О метро и его merci

      Жан-Жак уже года три живёт в Питере, но ему всё так же зябко — не освоился. И смотреть на беспечно шагающего в распахнутом пальто Ноя ему холодно. Так и чешутся руки остановить его и застегнуть на все пуговицы.       Оказалось, посоветовали Ною не то хостел, не то всё же отель — «У Эрмитажа». Здание-то и правда приближено к центральным достопримечательностям, но без брони там зачастую и делать нечего. — А в случае отсутствия номеров вам есть куда идти, Ной? — интересуется Шастел и кашляет в кулак. — Есть ещё несколько рекомендаций, — Архивист пожимает плечами и снимает с шарфа фиолетовую брошь, а потом и сам атрибут.       Жан-Жак тихо вздыхает, припоминая себя, и качает головой: — А знакомые? Друзья? Мест может нигде не оказаться, — молодой человек замолкает, ведь шее вдруг становится теплее.       Шея у Шастела — слабое место. А шарф его уже стар, истрепан и почти не греет, но он привык и старается не ёжиться слишком заметно. Ещё на себя не тратились — нет уж, есть более стоящие объекты.       И как Ной тогда это заметил? Вернее, зачем? Да ведь и не просто заметил — ничего даже не сказав укутал своим шарфом, хотя не похоже чтоб у него что-то ещё закрывало шею. К тому же он прекрасно знает, как приступы Шастела марают одежду, вон, рукав пальто тому подтверждение. — Ной? — М? Вы мёрзнете же, это видно. А горло у вас слабое наверняка, из-за таких-то приступов. Нельзя его выхолаживать, — Архивист серьезно глядит на него, подняв указательный палец и немного нахмурившись, но с улыбкой смягчается, видя как Шастел неловко отводит взгляд и его щёки заливает нежный румянец. — Простите. Подумал, что так будет правильно.       Шастел молчит, нервно кусая губы изнутри и тайком принюхиваясь к исходящему от шарфа слабому запаху парфюма. — Обычно до этого никому нет дела. Обещаю, верну как дойдём, не забуду, — нет, этот парень точно не привык даже к малейшему проявлению заботы или участия. — Что вы, не переживайте так. Поднятие кровяного давления вам точно не пойдет на пользу, — Архивист спокоен и будет, даже если про шарф забудут и присвоят.       Ему-то не страшно, у него вообще вон Мурр шею греет в случае чего.       На это Шастелу нечего ответить — только смущённо опустить глаза в непонимании, зачем это всё надо и какую благодарность от него хотят. Улицы начинают петлять и Ною всё сложнее запомнить путь; Жан-Жак ведёт по дворам, чтобы быстрее было, наверное.       Начинает моросить и верхушки зданий заволакивает туманом, словно где-то раскурили большую трубку или проехало парочку Хогвартс-экспрессов.       Ной краем глаза замечает: Шастел старается незаметно спрятать шею в шарф получше и уткнуться в него носом.       В дворике контрастно тише: на мостовой ветрено было до невозможного, аж глаза было больно открыть шире щёлочек.       Круг, замкнутый круг всего с двумя входами-арками, да и то: второй перекрыт железным забором и мусорным баком.       Бродячий кот вертится под ногами парней, хотя сначала испугано прятался под лавочкой, думая, что они угроза. Мурр недоверчиво и ревниво шипит, когда усатый-полосатый трётся о ноги его хозяина и выпрашивает погладить, в чём Архивист и не отказывает.       Коты это хорошо, но где же отель? Только увидев бежевую вывеску над, казалось бы, обычной железной дверью подъезда, Ной наконец находит нужное место — как сразу пошедший туда Жан-Жак увидел-то?       Архивист про шарф даже не заикается, просто благодарит за показанную дорогу и заходит, введя весящий над домофоном код отеля.       Лестница — самая настоящая парадная. Красный ковёр, пусть и чуть потасканный у самого входа. Перила лакированные, ровный рядок почтовых ящичков и совсем ни намёка на пристанища лиц с низкой социальной ответственностью.       Так красиво уже со входа, всё в бежевых тонах, с изящными вставками бутафорного золота — напоминает один отель в Париже.       Стойка администрации, притаившаяся за коричневой дверью, маленькая такая, светленькая, ютится прямо напротив служебных комнат. Такой узкий проход, что двум людям несколько сложно будет пройти здесь плечом к плечу.       Но только ответ миловидной девушки, еле-еле сумевшей понять его акцент в английском, не очень приятен — более того, рушит всё очарование. Номер оказывается всего один и тот — свободен только на одну ночь.       Но Ною объяснили ещё до отъезда, что это трата денег на ветер и стоит такое предложение принимать только в случае отсутствия иных вариантов. Поэтому он вежливо извиняется и снова выходит под морось на улицу. Как бы ещё сориентироваться в этом незнакомом городе? — Ох, вы так быстро. Совсем всё печально?       Ной аж икает от испуга, когда за спиной раздаётся хрипловатый голос Жан-Жака. Он-то думал, что добрый молодой человек уже ушёл по своим делам. — Простите, не хотел пугать, — он тихонько смеётся, но быстро прекращает, чтобы не зайтись в кашле. — Всё в порядке, — Архивист улыбается этому недоразумению и тяжело вздыхает. — Там всего на одну ночь номер есть. Лучше я сразу поищу на более длительный период. Всё таки быть мне здесь не один день.       Жан-Жак нервно кусает кончик ногтя, задумчиво поглядывая то на Архивиста, то на отель. — Вот что. Запишите мой номер на всякий случай. Не хотелось бы, чтобы вы пропадали на улицах. Архивист хлопает глазами и слегка улыбается: — Спасибо вам.       Номер он записывает сразу в телефон, но думает, что не будет тревожить нового знакомца, пока всё не так уж плохо.       Жан-Жак выводит его из этого дворика и детально описывает куда пойти и где свернуть, чтобы выйти на нужное Ною место.       На том и расстаются, и Шастел всё-таки возвращает шарф, уговаривая не беспокоиться за него ведь: «я не так далеко живу». Ной не задумываясь просит хотя бы о коротком смс, что молодой человек дома и с ним всё хорошо.       Санкт-Петербург, северная или же ещё культурная столица России, Ною понятной не кажется. Да и, к несчастью, даже с полным разъяснением от Жан-Жака лучше особо не становится — отель-то находится, но только не место в нём.       Туман всё больше заволакивает улицы, словно здесь блуждает парад Шарлатана; дождь усиливается, становится холоднее, хотя пока ещё Ной не так это ощущает.       Время на экранчике телефона стремится к вечеру и скоро уж стоило бы покинуть городские улицы; как все, спрятаться в своём уголке и в спокойствии дождаться утра. Одно хорошо: уже через сорок минут после прощания Жан-Жак оповестил его, как и попросили, что он в полном порядке.       Хоть кто-то, думает Архивист, и глядит на контакт, пока по сенсорному стеклу стучат капли дождя. Одна из них закрывает ему все вкладки, так что приходится спрятаться под ближайший козырёк поскорее.       Протерев экран об ещё сухую рубашку, Ной всё-таки набирает Шастелу, не зная, что он вообще-то будет говорить и спрашивать.       Молодой человек отвечает быстро, и Ноя прямо через трубку обдает теплом: чужой голос такой же спокойный и мягкий, говорит Шастел с ним по-французски и это так по-родному, а на фоне что-то стрекочет маслом на плите: — Да, Ной?       У Ноя язык не ворочается и он сначала вздыхает, набираясь смелости. Все отели уже посещены и, как в дурацком фильме, нет нигде для него мест. Даже того, что на одну ночь было уже нет. — Жан-Жак, тут такое дело… — начинает Архивист и в итоге сдаёт всего себя и свою неудачу. Хочется под землю провалиться, но ещё больше хочется хотя бы сесть, да и Мурра надо бы уже в тепло.— Я не знаю, что делать.       Шастел задумчиво молчит, похоже, опять губы кусает, решая. Затем раздаётся щелчок, стукает сковородка и масло перестает шипеть. — Вы сейчас где, Ной?       Ной оглядывается в поисках таблички и озвучивает на ломаном английском, что прочёл. — Спрячьтесь под какой-нибудь козырек получше и не уходите оттуда. Я постараюсь прийти побыстрее. — Но. П-подождите, может, я сам дойду куда вы скажете? — Ною становится совсем неловко, выдернул больного человека в дождь, дурень такой. — Перестаньте, пожалуйста. Мне куда удобнее найти вас самому и довести, — Шастел тихонько усмехается и шуршит курткой. — Ждите меня, Ной.