ВдохВыдох

      Эту выходку Терри и Энтони обсуждали еще некоторое время. Леви больше не посетила ни одного урока в Выручай-комнате, но друзья говорили, что некоторые там все еще очень злятся на нее и, мягко говоря, не обрадуются, если когтевранка заявится снова, а некоторые попросту боятся, потому что видели ее патронуса и слышали, как она без страха произносит имя Волан-де-Морта.       Леви и самой не хотелось бы вернуться, и спонтанная дуэль с Поттером только подтвердила ее догадки. Даже без особой практической тренировки Леви хорошо выполнила все заклинания, не произнося их. Энтони спросил, не хочет ли она сама обучать чему-нибудь, а Терри сказал, что Захария Смит теперь с утроенной силой старается освоить заклинание патронуса, надеясь, что тот тоже окажется дементором, хоть и удивляется вслух, что должно случиться с человеком, чтобы его патронус принял настолько неординарную форму. Даже Гермиона Грейнджер ломала голову над этой загадкой.       Леви лишь посмеивалась.       Она согласилась на дуэль с Поттером, поскольку хотела сама проверить свои силы, хоть это был не совсем красивый поступок, однако оказалось, что гриффиндорец никудышный противник, и она удивлялась, как он вообще до сих пор остался жив.       Драко правильно сказал, что у него больше шансов в сражении с Волан-де-Мортом. И Драко в бою показал себя намного лучше, хотя Поттер и считает, что это был он сам. Может быть, именно в следствии этого заблуждения он и решил начать обучать остальных? Но Энтони и Терри говорили, что на уроках Поттера прикольно и что у них почти получается вызвать телесного патронуса.       Драко… Леви сознательно его избегала, и когда одним вечером Амбридж в срочном порядке вызвала всех членов Инспекционной дружины, даже в какой-то степени порадовалась, что Малфой не стал вступать.       Все это время она до сих пор специально держала себя в неведении по отношению к нему, хоть все внутри тянуло ее к нему, но она знала, что его приближение неизменно вызовет очередной приступ боли.       И сейчас, выполняя задание Амбридж по поимке учеников Поттера, Леви стояла практически бок о бок к его давними помощникам Крэббом и Гойлом, чувствуя себя при этом более чем странно, но вида, конечно, не подавала.       — Они в Выручай-комнате! — визгливо оповестила Амбридж дружину. — Все на восьмой этаж и осаждайте их! Поймайте всех!       Леви понятия не имела, откуда узнала Амбридж, но надеялась, что Энтони и Терри не поймают. Иначе необходимо будет их каким-то образом прикрыть.       И правда, когда они достигли восьмого этажа, повсюду слышался топот стремительно убегающих ног. Из двери последним вышел Поттер, и Нотт не заставил себя ждать, наслав из укрытия заклинание, от которого Поттер рухнул на пол.       — Молодец, Теодор! Пятьдесят очков Слизерину! — ликующе похвалила Амбридж, подтягиваясь к дверям. — Вот вы все и попались, Поттер.       Она схватила того за шиворот и злобно вцепилась взглядом. Поттер почти умоляюще взглянул на Леви, как в тот раз, когда в Ленд Ровере Уэйна просил не отправлять его назад домой к маглам. Но не могла же Леви на глазах у дюжины слизеринцев оглушить Амбридж, а потом их самих, и отпустить Поттера? То есть оглушить, может, и смогла бы, но не видела причин этого делать.       — Догоняйте их, — распорядилась Амбридж. — Мисс Паркинсон, осмотрите комнату. Мисс Фаррелл, вам поручаю туалеты для девочек. Обыщите все! Вперед! А вы, Поттер, идете со мной к директору.       С этими словами все бросились врассыпную кто куда, надеясь поймать как можно больше беглецов. Леви невозмутимо двинулась к башне Когтеврана, оставляя приятную работу слизеринцам.       Когда она вошла в гостиную, Терри и Энтони были там. Оба тяжело дышали после бега.       — Майкл побежал в библиотеку, — задыхаясь, сказал Энтони.       — Надеюсь, ты нас не сдашь? — с серьезным видом спросил Терри, затем оглушительно засмеялся. Энтони тоже проникся шуткой друга.       В дверях возник Майкл.       — Леви, — держась за бок, позвал он. — Выйди, тебя там позвали…       Ничего не уточняя, Леви вышла из гостиной и уже на пороге слышала раздраженные голоса.       — …Рон, успокойся, убери палочку, думаешь, она и тебя на лопатки не уложит? Я десять минут не смогла расколдовать голову Гарри!       — Ну и что! — послышался разъяренный голос Уизли. — Тогда я без палочки отделаю ее голыми руками!       — Рон! — возмутилась Грейнджер.       — Джинни вообще хотела напустить на нее летучемышиный сглаз…       — Привет.       Стоило Леви появиться, Грейнджер засуетилась. Лицо Уизли было красным.       — Рон, держи себя в руках, — предупреждающе сказала Грейнджер.       — Что случилось? — безмятежно осведомилась когтевранка, глядя то на одного, то на другую.       — Да нас тут кто-то сдал Амбридж, — медленно проговорил Уизли, ненавидящим взглядом уставившись на серебристую «И» на мантии Леви.       — Рон считает… — Грейнджер осеклась, скосившись на Уизли. — Хорошо, мы считаем, что это могла быть ты.       — С чего бы?       — С того бы! — живо откликнулся Уизли. — С того, что ты в Инспекционной дружине! Даже Малфоя так нет, между прочим! И мы не посмотрим на то, что ты из Когтеврана и Энтони за тебя поручился. Ты не хотела записаться, а именно по списку мы могли бы определить, кто настучал.       Леви ничуть не изменилась в лице, осматривая Уизли одновременно со снисхождением, равнодушием и легкой усмешкой на губах.       — Я скажу еще раз, Уизли, — тихо начала она, — если ты не расслышал в прошлый раз. Если бы я хотела вас сдать, то сдала бы наверняка сразу же, а не потом.       — Чушь, — фыркнул Уизли. — Ты могла специально так сделать, чтобы не казаться подозрительной.       — Что ж, — изрекла Леви, холодно рассмеявшись, — зачем мне в таком случае спасать Поттера от дементоров этим летом? Почему бы его просто не бросить там? Зачем же потом являться на слушание и давать показания перед Визенгамотом в его защиту, когда можно было этого не делать? Чтобы не казаться подозрительной, а потом заложить перед Амбридж?       Она хохотнула. Грейнджер отвела взгляд, а Уизли не выглядел убежденным.       — Вы со своей дружиной и поймали Гарри! — в сердцах воскликнул Уизли. — Раз помогла, сложно было помочь второй?       — А я должна была? — со смехом спросила Леви. — По-твоему, ради твоего друга должна была в одиночку раскидать пятнадцать слизеринцев и оглушить Амбридж ради его спасения? Сами-то не упустили возможность сделать ноги.       — Да! Должна была. Если такая умелая. В Выручай-комнате над Гарри ты охотно колдовала, а что, Амбридж, по-твоему, чем-то не заслужила болтаться под потолком? Небось спала и видела, как сдашь нас, и подстроила все так, что мы даже не узнаем!       — Я же говорила ему защищаться, — с полуухмылкой парировала Леви. — Все было по правилам. Кто же виноват, что он не может. Мои заклятия были не самыми сильными из тех, что я могла бы применить. А в том, что Амбридж его схватила, виноват он сам. Что же Поттер никак не может вовремя остановиться, и ни квиддич, ни наказания не могут его научить? Вы все гриффиндорцы такие? Вам обязательно нужно стоять до последнего, стискивая зубы, а потом рухнуть в один момент, зато с гордостью и несломленными? Ладно Поттер не подумал, для него вообще свойственно сперва делать, потом, может быть, изредка думать, но вы же его лучшие друзья. Грейнджер-умеющая-наводить-Протеевы-чары-уровня-ЖАБА, тебе в голову не пришло подумать, чем пахнет вся эта идея с подпольными уроками? Не надоело, что он вас все время таскает за собой в неприятности? За что боролись, на то и напоролись. И гордо называете это дружбой. Да это безрассудство, а не дружба. А виновата почему-то отнюдь даже не слизеринка Леви, которая не пожелала записываться. Между прочим, ваш список сейчас наверняка уже в руках у Амбридж. Паркинсон нашла его в комнате. Что ты там говорила, Грейнджер, по поводу того, что не будешь оставлять список где попало? Возьмешь ответственность за последствия сама или мне за тебя смотреть в глаза тем, кого ты подставила?       Уизли чуть было не бросился на нее, если бы Грейнджер с подавленным видом не остановила его.       — Она права, Рон.       — Что? — ошарашенно спросил Уизли. — Да она же…       — Она спасла Гарри, а ведь ему сулило не только исключение из школы. Помни об этом. И мы еще не всех проверили по списку, — сдавленно сказала Грейнджер. — Вы с Джинни можете сколько угодно ее ненавидеть, но к словам Леви нельзя придраться.       — Если вам интересно, можете поинтересоваться, где сейчас Мариэтта Эджком, — непринужденно сказала Леви. — Она единственная из тех, кто ходил на ваши уроки, еще не вернулась в башню. Всего хорошего.       С этими словами она развернулась, оставив двоих друзей за спиной, и двинулась обратно в общую гостиную.

***

      Подробности того, что произошло после поимки Поттера профессором Амбридж, стали всем известны уже на следующее утро наряду с ошеломляющей новостью о том, что Дамблдора попытались сместить, но он исчез из-под носа министра, двух мракоборцев и самой Амбридж.       Приказ о назначении Амбридж новым директором занимал, казалось, каждый свободный угол замка.       Уизли и Грейнджер, видимо, выяснили, кто же оказался настоящим предателем, и теперь гриффиндорский вратарь был одновременно жутко злой и боялся встретиться с Леви взглядом, хотя Грейнджер, судя по всему, пыталась уговорить его извиниться, а потом подошла сама, попросив прощения.       Слизеринцы выглядели в этот день особенно довольными, но все изменилось к обеду, когда замок превратился в абы что, наполненный взрывающимися до самой ночи хлопушками.       Леви могла только представить, как чувствует себя Поттер, понимая, как из-за его оплошности пострадал Дамблдор. То есть могла бы почувствовать, если бы посмотрела на него. Но не стала.       Все пасхальные каникулы когтевранцы старались лишний раз не выходить за пределы башни, дабы не нарваться на нового директора и членов Инспекционной дружины, рыскающих в коридорах, а также не терять ценного времени. До экзаменов оставалось все меньше и меньше, и когтевранцы почти не поднимали голов от книг. Но объявление о начале консультаций по выбору профессии и прикрепленное расписание немного разбавили не прекращаемый учебный процесс пятикурсников.       — Ну-ка, Энтони, колись, все еще тянет работать в Министерстве? — осведомился Терри, с интересом осматривая внушительную стопку разнообразных брошюрок.       — В данный момент едва ли, — разочарованно ответил Энтони. — Не хотел бы оказаться в этом шатком месте прямо сейчас, когда там происходит невесть что, — он мрачно отложил от себя одну из министерских листовок.       — К тому времени, когда мы закончим школу, многое может измениться, — заметил Терри, изучая брошюру, рассказывающую о профессии драконоборца.       — Думаю, к тому времени я все еще буду способен набрать достаточно баллов. А ты, Леви? — он повернулся к когтевранке, которая безразлично перелистывала брошюру, призывающую стать стирателем памяти.       — Ты что, друг, — протянул Терри, — вы же не первый год знакомы. Зачем человеку определяться с профессией, когда у него уже есть собственный магазин в Косом переулке?       — Формально он не мой, а Уэйна, — мягко поправила Леви, принимаясь за другую брошюру. — И, возможно, к тому времени, как я закончу школу, не захочу больше его держать.       — Что? — в один голос удивились парни, обескураженно моргая.       — Может, заболела? — пробормотал Терри, пристально ее осмотрев. — Да вроде нет…       — Может быть, Уэйн захочет попробовать построить семью, — задумчиво предположила она. — Я ему не раз говорила, что он еще слишком молод, чтобы оставаться один до конца жизни. Разные причины могут быть, чтобы я решила оставить магазин. Уэйн держит его сейчас, пока я учусь, чтобы зарабатывать, когда-то мы так и договорились, что он помогает с магазином, а я продолжаю учебу. Но я готова к тому, что все может кардинально поменяться. Правильно Терри сказал.       — А мы-то с Энтони думали, что нет ничего более крепкого и вечного, чем любовь Леви Фаррелл к магическим растениям… — разочарованно промолвил Терри, вызвав взрыв хохота между друзьями.       Через некоторое время она уже сидела на консультации в кабинете Флитвика и наблюдала, как он пробегает глазами по ее личной карточке.       — Что ж, мисс Фаррелл, может, вы уже определились с предпочтениями относительно профессии по завершении Хогвартса?       — М-м, — задумчиво протянула Леви. — Боюсь, что нет, профессор.       — Ничего страшного, — Флитвик ободряюще улыбнулся ей из-за карточки. — Студенты факультета Когтевран обычно имеют множество возможностей. И также судя по вашим баллам, я не вижу причин сомневаться в перспективе обретения вами какой-либо профессии, — сказал Флитвик и отложил ее карточку. — Я давно заметил, вы начали исполнять заклинания невербально?       — Да, профессор.       — Похвально, — с глубоким одобрением изрек Флитвик. — Занимались самообучением?       — Да, сэр. Я на досуге люблю поинтересоваться чем-нибудь новым, что выходит за рамки школьной программы.       — Ну, возможно, вы пожелаете преподавать в Хогвартсе, такое тоже не исключается, или проникнетесь страстью к какой-либо из магических наук и посвятите себя изучению и расширению ее границ.       — Профессор, — произнесла Леви, — вы знаете, чем занимаются Невыразимцы?       — Невыразимцы? — задумчиво переспросил Флитвик. — Боюсь, этот вопрос не ко мне, — сочувственно ответил он. — Они относятся к особому отделу Министерства, и никто не знает, в чем состоит их работа. Это — максимум, что я могу…       Из коридора донеслись какие-то шумы, оборвавшие Флитвика на полуслове.       — Прошу меня извинить, — сказал он и стремительно, насколько позволял рост, вышел из кабинета.       Леви последовала за ним.       Шум доносился откуда-то со стороны восточного крыла, куда ринулся Флитвик с палочкой наготове. Леви помедлила, выбирая, стоит ли пойти поискать Терри и Энтони, либо приняться за обязанности члена Инспекционной дружины и немедленно отправиться на шум. Выбрав второе, Леви подоспела как раз вовремя, чтобы застать весьма любопытную картину: в кругу толпы, состоящей вперемешку из учеников, преподавателей, приведений и довольных слизеринцев с такой же серебряной буквой, стояли близнецы Уизли с метлами наготове и говорили нечто вроде прощальных слов. Под потолком парил Пивз, и выглядел он счастливее, чем когда-либо. Близнецы оседлали метлы под восхищенные возгласы вперемешку с отчаянным визгом Амбридж, сделали пару виражей над головами толпы, рекламируя напоследок свой магазин приколов в Косом переулке, и вылетели восвояси.       Выглядело это настолько впечатляюще, что дух восхищения пропитывал воздух еще несколько дней, а на следующий же день после фееричного ухода братьев Уизли, школа окончательно превратилась в кошмар.       Амбридж гоняли все, кому не лень, а она в ответ с особым остервенением гоняла Инспекционную дружину, надеясь одержать верх над многочисленными школьными хулиганами. Терри и Энтони посмеивались и удивлялись, как Леви удается делать вид, что она выполняет все ее поручения, при этом не делая ровным образом ничего, а лишь искусно создавая видимость искренней принадлежности к ее верным дружинникам и получая похвалу и очки для Когтеврана. Леви и правда единственная из всей дружины не делала ничего, что просила Амбридж, и уже почти никого из учеников не смущала вышитая на груди когтевранки серебристая буква «И». Это же и спасло ее от нападок учеников, которые, вдохновившись поступком близнецов, массово и смело давали отпор, как и Амбридж, так и членам ее дружины с факультета Слизерин, насылая разнообразные заклятия, забрасывая бомбами вонючками и прочими приличными или не очень способами.       В такой каждодневной суматохе незаметно подкрался май, а с ним и финальный матч по квиддичу между Когтевраном и Слизерином.       Гриффиндор проиграл и Пуффендую, хотя сестра Уизли и поймала снитч. На матч между Пуффендуем и Слизерином Леви пошла только из глубочайшего уважения к Драко.       Сидеть на трибуне и смотреть на него было невероятно трудно, но она делала это, зная, что должна. И дело было не в том, что Леви изо всех сил старалась, чтобы в голову не хлынули мысли Малфоя, слизеринец до сих пор держал сознание закрытым. Внутри до сих пор взгляд на него отдавался немедленной болью. Впрочем, что бы с ним ни происходило все это время, на метле он держался так же великолепно, как и на матче против Гриффиндора, и поймал снитч уже через каких-то десять минут. В этот раз обошлось без падения, но Леви потом два дня не появлялась на обеде и ужине, потому что просто находиться в одном помещении с Малфоем было невыносимо.

***

      Драко хмуро натягивал форменную мантию ловца. Монтегю до сих пор не оправился после того, как Уизли засунули его в Исчезательный шкаф, и временно должность капитана досталась ему, но от этого Драко не чувствовал ни радости, ни удовлетворения. Место охотника занял Нотт, надоевший к этому времени Малфою своими идиотскими выходками до такой степени, что лишь Окклюменция защищала Тео от того, чтобы Драко чем-нибудь ему не двинул.       После зачисления в Инспекционную дружину Амбридж Нотт возомнил себя чуть ли не правителем мира, но Драко все же однажды поставил его на место, кулаками слегка украсив лицо на глазах у всей гостиной Слизерина, и Тео после этого немного присмирел, воздерживаясь от шуток про Уизли, Поттера и прочих хотя бы в присутствии Малфоя.       После смещения Дамблдора школа совсем слетела с катушек, и только ленивый или глубоко незаинтересованный не поддерживал этот хаос в противостоянии режиму Амбридж.       Драко принадлежал ко второму типу, однако не мог с удовлетворением не отметить, как обстановка беспредела забавляет его. Но чувство глубочайшей печали и тоски даже финальному матчу по квиддичу не развеять, хотя он по-прежнему упорно тренировался, прикладывая все силы, чтобы забыться при каждый удобной возможности, будь то полет на метле или еще более усердное, почти остервенелое рвение к учебе.       Малфой закинул метлу на плечо и вышел на поле, ведя за собой команду, где трибуны тут же взревели, приветствуя игроков. И он почувствовал: Леви снова здесь. Как и на предыдущем матче, он почувствовал ее среди битком набитых трибун. Сперва ему показалось, что он сбредил, но он мог поклясться, что чувствовал ее неотрывный взгляд весь матч, пока не поймал снитч. Убеждаться своими глазами, что Леви здесь, он не стал как в первый раз, так и сейчас, снова чувствуя ее взгляд на себе.       Это случилось всего второй раз с тех пор, как они виделись в том старом классе еще до рождественских каникул. Точно так же, как и сейчас выйдя на поле, он почувствовал неизвестное еле уловимое тепло внутри и сперва не понял, что оно означает, затем в голове проступило четкое осознание, что это она смотрит.       Во время дежурств Пэнси рассказывала ему новости изнутри Инспекционной дружины и обмолвилась о единственной когтевранке среди них, которая, по словам Паркинсон, смотрит всегда с таким презрительным видом, словно считает их всех отребьем. В рядах дружины к ней, естественно, относились как к чужаку, но Амбридж была ей довольна и награждала очками наряду со всеми, а значит, доверяла так же, как и им самим. Но Пэнси все равно была недовольна и рассуждала, стоит ли попытаться стереть это постоянное надменное выражение со смазливой когтевранской мордашки, на что Драко ответил, что пускай попробует, если хочет после этого очнуться в больнице святого Мунго. Эти слова вроде бы убедили слизеринку, и она смирилась.       Леви удивительным образом удавалось не попадаться ему на глаза. Он был даже почти уверен, что она его избегает.       — Тогда какого черта ты снова пришла на мой матч? — сквозь зубы прошептал Малфой, выйдя на поле и снова почувствовав ее присутствие.       А затем понял кое-что еще.       Болеет она далеко не за Когтевран.       Драко пожал руку капитану когтевранцев и по свистку взмыл вверх. С высоты он услышал, как на слизеринской трибуне кто-то совсем не к месту затянул тупейшую песенку про Уизли, которая уже всем порядком надоела, да и ни одного гриффиндорца на поле вроде бы не было. Драко сосредоточился, и ему хватило десяти секунд, чтобы найти снитч, и еще десять понадобилось, чтобы его поймать.       Никто не успел даже атаковать кольца противника, и трибуны сперва непонимающе затихли, затем взревели с троекратной силой.       Он выиграл Кубок, за какие-то полторы минуты спустя от начала матча поймав снитч.       Да, не будь он так эмоционально опустошен, Драко гордился бы собой. Но сейчас, оглушенный ревом зрителей, он не чувствовал ничего кроме ощущения легкого тепла, идущего изнутри, которое судило о том, что Леви не сводит с него своего холодного ничего не выражающего взгляда.       Снитч слабо трепыхался в его руке.       Посмотри, что я тебе поймал.       Он опустился на поле, закинув метлу на плечо, немного постоял со своими, принимая поздравления, затем его подхватили на руки и понесли замок всей толпой. Он почувствовал, как тепло угасло.       В шумной гостиной оставаться не хотелось даже с учетом того, что скандировали лишь его имя. Драко вышел из подземелий, забрав с собой снитч, с намерением пройтись где-нибудь, где есть доступ к открытому воздуху. Кое-где в замке еще слышались взрывы фейерверков, а воздухе до сих пор витал еле уловимый запах пороха. Он чувствовал, как начинает болеть голова, и побыстрее двинулся к коридору, который выведет его на террасу.       Глубоко вдыхая теплый майский воздух, он смотрел далеко за края Запретного леса, где садилось солнце. Драко чуть ослабил зеленый галстук, расстегнул верхнюю пуговицу и закатал рукава рубашки.       Он не сразу осознал, что внутреннее тепло вернулось. Сердце отчего-то забилось втрое быстрее. Драко не был уверен, что хочет оборачиваться. Половина сознания твердила, что в таком случае все месяцы старательного подавления всего, что творилось у него внутри, пройдут напрасно, как только он убедится в своих догадках.       Но он обернулся, не обращая внимания на то, что может горько об этом пожалеть.       Леви стояла позади него в полуметре, освещаемая лучами заходящего солнца. Легкий ветер слегка колыхал ее темные волосы, ниспадающие уже почти до талии. Челка теперь мягкими локонами обрамляла худое заостренное почти как у самого Драко лицо. Идеальный нос по-прежнему был таким же идеальным. Родинки под левым глазом, как и прежде, складывались в ровнейший ромб. Над эмблемой Когтеврана на ее мантии искрилась вышитая серебром буква «И». Подаренный им полумесяц никуда не делся, и фиолетовый камень переливался в лучах солнца на своем привычном месте под воротником ее белоснежной рубашки. И если он и сейчас бредит, видя то, чего нет, то галлюцинация была весьма искусной, хоть он не видел Леви последние несколько месяцев, завтракая, обедая и ужиная на месте ровно напротив нее каждый день в Большом зале.       Произошло одновременно то, чего он желал и чего боялся: Леви смотрела прямо на него пронзительными темно-зелеными глазами. Но смотрела она по-прежнему с тем же неизменным глубочайшим безразличием, о чем судила еле видная морщинка между бровей, снисходительно слегка прикрытые веки и опущенные уголки губ.       У него не было сил говорить. Не было сил и отвернуться. Его тянуло к ней, и одновременно невозможно было подойти ближе. Он словно прирос к земле, не отрывая взгляда от ее глаз, которые он когда-то так хотел увидеть. Драко все еще был опустошен практически полностью, и ее приход вызвал не больше эмоций, чем выигрыш Кубка по квиддичу. Либо он уже не был способен что-то почувствовать.       Она тоже пока молчала и не отводила глаз. Он понятия не имел, почему и зачем она пришла. Снитч начал трепыхаться в сжатом кулаке, и Малфой выпустил крылатый мячик, который тут же принялся парить в нескольких метрах от него. Леви не отвела взгляд ни на мгновение. Драко безразлично сунул руки в карманы брюк и так и остался стоять с парящим где-то сверху победоносным мячиком, не обращая внимания, как внутри глупо и неуместно грохочет сердце.       Леви медленно приблизилась к нему, словно не была уверена, имеет ли на это право. Затем она несмело потянулась к нему рукой, смотря ему куда-то выше солнечного сплетения, а после этого прильнула к его груди, обхватывая руками в объятиях.       Драко ощутил, словно через все тело прошел заряд электричества, и он будто очнулся от долгого сна. Он медленно с удивлением обнял ее в ответ, бережно, будто когтевранка вот-вот исчезнет. Он до сих пор не был уверен, что этого не произойдет, но ощущения были вполне реальными, и к нему постепенно приходило осознание, что глаза не врут и что Леви действительно пришла к нему сюда.       Она прижималась к нему так близко, как никогда прежде, и Драко снова заново привыкал к тому, какая она, к запаху трав от ее волос и к тому, что чувства возвращаются, и это уже не щемящая боль, а нечто настолько приятное и в то же время необъяснимое, чего он раньше, кажется, никогда не ощущал.       — Что… случилось? — хрипло спросил он.       Леви отпустила его и отступила на шаг, но не отводила глаз. Драко с волной облегчения обнаружил, что ее губы затронула едва заметная усмешка.       — Хочу поздравить тебя с победой. Ты очень красиво летал. Я смотрела оба матча…       — Я знаю, — тихо сказал он. — Чувствовал.       — Чувствовал? — с интересом спросила она. — Любопытно.       Он был растерян и озадачен, и удивлен, и рад, и не понимал, какое из этих чувств преобладает.       Она снова подошла к нему со странной смесью грусти и сочувствия в глазах и запустила пальцы ему в волосы. Это прикосновение было не менее приятным, чем предыдущее.       — У тебя невероятно мягкие волосы, — проговорила она с усмешкой на губах. — Я… — она вдруг еле уловимо смутилась. — Я, наверное, со дня нашей первой встречи хотела их потрогать, но не решалась.       Драко хотел сказать, что она может делать с ним все, что пожелает, но слова застряли где-то в горле, словно он разучился с ней разговаривать.       Она смотрела на его волосы с восхищением, перебирая пальцами почти белые пряди, и улыбалась. Драко уже и позабыл, как она красива, и улавливал каждую оживающую эмоцию на ее лице, словно глоток живительного воздуха.       Леви выпустила пальцы из его волос, и Драко взял ее руки в свои, прикоснулся к ним щекой, склонив голову, и закрыл глаза. Это все было почти болезненно от обрушившихся разом чувств, которые, казалось, вот-вот разорвут его на части.       — Драко… — раздался ее голос.       Его имя еще никогда не называли с такой нежностью. Он открыл глаза. Теперь Леви смотрела на него наполовину сочувственно, наполовину грустно.       — Пожалуйста, прости меня.       С этими словами он тоже почувствовал грусть.       — Мне не за что тебя прощать. Ты ни в чем не виновата. Я совершил ошибку. Не должен был… запрещать тебе.       — Нет, Драко, — так же нежно сказала она, — прости, что я не пришла раньше. Я… все это время каждый день чувствовала твои мучения.       Похоже, ей слова тоже давались с трудом.       — Я не знаю, что случилось. Я так и не нашла объяснений тому, что произошло с тобой и со мной. Кажется, я переусердствовала с Легилименцией. С того момента, как я вернулась из дома Макнейра той ночью, мне приходится закрывать сознание не для того, чтобы в него не могли вторгнуться, а для того, чтобы чужие мысли не заполняли меня. Стоит мне просто на кого-то взглянуть, и я могу копаться во всех воспоминаниях, чувствах и мыслях за всю жизнь. Это было невыносимо. Я не понимала, что происходит.       Леви глубоко вздохнула.       — Тогда, в ванной старост, я сперва не понимала, почему мне так больно и страшно, думала, что это мои чувства, а когда проснулась, то не могла взглянуть тебе в глаза, потому что в тот же момент ощущала неимоверную боль. Боль повторялась каждый раз, когда я хотела посмотреть на тебя. А потом я поняла, что это твоя боль, Драко. Все, что ты ощущал, передавалось и мне, и я не знала, как это остановить. И тогда я ушла. Думала, что так будет лучше для обоих. Думала, так ты перестанешь это чувствовать, тогда же перестану и я. Но это не помогло. Не обязательно было искать тебя взглядом. Достаточно было твоего присутствия где-то рядом, и я снова делила с тобой твои чувства. Теперь я тренировалась закрываться от чужих мыслей, на это ушло несколько недель, прежде чем я снова могла контролировать поток чужих мыслей. Но это не дало мне возможность снова хотя бы пару секунд посмотреть на тебя. Я искала помощи в книгах, но там не было ничего, что бы объясняло то, почему я, лежа в своей спальне в башне Когтеврана, чувствую, как тебя буквально разрывает на части. Я ничего не хотела сильнее, чтобы прекратить это, чтобы ты снова был собой. Я чувствовала даже, что ты тоже не смотришь на меня, потому что не можешь, и боялась представить, что случится, если мы случайно встретимся взглядом. Я хотела, чтобы Окклюменция помогла мне держать в секрете наши общие тайны и контролировать эмоции, и довела это умение до такой степени, что все чувства исчезли и возвращались только когда я была с тобой. Потом пропало и это. С помощью Легилименции я хотела научиться читать мысли, чтобы иметь возможность узнать чужие тайны без ведома того, кто их хранит, без пыток, неуловимо, и довела это умение до такой степени, что стало невозможным больше смотреть тебе в глаза, не чувствуя твоей боли. Поэтому я утратила возможность быть с тобой рядом, а вместе с этим все мои собственные чувства. Я подавляла в себе насильно твои же чувства, зная, что ты делаешь то же самое, поскольку они стали ослабевать. И только сейчас я поняла, что ты так же постепенно утрачиваешь способность чувствовать что-либо. И даже победа в финале не вызвала у тебя ничего внутри. Так больше не должно быть. Поэтому я здесь.       Драко нервно сунул руки в карманы. Солнце скрылось за верхушками Запретного леса.       Вот и все объяснение.       Было тяжело это слышать, но с этой тяжестью у него внутри что-то высвобождалось наружу и исчезало. Наверное, это было именно то, что он насильно в себе подавлял, как говорила Леви. Он тяжело вздохнул.       — Получается, ты чувствуешь то же, что чувствую я? — наконец спросил он.       — Да.       — И это работает только со мной?       — Да. Раньше работало и с другими, и работает, если я сама захочу, но твои чувства не поддаются моему сознательному контролю, даже если ты используешь Окклюменцию, а смотреть я смогла на тебя только когда твои чувства достаточно ослабли.       — Значит, перед тем как у тебя получился патронус ты тоже?..       — Да.       — И сразу после матча ты…       — Да. Это подтолкнуло меня решиться.       — И что ты чувствуешь сейчас?       Она задумалась.       — Много всего, если честно. После затяжного эмоционального упадка это похоже на бурю. Здесь и растерянность, и радость, и удивление, и грусть, и тоска, и печаль. И еще какая-то невероятная нежность, от которой так и тянет к тебе поближе, хочется снова прикоснуться, чтобы ощутить тебя, а еще что-то необъяснимое, но очень приятное.       — Кажется, я чувствую в точности то же самое.       — Похоже, у нас одни чувства на двоих.       Похоже, что да.       Как это вообще возможно?       Она нежно улыбалась. От этого стало спокойно.       — И… что теперь с этим делать? — совсем растерявшись, спросил Драко.       — Не знаю, — ответила Леви. — Связь между волшебниками изучена крайне мало. Но я очень хотела, чтобы ты снова стал чувствовать что-то кроме боли. Кажется, получилось.       — Да, — выдохнул он, — я тоже все надеялся, когда ты снова взглянешь на меня и улыбнешься. Боялся, что больше никогда.       С этими словами он подошел и обнял ее, нежно прижимая к себе. В ту же секунду все его нутро заполнилось распирающим сладким чувством, которое он наконец смог идентифицировать как счастье.       Леви отступила от него с ошарашенной улыбкой. Глаза ее светились.       — Ты тоже это чувствуешь? — спросила она.       — Да, — ответил Драко.       Леви улыбалась еще шире.       — Я никогда прежде не испытывала ничего такого, — волнительно сказала она, обмахивая порозовевшие щеки ладонями. — Это просто… нечто.       Она подняла глаза к темнеющему небу, и он увидел, как по ее щекам побежали дорожки слез. Драко еще больше ослабил галстук, иначе бы попросту задохнулся. Он понимал, как ей трудно дышать от всего, что сейчас происходило, потому что это чувство было действительно одно на двоих.       — Иди сюда, — мягко сказал Малфой, снова обнял ее и поцеловал в лоб.       Леви подняла на него светящиеся счастьем глаза, и он осознал, что еще никогда не видел ее такой красивой.