Иллюзия выбора

Драко очнулся, лежа на чем-то твердом. Глазам было темно, рука затекла настолько, что потеряла чувствительность, а все тело ныло. Пока он приходил в себя, а глаза привыкали к сумраку, он понял, что находится на полу своей комнаты. Кажется, ему приснился отвратительный сон, но потом, одновременно с вопросом, какого черта он спал не в кровати, пришло осознание того, что это был совсем не сон. Не вставая, Драко положил руку на горячий лоб, пока во второй неприятно покалывало от резкого прилива крови. Его внезапно затошнило, и пришлось перевернуться на бок. Значит, ему на самом деле все это не приснилось. Драко и вправду бросили без объяснений одного до конца лета. Затем постепенно возвращалась ясность ума, а с ней и воспоминания о событиях последних… часов? Дней? Недель? Как долго он бился в истерике? Драко понял, что совсем потерялся во времени и не знал, сколько прошло со дня, когда Люциус покинул это место. Он пытался сориентироваться, и лучше бы Драко этого не делал. В кромешной тьме ночи ударами начали возвращаться фрагменты кошмаров, в которые он попадал практически каждую ночь. Обжигающая боль, холод металла, громкий лязг цепей, какие-то яркие вспышки света, веревки, темнота, рев чьего-то голоса, а может, это ревел он сам… Драко с ужасом осознавал, что, похоже, провел он немало времени в этом состоянии истерики, попадая ночами в страшные сны. В приступе тошноты едва не задохнулся, лежа на полу. И тут все его внутренности словно обдало кислотой. По его венам текла не кровь, а кипяток, жгучий и невыносимый, иначе нельзя было объяснить эту всеобъемлющую боль. Да, все верно, ему не показалось, все это было наяву, и ударило по нему так сильно, что дни и ночи превратились в спутанный поток времени. Воздух с трудом проходил сквозь распухшее горло до легких, частое сдавленное дыхание постепенно превратилось в рыдания, боль сконцентрировалась в груди, тугим комком сжимая обожженное нутро. — За что? За что?.. Драко снова зарыдал, громко и бесцеремонно, хрипло кричал во все горло, которое и без того болело от частых криков. И, похоже, он привык к этой боли, принял ее, как принял свое наказание, потому что, казалось, хуже и больнее ему уже не станет. Когда голос окончательно охрип, Драко лишь приглушенно сипел, выдыхая из себя бесконечную боль, выталкивая из легких, пока тело не истратило все силы и он не затих. Еще некоторое время он лежал все там же на полу. Тело все еще ломило, коже было очень жарко, волосы прилипли ко влажному лбу, а одежда промокла; его била крупная дрожь, в глотке пересохло, измотанные рыданиями мышцы диафрагмы с трудом обеспечивали дыхание, горло болело, веки припухли от плача, а щеки жгло от соленых слез. Спустя некоторое время Драко понял, что за окном начало светать, и еще немного полежал без мыслей, наблюдая, как комната постепенно озаряется светом. Кое-как опершись на уставшие руки, он приподнялся и сел, прислонившись спиной к кровати. Драко решил воспользоваться ресурсами разума, раз уж тот почему-то прояснился. Вероятнее всего, его мозг под воздействием громадного стресса пустил в ход защитную реакцию, поэтому Драко не сразу все осознал и вспомнил. Какое-то время он пребывал в небытие, а когда мозг посчитал, что он достаточно освоился в новых условиях, вернул ему способность мыслить. Драко стянул с кровати одеяло и завернулся в него, все еще дрожа. — Мерлин… — прошептал он. — Почему, почему так случилось? Почему это все произошло со мной? Кислота опалила его внутренности, и плакал он тоже кислотой. Драко все еще было больно, мучительно больно, и он уже путался, была ли это физическая боль или душевная, потому что кислота прожгла у него внутри большую дыру. Он не знал, что ему делать, о чем думать и чего ждать. Таким потерянным в себе, в событиях, в воспоминаниях, в мыслях, в чувствах он никогда не был. Облизнув сухие губы, Драко посмотрел на собственные руки, которые не видел, похоже, очень давно, пребывая в бреду, пока его «воспитывали». Под ногтями засохла кровь, костяшки были сбиты. Все перемешалось в голове, он был потрясен, по-настоящему потрясен, как никогда в жизни, тем, что он из себя сделал. Но глаза не врали, увечья были вполне реальными и сами собой появиться не могли. Бросив одеяло, Драко избавился от одежды и подошел к шкафу, чтобы осмотреть себя в зеркале на внутренней стороне дверцы. Он приготовился увидеть то, что бы соответствовало его внутреннему состоянию, но все равно судорожно охнул, увидев себя. На теле буквально не было живого места. Бледно-серую кожу покрывала целая россыпь царапин разной степени свежести и размеров. Волосы его, похоже, не были мыты с того дня, как начались наказания, лицо похудело, а губы потрескались. Повернувшись спиной, Драко обнаружил багровые полосы и следы собственных ногтей на своем теле и сразу же судорожно тряхнул головой. Похоже, в истерике он исцарапывал себя и отказывался от еды, судя по худобе. В ужасе захлопнув дверцу, Драко еще некоторое время видел собственное ошарашенное лицо, оглядывающее его из зеркала покрасневшими, умоляющими об избавлении глазами. Он оделся, чтобы не видеть этот кошмар на своем теле, за окном тем временем солнце подбиралось к зениту. Тут до разума добралась и жажда, а с ней — чувство голода. Его снова затошнило, и в попытке спастись Драко распахнул окно, впуская свежий воздух. Черт, сколько же дней прошло? Ответа на этот вопрос не было, а значит, он не знал, сколько ему осталось. А хотел ли знать? В памяти всплыло, что он все же вернется в Хогвартс, когда-нибудь это все закончится. По спине прошел холодок, едва Драко подумал, что могла пройти всего одна ночь, отец ушел вчера, и это — лишь начало, но потом вспомнил все свои многочисленные увечья и понял, что истязал он себя навскидку явно больше недели. Нужно было думать, что теперь делать. Почти не обращая внимания на прожженную дыру внутри, чтобы снова не заплакать, Драко силился вспомнить что-то еще, но ничего полезного среди череды болезненных обрывков кошмаров и истерик не уловил. Его комната находилась на третьем этаже, слишком высоко, чтобы сбежать, но… Достаточно ли высоко, чтобы прекратить все это? Драко поднялся на ноги прямо на кровати, подойдя вплотную к открытому окну. Он вспомнил, как год назад теплыми летними ночами смотрел на звездное небо, положив затылок на подоконник. Сейчас эти события казались воспоминаниями из другой жизни, где он еще не знал деспотичного Люциуса, заменившего ему отца, где Нарцисса еще разговаривала с ним, а коридоры поместья не ассоциировались с абсолютной пустотой. Да только Драко окажется хитрее. Он не даст себя сломать. Он уйдет несломленным. Драко ступил на подоконник, посмотрев вниз. Вот она — настоящая свобода. Теплый ветерок колыхал кроны деревьев, непривычно зеленые после такого продолжительного пребывания во тьме. Да, здесь определенно было достаточно высоко, и лишь один шаг отделял его от бесконечной темноты, где его уже никто не сможет тронуть. «Нужно думать, как поиметь систему, а не как ей подыгрывать, Драко», — внезапно пролетели в сознании слова Леви. Воспоминания о лучшем друге сделали еще больнее, и прожженная кислотой дыра снова засочилась кровью. Драко всю жизнь подыгрывал системе. Думал, что понял, как все устроено, и надеялся, что роль примерного сына удовлетворит отца. И что из этого вышло? Драко перегнул или не справился? А мог ли он вообще что-то сделать, чтобы добиться успеха, любви и признания, либо же все его действия заведомо были обречены на провал? — Если я прыгну, Леви, я поимею систему или подыграю ей? Ответа не последовало. А ведь Драко не хотел. Не хотел всего этого, но отсутствие выбора определяло практически всю его жизнь. И сейчас ему представилась чудесная, вероятно, уникальная возможность одновременно сделать выбор и избавить себя от последующих страданий, не важно, в моральной или физической форме. «Нужно думать, как поиметь систему, а не как ей подыгрывать». Драко почувствовал, что слезы снова стекают по щекам. На этот раз не было сил плакать, он едва мог цепляться за край оконной рамы, но вдруг все же заплакал. Затрясся, чуть не теряя равновесие, снова чувствуя неимоверную кислотную боль в груди. — Я не хочу умирать, — отчаянно шептал он. — Я не хочу, не хочу, не хочу, да что же это такое! Последнюю фразу он прокричал, с криком ему стало легче, рука отпустила оконную раму, и Драко рухнул назад, на мягкую постель. — Я не хочу умирать, — в слезах повторил он. — Не хочу, Леви. Это будет точно означать, что система поимела его, а не наоборот. Осознание, что он только что чуть не ушел через окно, освежило голову. Драко понял, что самое худшее он уже пережил, и бояться больше нечего. Хуже уже не будет. Пребывая в этих мыслях, он не заметил, как уснул. Вместо кошмаров во сне к нему пришла Леви. Драко сказал ей, что скучает, и она сказала то же самое в ответ. Во сне ему был хорошо, и даже забылось все то, что произошло за это время. А затем они обнялись. И Драко даже подумать не мог рассказать Леви о том, как ему плохо. Просто потому, что здесь было слишком хорошо. Проснулся он под вечер со слезами на глазах, но то было не от боли и страданий. Это были слезы облегчения. Драко не сдастся. Он выдержит и оправится, и обязательно вернется к друзьям. Образ Леви из сна еще не растворился в реальности, и Драко некоторое время заново приходил в себя. Помимо уже переставших быть шокирующими отрывков пережитого, ему казалось, что во сне он ходил, слепо натыкаясь на мебель в попытках найти Леви в своей пустой комнате. Во всяком случае, проснулся он на кровати, так же, как и засыпал. За одним исключением. Дверь была широко распахнута, и из коридора лился золотистый свет свечей, освещающий одеяло, брошенное на полу. Драко резко сел на кровати, чувствуя, что голова в самом деле раскалывается, словно он долбился в стенку, но волновало его сейчас не это. Перед дверью что-то лежало, и после нескольких мгновений раздумий Драко понял, что это его школьный чемодан. Поднявшись на ноги, он с переменным успехом втащил в комнату чемодан, показавшийся сейчас неимоверно тяжелым, и обнаружил, что у двери оставили также его метлу, кучку новых мантий, стопку учебников и пустую клетку. А среди вещей Драко увидел свою волшебную палочку. Схватив ее и сунув за пазуху, Драко только тогда заметил поблескивающие в теплом свете тарелки и кубок. Принявшись жадно пить, сидя прямо там, среди школьного барахла, он в пару минут расправился с едой, даже не заметив, что именно съел. Коридор оставался тихим и пустынным. Едва он покончил с едой, стало еще легче думать, а Драко озадаченно осмотрелся. Ему оставили книги на новый учебный год, а это значит, что письмо из Хогвартса уже пришло. Как и обещал отец, все необходимое для нового учебного года Драко доставили прямо в комнату, избавляя от хлопотных походов в Косой переулок. Драко ахнул. Он понял, что пробыл в бреду с конца июня до конца августа, когда пришло письмо из школы. Осознав теперь, как долго все это продолжалось, Драко ощутил, как съеденное просится наружу, кинулся в ванную, так удобно примыкающую к его комнате, и освободил желудок, выблевав пищу вперемешку с кислотой, переполнявшей его. Вдоволь напившись из крана и умывшись, избегая отражения в зеркале, он вернулся к двери. Ладно, теперь точно известно, что до отправления в Хогвартс остается… сколько? Недели, две, не больше? Что ж, в этом заключалось и преимущество: большая часть наказания была позади и еще осталось время разобраться с домашними заданиями и привести себя в порядок к новому учебному году. А еще хорошенько все обдумать, придя в себя, но думать не только о том, что случилось, а еще что теперь делать дальше. Пребывая в некой озадаченности, Драко начал переносить в комнату остальные вещи, а потом подумал и решил сразу собрать чемодан. На всякий случай. Эти простые действия понемногу возвращали его к жизни. Перекладывая из чемодана старые мантии, он понимал, что обязательно справится, пускай ему было плохо, больно и паршиво, пускай от такого предательства он едва не умер, но теперь все налаживалось, он выдержал и не сдался. Покончив со сборами, Драко закрыл дверь, отрезая себя от коридора, лег на кровать, положил затылок на подоконник, с которого днем почти шагнул вниз, и принялся снова думать. Он испытывал облегчение, узнав, что лето почти закончилось. Да, эта часть была поистине ужасной, но пролетела быстро как раз из-за этого состояния неадекватности. Будь Драко в сознании, пришлось бы по-своему тяжело, проживая день за днем в этом замкнутом кругу одиночества и собственных мыслей. Как и было обещано, к Драко никто не приходил за это время. Пока что он не думал о возмездии или мести. Предвкушение скорого освобождения вытесняло это, и он решил сейчас сосредоточиться на продуктивных мыслях. О плохом он пока надумался достаточно. Драко все исправит сам. Он поборол этот кошмар, и это была наилучшая награда за пережитое. Интересно, что же будет дальше? Как будут вести себя Люциус и Нарцисса? Как лучше поступить после всего этого самому Драко? Возвращаться сюда больше не было никакого желания, и Драко понимал, что едва покинет эти стены, посвятит себя поиску возможности никогда здесь больше не появляться. Узнает, как решила подобный вопрос Леви, а там… Едва он подумал о друге, как внутри неприятно кольнуло. Как бы он ни стыдился произошедшего, Драко не сможет это утаить и оставить друзей в неведении. Он с самого начала знал, что расскажет Левенте и Теодору. Иначе никак. Даже если бы Драко и хотел справиться самостоятельно, Леви все равно увидит, что с ним что-то не так, и будет задавать вопросы. А под ее чутким, заботливым взглядом Драко просто сломается. Спать не хотелось, и Драко решил взяться за домашние задания. Полез в чемодан, достал нужные книги, чистые свитки, чернильницу с пером, зажег все свечи, наспех принял душ, попутно вспоминая как можно больше из пройденного за два года в Хогвартсе, и, вернувшись в комнату, принялся за эссе по Истории Магии. Было очень странно делать домашние задания в такой обстановке и при таких обстоятельствах. Голова работа на редкость плохо, он возился слишком долго с каждым предметом, но все равно ему было лучше, потому что мысли о сжигании ведьм хорошо вытесняли другие, менее приятные. Закончив только под утро, Драко, потянувшись, уже собрался лечь поспать, как внезапно посреди комнаты материализовался домовой эльф с характерным хлопком. — Юный мистер Малфой, сэр, — домовик поклонился ему, — вы наконец перестали отказываться от еды. Добби велено сегодня подать завтрак молодому мистеру Малфою. — Я всю ночь делал домашние задания и хочу спать, — возразил Драко. — Я не буду завтракать сейчас. Его слова напрочь проигнорировали, дверь отворилась, а внутрь еще несколько эльфов в одинаковых форменных костюмчиках затолкали тележку на колесах, заставленную едой, и, поклонившись, стали в ряд позади нее. Драко с сомнением осмотрел нагруженный разными яствами поднос. От одного вида еды его снова начало подташнивать, и он судорожно осушил стакан воды. — Добби велено после завтрака трансгрессировать с юным мистером Малфоем, — сказал Добби, в очередной раз поклонившись. — Трансгрессировать? — озадаченно переспросил Драко. — Куда? — На платформу перед барьером, сэр, — сказал домовик. — Хогвартс, сэр, юному мистеру Малфою нужно поехать в Хогвартс. — Что? — Драко не верил своим ушам. — Сегодня отправляется поезд? — Через час и двадцать минут, юный мистер Малфой, — подтвердил Добби. Драко судорожно вцепился в волосы. Он ожидал, что у него еще есть время. — Черт, — он торопливо отодвинул тележку, не притронувшись к еде, и принялся сновать по комнате, заставляя домовиков отскакивать. Ему оставалось пробыть в поместье чуть больше часа, и за это время нужно решить, что забрать с собой. Ему не хватило времени обдумать свое будущее, но Драко решил прихватить все самое необходимое на случай, если все же никогда больше не вернется домой. Он так обрадовался неожиданной новости, что уже через час с небольшим снова увидит друзей, что как попало запихнул в чемодан учебники, сверху навалил свитки эссе, где с большим трудом набрал необходимый объем. И только выплеснув часть энергии, задумался. Драко спешно шерстил по ящичкам и полкам, попутно хватая что-то с подноса и отправляя себе в рот. Домовики наблюдали за этим, молчаливо хлопая огромными глазами, но не уходили. — Я могу посетить библиотеку? — спросил Драко на всякий случай, и Добби кивнул ему. Драко распахнул шкаф и принялся переодеваться, не обращая никакого внимания ни на домовиков, ни на собственное отражение. Он скидывал домашнюю одежду с таким облегчениям, словно старую кожу, и с упоением натягивал свежую школьную форму. Покончив одеваться, Драко прихватил волшебную палочку и отправился в библиотеку. Там он наспех похватал разных книжек, а позже и домовики принялись помогать ему, складывая старинные и наверняка очень ценные фолианты из библиотеки Люциуса в школьный чемодан Драко. Рано или поздно понадобятся деньги, и только лишь поэтому он забрал объективно дорогие вещи, которые для самого Драко потеряли всякую ценность, радуясь, что расширенный волшебством школьный чемодан способен все это уместить. Похватав кое-что еще по мелочи, он удовлетворенно кивнул, убедившись, что взял отсюда все, что хотел. Взяв со стола змеиное кольцо, Драко надел его на средний палец правой руки и захлопнул чемодан. Сквозь окно скользнула черная тень, и Драко отметил, что еще никогда не был так рад собственному филину. — Полезай, — он открыл для Уголька клетку. — Мы уезжаем. — Юный мистер Малфой готов отправиться в Хогвартс? — осведомился Добби, наблюдая все это время за его приготовлениями. — Не совсем, — улыбнулся Драко. Он набрал полные легкие воздуха и выругался во все горло нецензурной бранью, советуя Люциусу отправиться туда, куда обычно образцовые сыновья лордов и аристократов никогда не отправляют своих отцов. Гордо обратив к пустому коридору кулак с поднятым средним пальцем, Драко только тогда, полностью удовлетворившись, водрузил клетку на чемодан, накинул капюшон слизеринской мантии и, кивнув Добби, позволил домовику взять себя за руку, чтобы в следующий миг перенестись вместе с ним на вокзал Кингс-Кросс и оказаться между платформами девять и десять. — Удачи, юный мистер Малфой, — домовик коротко поклонился, взглянул на него как-то грустно и с легким хлопком исчез. Драко наконец-то был свободен.