувство?       Профессор усмехается:       — Боюсь, моя милая, что одним начальством мы сегодня не отделаемся, — он устало вздохнул и натянул на руку резиновую перчатку, которую достал из кармана. Учёный наклонился, чтобы взять остатки устройства в качестве улики и образца для изучения. Через секунду, после того как жучок оказался в ладони, он вспыхнул, а затем оставил после себя только горстку пыли.       Они переглянулись. ***       — Блять! — Талон громко вскрикнул и тотчас попытался содрать с себя наушники.       Быстро раскрыли, но не поняли, кого именно. Ему это только на руку: подставить кого-то другого и попытаться запутать не только ищейку Штаба, но ещё и гениальную сволочь — неплохая идея, но неосуществимая.       От поступившего сигнала, означающего опасность, врубились дико орущие датчики немедленного реагирования, из-за которых ему приходилось выяснять отношения с Кристой: она ни в какую не хотела менять звук, не понимая, в чём проблема.       А проблема в том, что он скоро не только ослепнет, но ещё и оглохнет.       — Тупоголовая сука…       Вдобавок, когда Стильштейн раздавил пластину, отвечающую за корпус, полетел динамик. Он жалеет о том, что синхронизировал чувствительность. Если бы не максимум, не было бы так больно.       Талон откидывается на спинку кресла, держа в одной руке испорченные наушники, а другой потирая левое ухо.       — Ха-ха, ну что, теперь будешь меня слушать? — он узнаёт в этом голосе нечто большее, чем просто насмешку.       Скрип лестницы неприятно оседает в комнате, эхом отходя от тёмных обитых бархатом стен.       — У тебя нет стабилизатора, — гость наклоняет голову, — об этом я тебе тоже говорил. Совсем недавно.       Талон хочет послать его, но знает, что ничего не изменится, и он даже не съязвит в ответ.       Какое-то время они молчат.       — Зачем пришёл? — спросил для того чтобы спросить.       — Как будто ты не знаешь, — яда хоть отбавляй.       — Что-то важное? — Талон разворачивается к собеседнику лицом.       Уилл в ответ смотрит со снисходительностью, так, как если бы общался с отсталым или недееспособным человеком.       Впрочем, как обычно. За те несколько недель, пока они не виделись, не произошло чего-то важного, и хозяина комнаты это не устраивало. Будучи тихим и незаметным слушателем, Уиллу часто мешала необходимость собирать сплетни разного сорта и вида, а затем, как бы осторожно, за кружкой кофе или чего покрепче, выкладывать перед Кристой все карты; тузы конечно же, при себе (незначительные на первый взгляд). Рукава красивой, бледной кружевной блузы отлично подходили не только для работы с бумагами, но и другой всевозможной деятельности: например варки мути, которую Тхо непременно зальёт или пустит по вене младшего братца.       Уильям достаёт из-под стола аккуратную, даже раритетную табуретку и садится на неё, подпирая щёку рукой.       Блядский мечтатель. От одного его вида Талона начинает трясти. Можно составить таблицу: кто его бесит больше? Родственничек или старая добрая знакомая без мозгов?       Однозначно, оба. Пенни пока что играет какую-то супер-важную-роль в плане сестры, как она сама сказала Талону очень давно. Но сейчас он в этом сомневается — ей скорее всего просто скучно. Смотреть на него и его статистику, которая без Гаджет, ах! Нет, простите, Месяц, будет безупречной. Хотя сейчас работы прибавилось, и он намного реже сталкиваться с охуевшей мразью Пенни, рейтинг всё равно упал на дно.       Неприятно, но от этого графика что-то зависит в крайнем случае: конце полугодия или когда Кристу взбесят.       Второй вариант невозможен, поэтому у него есть как минимум два месяца чтобы наверстать упущенное.       Единственное, что действительно огорчает Талона, так это невозможность убить блондинку, а труп отправить на корм распоясавшейся живности.       Нет, постойте…       Этого будет мало!!! Съешь её сам!       Талон, сам того не замечая, выпрямляется и встряхивает головой.       — Тебе нездоровится? — Билли тянется к его лбу и прислоняет тёплую ладонь, проверяя температуру.       Его пробирает до костей, но почему-то Талон не может ничего сказать.       А вот его не ешь! Он нехороший, но кажется, милый, так что не надо!       Лучше прикончи, быстро и без лишнего шума.       Талон морщится и убирает от себя руку двоюродного брата:       — Глупый вопрос, не думаешь? — мужчина поправляет волосы, возвращая их на место.       Тхо щурится, а затем начинает что-то громко долго рассказывать.       "Господибожеблять какого хера ты не задержался ещё на два дня в своём злоебучем карьере…"       Неужели белобрысая придумала для него новое задание? А для тебя у неё только кормёжка! Хе-хе…       "Заткнись."       Брата слушать вообще не получается, да и смысла в этом нет. Всё сводится к одному: пойди и сделай несколько простых тестиков, которые он отправил (отправлял) ему на почту, а потом нужно прошляться по всему центру поместья, чтобы в конечном счёте оказаться в лаборатории Уилла. Там Тхо начнёт восторгаться новым препаратом, или уставший, после прогулки, заткнётся, а Талона посадит в кресло и накачает чем-то лёгким для быстрого привыкания.       Когда никто не стоит над душой, Кло не пьёт, ничего не принимает, старается как-то оградить себя от бесконечных таблеток и непонятной пакости. Очень трудно, очень скучно и нудно… Но пока что у него есть одно очень важное дело, которое мешает спокойно скончаться от передоза.       Криста не слишком сильно зацикливается на таких вещах, предпочитая доверять их своим помощникам или Рен. Уилл скорее как запасной вариант: он не против подзаработать.       Никогда нельзя подумать о том, что вообще-то, его брат намеренно собрал вещи и уехал учиться, решая начать подготовку к миротворческой деятельности. А Мэриленд отчаянно мечтала, думала об этом. И вот — свершилось. Говорят, её сильно травмировала псевдо-смерть отца среднего внука.       Бабушку на самом деле никогда не волновали взгляды своих детей: она пустила всё на самотёк, а теперь попыталась слепить из Билли что-то приличное, что-то, из-за чего бы ей не пришлось переживать и стыдиться ошибок молодости. Всё внимание досталось Ирвингу. Как понял Талон, это главный её промах, очевидный для всех. Да и сама она не раз шутила на эту тему, стебала себя, но не хотела извиняться и пытаться что-то менять.       Его радовало, что бабушка выбрала другого кандидата на роль нормального человека и не ебала мозг.       — Ты запомнил? — упс, опять всё пропустил.       Талон посмотрел на Уильяма так же, как тот на него при встрече и хмыкнул.       — Нет. Не собирался.       — Ну, раз так, — мужчина почесал кончик носа, прежде чем продолжил, — посидишь на амфетамине недельки две-три.       Уилл пожал плечами, как будто был не при делах.       Он уставился на брата, переваривая сказанное.       Талон сжал кулаки от неконтролируемого желания врезать братцу, и резко встал.       — Повтори.       — Эндрю подписал документ, разрешающий применить ту новую розовую штуку. Я ни при чём.       — Да ладно. Ты следишь за поставками на склад и всем этим заправляешь.       — Смешно. Скажи это группе избранных, сидящих в главной гостиной. У них как раз сейчас праздник: выплатили премию.       Талон сжимает челюсть, ногти впиваются в грубую кожу.       — Остынь. Я привёз с собой парочку сильных растворов. Выпьешь перед тем как ляжешь под скальпель в следующий раз.       — С чего такая забота?       Уилл вздыхает и закидывает ногу на ногу:       — Видел твои анализы.       Талон смеётся. Странно то как! Испугался пары строчек на бумажке, которая не имеет к нему никакого прямого отношения.       Кло не будет спрашивать, зачем ему понадобилась эта информация и откуда он её достал.       — И что дальше?       — Похоже на то, что ты умираешь. Вот прямо сейчас.       Он хохотнул ещё несколько раз:       — Правда? Я не знал.       — Я серьёзно, — Уильям неожиданно становится серьёзным, кривит лицо и пытается заглянуть ему в глаза. Оказывается, он так умеет?       Талон слышал это уже очень, очень много раз, но почему-то стоит на ногах.       — Заканчивай. Пошли к Еве. У неё должны остаться маскировочные ленты.       — Издеваешься?       — Да. Мне нравится смотреть, как зазнайка вроде тебя пытается что-то кому-то доказать, — Талон разворачивает кресло к столу, а потом идёт к лестнице. — Идёшь, нет?       Конечно он идёт, никуда не денется.       Уилл встаёт. Уже придумав план мести конкретно для этого случая, и перечисляя все пунктики про себя, он старается не выдавать своих намерений.       — Что здесь происходило, пока меня не было?       — Ну, из хорошего — я вернул кошелёк. Остальное не имеет к тебе никакого отношения.       — Не держи меня за дурака. Я знаю про твою вылазку, — он снял очки, протёр их на ходу краем хлопкового платка и снова надел.       — Тогда зачем спрашиваешь? — Талон вяло поинтересовался. — Раз всё знаешь?       — Проверяю тебя.       Талон усмехнулся, потому что не смог подавить смешок и смерил брата весёлым взглядом.       — Ты заметил, что стал чаще смеяться? Может, подарили сборник анекдотов, дали чудесное снадобье, или я чего-то не понимаю? — Тхо выгнул бровь.       — Да, сборник анекдотов. Подарила одна дурочка, именно так.       — Не ври.       — Ладно, — Кло открыл дверь, ведущую в западное крыло. — Просто ты напоминаешь мне клоуна в цирке.       Уилл остановился.       Он? Клоун в цирке? Хорошо, запомнит это.       Позже посмотрит, кто веселит людей за деньги.       Учёный-лаборант, но по незаконченному высшему образованию инженер-биолог скривился от понимания того, что через каких-то полчаса начнётся настоящее шоу с участием всех видов и классов живых организмов. Если бы у него была возможность,       Уилл бы притворился амёбой.       Но Кристу не обманешь, а врать он умеет прекрасно, жаль делать этого не любит. Здесь, конкретно в этом доме, не уметь подстраиваться под ситуацию — быть в проигрыше или на вечных побегушках. Пришлось учиться.       Ещё жалко, что у Талона изначально не было шансов. Из него могло выйти что-то приличное, успей Мэриленд его забрать.       — Чего замолчал?       — Думаю о том, что ты идиот.       — Зато честно, — кажется, ему всё равно.       Талон вообще с каждой их встречей становится всё пассивнее и пассивнее.       Уилла это больше, чем просто напрягает. Это откровенно пугает.       — У меня плохие новости. У Штаба нет тех запчастей, в которых мы нуждаемся. Придётся закупать в другом месте.       — А то, что я тебе отправил?       — Сравнил. Я не спец по оружию, но могу сказать что чертежи хорошие, интересные.       — Я и без тебя это знаю.       — Тогда в чём смысл твоего вопроса?       — Видео.       Уилл поморщился: он не получает наслаждения, удовлетворения и другого, когда смотрит на резню. Самые неприятные кадры пропускать нельзя, потому что необходим анализ местности, а на них как раз мелькали адреса.       — Больше на ночь мне такое не отправляй.       Талон злорадно хмыкнул.       — Меня после просмотра мутило больше часа.       — Какой ты слабенький, — он зевнул, — зато Фермер оценил.       — А он тут причём?       — Там был его брат или дядя, точно не помню. Но он терпеть его не мог. Прям пиздец.       — Даже я отношусь к тебе лучше, — Уильям вздохнул и надул губы. Почему у каждого сотрудника Вакуума без исключений какие-то проблемы с родственниками?       — Я бы поспорил.       Тхо ткнул его пальцем под ребро:       — Если бы это было не так, я не привёз бы снотворное и успокоительное прямиком с синдиката.       Талон присвистнул и немного наклонился вперёд, чтобы посмотреть на него.       — Неужели? Разве ты не поишь всякой хернёй — не надо ничего везти и тратить время впустую.       — Скажи это Кристе.       Когда-нибудь в следующей жизни точно что-нибудь да скажет. Если не прибьёт как только увидит.       Ему не особо интересно, что случится, если братец перестанет варить наркоту или пытаться как-то улучшить, просто стабилизировать его состояние. Талон может предположить, что скоро махинации Уилла будут раскрыты, а дядюшке придётся придумывать новый план и такую же поставку партии сырья.       Не один Талон сидит в дерьме по плечи. Большинство рабочих пашут на одном уровне с ним.       — То есть это новая формула?       — Да. Пришлось много чего приплести, чтобы привлечь внимание старого знакомого. Он то мне и оформил всё. В сумме шесть коробок. Тебе хватит… На целый месяц. Талон с недоверием посмотрел на брата:       — Ты уже расчёты сделал? — шустро.       — Да. Я же говорю: ты умираешь, — Тхо продолжил эту тему, хотя ему ясно дали понять, что её не намерены обсуждать.       — Что дальше? Мне надо бояться?       — Как минимум уйти отсюда. У тебя нет шансов, продержишься максимум год.       О. Вот как… Замечательно, Талон всё успеет.       — Не радуйся! Те недоумки из-за границы снова открыли новую бактерию. Вместо трупов хотят взять тебя!       Ну вот. Сейчас опять начнёт уговаривать забыть про документы и уехать, не понимая, что от Метро-Сити действительно ничего не останется.       — Иллюзия выбора, которую мне предлагаешь, выглядит интересно, но не более того. Тебе просто нужен свой человек в карьере, вот и всё. А это не для меня.       — Допустим, — Уилл убрал напускное волнение, — но я предупреждал.       — Ага. Ещё успею пожалеть об отказе.       Уильям засунул руки в карманы и огляделся. Он заметил, что они идут там, где раньше никогда не был.       — Успокойся, это один из скрытых проходов, — Талон рывком открыл тяжёлую металлическую дверь и в вежливом, приглашающем жесте протянул руку вперёд. Уилл закатил глаза, сделав себе замечание: очень плохо разбирается в планировке поместья. Надо исправляться.       А ещё он очень плохо пытается убедить его сделать доброе дело.       В следующий раз придётся прижать к стенке. Хотя бы на месяц-другой.       Ему срочно нужны рабочие руки. *       Смотри, он сейчас ёбнется, — Талон с интересом смотрит на одного человечка, которого терпеть не может.       Уильям поворачивает голову и наблюдает за тем, как он действительно падает. Бумажки в его руках разлетаются во все стороны, а из разбитого носа бедняги хлещет кровь.       С — Стабильность.       — Ты постарался? — Тхо смотрит на то, как брат закидывает ноги на стол и самодовольно улыбается, пока человек пытается подняться с пола.       — Честно? Нет. Он просто бухой в хламину, после того как ты уехал не просыхал. Может быть тебя увидел, подумал ангел явился.       Уилл хмурится:       — Прекрати.       — А что? Я ему денег на пойло не давал, — Талон злобно смеётся, когда мужчина в сотне метров от них еле стоит на ногах.       Все присутствующие смотрят на этого человека с презрением, отвращением и кучей других негативных эмоций. Конечно, это позор: тебя повысили до невозможно высокой должности, а когда первый день на новом месте даже не успел начаться, ты не в состоянии разговаривать.       Уиллу кажется, что рядом с Талоном можно не только потерять всё терпение, но и лишиться глаз: они попросту закатятся и не выкатятся.       Кло прекращает веселиться, когда главная дверь хлопает, а в воздухе появляется запах шедеврального, дорогого, тяжёлого одеколона; звук цоканья высоких шпилек не предвещает ничего хорошего.       Талон выпрямился и сложил руки на груди, но ног со стола не убрал.       Он мысленно сравнил брата с прямоугольным треугольником.       На колесо он был похож до того момента, когда старшая вошла в зал. Оглядев всех одним быстрым взглядом, она заметила непорядок и небрежно махнула рукой в сторону алкогольного духа:       — Уведите.       Два молодых человека, на памяти Талона, очень сообразительные беты, тут же оказались рядом. Они помогли пьянице подняться, а затем незаметно исчезли. Но на их возню давно никто не обращал внимания. Поднялся небольшой гомон, состоящий из перешёптываний и стука каблуков; Криста фыркнула, сделала заметку в только что открытом электронном планшете и с чистой совестью села на своё место.       — Итак. Думаю, с мелкими поручениями вроде макулатуры все справились. За этот небольшой промежуток времени произошло относительно небольшое, — женщина щёлкнула пальцами. Огромное пространство сзади неё вспыхнуло кровавым, алым цветом, — но достаточное количество важных событий.       Талону резко захотелось спать. Как будто голос Кристы — наилучшее средство от бессонницы. Обычно, всё, что она рассказывает на мелких собраниях перед началом грандиозных проектов — скрытая полезная информация, которую нужно читать между строк. Поэтому он, когда здесь нет того множества людей, прислушивается и запоминает всё что можно, пока есть такой шанс.       Он уверен, что тот алкоголик, которого отсюда выпроводили несколько минут назад, оказался более чем способным нести организации пользу. Узнал что-то на улице, в клубе, в баре, в участке — уже имеешь данные; сумеешь грамотно ими распорядиться — будешь валяться в шелках и золоте.       Как Мелл, которая неплохо устроилась для человека, оставшегося на улице в самый неподходящий момент. Очень и очень неплохо.       Ему очень повезло найти с ней общий язык и договориться о сотрудничестве, а так же узнать, что она, оказывается, была влюблена в его скромную персону.       Самооценка в тот день поднялась до небес: наконец-то, спустя длительный период работы и отсутствия возможности уделить своей внешности достаточное внимание. Мелл показалась ему очень вспыльчивой, уверенной в себе девушкой с мутной историей и жизнью за спиной.       Талон не удивлён, что люди вроде неё быстро приспосабливаются к нынешней ситуации с Метро-Сити. Ему было гораздо сложнее.       Особенно после того как дядя передал Кристе значительную сумму на развитие собственного филиала.       Весьма успешное вложение: теперь Ирвингу не приходится делать целое ничего для того, чтобы держать организацию в целости и сохранности. Обеспечивать её существование тоже. За него этим занимается единственная дочь, ума которой хватает на десятерых.       Талон не может похвастаться тем же. А если бы и мог, сейчас был на месте сестрички, но не примером для отбросов с нижнего уровня.       На нём так и написано: не груби начальству.       Тем не менее, мужчина успешно игнорирует это правило в отношении ко всем, кроме Кристы. Больше всего ему нравится бесить Рен; терпеть эту женщину и её выходки у него нет сил. Но дядя отдал ей свою бухгалтерию, подарил пальто из лимитированной коллекции, стоимостью выше пятиста кусков…       Старик прямо воплощение щедрости. Талон запоминает каждый такой сюрприз, а потом наблюдает, как секретарша поливает Вакуум грязью.       Смешно.       Мужчине очень смешно, когда он переслушивает каждое аудио, записанное на диктофон. Устройство весьма примитивное, зато его не нужно регистрировать в базах, отчитываться перед сестрой и месяцами возиться с оборудованием.       С одной стороны Талон Рен понимает, когда она жалуется на самые явные и открытые проблемы корпорации, ноет о бесполезности своего любовника. И эта через чур гиперактивная стерва возится с ними, разбирается, ворошит каждую точку и притон…       А с другой женщина ищет прибыль в кармане человека, которого нужно бояться как огня (даже если эта опасность значительно притупилась из-за деменции возраста), а так же туда, куда ей не нужно соваться и наводить свои порядки.       В любое время, любой рандомный промежуток его жизни, проблемы приносили именно блондинки.       Надоедливые зануды в академии, скучные учителя и их писклявый голос: созданные как будто под копирку, они мешали Талону спокойно жить одним своим существованием. В один момент Пенни прервала эту замкнутую цепь, вызвав мимолётное, но настоящее, жгучее увлечение её личностью.       Это закончилось так же быстро, как и началось, не успев принести ему что-то важное и нужное. Бесполезный опыт ничего не означающий.       Даже наоборот: негативное и подсознательное, предвзятое отношение к людям с конкретной отличительной чертой во внешнем виде.       — Я распределила всех по способностям не для того, чтобы видеть как один человек расправился с двадцатью. Думаю отослать половину провалившихся на отработку, — она с хлопком сцепила руки в замок.       Талона передёрнуло.       Отработка в его случае — добровольный поход на каторгу.       В их — смерть.       Было всё равно на то, что, где, как и когда, от чего, или почему эти счастливчики скончаются, пока порубленное, надкушенное мясо в липкой, отвратительно воняющей слюне приходилось отдирать не ему.       Если Криста собирается спихнуть обязанности сборщика на него… Талон скорее подарит дяде свою долю, чем будет находиться в этой адской дыре больше положенного.       Кому он врёт.       Ты пойдёшь и будешь делать то, что тебе скажут, потому что знаешь, что самый хуёвый вариант — самый лучший вариант.       "Ты сегодня отдыхаешь?"       Ответа не последовало. Его могло не быть вообще. Или он мог состоять из совершенно другого, вопроса не по теме. Степень грубости и дружелюбного настроя тоже не зависела от чего-то. Ответы временами были быстрыми и агрессивными, не несущими того, что Талон ожидал услышать в своей голове. Именно этот голос имел садистские и кровожадные наклонности, желая Талону самого наилучшего.       Его настроение можно было определить по количеству глаголов и матов: если большинство на французском, он (голос или вторая-третья-четвёртая личность, их много) сегодня более расслабленный, скучающий. Если на немецком — можно передохнуть и игнорировать бред. В остальном закономерности нет, приходится уживаться и терпеть.       За один раз они могли обсудить множество, громадное разнообразие тем: от мировой истории до незначительных сравнений людей на улице с животными или собой; высмеивание типичных проёбов дяди или мэрии, которая пытается трепыхаться, делая хуже себе и горожанам, не успевшим уехать. Ерундовые дебаты по типу: что съесть на завтрак? Просроченную, заплесневевшую шоколадку, найденную в неработающем холодильнике, или попытать удачу и побывать на общей кухне для того, чтобы покопаться в недавно выброшенных помоях продуктах?       Да, Талона снова оштрафовали, подумаешь? Нарушение комендантского часа, опоздания (на самом деле они меняют расписания до трёх раз в день, включая этот), потом вычеты из зарплаты… Вроде он относил справку, но не возместил потерянные часы?       Денег на еду не оставалось, и по-хорошему ему необходимо работать раз в шесть больше. Выдадут сразу два приличных сухпайка и погладят по голове, накинув пару центов к премии.       Криста даже не представляет, что Талон знает про сорванную сделку. О своих провалах она предпочитает не говорить, потому что быстро теряет интерес и желание долго топтаться на одном месте. Зато нижние этажи Вакуума страдают от нехватки средств, и только и делают, что пьют, работают, пьют, буянят, работают, пьют, позже выслушивая от него или другого надзирателя гневные тирады.       У Вакуума множество точек, баз, заводов, притонов и даже есть парочка борделей (он резко против этой хуйни по определённым причинам, и ненавидит даже проходить мимо подобного заведения), контролируемых именно дочерью Ирвинга. В большинстве из перечисленных мест Талон бывает часто, наведываясь из-за долгов, или выступая в роли инкассатора. Если день не задался, а энергии куча — можно выпустить пар и набить ебало местному постоянному клиенту. Но к сожалению от этого пришлось отказаться: кто-то доложил, и Талона снова приструнили, забрав около тридцати процентов из выплаты за сверхурочные. Когда он пошёл разбираться, ничего дельного не услышал, зато позже встретился с белобрысой швалью.       — Я обещала тебе, что уделю должное внимание воспитанию?       Больше Талон никогда не пытался устроить разборки без необходимости.       Получалось даже лучше, чем он думал — хотелось есть.       — Через полчаса здесь появится ещё одна группа людей. Так что, — женщина улыбнулась, — ждём их. Охрана у дверей включила звукоизоляцию.       — Божественные посланники спустятся с небес.       Он сказал это вслух? Ладно, похуй.       Только Уилл неодобрительно покачал головой.       Криста незаметно усмехнулась и посмотрела на часы: надо запомнить это время.       — Если ты считаешь их божественными, — Тхо прищурился и ткнул ручкой в ногу Талона, — у меня множество вопросов.       — Verdammt noch mal. Не доёбывайся до слов, — Кло зевнул и отмахнулся от брата.       Прежде чем эти идиоты соберутся вместе, пройдёт вечность. Печально, что сюда нельзя пронести ничего кроме воды. У Талона в горле невероятно сухо, в желудке и голове пусто.       Пока спина окончательно не треснула, он решает спустить ноги и сесть нормально.       Что, будет ещё нагоняй? Я ел ежей из силикона…       Этот паразит захихикал и продолжил нести какую-то чушь. Талон упорно игнорировал весь поток несвязной речи, звуков, некоторых моментов, всплывших в своей памяти.       М-м-м, что-то ты совсем плохо… Убейся, противно тебя слушать.       Ne t’ennuie pas. Je vais te dѐvorer pas.       Попробуй!       Не ругайтесь!       halten sie die Klappe. alle.       "Scheiße!"       Эй!!!       Они опять грызут его голову изнутри. Становится душно и очень хочется выйти из комнаты.       Талон сглатывает.       Ну пиздец. Как обычно — это скорее всего из-за Уильяма.       Он начинает часто-часто моргать и жмуриться, чуть позже закрывает глаза: опять одно и тоже.       Талон ничерта не видит.       Всё вокруг мыльное, нечёткое и до невозможности противное.       — У тебя нет чего-нибудь съестного?       Тхо поднимает взгляд на брата и хмыкает: да, есть. Но ему об этом знать необязательно.       — Есть хочешь? — наклонившись ближе, Уилл шёпотом продолжил, — Почему раньше не сказал? Зашли бы куда-нибудь по дороге сюда.       Талон нахмурился и откинулся на спинку стула: он точно слышал шелест обыкновенного салафанового пакета в кармане очкарика. И чувствует запах пряников со сгущёнкой, которые грех не спиздить, как любит говорить Марина.       — Ты не ответил на мой вопрос.       — У меня ничего нет.       Коготь скорчил недоверчивую гримасу и надул губы: врёт и не думает. Если Билли узнает, что со слухом у него всё больше, чем просто замечательно, будут нихуёвые такие последствия.       Например, он может проболтаться кому-то из недо-врачей, а те, в свою очередь, придумают способ это исправить.       Талон почувствовал неприятный холодок, пробежавший по спине. Когда он вспоминает об этих людях, хочется проблеваться, или ещё лучше, отправить Кристу к ним на операционный стол.       Через пару минут, когда входные, огромные чёрные двери открылись с характреным для этого места отсутствием звука, мужчина понял, в чём, нет не так, в ком причина такой реакции своего организма.       "Да ёбаный в рот!"       Двенадцать человек, в числе которых был самый (та пьянь с этой блядью не сравнится никогда) ненавистный Талону хирург и три его помощника, вошли в зал с очень хорошим настроением, сквозившим в их голосах. Остальные девять не вызывали у Талона такую бурю эмоций. Перерезать им горло он перехотел уже очень давно: хоть и не были близки между собой, слишком сильно привыкли вытаскивать друг друга из-под пуль и гнева начальницы.       Особые отношения были у Талона и Часовщика, и как ни странно, Бешеной. Её на подобных собраниях можно встретить нечасто (иногда это очень печально).       От этих двоих постоянно исходит непонятная Талону тяга к жизни, любовь к своему делу, что не может не вызывать уважения со стороны Кло. Такая же и Мадалена: слишком много говорит, шутит про себя и свой бутик в Италии.       Все они видели жизнь, знают множество вещей… И пошли по скользкой дороге. Об остальных говорить нечего. Слишком потрёпанные, озлобленные, но работают на совесть; конечно, по большей части из-за вознаграждений (и тем не менее Талон всегда будет помнить, как Мэдисон прикрыла его, а Кранккасе выгородил перед отцом папашей и дал время на побег).       — Я забыл, почему мы здесь?       — Потому что у нас появился шанс узнать про Альянс.       — Это как? — он всё ещё пытался разглядеть хоть что-то, и спросил раньше, чем успел сказать нормально.       — Издеваешься? — Уилл прошипел.       — Смеюсь.       Уильям глубоко вздохнул, после опустив руку.       — Считай, аналог портала. Твоё устройство и эта штука достаточно похожи, но преимуществ у их громадины гораздо больше.       — М-м-м, — Талон наконец-то стал улавливать очертания мелких предметов на столе сестры, — поня-я-а-а-а-атно.       — Я ведь могу тебя ударить.       — Да ну.       Он поворачивает голову и странно улыбается. В такие моменты Тхо хочет врезать братцу, но благоразумие у Уильяма осталось при себе.       — Говорю же: прекрати меня бесить.       — А то что? Да и вообще, я ничего не делал, — Талон пожимает плечами.       — Мне кажется, помнишь, что я работаю без грубой силы. А на тебя и твою шкурку у меня есть все разрешения.       Они медленно переглянулись.       Талон сжал челюсть.       От этого заявления зачесались кулаки, которые он старательно пытается держать при себе всё это время.       — Так-то лучше, — Уилл продолжил писать в своей книжечке, с умным видом притворившись, что ничего не было.       Он видел тень ухмылки на губах Тхо.       Талон втянул воздух через зубы. Чувствовал, как бешенство призрачным туманом заволакивало мозг, и перед глазами вновь поплыло. Если он не уберётся отсюда сейчас же, будет очень весело и кроваво, а потом холодно и голодно. Проглотить это, не разбить нос родственнику становится единственной задачей, требующей всей концентрации и внимания Талона.       Это не первый раз, когда о нём говорят как о вещи.       Это не первый раз, когда ему некуда даже сбежать.       Криста о чём-то мило беседует с четырьмя каннибалами, и Талона снова захлёстывают воспоминания: с такой же улыбкой один из них неделю назад сожрал чью-то ногу, которую достал из морозильной камеры. Скорее всего, она принадлежала женщине с ДЦП.       От такой же участи его спасал только Уильям: может быть, только поэтому он до сих пор жив. Братец вообще понятия не имеет, что здесь происходит, потому что приезжает ненадолго (по меркам Талона), а уезжает, наоборот, на дохуя. Он питает слишком сильную любовь к своим склянкам и образцам, а если вскроется, что он их ещё и ебёт…       Ну. Талон не удивится.       Криста разрешила ему устроить здесь склад, мини-полигон и небольшую лабораторию, взамен на практическую помощь. Со стороны Вакуума ему неплохо платили, так что Уилл ничего не потерял, а даже приобрёл. Талона в качестве игрушки с неограниченным запасом здоровья в том числе.       Правда, после всего того, что он видел до официального найма Тхо, было абсолютно похуй, кто и когда будет ставить в справку печать под диагнозом, а потом назначать лечение и препараты, делающие всё в сто раз хуже.       Талон скривился, услышав знакомые голоса.       Истерички, которые должны скрасить очередной унылый день, наконец-то появились.       — Я повторю ещё миллион раз! Этого не будет, — Часовщик, точнее Андре (он не уверен, что мужчина и вправду назвал своё настоящее имя, но всё же Талон предпочёл ему поверить), яростно жестикулировал.       — Ты упрямец, mignon, — гонщик раздражённо оглядывается по сторонам, а в руке держит какой-то чемоданчик.       — Доброго дня, — швед деловито здоровается с начальницей, а затем проходит к своему креслу. Жак на это положительно отреагировать не может.       — И вам, — Криста привыкла к его характеру. Часовщик её не бесит. Пока что.       — Pardon, мадам, — Кранккасе идёт следом за оппонентом, а затем они снова начинают спор, но уже ругаясь полушёпотом. Свой багаж гонщик ставит у ног, под столом.       Когда Талон пытается присмотреться, глаза начинает жечь, и он бросает эту идею.       Дураки. Кло приподнимает уголки губ. Интересно, а где женщины?       "Странно…"       Тихо.       И тут раздаётся дикий визг, писк, а затем отборная, трёхэтажная ругань.       Талон кривится и хватается за уши: опять.       — Что там происходит?! Почему весь день какая-то сплошная параша? — Уилл тоже не в восторге.       — Если бы я знал…       — Криста! Подождите ещё десять минут, умоляю! — он слышит взволнованный голос Рен из динамика, встроенного в рабочий стол дочери Кло.       — Ну, раз умоляешь, — она задумчиво тянет, перебивая врача, докладывавшего о результатах экспериментов, — подождём. Я как раз не закончила, — Талону кажется, здесь что-то не то, — продолжайте.       — Теория была подтверждена на практике, поэтому…       Дальше он уже не слушает. Противно.       Пока время уходит, Талон успевает достаточно успокоиться и собраться с мыслями.       Чтобы через ебучие пять мгновений вспыхнуть от одного только слова:       — Коготь, ты завтра едешь во Францию первым возможным рейсом.       — А почему мне об этом говорят только сейчас?       Он ничего не успел. Вообще. Какого чёрта?       Нужно встретиться с Меллишей, навестить парочку оболтусов из Штаба и передать им деньги за выполненный заказ… А это только пара дел, которые стоят в списке на вторую половину дня.       — Потому что у нас всё как обычно, — Андре вставляет свои пять копеек.       Криста переводит взгляд на мужчину и опасно щурится. Он отвечает достойно: держит контакт до конца.       Это первое предупреждение.       Талон закусывает щёку и складывает руки на груди.       "Молчи. Просто молчи. Заткнись и не создавай проблем для себя и для них."       Смотри-ка! Поумнел что-ли?       "И ты в том числе."       — Из поездок на этом пока что всё. Расписание не менялось, — женщина опирается двумя руками на стол: она не особо любит сидеть.       Он мельком поглядывает на Уилла, которому до здешних обсуждений нет никакого дела.       Дамы, среди которых объявилась и Бешеная, были в замечательном расположении духа, хотя и немного потрёпанные.       Мадалена, как обычно, с кривоватым лицом, изредка поддерживала разговор, в то время как Анабела, или по-простому и старому Корсетта не затыкали своих ртов. Девушка с кошачьими ушками навострила их, не пропуская ни одного слова. Ева, ассистентка Психокусника, сидела сложа руки и иногда посмеивалась над историями Мэдисон. Сама Мэдисон скорее рассказывала пошлые шутки и цитировала надоедливых заказчиков. Кло в том числе. Остальные внимательно слушали Кристу: у них не было подушки безопасности в виде былых наград или заслуг.       Мужчины, с которыми Талон познакомился в подростковом возрасте, сидели с кислыми минами; вокруг Часовщика и Кранккасе до сих пор искрило.       "Что они не поделили?"       Интересно.       Тебя.       "За-т-к-ни-сь."       Кто давно не может поделить его, давно придумали, как расчленить и на что разобрать. Быстро продать. Просто пока что не представилась возможность это осуществить. Талон желает им удачи, потому что точно знает, кто, на что, и когда мог решиться.       Между делом забавно размышлять о подобном: он, из-за отсутствия надобности в постоянном присмотре, пока всякая гадость занята работой, а не бродит в поиске бутылки, садился на холодное, промёрзшее железо, доставал помятую, испачканную в машинном масле маленькую бумажку и начинал строить схемы.       Обыкновенные цепочки. Ещё их любят называть алгоритмами, но почему-то, это слово Талона бесконечно бесит.       По памяти сверяясь с расписанием и часами, выбранными учёными, Талон набрасывает их примерное местоположение, уровень загруженности и количество заданий именно на этот день. Зная, кто предпочитает трудоёмкие и сложные опыты, а кому приятнее покопаться в бумажках, можно сделать определённые выводы. Теории даются ему легко: лысый, весь в тату, но с небритыми бакенбардами — анестезиолог (на самом деле никакого отношения к медицине он не имеет, но очень хорошо разбирается в ядах), с удовольствием проведёт две операции, а во время второго обеденного перерыва смотается домой за забытыми на столе документами.       Сейчас этот человек сидит по правую сторону от Хирурга и смотрит в телефон, изредка что-то печатая. Наверное читает какую-нибудь статью. Хирург, так-то, непредсказуем, и Талону приходится выслеживать его неделями, от дома и до одной из сотен точек Вакуума; из них он выбирается около восьми утра, или может сбежать, пока стрелка на часах даже не приблизилась к двум. Ещё этот уродец обожает захаживать в публичные дома, примечательные или не очень стрип-бары.       Талону нравится выбирать тёмные углы, укромные столики и наблюдать, как на этом старом, жирном лице загорается неподдельный животный голод, который врач маскирует за тёплым и приветливым фасадом.       Арнольд смотрит на танцовщиц и танцоров прямо перед сценой, а он прямо на него и вертит в руках метательный ножик. Одно движение — конец. Правда, сначала ему, а потом Кло будет куковать не в родной сто одиннадцатой. Может на несколько тысяч метров глубже. Как Кристе захочется.       (Ей не захочется искать нового отбитого на голову психопата с ненормальным количеством удачных модификаций за спиной.)       Поэтому остаётся только сверкать глазами в темноте вип-зоны. За место он естественно не платил, и никогда не заплатит.       Потому что его здесь и ни-ко-гда и не было.       Как только мужчина, по непонятной ему самому причине, поворачивает голову в сторону с широченной ухмылкой до ушей, тут же теряет её и подскакивает на месте. Но не кричит: голос от ужаса пропал.       На него, будто пытаются залезть в душу, смотрят две ярко-красные точки. После этого… Небольшого розыгрыша, вышедшего совершенно случайно, Арнольд перестал пить от слова совсем. Правда, всего лишь на месяц, но это уже не так важно. Талон начал придумывать что-то более интересное и захватывающее, чем просто взглядом просверлить в своём мучителе дырку. Он достоин гораздо большего.       Например задыхаться в своём галстуке, хотя затягивал его как обычно.       Чувствовать, что в стакане с водой блестит странная пыльца, а потом понимать, что это образец нового привезённого вируса в твёрдом состоянии. Для изучения, даже спрятали в сейф…       Талон знает, что он собирается переводиться со своей командой.       Талон очень сильно этого ждёт.       А ещё он ждёт, когда Криста перейдёт к главной теме, а не будет рассказывать про то, что ей доложили сегодня ночью.       — Итак. О Штабе.       Он даже выпрямился.       Уилл недоверчиво скосил глаза на брата: от него снова стало исходить какое-то мрачное веселье.       Талон, после того, как услышал следующую фразу, победно оскалился:       — Я расшифровала ключи.       После этих слов в комнате восторженно взревели сотни хохочущих голосов.       ***       — Шеф, у нас плохие новости, — Стильштейн быстрым шагом направляется к кабинету, Пенни в полутрансе следует за ним, — крысы снова постарались.       — В чём дело? — голос Куимби трещит в динамике.       — Какая-то не очень умная гадость разведала о моём заказе, — он почти рычит, сжимая телефон в руке, — и не только про него.       Пенни слушает внимательно, идёт с ним в ногу. Роберт кусает губы, ждёт ответа шефа. Молчание продолжает действовать на нервы.       …у неё начинает болеть голова. Старший агент устало массирует виски.       — Как сильно снижен уровень общей безопасности? — Куимби наконец заговорил.       — Я ещё не смотрел. Какое значение это имеет именно сейчас? Необходимо закрыть сервера!       — Роберт, успокойся, — собеседник на другом конце провода тоже нервничает.       — Вы понимаете, что в таких вещах не должно быть…       Стильштейна перебивают:       — Я всё прекрасно понимаю, но…       — Но вы ничего не проверили перед тем, как заявлять о подобном! Если они имеют доступ к складу, размером с две спальни, значит и к В-13 тоже!       Пенни встрепенулась. В-13? В-13?! Каким образом?!       — Что ты несёшь? — она встревает в разговор, с раздражением упрекая учёного.       — Не лезь сюда, — он цедит через зубы и отталкивает от себя женщину, — будешь путаться под ногами — останешься сидеть здесь, — говорит быстро, шёпотом, чтобы Шеф не успел услышать.       Пенни ошарашенно застывает, а затем хватает Профессора за пышный рукав тёмно-зелёной рубашки, и чуть ли не рвёт.       Мужчина, не ожидая такого развития событий, вырывается, и всё-таки ткань трещит по швам.       — Дикарка, — он шипит и силой вытаскивает свою руку из её хватки.       Пенни не терпит:       — Командуй, угрожай трупам или стеклу, а не мне.       — Что вы устроили?! Ко мне в кабинет, живо! — Шеф, к величайшему сожалению, всё это время был на связи, — Сколько вам лет и почему вы ведёте себя отвратительно?! Чтобы через пять минут стояли перед генералом!       И отключился.       Они одновременно вздохнули: учёный проворчал себе под нос то, что думает об этом месте и начальстве, а Пенни крепко выругалась, заставив Стильштейна скривиться.       — Тебе нужно вымыть рот с мылом.       — Я бы поспорила на этот счёт, — Браун криво усмехнулась, намекая, что знает больше, чем должна.       Роберт смерил её пренебрежительным взглядом, но решил сохранить остаток своего достоинства в глазах Куимби и не стал скандалить. Отношения выяснят потом, после того как он добьётся её отстранения.       Профессор предвкушает весёлое времяпровождение. Пенни не замечает, да и не хочет видеть того, как быстро Стильштейн возвращает надменное выражение на своё гадкое личико. Она хочет, чтобы принудительный больничный зависел от медкомиссии, а не кретина с раздутым самомнением. Ха-ха, когда-то давно она так же отзывалась о Талоне. Значит ли это, что в скором времени Профессор…       — Дамы вперёд, — он открывает перед Пенни дверь.       По виду Шефа и генерала можно сказать, что ничего хорошего-хорошего в новостях нет.       Она не собирается разговаривать со Стильштейном ещё как минимум полтора часа. Ради его же безопасности, и безопасности всего мира. Времена меняются, как и местоположение кулаков Пенни.       Вдохнула.       Выдохнула.       Девочка, иди и не думай о том, что нужно начинать толкать свои условия, но… Она очень давно не видела дядю, и обязана поехать к нему. Они работали вместе где-то в феврале, или январе, так что Пенни прорвалась через огромную очередь из иностранных желающих, которые не прочь поработать с инспектором. Новости о том, что Гаджет никого не калечит, а даже наоборот, лечит, привлекли слишком много нежелательных глаз и людей. Один раз фанат её дядюшки выследил объект своего обожания и попытался разобрать на запчасти. После этого инспектор перестал раздавать автографы редким туристам, а ещё сменил замки во всех своих домах. На всякий случай.       Брейн предупреждал старого друга насчёт таких кадров, но ему было всё равно. Гаджет только после замены чипа осознал, насколько серьёзно это предостережение. Дядя… Пенни немного раскисла. Плохой знак.       — Сразу к делу, — Ноззэр, хоть и непонятно, что здесь забыл, был одет с иголочки.       Ей не нравилось то, как он держал фоторамку, много раз склеенную при помощи киборга, и по его же вине разбитую… По ощущениям Пенни, к которым она прислушивалась, можно сказать точно: дядю он недолюбливает до сих пор.       На фотографии изображена группа людей: она, Шеф, Профессор, Брейн и Гаджет. Боже, не говорите, что Пенни приревновала бумагу в стекле к какому-то мужчине в погонах. Но они действительно красивые… И сама не против с ними походить. Достаточно давно ей хотелось пойти в спецназ, а потом переехать и поступить в Академию воздушно-военного флота. Пенни потеряла очень много времени в университете, но это не так страшно: рекомендательные письма и диплом всегда пригодятся.       Всё же, ничто не сравнится с её юностью.       Своё студенчество Пенни провела словно в тумане, и вспоминая отрывки тех дней хочется рыдать, удушающая тревога накатывает и топит в своих волнах (в какой-то мере она всё ещё не отошла от спёртого воздуха в огромных кабинетах, тонн книг и ненависти к одному человеку); мечта и желание быть лучше всех быстро исчерпала себя к концу второго курса, но упёртость не позволяла уйти. Они с дядей часто ссорились после того, как правда вскрылась, а Брейну влетело ещё больше, чем ей: он всё знал.       И молчал.       (Пенни умоляла.)       Пенни тоже молчала. Вот чем это закончилось.       Сейчас она не может сказать, как часто приходится пользоваться маскировкой: когда Браун не исполнилось шестнадцати, когда Пенни оставалась маленькой зазнавшейся дурочкой, ей не приходилось прятать тело или лицо.       На фотографии, сделанной недавно, она стоит в новой, красивой чёрной униформе, обнимает Стильштейна и дядю за шею. Шеф сидит за своим столом, а Брейн опирается на стену рядом со шкафом. Если не разглядывать её руки, портрет над головой Куимби, или не придавать значение огромному росту Гаджета, можно подумать что это обычная семейная съёмка. Тогда Пенни забыла включить голограмму, а перчатки забрать из мастерской.       Не велика потеря, но это могло вызвать вопросы, на которые она точно не сможет ответить.       Остальные заверили Пенни, что всё в порядке.       Она им поверила. Попыталась.       Только потому что пальцы не идут ни в какое сравнение с нижней частью тела.       Трудно представить, что всё хорошо, когда это совсем не так. Будет, не будет — проблемы решать нужно; поэтому она там, где стоит сейчас. Она решает только одну, по факту, но очень важную — существование и деятельность Вакуума.       Пенни и Генерал почти неубиваемы. Ей интересно, что из историй, которые она слышала из разных источников, правда, а что выдуманная параша. Что-то Пенни помнит сама, когда Диджит и Фиджет только начинали свой путь в этом мире, а что-то рассказывал дядя — исключительно положительное.       Девочка ведь. Да и не поймёт ничего.       Когда похожие мысли возникали в головах других людей, Пенни быстро отбивала желание думать так и дальше.       Инспектор Гаджет не обращал внимание на мелкие проблемы своей племянницы, потому что не видел их. Особенно киборг не замечал как она злилась, грубила и ругалась на идиотов-взрослых, неспособных на элементарные действия.       Доверие и понимание в том числе.       Пенни старалась чтобы дядя никогда не узнал о её мелких стычках.       Он ведь робот без чувств, да и не поймёт.       Задания, секретные миссии, срывы планов Доктора Кло утомляли всех, а Пенни они ещё и бесили. Она была очень удивлена, когда инспектора вновь перевели под крыло Шефа Куимби. И обрадована: что-то новое! Новые технологии… Впечатлили, заинтересовали, но всё осталось таким же: П.С.И.Х. и его психованный Доктор. Пенни не сводила глаз с рамки, которую Ноззэр продолжал держать в руках. Он не вливался в их коллектив. Возможно, отношения с Гаджетом перешли на более дружелюбные (хотя бы спокойные), но она понимала, что двух альф рядом с собой не вынесет. Допустим, женщина, а тут…       Недавно, буквально пятнадцать минут назад, нет, меньше! Она порвала Стильштейну рубашку. А если он какой-то-там-профессор, то этот — представитель высшего чина. С такими как он нужно быть начеку, а ещё лучше, как говорил дядя, на хорошем счету. Инспектор это немного упустил и своим советом не воспользовался. Надо узнать, как долго генерал здесь пробудет и разобраться в том, зачем вообще приехал.       — В чём проблема, Гаджет?       Пенни не вздрогнула, но почувствовала, как напрягся Роберт, стоящий слева от неё. Гаджет, значит?       — Всё в порядке, сэр. Задумалась.       Мужчина хмыкнул и поставил фотографию обратно. Шеф, очень увлечённо печатая что-то на ноутбуке, даже не поздоровался. Вероятно, работает над новым указом или проверяет записи с камер видео наблюдения. С его зрением? Второй вариант Пенни отбросила.       — И о чём же вы задумались? — он выгнул бровь и сложил руки за спиной.       — Это важно?       — Вполне.       — Хм, — женщина снова убедилась в том, что от генерала ничего хорошего можно не ждать. Сожрёт и не подавится. А если Инспектора, то и не подумает, — о вас.       Пенни показалось, что Стильштейн дёрнулся.       Интересно.       Ноззэр издевательски (так она это восприняла) улыбнулся:       — Обо мне, — никогда не сдавайся, позорься до конца.       Пенни мысленно дала себе оплеуху, но отступать было некуда. А вот Стильштейн так не думал, и сделав вид, что его здесь нет, зашёл генералу за спину: профессор показал руками жест, похожий на крестик. Мельком глянув на всё ещё работающего Куимби, он покрутил у виска.       Ха-ха, думает, она остановится?       Конечно нет. Пожалеет об этом позже.       — У вас неплохая физическая подготовка.       Роберт бесшумно хлопнул себя по лбу.       Генерал ожидал услышать что-то другое: об этом говорит его поза.       — Красивая, выглаженная форма… Когда-то давно хотела поступать в военно-воздушную Академию, поэтому вы вызываете у меня интерес, схожий с детским.       Стильштейн взялся за голову. Король драмы, однако.       — Неужели?       — Да, — Пенни улыбнулась.       — И на кого же вы хотели учиться?       — К сожалению, только хотела и не пыталась. Привлекала Высшая школа офицеров Генерального штаба.       — Ха, а у вас несостыковка, — мужчина сделал шаг вперёд. Несмотря на то, что они одного роста, ей стало неприятно.       — Ах, извините, — Браун скрестила руки на груди, — начала искать информацию связанную с противовоздушными… Средствами.       Ноззэр ответ засчитал, продолжать не пришлось.       — В Париже? Или вы решили быть поскромнее?       — В Париже.       Роберт следил за разговором, но его взгляд зацепился за один интересный фрагмент в тексте, который набирал Шеф. Профессор продолжал слушать, но его мысли уже бесповоротно заполнены.       "Я вас предупреждал, почему же меня никто никогда не слушает?"       — Кхм… Вынужден прервать вашу беседу, но мы здесь собрались не для этого, верно? — Профессор неловко кашлянул, пытаясь привлечь всеобщее внимание.       — Вы, пожалуй, правы, — Куимби неожиданно ответил, вряд ли закончив своё дело.       "Наконец-то."       Пенни выдохнула, сохраняя безмятежное лицо.       — Полагаю, должен объясниться, — шеф снял очки и устало потёр глаза, подперев голову рукой, — или вы сами?       — Думаю, с такой трудновыполнимой задачей я справлюсь, — недовольно произнёс Ноззэр, — так и быть.       А Пенни успела подумать, что пронесло…       — Вакуум косвенно связан с Джорджем Кло. По моим данным он имеет больше двадцати складов: оружейных и пиротехнических. Рядом, в самом городе, или районе Парлемо. Всего лишь один городишко и одна Италия. По всей Европе больше пятиста. Старший агент удивлённо хлопает глазами и хмурится. Стильштейн задумчиво присвистнул. Эта реакция видимо, удовлетворила генерала и он продолжил:       — Из Чехии мы вывезли всё, что могли и почти расчистили ближайший Восток. Вообще, это совершенно не то, что входит в мои обязанности, но обстоятельства требуют, — мужчина поправил часы на левой руке, оттянув перчатку, — во Франции тишина, но я уверен, что это не так. Мы просто не можем найти зацепку. Из Лондона и Барселоны вывезены шестьсот килограмм различных наркотических веществ — всё ведёт к нему. Здесь, кажется, яблоку негде упасть. Повезёт, если не прирежут в своей же квартире.       — Не обобщайте, — Куимби попытался защитить оставшиеся крупицы, — мы с вами говорили об этом.       — На улице да. Но тут осталось примерно тридцать тысяч человек, — Роберт говорил скорее себе, чем ей, Шефу или генералу, — из девяноста трёх.       — Всё плохо, — Пенни вздохнула. — Но не настолько.       Мужчина пренебрежительно фыркнул:       — Да, всего лишь пятьдесят три тысячи человек покинули свои дома и разбежались по всему миру.       Она умолчала о том, что десять из них примкнули к Вакууму, а пять погибли. Пропавшие без вести также входили в последний «пункт». У Пенни был список, который она периодически пополняла, или вычёркивала из него людей. В зависимости от того, сколько целей было поражено, и лимита, не дававшего распоясаться. Он не очень большой, за неделю можно обезвредить до пятнадцати, в особенно сложное время. Устранение занимает меньше: с ними не нужно возиться и делать всё осторожно. Печально, но правда. Зачистка — дело трудное и эффективное. В этом Плане Пенни не перенапрягается. Сцепиться с Талоном — прикончить двоих, но только если повезёт. Он способен на многое время в ослабленном состоянии, и чаще всего их стычки происходят, когда оба дерутся не в полную силу. Сначала это задевало, а потом она просто перестала думать о ерунде. Во время боя до этого не должно быть никакого дела. Пенни не хочет нарваться: всего один раз, пока Пенни находилась на посту Старшего агента, он бился как должен и не увиливал.       Ей пришлось превзойти себя и заставить мозг думать, а не действовать по интуиции. Пенни не понравилось. Восстановление (полное!), с учётом возможностей медиков Штаба заняло пять месяцев. Пять месяцев бездействия очень плохо повлияли на её самолюбие и прилежность. Гаджет прочитал миллионы лекций, прежде чем убедить племянницу в том, что она не бездельница, а наоборот. Самая ответственная и честная сотрудница в их филиале.       Пенни относилась скептически.       Да, конечно.       Потому что работать больше некому.       "Ещё одно слово, и я перестану посвящать тебя в мои задачи, — Инспектор, в конце концов, не выдержал, — перестань об этом думать, — и ушёл, закрыв за собой дверь стерильной больничной палаты."       Перестала она?       Конечно же нет.       Пенни просто не говорила об этом. Даже при Кайле. Подруга сильнее Стильштейна желала, чтобы она оставалась в госпитале. Урок, который Браун выучила после продолжительной рефлексии, должен был научить её противоположному, но что-то пошло не так.       "Не вздумай отступать. Не смей. Дерись до последней капли крови."       И если подумать… Это сохранило множество жизней. Она понимает, что в конце придётся дорого заплатить за убеждения, которыми руководствуется сейчас. Конец нескоро.       Разберётся с этим потом. Пенни никуда не денется, а дожить до глубокой старости ей не суждено. Главное разобраться с мафией и выкорчевать Кло из своего любимого "сада" под названием Метро-Сити.       (Она не против сделать это собственноручно.)       — Вы сказали… Джордж Кло? — женщина не знала о его существовании. Сколько их там вообще? Ирвинг клонировал себя и повысил уровень ёбнутости в тысячи, а то и больше раз? В чём дело?       Наверное, Ноззэр прочитал всё по её лицу:       — Да. Его личность всё ещё под вопросом, но думаю, сможем идентифицировать. Модели поведения, стили построения планов и их осуществление схожи, но ощущаются по-разному. Длительная психологическая экспертиза и анализ установили: либо Доктор Кло гениальнейший стратег, либо… Это не один и тот же человек. Их трое.       — Это многое объясняет, — Профессор, расслабившись, сел на стол Шефа и немного сгорбился.       — Например? — Куимби не возмутился, но отодвинул стеклянную вазу подальше от локтя Роберта. Вдруг.       — Как человек с безграничным количеством ресурсов и возможностей, связей по всему миру смог опуститься до уровня ребёнка и растерять влияние, предпочтя грандиозным проектам красть женщин — псевдо-провидиц, чтобы узнать продолжение сериала? И всем прочим мусором.       Пенни нахмурилась. Он как обычно, не стесняется в выражениях.       — Взрывать заводы? Выжигать на Луне логотип П.С.И.Х.? Начните думать. Невозможно в нашей ситуации всё спихнуть на маразм, альцгеймер. Мы смогли бы посадить неразумного дедушку в дурдом, не считаете?       В его словах действительно есть смысл.       — Я приму это к сведению, — Шеф раскинулся в кресле поудобнее и снова надел очки. — А Пенни? Что скажешь?       Она, на самом деле, вообще не знала, что ответить. Через несколько мгновений женщина слабо улыбнулась:       — Оставлю своё при себе… По правде говоря, не думала об этом раньше.       Воцарилось странное молчание. Она опозорилась? Зато честно. Пенни некогда трястись над такими тонкостями, и тем более их понимать. Оставьте это профессору. Женщина может заполнить сотни документов, вычислить, решить сложные математические задачки, помочь с логистикой, дать мотивирующий выговор лентяю или пожалеть ребёнка… Но тратить время на размышления, насколько всё плохо у Кло с головой… Ха-ха, интересно. Они действительно правы: это важный стратегический и расчётный момент.       Пенни опозорилась. Блять.       — Никто не думал. Быстрые выводы — лёгкие решения, которые, к сожалению, чаще вредят, чем помогают, — генерал, к её удивлению, пробормотал это себе под нос. — Так. Я остановился на том, что у вас дела обстоят хуже, чем Совет предполагал. Придётся привлекать Линдгрен, — мужчина цокнул языком и развернулся на пятках лицом к окнам.       Он зашагал вперёд, и неожиданно остановился, уставившись в одну точку.       — Линдгрен? — Пенни не помнила этого имени. Или фамилии?       Генерал как будто оценивал город, стоя к ним спиной: ещё угнетающе картину делало практическое отсутствие освещения. Тёмная фигура на фоне пасмурного, серого пугающего неба, была чёрной. Навевает некоторые воспоминания. Пенни ждёт ответа. Мужчина хмыкнул каким-то своим мыслям.       — Вам знакомо исследование А-321?       Стильштейн странно оживляется. Она смотрит на него с вопросом, но он игнорирует её сигналы.       — Допустим, — пока Роберт не успел открыть рот. Пенни может получить ответ на старые вопросы.       — За это отвечает офицер. Господин Куимби по-любому вспомнит былую дружбу. Она состояла во многих формированиях и знает почти всех, кто работает в Совете, лично.       Ответы? Пф-ф-ф-ф, конечно, да. Прямо здесь и сейчас. Пенни старалась держаться, честно. Пока получалось. Если бы Пенни не чувствовала энтузиазм Профессора, это было бы в разы легче.       Окей, ладно. Они собираются привезти, а может протестировать нового киборга текущего поколения. Пока про дядю ни слова, но это не показатель. Из их слов вытекает следующая картина: некая Линдгрен (офицерша!), ответственная за Николь, появится в городе в ближайшее время. Чем она занимается? Ноззэр отвечает только за Кло, а уже исколесил и прошерстил всю Европу; возможно, она из его отдела или из первых попавших под руку, кого отправили разобраться с бельмом на глазу великого Совета.       Твою мать!       Пенни не может переварить всё это. Старший агент уже успела засомневаться в своём решении и отношению к больничному.       Может всё-таки взять?..Хорошо, если она не справится с тем, что произойдёт в ближайшие полчаса, так и быть, подсластит Стильштейну жизнь. Да и к тому же… Можно поправлять здоровье и в меру заниматься бумажками.       Решено! Пенни отложит основную работу и сократит физическую активность. Но это не помешает ей капать Роберту на мозги.       Пенни улыбнулась сама себе: какая же она молодец! Нашла компромисс. Будет сидеть с Шефом в любом случае. У него начались проблемы со зрением, давление нестабильное. Старший агент обязана быть рядом… Это ещё одна причина, по которой так не хочется оставлять их всех одних. Звучит, как если бы Пенни собиралась увольняться. Браун фыркнула: не только Стильштейн драматизирует.       — Надеюсь, Аи при встрече не сломает мне все кости, — Куимби мечтательно поднял голову к потолку.       — Надейтесь, — генерал кивнул.       — Я рад, что вы смогли найти общий язык, и очень приятно слушать ваш милый разговор, но у нас есть нерешённая проблема, — Роберт выглядел куда серьёзнее обычного.       Он сложил руки на груди и с голосом, не предвещающем ничего хорошего, сказал:       — Вакуум каким-то образом получил доступ к внутренней кодировке и архиву позывных. Если они смогут расшифровать более сорока процентов, то без проблем подставят реальные имена. Остальное — горячие точки и наши материальные базы данных. Ах, да, — Профессор сделал самое печальное выражение лица, которое она когда-либо видела, — Госпожу Гаджет успели определить.       — Это не всё, — мужчина, единственный, чей рост не превышал ста шестидесяти пяти сантиметров, вертел в руках шариковую ручку, подаренную Инспектором и Пенни на его юбилей.       — Да, вы правы. Ещё они знают про миссию Гаджета и скорее всего раскрыли местоположение инспектора.       Всё внутри Пенни сжалось и ухнуло вниз.       — Что?       Голос не дрожал. Роберт знал что она задаст этот вопрос.       — Дело в том, что если до того, как я перепишу всё планирование Управления, Криста подберёт «отмычку» к ИИ-шной части Джона, существование, не только наше с вами, будет под очень большим вопросом, который можно решить копкой или щелчком пальцев.       Сказать нечего.       Но у Пенни в голове внезапно появилась одна великолепная, но ёбнутая идея. Благодаря ей можно будет решить эту проблему. Минус один: после исполнения надо возвращаться в палату, а не брать смехотворный больничный. Ладно, она заебёт Кайлу постоянными звонками и вопросами о состоянии Куимби, испортит Стильштейну все нервы с помощью СМСок.       Все будут живы и рисковать не придётся.       Она как обычно. Договорённости, установленные Пенни с собой же быстро исчезают под влиянием обстоятельств.       Зато результат ни разу не подвёл. Все запланированные цели поражены, отчёт идеален, а в Метро-Сити чудесным образом становится на десяток мразей меньше. Только тогда Пенни искренне наслаждается своей работой и понимает, что её вклад незаменим.       — Итак, господа. Что делать будем? — Роберт не ждёт.       — А что мы можем? — она знает, что звучит как-то пессимистично и безнадёжно, но.       — Для начала включим свет, — Ноззэр вовсю пользуется технологиями Штаба, потому что свет действительно загорелся.       Пенни ойкнула и зажмурилась. Женщина терпеть не может, когда так делают! Захотелось взять фонарик и посветить им генералу в глаза.       Ну твою же! Сука, нельзя так сразу. Он и правда любит издеваться над людьми. А ведь она не поверила дяде… Чёрт его дери!       — Профессор, будьте добры, сообщите специалистам, чтобы они начинали переделывать известные вражеской команде части. Полностью. Под мою ответственность.       Генерал?..       Пенни, Стильштейн и Шеф мельком переглянулись, ставя это под сомнение. Ноззэр ведь почти не думал. Но раз под его ответственность… Ладно. Она будет использовать свои методы. Их эффективность не меньше.       — Хорошо, свяжусь с ними. И кстати, у есть меня просьба… К вам, Шеф.       — Слушаю, — он внимательно посмотрел на Роберта.       — Отстраните эту милую леди. На две недели.       Пенни с яростью сжала кулаки и резко развернулась к нему лицом, но сказать в своё оправдание ничего не могла. Если Куимби узнает, что Талон разнёс ей балкон и украл вещдок, о существовании которого умолчала…       Будь ты проклят, Роберт.       — Почему я должен это сделать?       — Потому что она превышает свои должностные полномочия.       Мужчина сначала удивлённо посмотрел на Пенни, потом на учёного.       Они снова что-то не поделили. Как же ему надоели эти бессмысленные разборки:       — И как ты это определил?       Что Браун, что Стильштейн — одни из самых удивительных людей, которых он встречал в своей жизни. Сильнейшие личности, но мнительные до невозможности, и Пенни, воспринимающая всё в штыки, Роберт, уверенный в своей правоте, вкупе с дальновидностью, перестали уживаться вместе ровно в тот день, когда официально было признано: у Метро-Сити нет шансов.       Но сейчас они стоят здесь, перед ним и непонятно, чего хотят.       Роджеру всё равно. Шефу Куимби нужно разобраться в причине очередного конфликта. Если бы он не любил это место, бросил бы свой пост, уехал и забыл. Но это невозможно, и поэтому мужчина тяжело вздыхает:       — Только не говорите, что помимо того, что произошло в пятницу, ты, Пенни, что-то кому-то сломала. Я не буду выписывать компенсационный чек от имени Штаба.       — Очень жаль, — профессор придирчиво разглядывает свои ногти. У него всё ещё порван рукав.       Куимби только сейчас замечает:       — Боже…       Роберт хихикает в кулак, Старший агент готова вцепиться ему в волосы: страшно. Она ведь может, и Роджер не сумеет их разнять.       — Какие интересные подробности, — Ноззэр, про которого все забыли, не хотел вникать в личные дела этих троих. Но уйти пока что не мог: остался момент, который тоже нужно обговорить.       — Минуту, генерал, — Шеф «извинился», — объясните в чём дело и не задерживайте человека, — он обратился к подчинённым, перейдя на раздражённый шёпот.       Роберта хотелось испепелить, линчевать! Куда он вообще лезет? Учёный? Вот пускай возится со своими исследованиями, и не мешает ей! А потом Пенни встретилась с ним взглядом.       Она действительно почувствовала себя виноватой.       Его искренность сражает всякое желание сопротивляться, и Пенни остаётся признаться самой.       Поэтому она ненавидит смотреть людям в глаза.       Кажется, что он чего-то боится, но страха там быть не может. Скрытое переживание? Она напрочь забывает, как читать других. Странный прилив стыда и раскаивания кружит голову.       В тот момент, когда Роберт отвернулся, Пенни уловила тревогу, каплю понимания, и приняла свою неправоту.       До того, как он успел открыть рот, Пенни собралась с духом:       — Я объясню всё сама.       — Хорошо.       Ноззэр здесь будет ошиваться?       Просто замечательно. Она очень рада.       — После произошедшего… Талон, около двух или трёх часов ночи, проник в мою служебную квартиру… Он во всех смыслах разодрал мне балкон и зацепил несколько не снятых швов на бедре, — Пенни удержалась и не сглотнула, — я не знаю, как он нашёл адрес, но это значит, что если я перееду в собственную или к дяде, поставлю под угрозу возможных сожителей и многих других.       — Вопрос в том…       — Когда полтора месяца назад Кайла сказала мне, что в канцелярском магазине происходит что-то неладное, я так же зашла сообщить об этом вам, — она перебила начальника, — или наоборот, вы сами позвали меня. Это неважно: я не смогла не попытаться не задержать его и получила значительные телесные повреждения. Но у меня получилось достать кошелёк Талона. С документами внутри.       Стильштейн свёл брови и с недоумением уставился на Пенни.       — Ты смогла сделать… Что? Что у тебя получилось достать, я не расслышал?       Она закрыла глаза и вдохнула:       — Всё ты услышал. Я не решилась отнести его сюда потому что опасалась, что спланирует нападение: так и вышло. Не найдя того, что он искал, Талон почему-то решил, что его пропажа именно там, где она и была. Ущерб вполне возместим, но за большую сумму. Я всё оплачу, не волнуйтесь… Из хорошего: я получила копии его паспорта, водительских прав и всего того, что находилось в портмоне.       Стильштейн прищурился. Он не мог в это поверить. Слишком нереалистично. С другой стороны такое невозможно выдумать.       Пенни тем временем продолжала:       — И именно эти копии я вложила в паспорт, оставив оригиналы, которые смогла оцифровать и занести в Базу. Сейчас они при мне, — она с частичкой гордости слабо приподняла уголки губ.       Шеф многозначительно молчал. Думалось трудно, но он тщательно переваривал ею сказанное.       — Мда, — генерал не знал, как относится к этой информации.       — Можешь достать их прямо сейчас?       — Да, конечно, — под неопределённым, тяжёлым взглядом Куимби хотелось       съёжиться.       — Ты брала деньги? Они вообще там были?       Пенни не ожидала такого вопроса от учёного, и даже забыла, что хотела сделать:       — Деньги?       — Да, дорогая, деньги. Знаешь, их как раз носят в кошельках, а ещё хранят на счетах в банках и снимают с пластиковых карточках.       Пенни скривилась: как же заебал.       — Нет. Я ничего не брала, хотя там их было прилично. Я в средствах не нуждаюсь, а вот Талон, похоже, очень даже. Он пришёл ко мне не за документами, а по факту за деньгами. За кого ты меня принимаешь? — прошипела она.       — Отпечатки пальцев? — Роберт не мог остановиться, задавая наиглупейшие вопросы.       — Стёрла. Точнее протёрла со всех сторон специальной тканью.       — Господи… Я то думал, у тебя есть крыша над головой, — Профессор даже снял очки, и крепко зажмурившись сжал переносицу.       — Пенни, будь добра, достань документы Талона, — Шеф напомнил о себе.       Она полезла в карман и достала из него пакетик с небольшими книжечками внутри. Женщина отдала его прямо в руки Куимби.       Дождавшись момента, когда он будет вскрыт, и мужчина под пристальным вниманием сразу троих пар глаз откроет эту интереснейшую книжку, Пенни наконец-то услышала то, чего так жаждала. Они почти хором произнесли:       — Этот?       — Тристан?...       — Кло.       Профессор брезгливо скривился, Куимби был способен, и только генерала осенило.       — Это же его копия.       Она попыталась сообразить, что он имеет ввиду, но не получилось.       — Чья? — Роберт тоже не понял.       Ноззэр ничего не сказал.       Не очень-то и хотелось.       — Итак… Профессор, мы всё ещё не закончили.       — М? Ах, да. Вы рассмотрите моё предложение?       — Подумаю. Назвать действия Старшего агента нарушением некорректно, но они так же не соответствуют требованиям протокола. Пенни, ты молодец: как всегда ввела всех в ступор. Не спорю, то, что ты достала и совершила, очень сильно поможет Управлению.       Стильштейн усмехнулся.       — У неё сотрясение и несколько трещин в рёбрах.       — Сотрясение?       — По моей памяти вторая степень. Поправь меня, если я ошибся, — он обратился к ней с нотками небольшого превосходства.       Нахал. Пенни закатила глаза, но отвечать не стала.       — Пенни, возьми больничный на две недели и походи на стационар. Больше мне сказать нечего, — Шеф вздохнул.       — Есть, — Роберт язвительно улыбнулся.       Браун скорчила страдательную гримасу. Заебал! Сил нет.       — А, и ещё мы уничтожили жучок на складе рядом с моей лабораторией.       — Жучок? — встрял Ноззэр.       — Да.       — Мы, а на самом деле Профессор его раздавил. Неизвестно, кому он принадлежал.       — Понятно. Отдайте его на экспертизу.       Желания уходить не было, но разговор исчерпал себя.       Пенни немного, совсем чуть-чуть стало грустно. Не знает почему, но лёгкая тяжесть осела в районе груди.       — Вы свободны.       Она кивает, и медленно шагает к выходу.       — Я пришлю отчёт позже, — Профессор следует примеру Пенни и выходит.       Когда дверь закрывается, и молодые люди наконец-то оставляют мужчин одних, Куимби с разочарованием стучит пальцами по столу. Звук приятно успокаивает слух.       Генерал шуршит одеждой, и со скрипом пододвигает стул, ранее стоящий в углу кабинета, и садится напротив Шефа:       — А мы с вами продолжим.       — Они ведь кровные родственники, — скорее утверждение, нежели вопрос.       — Но это не доказано.       — По моим данным Талон не имел никакого отношения к Ирвингу.       Генерал деловито закинул ногу на ногу. Спинка стула неудобно давила на лопатки.       — Ваши данные давно неактуальны. Но если то, о чём я думаю, соответствует реальности, у нас есть возможность решить всё быстро.       — Хотите выйти на след? — глава Штаба вопросительно приподнял брови.       — Читаете между строк, Роджер.       Мужчина ухмыльнулся в своей привычной манере.       *       Стоило Пенни выйти, как в ту же секунду её затылок был прислонён к холодной шершавой стене, а рядом с ухом находилась ладонь Роберта.       Голова от резкого удара запульсировала, всё вокруг как будто пошатнулось и она зажмурилась.       Пенни не поняла, что произошло, но определённо захотела врезать рыжему уёбку.       — Какого хера?       — Это я должен спросить тебя: какого хера.       Периферическим зрением она уловила трещины, лопнувшую краску под ладонью мужчины.       В чём проблема? Что ему опять не нравится?       Единственное, что можно сказать точно — Роберт разъярён.       Они снова смотрят друг другу в глаза, и она правда не понимает.       А потом он берёт её лицо в свои руки, от того, насколько они горячие, становится почти больно. Кусочки отошедшей краски впиваются в щёки.       Он продолжает смотреть, и всё внутри потихоньку замирает.       Пенни не думает шевелиться.       Сухие, обветренные губы Стильштейн поджимает, и рывком взбадривает Пенни, хорошо тряхнув её.       Он говорит.       — Что ты творишь? Ты понимаешь, что ты делаешь? Он швырнул тебя в электрический щиток. Не просто в стену: целился. Он выдрал из твоей ноги кусок мяса. Он раскрошил тебе руку. Что, что, ради блядского Бога ты делаешь?       Пенни тоже хочет сказать. Но слова не идут.       — Теперь он знает где ты живёшь, и он в любой момент может появиться там, где надо. Можешь есть, спать, откисать в ванной, и у него есть всё для того, чтобы уничтожить, избавиться от тебя, Пенн.       Она моргает.       Сглатывает скопившуюся слюну, вспоминает, что может дышать.       Волнуется?       Стильштейн? Боится?       Стильштейн за неё боится?       Пенни моргает ещё, и ещё, много-много раз, пытаясь смахнуть капли, собирающиеся в уголках подсохших глаз.       — Ты…       — Я, Гаджет, я! Я знаю тебя с младенчества, знал твою мать и твоего отца, — Роберт начинает шипеть, а не шептать, — и я не хочу, чтобы ты оказалась разобрана на органы, и как тот…       Из-за собственной быстрой, сумбурной речи мужчина сбивается, закашливается.       Она молчит.       — Я не желаю тебе смерти, запомни это.       Роберт перемещает руки на плечи и наклоняет голову вниз, пытаясь отдышаться.       Пенни запоминает?       Она невидящим взглядом пялится в стену и в прострации накрывает запястья профессора своими пальцами.       Пора уяснить. Если он называет её по дядиной фамилии — конец. *       — И что дальше? — девушка крутит в тонких, изящных руках пистолет и веселится.       Талон тоже улыбается, продолжая:       — Я вывихнул ему все пальцы на левой руке.       Пустота под ногами и тепло в области больной поясницы хорошо расслабляет. Они сидят в какой-то подворотне, Коготь позвал её прогуляться и поговорить. Не о важных вещах. Хочется простого человеческого: перемыть все косточки надоедающим занудам и облаять его семейку.       Уж очень Тристан заебался.       Коробки, старые и крепкие, конечно не мягкий стул, но и так сойдёт. Грелка, любезно одолженная информаторшей, лежала у стенки, к которой он прислонился.       Вокруг было темно и сухо.       Маленькая красная лампочка, метрах в ста отсюда, добавляла атмосферы.       После встречи день стал немного лучше: тихо, спокойно и ничего не мешает. Даже те шизоиды, арендовавшие его голову для переговоров на всю оставшуюся жизнь, смолкли.       Талон надеется, что в ближайшее время не произойдёт никаких форсмажоров, он резко не понадобится сестре: всё будет замечательно.       — Зря-я-я-я-а, надо было сломать, а то нечестно вышло: заплатил за этого придурка, а толку ноль, — Меллиша тянет гласные и, как кошка, улыбается. Малиновые волосы из-за красного цвета кажутся ещё ярче.       — Чего расскажешь? Маловато как-то. Обычно тебя наоборот, хер заткнёшь, — она поворачивает съехавший набок ободок с серебряными шипами и спрыгивает с насиженного места.       Девушка потягивается: сидят достаточно долго. У него тоже (немного) затекли ноги. Талону захотелось встать и размяться, но он за сегодня слишком сильно устал. Даже странно, потому что выпил две банки хорошего энергетика. Посоветовала как раз Мелл.       Что же ей предложить…       — Седьмого числа спиздил флешку с инфой про оружие Штаба. Всё прошло нормально, правда эта снова путала что могла, — она слушала без особого интереса. Что есть то есть. — На входе стояло два охранника, мне было как-то не очень, поэтому чтобы не заморачиваться, рубанул по ногам. Отрезал или нет — не могу вспомнить. Наверное, да? Больше нихуя не помню… А. Выследил ту девку, которая спиздила у меня кошелёк. Вломился, забрал. Немного побесились, но больше напрягает, что и деньги, и документы на месте.       — Хм. Может она что-то подменила? Проверь, — омега задумчиво почесала подбородок, — интересно, про кого ты говоришь… Я была бы не против пересчитать ей зубки.       Талон хмыкнул и достал грелку из-за спины.       — Может быть, ты её видела, но не думаю, что знаешь.       — Да ну? Скажи, как зовут? Опиши. А то всё манда, охуевшая сука… Скучновато. Да и я тоже женщина. Неприятненько.       — Пф…       В каком-то смысле она права.       — Пенни.       — А фамилия? Или второе имя? Или она у тебя одна на весь мир? — Мелл усмехнулась и взяла телефон.       — Фамилия?       Чёрт… Он забыл. Действительно забыл. Вертится на языке, но… Тогда второе имя?       Пиздец.       Меллиша листает ленту, а потом начинает строчить кому-то сообщение. Ствол, данный для «дай просто подержать, жадина» висит у неё на поясе.       Как же оно… Да блять. Руф? Гув? Мув? Риф? Раф? О. Хоть что-то.       — Опять амнезию словил? — пока он вспоминал, она успела сделать всё что хотела.       — Раф.       — Ага… Ого… М-м-м, ты прав, не знаю такую.       Мелл…       — Всезнайка оказалась не всезнающей?       — Эй. Ты не назвал мне фамилию. Следи за речью, — девушка хохотнула, — по моей поисковой системе, в Метро-Сити проживало до пяти тысяч Пенни разных возрастов. Обобщённое число за всё существование города. Ну там регистрации в роддомах, архивы. Пенни Раф она насчитала штук двадцать. Из оставшихся здесь — пять. Какой ужас! Меня преследуют пятёрки!       — Ты вбила всё правильно? Точно?       — За кого ты меня принимаешь?       За кого-то очень неоднозначного.       — Всё, отъебись. Не хочу о ней даже думать.       — Ой-ой. Мальчика обидели?       — Как с памятью? По вине этой шмары мне пришлось отрабатывать сто тридцать часов. А теперь умножь на три недели.       — Почему у вас такая конченая… Это даже не отработка!       И на вид хороша, и не глупая…       — Скажи тоже самое Кристе. Она с удовольствием послушает какую-то девочку, сливающую самое важное про её детище, — Талон развёл руками и тоже встал. Позвоночник привычно хрустнул, а от пяток и до рёбер пробежала короткая вспышка ощущений. Ноги начало покалывать.       — Разотри, а то потом болеть будет, — она отцепила пистолет и кинула его в сторону хозяина.       Он поймал огнестрел на лету:       — Быстро наигралась.       — А там ничего увлекательного не было.       — Будет неплохо получить ответ на вопрос: что у меня хоть когда-нибудь НЕ будет болеть.       — Думаю, ничего и никогда, — Мелл пожала плечами. — Или… Ну Кристу ты не грохнешь.       — Бесконечность…       — Не предел.       Они рассмеялись.       И пожалуй, пора заканчивать.       — Мне нужно рассчитать прибавку сотрудников у Стальнога и посмотреть, что происходит на предприятиях Калинина. Сколько возьмёшь?       Меллиша, уже запрыгнувшая на пожарную лестницу для того чтобы забраться на крышу, резко замолчала.       Что произошло?       Тишина и ветер, гуляющий по узким улицам, действовали на него отрицательно.       Свист в ушах всё нарастал: как бы Талона опять не продуло.       — Не потянешь.       — Что это значит?       Он скрестил руки на груди.       Она не понимает, с кем имеет дело? Интересно, что и почему можно не "потянуть".       Скрежет ржавого металла действовал на мозги: Мелл держалась одной рукой за перекладину, ногой стояла на самой нижней, а остальные две конечности слабо болтались. Она раскачивалась так минут десять, пока у него окончательно не замёрзли руки.       — Сотня.       — Сотня?       — Да, — девушка оттолкнулась и спрыгнула на землю, отряхнув руки от железной стружки и старой облезшей краски.       В её радужках мерцало что-то непонятное. Две цветные точки дрожали. Наверное придумала как выторговать больше? Да нет. Непохоже. Слишком сосредоточенное лицо. Мелл прищурилась, почесала голову.       Талон не мог остановиться: длинные накрашенные ресницы подрагивали. Единственный источник света занимательно подчёркивал желтизну, кислотность и прекрасную яркость её глаз; красный хорошо ложился на губы и скулы.       Сейчас ему было не до денег.       Талону нравилось видеть, как эмоции на лице девушки, тщательно замаскированные, проглядывались через малейшие морщинки на лбу или каждый шмыг носом.       Он завидует.       Через каких-то сто тридцать две минуты эта красивая, завораживающая картинка исчезнет.       — Мне нужно быстро, точнее как можно быстрее выпить ту штуку, которую ты привёз, — Талон не хочет это говорить, но надо. Перед самолётом обязан предупредить Блейз, иначе сделка будет сорвана.       А ему срочно нужны эти деньги.       — Я кое-что не доделал, — Уилл прячет небольшой блокнотик и ручку в сумку.       — Опять варишь? — он знает, что да.       Хочется спать. Лечь и не проснуться.       — Что на этот раз?       — Меф.       — Меня кормить собрался?       — Как скажут, — брат печально продолжает, — но ты поразительно трезв. Скоро облава, так что готовься.       — Я знаю.       Перед началом ломки проще всего закинуться снотворным, но не смертельной дозой, и заснуть на лавке в парке или в чьём-то чердаке. В отходняк Талон заставляет себя игнорировать всевозможные последствия, шляясь по городу и ища дорогу домой. Мозг очень хорошо работает: он запоминает часть маршрутов, а в следующий раз остаётся проверить путь и утвердить его.       Заодно можно подслушать кучу полезного.       Пока работает.       Пока он держится, но сколько это продолжится? Что делать, если других методов борьбы не окажется?       — Я буду у себя, — Уильям осторожно берёт его под локоть. Потом достаёт пузырёчки с розовой жидкостью внутри. Он кладёт их в ладони Талона, непривычно бережно сжимает его руку в своей; а ведь кипяток — что склянки, что шершавая, потрескавшаяся на холоде кожа Тхо.       Надо отдать ему какой-нибудь крем. Он знает и помнит, как больно трогать вещи.       — Я принесу тебе что-нибудь.       Уилл вопросительно смотрит на кузена.       Чтобы во время разговора с Талоном не возникало ощущения, будто с тобой говорят из динамика, прикреплённого у потолка, приходится задирать голову к небу.       — У тебя сухие руки.       — Ого-о-о-о, — Тхо явно не сообразил, что нужно сказать.       — Только попробуй скривить ебало как обычно.       Улыбка, которая не успела появиться, тут же исчезла.       — У меня есть целых два варианта. Любуйся худшим, — братец обиженно поправил очки.       — Худший? Да тут нет никакой разницы: у тебя всё перекошено.       — А ещё сухие руки.       — А ещё сухие руки.       Уильям всё-таки ухмыляется. Его в подобных разговорах что-то цепляет.       После того, как они расходятся, Талон решает продегустировать содержимое пузырьков.       И оно оказывается в тысячи раз лучше всех снотворных, психотропных или дорогой наркоты.       Каждое употребление вызывает неизлечимую зависимость — он уверен, что у этой чудо-настойки она ничуть не меньше, чем от любого другого средства.       Талон знает, что Мелл неприятен пристальный интерес.       А что она может сделать?       Он продолжает разглядывать каждую нитку из потрёпанного чокера, неровный шов на вороте рубашки.       Девушка резко поднимает подбородок, заканчивая подсчёт и раскрывая рот, но не произнеся ни слова, осекается. За одну секунду она испытывает десятки противоречивых чувств.       Его зрачок ненормально расширен. Кажется, что они пялятся друг на друга целую вечность.       Талона это забавляет.       Он не хочет пугать её, но на губах расцветает нездоровая улыбка, больше напоминающая оскал.       Меллиша сглатывает, и со злостью спрашивает:       — Тебе что, нехуй делать? — почти рычит. Кло наклоняется ближе к её лицу.       — А ты что, — так тихо, — против?       Меллиша носом втягивает воздух, вдыхает сквозь зубы:       — С учетом того, что ты постоянный клиент, скидка примерно семьдесят процентов. С тебя сто пятнадцать тысяч.       Талон хмыкает, растягивая губы, до ушей:       — Уже лучше.       — Иди к черту. Снова за своё?       Он подцепляет её челюсть и заставляет встать на носки. На тяжелых армейских ботинках, выторгованных у отца, чудом не образовываются заломы.       — Повтори.       — Нет. Иди нахер.       Талону смешно.       — А как считаешь, легко живется людям без языка?       — Скоро проверишь на себе, — Мелл знает что сказать.       — Проведу бета-тест на тебе.       — Ха-ха. И кто будет с тобой пиздеть, — она уверена, — или брать деньги за шпионаж? М?       Ухмыляются оба. Но по разным причинам.       Меллише мерзко находиться с кем-то в таком близком контакте.       Талон сильно сжимает челюсть. Он мог бы задушить прямо здесь и сейчас, приподнять одной рукой над землёй.       Нельзя: правда, на такую работу больше никто не сгодится.       Ей хочется убраться отсюда как можно дальше: шея затекла, а он не отпускает. Ладони и локти вспотели. Мелл надеется, что когти не распороли ухо и щёки. Больно стоять вот так.       Но перестать хамить — вычеркнуть часть жизни.       — Криста будет недовольна. Тратит та-ак много, а потом резко кто-то по неосторожности сворачивает кому-то шею, и всё. Незамысловатый убийца становится бесполезным. Талон щёлкает зубами. Сукина дочь.       Никто не шевелится.       Она понимает, что в ближайшее время лишится чего-то, без чего можно жить. Кончика носа. Пальцев. Да даже блять руки. Мелл кажется, что колени от перенапряжения дрожат. По факту.       Талон убирает руку и она отшатывается назад. Всего чуть-чуть не хватило, чтобы черепушку пробила арматура, торчащая из старого кирпича. Потрёпанная проводка, привязанная к штырю, давно не работает.       Её сердце заходится в бешеном темпе.       Лёгкие немного печёт. Становится душно и почему-то в голове появляются интересные мысли: извиниться? Возможно, она переборщила.       Меллиша с неверием напрягает слух.       Где-то очень, очень близко ревёт сирена и мигалки.       Твою мать. Неужели…       — Блять, Маркса накрыли! — это должно было случиться рано или поздно.       — А зачем переживаешь? Тебя что, приплетут?       — Вопрос такой же ебланский как ты! Да!       — В следующий раз я буду разговаривать с тобой по-другому.       Через секунду выстрелы и редкие крики нарушают хрупкий покой ночной жизни, а Мелл оказывается на чужом плече.       — Потерпишь.       Смута, сильнее, чем все, какие до этого Меллише доводилось видеть или слышать, заставляла сжаться в страхе за свою дырявую шкурку. Машин становилось всё больше. Она чувствует звон стекла и запах горелой резины. Люди визжат. Его должны были прикрыть ещё в первом полугодии! По прогнозам всей банды, денег у владельца кальянки не хватило на взятки и параллельное ведение бизнеса. Продержался же!!! Как всегда, до самого неудачного времени. Мелл распирает от злости и волнения.       Помимо шеи, ног и скул у неё начинает болеть живот: качаться на плече амбала, который чуть не насадил её дурную головёшку на железную палку нихуя не прикольно!!!       Талон прислушивается к тому, что происходит за углом.       Тень скрывает их от слепящих синих и режущих привыкшие к мраку фар. Меллиша жмурится и пытается натянуть капюшон до носа.       — Не дёргайся, — он шикает на неё, а потом, прямо перед тремя авто, проскакивает на другую сторону улицы. Что он творит?       Желудок от резких движений неприятно скручивает: девушка сдерживает горечь от недавнего ужина в дешёвой забегаловке. Мелл не может убрать бесячую чёлку, и от этого заводится ещё быстрее. Пыл остужает дезориентация. Он несёт её хер пойми куда, уверенность в том, что придётся отстирывать шмотки от блевотины радости не приносят.       Вот прикол, если Меллишу вырвет прямо сейчас.       Она прикрывает рот рукой, а другой держится за куртку Талона, чтобы не заносило на каждом повороте: слетит быстро.       Неизвестно, есть ли погоня, но её волнует только присутствие денег в набедренной сумке. Мелл не может понять: это она закреплена на талии, или как? Если из-за этого дауна, неспособного подняться на крышу и съебаться таким простым и лёгким путём слетят бабки…       Она сама его ёбнет!!!       — Меня сейчас стошнит, — говорить было трудно, — какого хуя, можно было по-другому!       — Нельзя, — Талон не останавливается.       Он перепрыгивает через мусорный бак и её на несколько секунд оставляют парить в воздухе, чтобы позже подхватить на руки и перекинуть через плечо.       Она не будет платить за химчистку.       Девушка кашляет, сплёвывая воду и кусочки не переваренной пищи. Горько, сука. От этих вкусов желание проблеваться только усиливается. На ладони остаётся мякоть помидора.       Противно.       Она утирает рот тыльной стороной кисти и стряхивает то, что было внутри неё пару часов назад.       — Мы могли залезть на крышу, — Мелл опять харкается, — неразумный ты кусок дерьма!       Голова кружится, и она не удивится, если следующие трюки Талона вестибулярный аппарат просто не осилит.       Он петляет по дворам и переулкам, но не понятно для чего. Это такая привычка? Очень хуёвая. Мелл прелести не поняла и не заценила. Ноль из десяти.       Внезапно она очень больно ударяется ногой об какую-то поеботу и вскрикивает, не забывая, что это — оплошность Талона. Он, блять, вообще не соображает?       Вцепившись в ему в волосы и натянув их на кулак, Меллиша орёт прямо в ухо:       — Кретин! Мне больно!       — Убери от меня свои обблёваные руки, стерва! — Кло спотыкается, но сумев сохранить равновесие, хватает девушку за ботинок, перетаскивая её так, чтобы он мог продолжать двигаться дальше.       — Мне. Больно. Охуевший. Ты. Идиот! — Мелл взвыла, когда на ушибленную пятку надавили. Она не знает, сколько ещё осталось до пункта назначения, но уже готова отдать Богу душу, лишь бы это поскорее закончилось.       Прибавит к грешкам Талона и потребует компенсацию за моральный ущерб. Нет, даже лучше! Скидки, безвозмездная помощь… На хую вертела. Чтобы ещё хоть раз связалась с отбросами из Вакуума? Да никогда! Это приключение и всё, что было до него, Мелл запомнит.       Надолго.       Внутренности, по ощущениям, холодеют, когда звук сирен снова гремит в ушах. Снова красный и синий пляшет по серым замызганным стенам некогда приличного спального района.       Ебучий театр теней. Вся эта ситуация вымотала, и она пусто смотрит вперёд. Сил на злость не осталось, как и на боязнь близкой расправы.       Её очень давно ищут. — Остановитесь! Мы знаем что вы здесь! Талон ускоряется. Он игнорирует певучий женский голос.       Несёт уже нечистотами: чем глубже они забираются, тем сильнее Меллишу мутит. Она не понимает, что это за местность, но пара идей, появившихся из-за поворотов и постоянных препятствий, есть. Его заносит из стороны в сторону, Талон чудом не запутывается в своих же ногах.       Рёв мотора всё ближе.       — Крыша, говоришь? — язва.       Он резко останавливается.       Скрип сапог бьёт по звенящей голове не хуже стального молотка, и по причине незапланированного торможения она почти скатывается вниз на землю. От падения спасает только крепкая хватка и сломанный ноготь Мелл.       Мизинец больно впивается в жёсткую ткань его куртки. Наверное, есть кровь. Она перестала обращать внимание на ноющие бёдра, потому что сумка всё это время впивалась не только в живот.       Всё имеет свойство заканчиваться: не успев оторваться от копов и на шесть километров, они оказываются лицом к стене и спиной к единственному пути отступления. Можно броситься прямо под колёса.       Тупик.       Сука, тупик!!!       А был ли выход в этой ситуации? Хороший вопрос. Меллиша с трудом сползает с плеча мужчины.       Талон скрипит зубами, помогая ей сесть на колени. Бульканье, исходящее из горла девушки, да и всех внутренностей в целом, настораживает. Он зажимает нос и брезгливо отворачивается: не сдержалась. Мелл опорожняет желудок, и все эти звуки, и запах, действуют ему на нервы. Противно, но как бы Талон имеет с этим дело каждый день… Ебучая мерзость. Кислота и отвратительная кислятина, застрявшие как кость в его глотке, кружат голову. Он попытался подышать через рот, но закашлялся на пару с наконец-то нормально проблевавшейся Мелл.       — Не запачкай мне одежду, — желание вложить в тон как можно больше угрозы ничем не закончилось. Получилась откровенная хуйня.       — Иди нахер, — устало просипела она.       Талон спустил рукава и покачал головой, недовольно подмечая непрактично возведённый дом: вечер вышел просто фантастическим. Решив, что вещи уже не спасти, он обматерил не только своё везение. Всё провонялось гадкими запашками из мусорных контейнеров, за которые то и дело норовились зацепиться ремешки. Другими словами, обтеревшись обо всё, что может изобразить прекрасное и неограниченное воображение, он проебал последний нормальный комплект…       Придётся штопать все за раз.       — У тебя есть иголка и нитка?       — Ты ебанутый? — она утёрла рот и пошатнувшись, смогла самостоятельно встать.       — Ответить трудно?       — Откуда?       Талон закатил глаза: заебала.       — Я не прямо сейчас собираюсь чинить свой шмот.       — В гараже есть.       Она шумно выдохнула.       — Закрыли тему.       Стало подозрительно тихо.       Напряжение медленно сковывало натёртые до крови ноги. Он понимает, что сил не осталось.       Сапоги тяжёлые, в них почти невозможно передвигаться, но нет же. Надо выебнуться. Перед кем? Перед этим сбродом, не умеющим считать линейные уравнения? Братцем, чей внешний вид вызывал дикое желание закурить и задумчиво пялить в окно?       Да. Именно перед ними, потому что с другими людьми Талон практически не контактирует.       А, нахуй всё это. Жрать хочется просто пиздец: отсюда надо убираться как можно скорее.       Он огляделся: другого выхода, кроме как через крышу, нет. Можно попробовать вернуться тем путём, которым они пришли, но риски быть пойманными слишком велики.       Да и Талона не переставало волновать отсутствие лишних звуков.       Засада? Вполне реально.       Он покосился на Мелл. Видок у неё, конечно, не из лучших.       Наверх попасть нельзя: лестницы, или нагромождений, даже самых расхлябанных и ненадёжных, нигде нет. Только редкий мусор, а где-то недалеко вообще пробежала крыса. Талон поморщился.       Он не сразу осознал, что звук, который принял за крысу, на самом деле…       — Блять, — мужчина быстро схватил сообщницу за шиворот и потянул на себя, пытаясь укрыть себя и её в тени.       Мимо пролетела машина, на несколько секунд ослепив ненавистными цветами. Талон закрыл ей рот и зажмурился: глаза как будто вспыхнули. Он не успел отвернуться.       Гады за углом, вышедшие из авто, оказались не такими идиотами, как Кло себе представил, но всё же недостаточно одарёнными смекалкой. Громкоговоритель заорал раза в три сильнее и Талон проклял всех этих людей. Он неосознанно потянулся к ушам, прикрыв их и отпустив девушку.       Ich werde sie zerstören! Es tut weh…       "Заткнись."       Если этот мусор вспомнит, что проехал мимо, без рукоприкладства никак не обойтись.       Меллиша, полусидя, сверлила взглядом соседнюю стену.       Адреналин зашкаливал, но было страшно даже двинуться.       Пока знакомый тембр не прозвучал где-то сверху.       — Да, капитан, здесь чисто!       Когда девушка подняла голову, чтобы получше разглядеть неизвестного, она поняла, что возможно, что больше ей так сильно не повезёт никогда.       Когда это сделал Талон, он понял, что месть будет жуткой.       Пенни отключила рацию и помахала коллегам, находящимся внизу.       А потом ухмыльнулась с таким фанатизмом, что ему поплохело.       Ну что, конец?       Да, ему точно конец. Полный, тотальный… Что там ещё можно придумать? От неё просто не отделаешься.       Женщина, использовав специальные ремни, моментально спустилась с пятого, (по мнению Талона) этажа. Ослепший или глухой, он за версту почует эту шваль.       — Монеточка! — Мелл тихо и счастливо пискнула, быстро встав. Пенни снисходительно улыбнулась.       — Я к тебе по делу, — блондинка намотала ремень на кулак, чтобы не мешался, — а это?...       Пиздец. Делать нечего.       Талон тоже выпрямился. По спине прошёлся привычный холодок.       Пенни напряглась: она не могла понять, кто стоит за Меллишей. Или не хотела.       — Ты?       Опять тихо, как будто накрыли куполом. Радость быстро улетучилась. Бедная Мелл оказалась между молотом и наковальней.       — Вы знакомы?       Опять хором. Старший агент испытывает дежавю.       — Эта… Неповторимая леди — источник всех моих побоев. — Талон не удержался, — Неужели она не огласила своё гражданское имя? А, и я жду, когда ты пересчитаешь ей все зубки.       Меллиша сглотнула.       К такой хуйне её никто не готовил. Почему же она раньше не поняла?!       — Мне? Пересчитают зубы? — наигранно-удивлённо женщина возмутилась.       Талон скрестил руки на груди: скоро будет разбираться с нервным тиком, если встречи с бешеной псиной Куимби станут чаще. Он негодовал.       Уши не переставали болеть: кто-то с упоением орал над головой больше половины дня, точно так же, как сейчас.       Из-за этого казалось, что каждое слово — эхо. Талон старался сосредоточиться на чужой болтовне, хотя было лень, а становилось сложнее и сложнее с каждым разом.       Они продолжали и продолжали говорить…       — Значит, на твою преданность было глупо рассчитывать? — Пенни хмыкнула.       Девушка потёрла переносицу:       — Преданность? В этом городе? Слышишь себя?       Талон нет.       — Говори потише, они ещё не уехали.       — Что? — Мелл хмурится.       Нет слов, Талон в ауте, у Талона этот аут длится больше, чем построено многоэтажек.       — Может решите свои дела позже?       Они синхронно посмотрели на Когтя.       Что ж, понятно.       К шуму добавилось жжение: глазницы, особенно веки, теряли чувствительность и способность различить хоть что-то в темноте. Он скрестил пальцы за спиной.       Это не должно продлиться слишком долго.       Пожалуйста, не сейчас.       — Как ты меня нашла?       — Задай другой вопрос.       Мелл рассерженно засопела. Она, конечно её уважает, но указывать не позволит.       Пенни подняла брови:       — Я жду.       — Вы все одинаковые?       — Мы?       — Альфы. Была бы только возможность, всем бы переломала колени, — а дальше она заткнулась, поняв, что может нехило получить. Но было поздно.       — Долго тявкать будешь? Или кусаться не умеешь? — Пенни склонила голову на бок и с интересом посмотрела на притихшего Кло.       Мелл молчала.       — Талон, зайчик, а ты чего такой скромный? М? Значит слушайте меня внимательно: с тобой, — она указала на мужчину, — я разберусь потом, а ты нужна мне прямо сейчас.       — Для чего?       — Гардамон.       Девушка с сомнением глянула на клиента, с которым они так и не установили цену, а значит и не заключили сделку.       Талон после всей неразберихи похож на кота, которого засунули в мешок и почти удачно придушили, если бы кто-то не вмешался. Бросить его вот так… Плохая затея, надо что-то придумать.       Стоит ли говорить с ней? Тема ебейшая, Мелл давно ждала возможности обсудить её. Гонорара там ого-го…       Правда она не поняла, почему не могла сложить два и два, но сейчас это неважно.       — Дай мне пять минут, — Меллиша устало протянула. У неё до сих пор печёт в горле и желудке, и похоже, до дома она доберётся нескоро. Влипнуть в такое дерьмо!..       — Хорошо.       Развернувшись к объекту своих подростковых пиздостраданий, Меллиша зашептала:       — Всё в силе?       Талон не медлил:       — Да.       — Уйти сможешь?       — Думаю… Не знаю.       — Позже отдам дополнительный заряд для твоей штуки. Не ебу, как называется, так что проваливай быстрее. Я тебя прикрою.       Какая же она наивная. Талон улыбнулся.       Девушка брезгливо сморщилась:       — Ну?       Пенни надоело ждать.       — Я иду.       За спиной Мелл раздался тихий хлопок. Она облегчённо выдохнула.       — Идём, — и женщина поволокла её за собой.