***
В день матча было холодно, поэтому Леви отчаянно куталась в мантию, чтобы не замерзнуть. Кому явно не было холодно, так это слизеринцам. Они горячо поддерживали свою команду и заглушили гриффиндорцев, когтевранцев и пуффендуйцев вместе взятых, приветствуя своих, стоило им выйти на поле. Леви смотрела только на Малфоя, когда объявляли состав и капитаны пожимали друг другу руки. Стоило Драко взмыть в воздух, стали понятными две вещи: ему безумно нравится квиддич и слизеринский ловец в отличной форме. Раньше Леви равнодушно относилась к квиддичу и даже иногда пропускала соревнования, но в этот раз поймала себя на мысли, что ждет матч, чтобы увидеть Малфоя на метле. И не разочаровалась: то, что она видела, было потрясающим. Энтони и Терри, очевидно, поддерживали Гриффиндор. Со слизеринской трибуны раздавалось невнятное пение, и когда комментатор на минуту прервался, выяснилось, что слизеринцы сочинили песню, чтобы унизить нового вратаря гриффиндорцев — Рона Уизли. Друзья Леви то и дело недовольно косились в их сторону, а она догадалась, что наверняка это была идея Нотта, парня, который всеми силами пытается занять место Драко, копируя его прежние методы унижения и даже поведение, что Драко лишь забавляло. И правда: Нотт, стоя впереди, руководил пением, изображая дирижера. Леви вернулась к наблюдению за полетом Малфоя. Уизли был, мягко говоря, не очень: пока он не отбил ни одного гола. Слизеринцы пели все громче, комментатор почти орал, пытаясь заглушить их, Уизли пропустил еще один гол. Терри обреченно застонал, словно это была его команда. Леви увидела, как Драко внезапно прильнул к метле и почти вертикально спикировал к земле. Поттер, невесть откуда взявшийся, погнался за ним, но не успел вывернуть метлу, рухнул мешком прямо на Драко и довольно сильно с разгона пришиб его к земле. Слизеринская трибуна взорвалась негодованием. — Драко Малфой поймал снитч! Слизерин выиграл! Голос комментатора дошел до Леви очень глухим. Она машинально вскочила, прижав правую руку к губам, но рядом повскакивали почти все, возмущенно что-то крича. На поле посыпались вперемешку и слизеринцы, и гриффиндорцы, стремительно направляясь к своим ловцам. Леви видела, как огромный капитан слизеринской команды Монтегю буквально сгреб Поттера в охапку и скинул с Драко. К нему тут же подбежала Паркинсон. Монтегю что-то орал, ему отвечал один из близнецов Уизли, затем началась перепалка, переросшая в драку без палочек. Леви не отрывала взгляда от Малфоя, который так и не поднялся на ноги. Сердце пропустило удар. Мадам Трюк с помощью магии разняла дерущихся, распорядилась, чтобы Малфоя доставили в больничное крыло, отправив с ним Крэбба и Гойла, которые тут же заслонили его от потенциальных нападок гриффиндорцев. Затем подбежала профессор МакГонагалл и, выудив из этой кучи на поле Поттера и одного из близнецов, отправила их в замок. Возвращались под снова затянувшуюся песню слизеринцев. Остаток дня Леви провела словно не в своей тарелке. Энтони и Терри решили, что она тоже удручена проигрышем Гриффиндора, но причина была совсем не в этом: она волновалась за Драко. Поколебавшись, может ли она позволить себе посетить больничное крыло, когтевранка все же остановилась на утвердительном ответе и, подождав, пока гостиная более-менее опустеет, Терри отправится спать, а Энтони — на дежурство, тихо выбралась из башни и направилась к больничному крылу. В замке было тихо и пусто, и, открывая дверь больничного крыла, Леви сперва осторожно заглянула, прежде чем войти. Кровать Драко была единственной занятой в палате. Мадам Помфри уже приглушила свет и, вероятно, скрывалась у себя в комнате. Леви бесшумно прошмыгнула внутрь, прикрывая за собой дверь, и пробралась за ширму, за которой лежал слизеринец. Его правая рука была забинтована, а на щеке виднелись ссадины. Он еще не спал и, завидев когтевранку, широко улыбнулся. Выглядел он уставшим. — Привет. Она опустилась у изголовья на колени и со странным выражением грусти нежно провела рукой по его раненой щеке. По телу Драко тотчас побежали мурашки. — Как ты? — обеспокоенным шепотом спросила она. — Я не сводила с тебя глаз весь матч. Падение было таким страшным… — Теперь я поправлюсь быстрее, — тихо ответил Малфой. — Завтра буду как новенький. Все будет хорошо. Посмотри лучше, что я тебе поймал, — не прекращая улыбаться, он разжал здоровую руку, в которой тут же распустил изящные крылышки снитч. Леви еще никогда прежде не видела этот мячик вблизи. Крылышки затрепетали, и маленький золотой мячик пустился в резвый полет, устремившись к потолку. — Поздравляю с победой, — произнесла она и взяла его ладонь в свои руки. Шрамы от Непреложного Обета в ту же секунду проявились. Это прикосновение было слаще любого поздравления. Победа стоила того. — Спасибо, — просиял Драко. — Ах да, это тоже для тебя. Он нашарил под подушкой сложенный вдвое листок пергамента и передал ей. Внутри Леви обнаружила адрес, указывающий на окраины Лондона. — Так и знал, что не зря захватил его с собой, — удовлетворенно проговорил Малфой. — Можем наведаться завтра же. — Нет, — решительно отрезала Леви. Драко не мигая смотрел на нее пару секунд, затем между его светлых бровей залегла морщинка. — Останься, — уже более мягко сказала Леви. — Тебе нужно поправиться, тем более нельзя, чтобы Макнейр видел тебя. Положись на меня. — Ты хочешь идти одна? — обеспокоенно спросил Драко. — Но, Леви, он — взрослый опытный Пожиратель, может быть, лучше дождаться меня и пойти вдвоем? — Тебе лучше остаться. Не волнуйся. Я тоже не промах. С этими словами Леви взяла в руку его левую ладонь и совершенно неожиданно для него положила себе на правое бедро под юбкой выше хлопковых чулок. Ошарашенный Драко почувствовал пальцами холодный металл ножа, подаренного им, который крепился к ноге ремешком. — Теперь я точно поправлюсь быстрее, — отрешенно произнес он, расплываясь в улыбке почти против воли. Леви одарила его напоследок еще одним нежнейшим поглаживанием по щеке, затем упорхнула к выходу. Обернувшись, она лучезарно улыбнулась Драко, затем скрылась за дверью. Он и представить не мог, что эта улыбка была последней, которую он увидит в течении долгого времени. Позже он много раз возвращался к этому вечеру и ничего так страстно не желал, как изменить свое решение.***
Спал Драко на редкость хорошо и крепко. Ему снилось что-то невероятно приятное, и он проснулся с улыбкой на губах, еще чувствуя сладость вчерашней победы и последующий не менее впечатливший его визит. Этим же утром воскресенья мадам Помфри отпустила его, пожелав впредь быть осторожнее. Драко поблагодарил ее и прикинул, что еще успеет на завтрак. Едва он опустился на место, аппетит пропал. Равнодушно поедая тост, он уставился перед собой в пространство, где должна сидеть сейчас Леви. Голдстейн и второй ее кучерявый приятель были на месте, а самой когтевранки не было. Драко подпер подбородок рукой и подумал, что, вероятно, она уже ушла через камин на кухне, которым они вернулись из дома Уэйна в прошлом году, когда заключали Непреложный Обет, или через камин в общей гостиной ночью. А значит, должна вернуться в течение дня. Но Драко внезапно накрыло волной беспокойства. Вчерашняя песня, которую за столом затянул Нотт, отдавалась где-то в глубине сознания, а взгляд замер на пустом месте за соседним столом. Вдруг то, что он позволил ей уйти одной, оказалось ошибкой? Все воскресенье Драко старался успокоить себя, но получалось плохо, и он зачеркивал уже четвертую строку в домашней работе. На обеде Леви тоже не появилась, и беспокойство усиливалось. Как и на ужине. Малфой подумывал, не написать ли ему Уэйну, а может, вообще самому отправиться туда. К вечеру нервы совсем сдавали, гостиная Слизерина понемногу пустела, а завтра был новый учебный день, а он все еще не был уверен, что Леви вернулась в замок. Масла в огонь подлила Пэнси, многозначительно предложив пройтись и подежурить. На что Драко высказался весьма резко и громко насчет того, что в остальное время Пэнси не так сильно рвется исполнять обязанности старосты. Не давая шанса себя догнать, он выскочил из гостиной и побрел прочь, движимый помимо нервов теперь еще и яростью. К этому времени замок давно опустел, и Драко куда-то поднимался, прикидывая может стоит заглянуть в гостиную Когтеврана. Он тут же отказался от этой глупой идеи, но ноги несли его сами, и он, очнувшись, остановился в коридоре шестого этажа. Драко повернулся назад, и увидел ее, хоть и узнал не сразу. Леви стояла в десяти шагах от него, облаченная в расстегнутый черный плащ, мокрый от растаявшего снега, под которым виднелся теплый свитер. Полумесяц на цепочке куда-то исчез. Лицо ее было абсолютно белым и не выражало никаких эмоций, а в волосах запутался пепел. Нижняя губа была разбита и кровоточила, обе руки были в крови, а в правой она сжимала волшебную палочку. — Леви? — осторожно спросил он упавшим голосом. — Что случилось? Она молчала и не шевелилась. Драко на ватных ногах, не чувствуя себя от ужаса, медленно прошел вперед эти десять шагов, но чем ближе он подходил, тем яснее понимал: произошло что-то ужасное. — Леви, чья это кровь? Когда он оказался перед ней, она тихо сказала безжизненным тоном: — Драко, не подходи. Он опешил, остановившись. — Что случилось? — спросил он еще более обеспокоенно. — Я убила его, Драко. Я теперь убийца. Такая же, как и Пожиратели смерти. Малфою почему-то стало больно за нее. Он осторожно приблизился к когтевранке, которая так и не пошевелилась, взял ее за талию и повел к лестницам. — Не такая же. Пойдем, я отведу тебя в ванную старост, — хрипло сказал он и не узнал собственный голос. Когтевранка повиновалась. От нее почему-то пахло дымом, но по виду девушка не была ранена. Драко изо всех сил собрался и взял себя в руки, но думать ни о чем не получалось. С ней определенно что-то случилось, но он старался не гадать, что именно, пока вел не проронившую ни слова Леви к ванной. Он назвал пароль, впустил ее перед собой, закрыл дверь изнутри и наложил два заклинания: против подслушивания и заглушающее, чтобы их не услышали снаружи. Последнее оказалось весьма кстати. Леви так и стояла на том месте, где он ее оставил, пока запирал дверь. Она смотрела на него в упор странным, пробирающим насквозь взглядом, почти не мигая, и молчала, отчего внутренности Драко будто окатили морозным воздухом. Она стояла, словно статуя, пока он снимал с нее плащ и вешал на крючок, не обращая внимания, что на его белой рубашке остались чьи-то кровавые следы. — Драко… Он обернулся на ее голос. Леви произнесла его имя почти с мольбой, но ее лицо по-прежнему не выражало ничего. — Что… случилось? — выдавил из себя слизеринец, попутно усаживая ее на мраморную скамейку и садясь рядом. Леви молчала и смотрела невидящим взглядом вперед себя. — Леви, что произошло? На тебя напали? Пытали? Волан-де-Морт нашел тебя? Что, скажи! — Драко, — с такой же мольбой произнесла она, затем медленно поднесла дрожащую руку и дотронулась до его щеки, оставив кровавый след. — Я убила Макнейра. Сказав это еле слышно, Леви засмеялась. И Драко никогда не слышал более пугающего смеха. Лучше бы она зарыдала. Она смеялась, не переставая, страшным холодным смехом, от которого Малфой не то что растерялся, а ощутил еще больший ужас. Он осторожно забрал ее палочку, Леви этого даже не заметила, продолжая смеяться. К нему закрались самые худшие опасения: Волан-де-Морт захватил ее сознание или вселился в ее тело, или напал, или пытал, или что угодно. Он не верил, что это не сон. Ее смех наполнил всю комнату и отражался от стен, а Драко не знал, что ему делать. Стараясь игнорировать свои пугающие мысли, он обнял ее, содрогающуюся от хохота, и прижал к себе, успокаивая. — Успокойся, пожалуйста, Леви. Вдохни глубоко, — сказал он тем же чужим от ужаса голосом. — Давай, вдох-выдох. Как ни странно, она послушалась и затихла, и это принесло немалое облегчение. С ее сознанием все было в порядке, но теперь она начала дрожать. — У тебя шок, — сказал он, прижимая холодное тело когтевранки к себе. Кажется, она не замечала, что замерзла. Наверное, это была реакция на убийство человека. У Драко не было такого, потому что он был готов убить Волан-де-Морта и желал этого, хоть и не убил. А Леви, вероятно, не была готова лишить кого-то жизни, поэтому сейчас пребывала в глубоком эмоциональном потрясении. Драко ужаснулся тому, что бы было, если бы он не пришел к башке Когтеврана. Он почувствовал, как она трясется всем телом, и еще крепче прижал к себе, дотронувшись губами до ее виска и поглаживая спутанные и покрытые пеплом волосы. Драко старался не смотреть на нее, потому что понимал, что если взглянет в ее глаза, то неминуемо заплачет, потому что его самого уже прилично трясло. Он был виноват, и такое зрелище ранило его прямо в сердце, принося невероятную боль. Приговаривая нечто успокаивающее, он понимал, что сейчас и речи быть не может о том, чтобы узнать, что ее так напугало и довело до состояния натурального шока. Важно было хотя бы попытаться привести Леви в более-менее адекватное состояние. Постепенно ее дрожь сходила на нет, Драко выпустил когтевранку, повел к краю ванны и усадил на мраморный бортик. — Нужно тебя умыть… Малфой трясущимися руками открыл кран с холодной водой, сперва плеснул на себя, затем бережно провел мокрыми ладонями по ставшим горячими щекам когтевранки. Она сидела все с тем же отсутствующим выражением и смотрела на него. Добавив теплой воды, он отмыл от крови ее руки, затем скинул свою пропитанную кровью мокрую рубашку, давно переставшую быть белой, и швырнул куда-то вбок. — Драко… — снова послышался тихий молящий голос. Он опустился перед ней на колени. — Я здесь. — У меня теперь больше нет души, Драко, — произнесла Леви мертвым тоном, продолжая смотреть перед собой. — Почему? — Потому что, когда человек убивает кого-то, он теряет свою душу. — Это глупости, — попытавшись придать голосу мягкое звучание, сказал Малфой. — Главное, что ты не ранена и вернулась ко мне. — Драко, — она взмолилась еще раз, — Я могла бы попытаться просто уйти, но я убила его. Я теперь такая же, как и Волан-де-Морт. Она прежде никогда не называла его имени. Малфой пытался уловить хоть одну эмоцию, но этого так и не получалось. — Ну что ты, — тихо сказал он, поглаживая ее колено. — Это тоже глупости. Волан-де-Морт сделал множество ужасных вещей, он лишил жизни сотни людей, разрушил десятки домов, и не идет ни в какое сравнение с тобой. — Макнейр хотел напасть на меня, — она заговорила так же безжизненно, — у него дома. Он… Леви прикоснулась скрещенными руками к своей шее, изображая удушение. У Драко упало сердце. — Он узнал, что кто-то пришел. Выбежал, когда я появилась. Попытался… — ее голос сорвался, — …я отбивалась, потом хотел… убить. Я… ударила его ножом в шею и тогда могла бы уйти, стереть память и оставить… но вместо этого убила его… Непростительным заклятием. А потом… сожгла его дом… вместе с ним. От новой волны ужаса Драко стало плохо. Он поднялся на ноги и прошелся, чтобы унять головокружение и тошноту, затем вернулся к ней. — Леви, — окрепшим голосом начал он, — постарайся не переживать. Все будет хорошо. Слышишь? Когтевранка смотрела вперед себя с таким видом, что Малфой усомнился, понимает ли она его вообще. Затем Леви отрицательно помотала головой. — Это я виноват, — произнес Драко, закрывая голову руками. — Нельзя было тебя отпускать. Если бы я пошел с тобой или запретил тебе идти одной, заставил, настоял, что угодно, этого бы не случилось, и ты бы спала сейчас в уютной кровати в спальне башни Когтеврана. Если бы я не дал тебе тот адрес… не давал Непреложный Обет, если бы не предлагал почти год назад начать бороться против Темного Лорда вместе… Раньше это решение казалось таким удачным, правильным, но тогда я не мог представить, что все изменится настолько, что сейчас я бы предпочел, чтобы ты ничего не знала, лишь бы с тобой все было хорошо. Не учел, насколько страшно потерять тебя. За себя не боюсь, а за тебя — да. Мне было бы все равно, напади на меня хоть двадцать Пожирателей. Перебил бы всех, не думая ни об Азкабане, ни о потере души. А тебе нельзя было никого убивать. Как же я виноват. Ты и так в опасности из-за меня. Почему я не подумал обо всем этом раньше? Тогда казалось, я всегда смогу тебя защитить, но получается, что ты только страдаешь из-за меня. А потерять тебя правда страшно. Он снова сел к ней и обнял, ощутив наполняющую его горячую боль. И в этот же момент Леви закричала громко и пронзительно, словно ее пытают. Малфой уже был на грани безумия, чувствуя, как душа вот-вот разорвется на части. Он не понимал, что происходит, но тут же бросился к ней, пряча в объятиях. Леви кричала не переставая, от этого становилось еще больнее, и он в отчаянной попытке прекратить ее страдания прижался губами к ее пылающему лбу и закрыл глаза, не отпуская от себя. Ее крик все еще отдавался в голове, когда он понял, что Леви затихла. — Мне больно, Драко. — Где больно? Леви отстранилась от него и приложила правую руку к его груди. — Здесь. Он совсем не понимал, отчего она показала на нем, а не на себе, но он сам действительно чувствовал боль именно там, где она показала. Он ее прикосновения стало немного лучше, и прежде, чем он захотел что-то сказать, Леви обвила его бледное тело руками, положила голову на плечо и в ту же секунду заснула без сил. Русалка мирно спала на картине. Драко потерял счет времени, но это его сейчас мало волновало. Ближайшее время он не смел шевелиться, чтобы не разбудить Леви, а сам понемногу приходил в себя. Сегодня из-за нее он был напуган в миллион раз сильнее, чем в ночь, когда присутствовал при возрождении Волан-де-Морта. Леви пошевелилась и проснулась. Драко осторожно взглянул на нее. Когтевранка была сонная, но явно более живая, чем до этого. Она взглянула на него, затем быстро перевела взгляд с его валяющейся неподалеку некогда белой рубашки обратно на него и убрала с его обнаженного торса руки. — Тебе уже лучше? — обеспокоенно осведомился Драко. Леви кивнула. — Уходи, — странным тоном сказала когтевранка. — Что?.. — Уходи, — более твердо повторила она. — Иди, поспи. — Ты уверена, что… — Я же сказала, уходи. Приведу себя в порядок и вернусь в башню сама. Иди. — Хорошо. Он поднялся, накинул влажную рубашку, снял чары с комнаты и вышел, оставив когтевранку за собой. Не стал спорить, если ей сейчас захочется принять ванну или остаться одной. Ему показалось, она пришла в себя, но что-то все равно было не так, а что именно, он пока не мог понять. Поспать удалось совсем чуть-чуть, из ванной он вышел примерно в четыре часа утра и, добравшись до подземелий словно во сне, тут же уснул. Его хватило только чтобы задернуть полог и стянуть заляпанную рубашку. События ночи лишили его почти всех сил, как физических, так и душевных, но он спустился на завтрак со всеми, ведь ему было необходимо убедиться, что с Леви все в порядке. Так и оказалось. Когтевранка сидела на своем привычном месте рядом с Голдстейном, от пепла в волосах не осталось и следа, она даже успела залечить сама себе губу и держала идеальную осанку за столом, сияя собранностью и аккуратностью. Ни одна деталь в ее внешнем виде не давала понять, что произошло ночью и как она выглядела, когда вернулась в замок. Полумесяц покоился на своем месте. Но Драко по-прежнему что-то настораживало. Он наблюдал за ней, привычно подперев подбородок. Голдстейн и кучерявый — Драко никак не мог запомнить его имя, — переговаривались, завтракали, в общем, вели себя как обычно, не проявляя ни грамма настороженности по отношению к третьему другу. А вот Леви — нет. Она ни разу не посмотрела на Малфоя, хотя каждый день бросала на него хотя бы один короткий взгляд за завтраком. И ни разу не улыбнулась. Это могло бы быть понятным, она наверняка еще не совсем оправилась от вчерашнего приключения. Но Леви вела себя вроде бы обычно, изредка переговаривалась с друзьями, поглощая шоколадный кекс. Но все дело было в выражении ее лица. Оно было… Драко все пытался понять, какую эмоцию оно выражает. Это было похоже на презрение, судя по слегка нахмуренным бровям, но нет. Потом он понял, в чем дело. На лице Леви застыло выражение глубочайшего безразличия. В этом и была разница. Она вела себя, как и прежде, но ее лицо показывало непоколебимое равнодушие ко всему и всем. Даже друзьям она отвечала скорее снисходительно, нежели заинтересованно. Малфой наблюдал, как она без всяких других эмоций подхватила сумку и отправилась на уроки. В голову ему закралась глупая, но неприятная мысль: а что если она сказала правду про душу? Или отсутствие эмоций является лишь следствием постоянной практики Окклюменции? Он отчаянно надеялся на второй вариант. На обед Драко не пошел, а вместо этого двинулся прямиком в библиотеку, чтобы почитать что-нибудь о связи потери души и убийства. За час времени он перелистал около двух десятков книг, но лишь в последней обнаружилась крохотная заметка, увенчавшая его труды. Некий Альберто Перинелл писал: Лишение человеческого создания жизни — однозначно и бесповоротно меняет того, кто это осуществил. Кроме того, что для подобного поступка прежде всего нужно сначала переступить через себя, свои моральные принципы и устои, а также осознать всю полноту совершенного поступка, но это также несет за собой определенного рода разрушительный эффект. Прежде всего убийство затрагивает душу убившего, особенно пагубно убийство в сочетании с созданием крестража, и не важно, было оно совершено с осознанием или в качестве самообороны, или по неосторожности. Душа убийцы распадается вместе с убиенным. Такой распад не происходит только в случае, если убийца на момент лишения жертвы жизни кого-то искренне, преданно и крепко любит. Драко отложил книгу. От прочитанного едва ли стало легче. За дверями библиотеки послышался гомон учеников, возвращавшихся с обеда. Ему нужно было сейчас же найти Леви и обсудить все, что произошло, а также рассказать, что она, возможно, все же не потеряла свою душу. Ей было бы полезно это знать. Он вышел в коридор, поискал глазами отделанные синим мантии и чувствовал прилив злости от того, что Леви нигде не было видно, а ведь она ему была сейчас практически жизненно необходима. Он подумывал было нагнать Голдстейна, чтобы спросить, но Леви возникла откуда-то позади Малфоя и потянула его за рукав мантии. — Пойдем, — сказала она и повела в сторону классов. — Нам нужно поговорить… — Знаю, — она завернула за угол. — Я чувствовала, что ты искал меня. Он не совсем понял, что значит «чувствовала», но спрашивать не стал. Леви завела его в пустой класс, затворила за ним дверь и закрыла ее заклинанием. С тяжелым сердцем Драко не обнаружил никаких признаков радости или тоски по нему на лице девушки. Она снова не смотрела на него, хотя стояли они друг напротив друга среди сваленных как попало пыльных стульев. — Ну? Он замялся. Спросить прежде о вчерашнем или рассказать о своих ночных мыслях, или о том, что прочитал пять минут назад? — Как ты? — осторожно спросил Малфой. — Порядок. — Точно? — Да. Отвечала она почти так же равнодушно, как и смотрела куда-то в окно. Драко поборол в себе желание подойти и заставить ее взглянуть на себя. Он сглотнул. — Ты вернулась сама не своя. То есть… другая. — Терри и Энтони тоже заметили. Они решили, что это из-за нагрузки. Ничего. Ты не волнуйся. Этот ответ его вряд ли мог удовлетворить. — Я полагаю, ты хочешь узнать подробнее, что случилось вчера? Драко кивнул. — Да, хочу. Конечно. То есть, если ты… Отчего-то дальше говорить стало трудно. Она достала из складок мантии пузырек со светящейся субстанцией, в которой он узнал воспоминания. Леви, не отводя глаз от окна, бросила ему пузырек, он поймал его и озадаченно оглядел. — Э-э… И что мне с ним делать? Она слегка сдвинула брови и подошла к нему, попутно вынимая палочку. — Сядь. Он опустился на самый чистый стул. Встав специально сбоку, чтобы не видеть его лица, Леви откупорила пузырек в его руке, подцепила воспоминания кончиком волшебной палочки и что-то сделала, поднеся палочку к его виску. В глазах тут же стало темно, а когда снова посветлело, он обнаружил себя стоящим у дверей Ленд Ровера. В одной руке была волшебная палочка, в другой он держал ключи, которые тут же сунул в карман мантии. Было очень холодно и темно, снег застилал некое подобие подъездной дорожки, которая вела к скромной лачуге. Соседних домов вокруг не было и в помине, а дом окружала опушка, перетекающая в рощу. Драко поежился от холода и ступил вперед к лачуге, где еле видно мерцал свет в окне. Он подошел бесшумно, стирая заклинанием следы за собой, и приблизился к окну. Ему необходимо было увидеть его, чтобы считать мысли. Мужчина за окном был худ и немолод. Убранство комнаты, служившей не то залом, не то столовой, казалось весьма скудным и унылым в свете единственной свечи на обшарпанном столе. Но времени рассматривать не было: хотелось сделать то, зачем он пришел, и уехать обратно как можно скорее. Он уставился на Пожирателя, который сидел спиной к нему за столом, увидеть, чем он был занят не представлялось возможным. Драко смотрел не мигая, сконцентрировавшись на его ссутулившейся фигуре, и уже был готов вернуться к машине, как тот рывком поднялся, подбежал к окну и что-то прокричал. Драко быстро развернулся, но сзади мигнула яркая красная вспышка. Когда он обернулся назад, Пожиратель уже был на пороге. Драко послал в него заклятие, но тот трансгрессировал, через мгновение оказавшись у его лица, яростно сжимая зубы в диком оскале. Макнейр силой выбил палочку из его руки, наотмашь ударил по лицу, схватил за шею, больно повалил на снег спиной и принялся душить, скрестив руки. Хватка была мертвой, Драко чувствовал, как задыхается, но правой рукой он отчаянно тянулся к ножу, который был прикреплен к правой ноге. Уши заложило, и он не слышал, что кричал ему в ярости Макнейр, но вот пальцы крепко сжали холодную рукоять ножа, и Драко вонзил его прямо в шею Пожирателя. Горячая кровь тут же хлынула, хватка ослабла, и слизеринец, закрыв лицо руками, из последних сил сбросил с себя тело Пожирателя. Он все еще корчился, и Драко достал нож, затем поднял из снега свою палочку и направил на него. Мелькнула ослепительная зеленая вспышка — и Макнейр затих. После этого Драко как во сне затащил его обратно в дом, еще больше пачкаясь кровью, и поджег лачугу. А потом стоял перед горящим домом, наблюдая за пылающими языками пламени. Он осознал, что плачет. Затем все потемнело, и он очнулся в старом кабинете. Леви стояла у окна спиной к нему. И Малфой понял почему. Или думал, что понял. Щеки его на самом деле были мокрыми. Он медленно вытер их рукавом мантии. — Это просто ужасно, — деревянным голосом сказал он. — Что Уэйн сказал? — Ничего. Когда я вернулась, он давно уже спал. Он не знает. — А как ты применяла магию? Вдруг Министерство… — Нет. Они не узнают. Есть заклятие, которое блокирует Надзор. Я позаботилась прежде, чтобы никто не узнал, что я была там. Думаю, даже в Пророке не напишут о его смерти. Драко спрятал лицо в ладони. Все равно она не посмотрит на него. Слова доходили до него с трудом, словно сквозь вату, и разом потеряли какую-либо важность. Он думал о другом. После того, как он увидел, в каком состоянии вернулась Леви, слышал ее душераздирающие крики и пробирающий холодом до костей смех, уже был готов сделать все угодно, лишь бы ничего подобного с ней никогда не повторилось. Но увидев воспоминания, умело передававшие все чувства, которые она испытывала, умело настолько, что очнулся он в слезах, Драко ясно понял, что должен сделать. — Леви, послушай… Он поднялся со стула и встал с ней рядом, устремив взгляд туда же. Говорить снова стало в сто раз труднее, и он прилагал усилия, чтобы сложить звуки в слова. — Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня. Больше никогда. Он почувствовал ярость по отношению к самому себе и помолчал пару секунд, чтобы это не отразилось на голосе. — Ты жалеешь? — спросила она. — Не нужно. Я помню все, что ты вчера говорил там, в ванной. Я бы все равно не позволила идти со мной. Знаешь, потому что чем больше мы кого-то любим, тем больнее нам узнать, что их кто-то обидел. — Вот именно! — воскликнул Малфой, прежде чем понял значение ее слов. — Значит, ты поймешь, почему я не хочу больше, чтобы ты была в опасности. Хочу, чтобы ты жила нормальной жизнью, а не дралась, подвергалась жестокому обращению Пожирателей и видела Волан-де-Морта. — Значит ты хочешь отказаться от Непреложного Обета? Хочешь, чтобы я больше не шла с тобой? — Все изменилось, — громко сказал он. — Я не смог никак тебя защитить. Думаешь, приятно было увидеть тебя такой? Приятно понимать, что ты страдаешь из-за меня? Приятно думать, что ты могла погибнуть? Приятно сейчас видеть, что из-за постоянной Окклюменции ты больше не улыбаешься и даже не смотришь на меня? Дай мне хотя бы сейчас это прекратить. — Защитить, значит, — задумчиво проговорила она. — А что делать мне, если я вчера пошла, чтобы защитить тебя? Что нам делать сейчас, если мы хотим защитить друг друга, но, видимо, не можем? А? — Не знаю. Он с силой сжал руки на подоконнике, так что костяшки побелели. Разговор был очень тяжелым для него. — Тебе необязательно продолжать выполнять обещание. — И умереть? — спросила Леви. — Мы же говорили: приложить все силы для борьбы с Темным Лордом. — А еще мы говорили «во всем защищать и оберегать своего напарника». Во всем, Леви. Кто знает, может быть, этим вечером умирать мне за то, что позволил тебе уйти одной и не спас. Она помолчала. — Так, значит, ты жалеешь? Драко задумался. — Отчасти. Кажется, тогда я все же плохо подумал. Хотел обставить Поттера, сделать что-то, чтобы восхищаться не кем-то, а собой и не тем, кто я есть, а своими поступками. Не стремиться быть совершенным, а быть собой. Расцветал от ощущения опасности. А вчера я смотрел на тебя. И только когда я осознал, как ты страдаешь, понял, что где-то оказался неправ. Поэтому я прошу, чтобы ты простила меня и предоставила одному завершить то, что мы оба начали. Ему показалось, что она заплачет. Но Леви смотрела вперед все так же безразлично. Неужели она совсем ничего не чувствует? — Я хочу, чтобы ты снова улыбалась, вот и все. И кстати, ничего с твоей душой не случилось. Я прочел сегодня кое-что об этом. Он точно пересказал ей отрывок из книги. Леви не отреагировала никак. — Вот как. Интересно. И откуда мне знать? — Что знать? — Что я действительно кого-то люблю. Мы не знаем, о какой конкретно любви там говорится. Любовь разная бывает. К родителям, к друзьям, к себе, к вещам, к жизни… — Я думаю, мы оба понимаем, о какой любви там говорится. Я совершенно уверен, что у моего отца все еще есть душа. Потому что он любит мать. — А он убивал? — Да. И не один раз. Леви ничего не ответила. Драко чувствовал, как этот разговор постепенно отнимает у него силы, которых и до этого было мало. Такого раньше не было никогда. — Есть еще один способ проверить, — тихо сказал он. — Пожиратели смерти не могут вызвать патронуса. — Вот почему на слушании у меня об этом поинтересовались, — произнесла когтевранка, и он уловил саркастические нотки. — Хотели удостовериться, не являюсь ли я Пожирателем. Он бы посмеялся, да не было ни сил, ни желания. Леви отвернулась от окна внутрь класса. — Я никогда не использовала это заклинание. Драко повернулся за ней. — Попробуй. Надеюсь, это тебя успокоит, когда получится. Ты же помнишь? Нужно подумать о своем самом счастливом воспоминании. Леви подняла палочку, замерла на пару мгновений, затем беззвучно взмахнула, но результатом был лишь слабый серебристый свет, который тут же погас. — Ну? Убедительно? Драко не стал отвечать. Он был растерян. Хотел предположить, что, может, лучше произнести заклинание вслух, затем сам себя поправил мыслью о том, что сила заклинания не зависит от вербального или невербального исполнения. Если Леви хватило магических сил, чтобы с первого раза эффективно выполнить Убивающее заклятие, то патронус не был бы для нее проблемой. Может быть, она все еще в упадке. — Попробуй другое воспоминание. Наверное, это недостаточно счастливое. Леви вдруг повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза. — Что может быть счастливее того дня, когда я познакомилась с тобой? Драко не мог вздохнуть. Показалось, словно в классе стало невероятно душно, а галстук сдавил горло. Прошло около десяти секунд, когда он снова смог сделать вдох. Она так и стояла, смотря на него непоколебимо равнодушным взглядом, так что он мог наконец хорошо ее видеть. Между бровей лежала маленькая морщинка, веки были расслаблены, а уголки губ опущены, что в целом давало понять, что ей все это безразлично. Но так быть просто не может. Он бы все отдал, чтобы она снова улыбнулась. Сердце забилось часто и тяжело. Оставался последний вариант. — Тогда попробуй так. С этими словами Драко приблизился к ней, правой рукой нежно провел по ее щеке и поцеловал. И словно не было прошлой ночи. Словно нет ни прошлого, ни будущего. Есть только этот момент. Леви ответила на поцелуй и невесомо обвила его шею руками. Драко почувствовал невероятную легкость во всем теле, а от предшествующей усталости не осталось и следа. Он был счастлив в эти секунды, минуты, часы, пока длился поцелуй. Но Леви отошла от него на шаг, и все закончилось. И взглянув на нее, Малфой вмиг почувствовал себя несчастным. Она даже не улыбнулась. На ее лице застыло то же самое безразличное выражение. Когтевранка вновь подняла палочку, и в самой середине класса возникла сияющая серебристой белизной фигура Дементора. Драко ошарашенно уставился на патронуса Леви, не веря своим глазам. Но это совершенно точно был патронус, и он так же совершенно точно был дементором. Малфой не представлял, возможно ли такое в принципе. Дементор-патронус высотой от пола до потолка заскользил к противоположной от входа стене и растаял, стоило Леви взмахнуть палочкой. — Любопытно, — произнесла она, хотя выглядела по-прежнему невозмутимо. — Оказывается, получилось. Очевидно, что так мое сознание реагирует на то, что вчера от моей руки погиб человек, и патронус дает понять, что отныне мое предназначение — гнить в Азкабане. Несмотря на все это, спасибо за самое счастливое воспоминание, Драко. Он стоял неподвижно, замерев от шока и от общего непонимания, что вообще происходит. Леви теперь смотрела на то место, где только что исчез ее патронус. Последняя фраза звучала искренне. — Видишь, — более-менее собравшись, выговорил Драко. — Все в порядке с твоей душой. Можешь не волноваться. — Нет, — отчетливо сказала Леви, не поворачиваясь к нему. — Что «нет»? — тупо переспросил Малфой. — Это мой ответ на твою фразу о том, что мне необязательно продолжать выполнять обещание. Я не оставлю это на тебя. Что бы ты ни говорил, я этого не сделаю. Ты ко мне потянулся, Драко, доверился. И я тебе доверилась в ответ. Твои слова и поступки, и вообще все то, какой ты, это тронуло меня до глубины души. Разве это не стоит того, чтобы бороться за тебя? Непреложный Обет перед тобой был моим собственным выбором, и только мне за него отвечать. Я предполагала, на что шла. Была готова и к подобному тому, что случилось вчера. Если тебе неприятно смотреть на мои страдания, не смотри. Драко отвернулся обратно к окну. Его крупно затрясло от ярости и боли. — Вот как. Он ринулся к ней, схватил ее руку, попятился к стене у двери и прижал себя ее рукой, положив на шею. — Тогда убей меня сама! — взревел он. — Давай, Леви, сделай это, потому что смерть все равно лучше, чем слышать то, что ты сейчас мне говоришь! Он практически душил себя ее же рукой, она снова смотрела на него, но долбаное равнодушие не сдвинулось ни на малость. — Успокойся, Драко, — удивительно мягким тоном в контрасте с лицом сказала она. — Пожалуйста. Мне больно на тебя смотреть. Последнее предложение Леви произнесла с мольбой и высвободила свою руку из его ослабевшей хватки. Драко обессиленно опустился перед ней на колени, часто дыша, и почти не почувствовал, как она мягко взяла его за плечо. — Это тебе. Я пойду. Она дала ему в руки прямоугольный конверт и, беззвучно сняв с двери запирающее заклинание, вышла. Драко и не пытался даже подняться, чтобы остановить ее. Он так и остался на коленях в этом гребаном грязном классе, где только что на его глазах с ее уходом рухнул целый мир, возведенный за секунды здесь же, когда когтевранка целовала его. Он трясущимися пальцами кое-как раскрыл конверт. Оттуда выпала зачарованная фотография, которую он никогда не делал. На ней Драко стоял посреди Запретного леса в мантии чемпиона Турнира Трех Волшебников и широко улыбался, держа в руках Кубок. Его волосы на фото слегка трепал ветер, а сам Драко периодически смеялся беззвучным смехом, поднимая Кубок над головой. Он перевернул фотографию. На обороте Леви написала: Я знаю, кто настоящий победитель. Малфой вспомнил, что тогда сказал ей. Сказал, жаль, что нельзя заснять тот момент. А Леви удалось. Возможно, она использовала какое-то неведомое заклинание, позволяющее перенести воспоминания на фото, и исполнила его желание. Почему она отдала ее именно сейчас? Почему ей больно на него смотреть? Неужели это прощание? От этой мысли его словно обдало холодом. Он осознал, что, возможно, только что потерял единственного человека, который был дорог ему и верен, как никто. И что, возможно, она не вернется. Никогда. Как бы он ни умолял, ее безразличие, возможно, уже не сменится ничем. Драко никогда еще не чувствовал себя таким несчастным.