BOREALIS

      — Эй, кончай баловаться. Не мелкий вроде уже.       Густая белая пена почти подпирает зеркальный потолок, от неё одуряюще пахнет лавандой. Приложившись спиной к бортику утопленной в пол глубокой чаши, Кози привычно ворчит прямо в ухо, а Гакт лениво сдувает с ладони белые пузыри и откидывает голову ему на плечо. Спина ощущает горячую намыленную грудь, а живот — не менее обжигающие крепкие руки; в его объятиях так жарко и хорошо… Гакт невольно издаёт громкий блаженный вздох и прикрывает глаза. Ровно то, что нужно, чтобы расслабиться. Ночь и день выдались весьма напряжёнными, даже его тело теперь просит релакса.       — Хочу и балуюсь. Можно подумать, я в тебя швыряюсь этой пеной… — и Гакт тут же хитро щурит глаза и нагребает в ладонь новые пузыри. — А это идея, кстати…       — Только попробуй, паршивец, — Кози мигом перехватывает его руку за запястье. Поглаживает ею ладонь, придавливает ею маленькую горячую точку, где бьётся пульс. И сплетает их пальцы. — Если кинешь, я тебя потом сожрать эту пену заставлю.       — Тоже мне, страшное наказание. Подумаешь, икну пару раз мыльными пузырями, — Гакт хихикает. — Да расслабься, я же просто шучу.       Громко фыркнув, он выворачивается и дотрагивается губами до щеки своего любовника, чуть порозовевшей от жара. И вздрагивает, когда Кози вдруг ловит его губы своими. Не любит же поцелуи, что на него нашло такое?       — Несносный ребёнок…       Это ворчание давно стало для Гакта чем-то привычным, раздражающим слегка, но таким родным. Кого угодно другого он давно бы уже обозвал занудой или каким словом погрубее. А когда такое говорит Кози, он только усмехается и зарывается ладонью во встрёпанные красные волосы. Кози не зануда, просто, как и Мана, считает его глупым маленьким мальчиком, которого надо постоянно воспитывать. И ему плевать, что Гакту не пять лет, а все двадцать, и перевоспитывать уже, мягко говоря, поздновато.       — Будь я тихим ребёнком, вы с Маной от скуки бы померли, согласись, — шепчет он в губы. — Кози…       — М? — лениво отзывается Кози.       — Поиграем в карты вечером? Я так соскучился по ним.       Расслабившийся, казалось, Кози мигом напрягается, с громким похабным «чмок» отлепляется от него и зло щурит почти бесцветные глаза.       — Я же сказал, никаких тебе карт, пока ты не объяснишь, почему постоянно меня обыгрываешь!       Секунду Гакт смотрит на него, хлопая ресницами, после чего заливается весёлым смехом.       — Охренеть, этот вопрос до сих пор не даёт тебе спать холодными тёмными ночами? — давясь, почти захлёбываясь, шепчет он в острый подбородок. И, лизнув его языком, усмехается. — Я думал, ты уж забыл давным-давно… Нельзя же быть таким злопамятным. Лопнешь от хреновых воспоминаний.       — Хорош ржать! — Кози легонько шлёпает его по щеке, Гакт, подавившись смехом, замолкает. — Я серьёзно.       — Кози, ты ищешь подставу там, где её нет. Я же тебе объяснял уже, — Гакт приподнимает руку, вытягивает пальцы и демонстративно вертит ладонью из стороны в сторону. — Ловкость пальчиков и никакого мошенничества.       Кози, опять перехватив его руку, внимательно смотрит на тонкие пальцы с длинными ногтями, покрытыми фиолетовым лаком.       — …Иногда эти пальчики прямо отгрызть хочется, — хмыкает он, — уж больно они ловкие.       — Лучше целуй их перед каждой игрой. Может, они разнежатся, ослабеют немного и уже не будут такими ловкими… — коварно тянет Гакт.       Кози машинально дотрагивается губами до кончика каждого пальца.       — Ещё чего захотел. Я знаю, что ты мошенничаешь.       Гакт ухмыляется краем рта и поднимает взгляд в запотевший зеркальный потолок. Вытягивается, принимая более красивую позу.       Играть в карты по вечерам раньше было очень весело. Никакого смысла и выгоды в этом не было, зато был азарт. И Гакт и вправду почти всегда выходил из этих игр победителем. Отчасти из-за того, что ему везло, он про себя знал, что является тем ещё любимчиком фортуны, ему по жизни везёт. А отчасти — из-за отменного умения блефовать и сбивать соперников с толку. Гакт любил эти игры, ведь так он получал возможность загадать кому-то из своих хозяев простенькое желание. Правда, границы там оставались неизменными, он чётко знал, что можно просить, а что нельзя. Мана и Ками от этого посмеивались, они не расценивали эти игры на глупые детские желания как что-то серьёзное. Один только Кози воспринимал их чересчур остро и никак не мог смириться со своими вечными проигрышами.       Гакт быстро переваливается на живот, подняв столп мыльных брызг, обвивает руки вокруг его шеи, приблизив лицо вплотную, чтобы видеть поближе злые сероватые глаза. Кози легко заводится, надо лишь нащупать точку боли. И Гакту это нравится.       — Докажи, — шипит Гакт, распахнув глаза, и высовывает кончик языка, как кобра, которая готовится ужалить. — Докажи, что я мошенничаю.       Кози недовольно щурится.       — Пока не могу, — признаётся он, обхватывая мокрыми ладонями его лицо. — Но когда-нибудь я тебя поймаю, шлюшка. Можешь быть уверен. Твоё везение должно когда-нибудь закончиться. Я терпеливый, подожду.       — Как ты меня поймаешь, если даже играть не хочешь? — Гакт смеётся и встряхивает волосами. — Хотя, даже если мы опять начнём играть, не поймаешь. Знаешь, почему? Потому что я не мухлюю. Я просто играю лучше, чем ты. Прими и смирись.       И, чтобы не дать ему возразить, Гакт снова жадно хватает его губы. Как же приятно целоваться, когда они не намазаны красной помадой. А Кози без помады — явление почти уникальное. Гакту порой кажется, что они с Маной даже спать ложатся при полном макияже и с приклеенными ресницами. Перед кем выделываются — как говорится, хрен их знает. Хорошо хоть самого Гакта Мана не заставляет подделываться под старших внешним видом. Только сам иногда красит ему губы чёрной помадой и подводит глаза.       «Ты и так красивый, детка, — равнодушно бросает он. — Совершенно незачем перебивать твою красоту макияжем».       Только он, кажется, отвлёкся… Гакт с силой кусает нижнюю губу Тени, заставляя зло зашипеть. Разжав зубы, фыркает, опять ложится на грудь Кози.       — Вообще-то я просто так предложил. Не хочешь в карты рубиться — не настаиваю. Лучше давай сюда свою новую игрушку, которую ты мне обещал.       И он лениво наблюдает, как Кози тянет руку к пакету, лежащему на бортике.       Ещё полчаса назад, когда Кози потащил его к себе в комнату со словами «я нашёл кое-что интересное», Гакт понимал — речь идёт об очередном резиновом члене. Кози буквально одержим этими игрушками, почти после каждого возвращения из поездки на Большую землю он с горящими глазами вытаскивает из сумки очередной вибратор в виде кролика или анальную пробку со здоровенным бриллиантом. Как-то раз он притащил даже старинную вещичку — шёлковую связку с двумя небольшими, очень красивыми серебряными шариками; и когда Гакт по его приказу танцевал и покачивал бёдрами, спрятанные в шариках колокольчики отзывались на его движения нежным мелодичным звоном. Каким образом Кози в этих «деловых» поездках находит время шляться по секс-шопам и почему Мана смотрит на это сквозь пальцы — Гакт не знает. И не хочет знать. Просто послушно даёт испытывать игрушки на себе, за исключением самых болезненных.       Но, похоже, несмотря на свои слова, в этот раз Кози не притащил ничего нового. Из пакета появляется вполне обычный на вид вибратор из пронзительно фиолетовой полупрозрачной резины. Пальцы с щелчком придавливают кнопку, и тихое назойливое жужжание медленно вползает в уши.       — М-м-м… Не очень-то тянет на интересное, — делано разочарованно тянет Гакт. — Те шарики звенящие были круче. А это вибратор как вибратор, у тебя в комнате такими четыре полки забито…       И он тут же испуганно осекается. Но поздно — Кози нехорошо щурится.       — А откуда ты знаешь, сколько полок ими занято, Гакт? — голос ласковый, но от него здорово прошибает на мурашки. — Не ври, что помнишь каждую игрушку, которую я совал в твою жопу. Шаришься тайком в моей комнате, когда меня нет?       Гакт кусает губу. Признаваться в том, что в отсутствие старших он и вправду частенько просачивается в комнату Кози и с вожделением рассматривает стоящие на полках застеклённого шкафа игрушки, почему-то не хочется. Хотя и незачем — Кози не хуже Маны читает его по взгляду и покрасневшим щекам. Гакт злится на самого себя; он столько времени старался быть незаметным и скрывал свои набеги, а теперь прокололся на такой ерунде.       — Врушка, — удовлетворённо констатирует Кози. — А говоришь ещё, что не дрочишь.       — Я и не дрочу! — мигом огрызается Гакт, задетый за живое. — Я эти твои игрушки даже в руки не беру. Честное слово. Только глажу немножко…       Кози только усмехается. Не поверил. Ни единому слову не поверил.       — Повернулся, паршивец, — привычно приказывает он и, ухватив грубо за волосы, швыряет на бортик. Гакт машинально подставляет руки, чтобы не треснуться лбом об гладкий кафельный пол; и не успевает он даже ойкнуть от холода, опалившего ладони и грудь, как твёрдый резиновый член уже со скрипом ползёт по его спине вниз, вдоль линии позвоночника, к заднице. До слуха доносится уже знакомый ему громкий щелчок. И в секунду почти всё тело будто мощно ударяет током.       Гакт испуганно дёргается и вжимается лбом в кафель. Что-то здесь не так, вибрация чересчур сильная. А ведь Кози ещё лишь прижал игрушку к его коже… От одной только мысли, что будет, когда эта вибрация растечётся по его внутренним органам, заставит тело пульсировать изнутри, у него на лбу выступает ледяной пот. Это уж слишком.       — Что, будешь дальше говорить, что ничего интересного? — всё так же ласково тянет Кози и легонько кусает его за ухо. — Мне тоже так показалось… Пока я не включил его и не дотронулся. Я сразу понял, что тебе понравится.       — Как ты хорошо меня знаешь, Кози, — Гакт криво улыбается краем рта, выгнув спину и глянув на него через плечо лихорадочно блестящим голубым глазом.       Кози хмурится и с силой трёт вибратором между ягодиц.       — Что за блядский сарказм?       — …Так хорошо, что до сих пор не понял главного, — Гакт, упёршись ладонями в холодный пол, выпрямляется и с силой прижимается бёдрами к его паху. Распахивает глаза и кусает губу, чувствуя, как уже стоящий член упирается ему в поясницу. — Я предпочитаю настоящие члены, а не резиновые с вибрацией.       — Ну да, — ухмыляется ему в ухо Кози и целует в плечо, крепко ухватив рукой за талию. — Поэтому ты стонешь как последняя блядь на сеновале даже от простой пробки. Ты бы мне не позволял так играть, если бы тебе это не нравилось.       — Так бы ты от меня и отстал со своими бзиками, — Гакт демонстративно надувает губы. — Ещё чего повеселей расскажи. Когда это ты спрашивал, нравятся ли мне твои игры?       Пальцы с острыми ногтями-стилетами пробегают по его животу вниз, демонстративно минуя требующий к себе внимания член.       — Какая разница, ты всё равно весь течёшь… Ну сколько тебя трахать надо, чтобы ты угомонился?       Гакт язвительно улыбается, выгибаясь навстречу его пальцам.       — Можешь спросить у Мидори. Ночью ему почти удалось меня удовлетворить.       — А при чём тут он? Ты же не…       Серые глаза на секунду распахиваются. И тут же краснеют, наливаясь кровью, и резко сощуриваются.       — Ты… Ты шлюха! — крепкий удар по ягодице, Гакт ойкает и кусает губу. — Проститутка растраханная, на охранников уже переключился?!       — С кем хочу, с тем и трахаюсь! — Гакт пихает его локтем. — Вам с Маной надо пореже бросать меня тут одного, раз ревнивые такие! — и он с силой дёргает бёдрами, ударившись в живот Кози. — Давай уже, хорош тянуть, зудит всё от этой вибрации!       После таких слов Кози не медлит и почти со злостью пропихивает в него вибратор. Гакт чувствует, как его растягивают, проникая всё глубже. И как трясутся от ярости руки Кози. Похоже, слова Гакта о ночи с охранником по-настоящему вывели его из себя; не дав даже привыкнуть, он сразу включает максимальную скорость, и по телу волнами разбегаются разряды тока. Но через пару мгновений Кози отстраняется от него и убирает руку. И, привычно ухватив Гакта за талию, притягивает спиной обратно к своей груди.       — Я тебе такой зуд в жопе устрою, какой тебе даже не снился. Долго трахаться ни с кем не захочется, — рычит Кози ему в ухо и кусает за шею. Его ладонь, опустившись в горячую воду, проползает по животу вниз и так стискивается на основании члена, что Гакт с визгом дёргается. — Вибратор я оставлю в тебе. А кончить не дам.       — Ты ебанулся?! — Мокрая ладонь зажимает рот, и Гакт щёлкает зубами, попытавшись укусить её.       — Может, и ебанулся. Хочу тебе урок преподать.       Запрокинув назад голову, Гакт тихо ноет ему в губы. Ёрзает по гладкому дну, цепляется трясущимися пальцами за края ванны, царапает их ногтями, безнадёжно сдирая лак. Вибрация непривычно мощная. Слишком сильная. И волны от неё словно растекаются буквально по всем внутренним органам, заставляя их трепетать.       — Жестокий… — хнычет Гакт куда-то в шею Кози. — Как так можно… Я же с ума сойду!       Всё ещё держа руку крепко сжатой на его члене, Кози ухмыляется и второй ладонью тянет его за живот поближе к себе.       — Как же меня заводит, когда ты ноешь, Гакт… — голос у него мягкий, а Гакта всё равно от него прошибает мелкой дрожью. — Да ещё таким голоском сладким. Так и хочется тебя мучить.       — Вы с Юки самые жестокие твари, каких только придумать можно…       Проходит всего пара минут, а Гакту уже кажется, что он погрузился в ванну, наполненную ядовитыми змеями; по мокрой разгорячённой коже откуда-то изнутри растекается зуд, всё тело отчаянно чешется и молит о большем. Кози обцеловывает ему плечи, мурлыкая какую-то песенку. Наглаживает ладонью грудь и живот, пощипывает соски, оттягивает кольца. Острые, как стилеты, ногти пребольно царапают выступающие косточки рёбер.       — Паршивец, поцелуй меня, — вдруг приказывает он, еле оторвавшись от плеча.       Гакт с остервенением бросается на его рот. Целует, лижет. Собственные губы, несмотря на жар и влагу, совершенно пересохли, покрылись ранками от покусов. Поцелуй выходит влажным, слюнявым и очень неаккуратным, с громким пошлым хлюпаньем и причмокиванием, со стороны выглядит, наверное, даже противно. Но на них никто не смотрит, поэтому Гакт позволяет себе прильнуть ещё теснее. Выгнуться, разомкнуть губы, дать буквально трахнуть свой рот языком.       Эти секс-игрушки не удовлетворяют его. Они только усиливают зверский голод тела.       Лёгкие полыхают от поцелуя. Еле-еле отлепившись от Кози, Гакт тяжело дышит и пытается сфокусировать взгляд на его лице. Ёрзает, стараясь остановить безумную вибрацию внутри.       — Дай… — стонет он в губы, чувствуя, как бёдра сами собой приподнимаются и опускаются, насаживаясь на игрушку. — Дай, дай, дай…       — Что дать?       — Кончить дай, блять! — взвывает Гакт и дёргается, но Кози держит его крепко. — Я больше не могу… Не могу, не могу, не могу!       Кози слегка улыбается и поддевает пальцами его подбородок.       — А что я? Я тебя уже за член не держу, заметил?       — И нехуй держать, лучше погладь меня… — уже всхлипывает Гакт. Он судорожно хватает распухшими губами воздух, смотрит в зеркальный потолок, наблюдая за собственным безумным взглядом. — Хоть немножко, Кози…       Затылком он улавливает очередную язвительную усмешку. Кози явно решил сегодня мучить его по полной программе.       — Ну уж нет. Я же сказал, хочу преподать тебе урок, — и Кози опять притягивает его к себе поближе. — Хочешь кончить — ласкай себя сам.       — Ни за что! — почти злобный отчаянный вопль разбивается где-то под потолком.       — Тогда мучайся, — мирно предлагает Кози. — Мы долго можем так сидеть, торопиться нам некуда, Мана раньше ночи тебя не хватится, — он целует шею и легонько впивает в неё зубы. — А когда мне надоест слушать твои стоны, я вытащу тебя из ванны, тщательно вытру… А потом отнесу на кровать и оставлю так. Интересно, как быстро ты пошлёшь нахер все свои принципы и начнёшь дрочить, а, Гакт?       Слёзы наплывают на глаза, к горлу липким густым комком подступает застарелый ужас. А дрожащие руки чувствуют опускающуюся на них железную линейку. Гакт дрожит, шумно глотает слюну, жмурится.       — Тебе так хочется посмотреть, как я мастурбирую?       — Скорей уж избавить тебя от комплекса, — тянет Кози ему в ухо. И прихватывает в очередной раз за мочку. — Не переживай. Пару раз подрочишь передо мной или перед зеркалом — и все твои страхи как рукой снимет. Ну давай, тебе же хочется… Я тебе помогу.       Он почти мягко перехватывает дрожащую руку за запястье и перемещает её на стоящий колом член. И, придерживая вот так, осторожно, но крепко, медленно двигает ею вверх и вниз, будто собственной ладонью. А Гакт только смотрит перед собой расширенными глазами; он не может ни дёрнуть кистью, чтобы вырвать её из захвата Кози, ни даже просто согнуть пальцы, руки словно парализовало от ужаса.       Кози легко говорить о том, что надо слать комплексы куда подальше. Он не знает, что Гакт пережил. И словами это не объяснить так, чтобы он понял и прочувствовал.       Гакт видит это при малейшей попытке потянуться к своему телу. Тёмная уборная на первом этаже ненавистного ему приюта. Бешеный взгляд альфы-воспитателя, его побелевшие от ярости глаза и ругательства. Окровавленная железная линейка в его руках. Залитые кровью, отчаянно болящие, дрожащие руки, которые совсем не слушаются своего хозяина. И всё то же густое, липкое ощущение ужаса, змеёй вползающее прямиком под корку мозга и уютно скручивающееся там в клубок. Оно спит внутри головы Гакта, как опухоль. И так же, как опухоль, неизлечимо. Даже профессионал своего дела Юки не смог выкорчевать из него этот страх.       — Я не могу, Кози… — Гакт почти задыхается, извивается в крепко держащей его руке и судорожно кусает губы. — Не могу…       — Хнычь дальше, всё равно не отпущу, — садистски бросает в ухо Кози. — Ты уже до себя дотронулся, поздновато задний ход давать.       Он слегка давит на выступающие костяшки, загибая тонкие пальцы. К ним, онемевшим от ужаса, медленно возвращается чувствительность и подвижность; Гакт вздрагивает, ощутив весь жар и влажность напряжённого тела и осознав, насколько же сильно он возбуждён. И, в последний раз нервно сглотнув, он всё же начинает сам медленно двигать рукой.       — Да, вот так… — улыбается Кози, уловив его движение. — Видишь? Никто не собирается бить тебя линейкой.       — Да срать мне на линейку, дело не в этом…       — Просто продолжай, Гакт. Молча. А всё остальное оставь мне.       Гакт прикрывает глаза и запрокидывает голову ему на плечо. Влажный горячий воздух наполняет лёгкие и жжёт их, от аромата лаванды можно сойти с ума, голова кружится, и кожа словно пропиталась им насквозь. Поцелуи на шее и плечах разлетаются в голове красными вспышками, тело передёргивается в сладкой судороге само собой, когда Кози слегка придавливает ладонью опухшую грудь. А вторая его рука придерживает вибратор, подталкивая его и не давая выскользнуть.       Странным образом Гакт начинает входить во вкус. Безумное ощущение стыда отступает само собой, уступая место удовольствию. И в мысли вползает слишком запоздалое осознание, что никто не сделает ему приятнее, чем он сам. Гакт внимательно прислушивается к своему телу; к тому, как оно реагирует на малейшее изменение ритма, сжатие пальцев, безумную вибрацию внутри. Оно очень чувствительно в такие моменты, и Гакт выполняет его пожелания — он то слегка замедляет свои движения, расслабляя пальцы и поглаживая головку, собирая на них выливающуюся потоком липкую смазку, то, наоборот, стискивая член у основания до боли, до онемения в костяшках. Весь мокрый, с полыхающими от жара щеками и безумно блестящими глазами, он с остервенением насаживается на вибратор и стонет во весь голос.       Сколько длится эта мучительная игра? Секунды? Минуты? Гакт не знает. Всё перед глазами сливается в одну дрожащую дымку. Вырвавшись из руки Кози, он падает грудью на кафельный пол. Такой упоительно холодный и скользкий… Гакт ёрзает по нему, выбросив вперед обе руки. Кози с силой толкает в него игрушку, а Гакт уже почти не чувствует этой дрожи внутри, лишь жжение на отчаянно сжимающемся, пульсирующем сфинктере.       Крепкие пальцы перехватывают его руку. Лёгкое прикосновение к головке, царапнувший её ноготь — и тело наконец простреливает такой ожидаемой сладкой вспышкой, Гакт с воплем процарапывает ногтями по полу. Обмякнув, он жмётся щекой к ледяному кафелю, дышит тяжело, приходя в себя. Вибратор всё ещё в его теле. И Гакту совершенно не нравится, что он застыл в одном положении, пока Кози отвлекается, обцеловывая его спину.       — С дебютом, паршивец. А теперь вынул его нахуй.       — А? — глухо выдыхает Гакт, с трудом соображая, что вообще от него хотят.       — Вибратор вынул, я сказал.       Гакт машинально тянется рукой обратно в низ тела. Там так мокро и горячо. И член пульсирует, с него каплями срываются остатки спермы. Но теперь его очередь дразниться. Хотел Кози посмотреть на его мастурбацию, так пусть любуется по полной программе. Хмыкнув, Гакт сам обхватывает пальцами вибратор, пихая его обратно внутрь тела резкими движениями. Стонет, когда он задевает простату. Сладкая боль. Слишком. Такая, что её хочется ещё больше. А слегка вывернувшись, Гакт почти с садистским удовольствием видит, как в серых глазах зарождается безумие. Кози и сам на грани помешательства.       — Вынул сейчас же, — в его хриплом голосе появляется явственная угроза, — а то так трахать буду!       Проняло наконец-то. Гакт резко выдёргивает игрушку, чувствуя, как по бёдрам течёт смазка. И он тут же слегка морщится: вибрации уже нет, а её ощущение и отголоски так и остались в теле, это надолго. А Кози, тяжело дыша, наваливается ему на спину, вырывая вибратор из его пальцев, отшвыривая его в мыльную воду подальше и поспешно заменяя собственным членом. Резкое движение — и он внутри целиком, а Гакт сладко передёргивается и скребёт ногтями чёрный кафель. Совсем другие ощущения. Такая горячая заполненность внутри, надутый узел, растягивающий с каждым движением… Мокрые трясущиеся пальцы зарываются во встрёпанные тёмные волосы и с силой тянут за них; Гакт скрипит зубами, послушно приподнимая корпус и упираясь в мокрый кафель. Что за гадкая привычка у этой парочки таскать его за волосы во время секса, причём так грубо… Но он думает об этом лишь первые минуты. А потом, когда дикие движения входят в резкий, сильный ритм, в голове не остаётся места этим мыслям.       — Ах… А-а-ах… — его глубокие страстные стоны эхом взметаются к зеркальному потолку, откатываются по всей огромной ванной гулким эхом. — Да… Ещё, Кози!..       Перевозбуждённый Кози порыкивает прямо над самым ухом, и Гакт знает — какими натянутыми бы ни были их отношения, сейчас для Кози он самое желанное, самое сексуальное существо на земле. Страсть и дикое желание полностью захватывают их обоих без малейших шансов на сопротивление. Гакт совершенно теряет голову, отдавая всего себя грубым ласкам, чувствуя поцелуи-укусы на плечах. И яростно бьётся под ним, ударяется в него бёдрами. Резко вскинув голову, он пытается разглядеть собственное отражение на зеркальном потолке. Но видит лишь смазанные силуэты двух слившихся в сладкой истоме тел.       От слишком резкого движения Гакт выгибается и до крови царапает пальцами костлявое бедро. Кози с силой вцепляется зубами в его плечо и удваивает старания, увеличивая темп, входя и выходя разом на всю длину. Он хрипло, с надрывом вбирает в себя воздух, дыша в самое ухо Гакта и заставляя того вздрагивать. Скользкие ладони быстро ползают по полыхающей коже на животе.       — Я кончу в тебя… — почти мучительно хрипит Кози ему в ухо, срываясь в бешеный ритм. А Гакт закатывает глаза, вскидываясь и царапая рукой его спину. Мог бы и не говорить очевидных вещей, он всегда кончает внутрь. И при этом больше всех боится, что через несколько месяцев увидит последствия в виде округлившегося живота.       …Оргазм — ярко-красная волна в глазах, сметающая всё на своём пути. Ослепительный и такой мучительный. В очередной раз забрызгав спермой себе весь живот, Гакт несколькими яростными движениями тела доводит до того же и своего партнёра. Хрип альфы эхом отдаётся у него в ушах, и он повисает на руках Кози, потряхивая головой. Но Кози не торопится разрывать сцепку; не делая никаких попыток вытащить член из расслабившегося тела, он медленно откидывается на бортик и тянет Гакта к себе.       Несколько минут они оба тяжело дышат, приходя в себя после такого яркого конца.       — Я так по тебе соскучился, паршивец… — выдыхает наконец Кози, и Гакт морщится. Ну как же без этого. — Только сейчас осознал.       — Ты каждый раз это говоришь, Кози… Кончай уже, меня это раздражает.       Гакт слегка ёрзает на его члене и, прикусив губу, тянется за бутылкой с гелем. Пена уже почти пропала, а без неё скучно. А вот вода ни капли не остыла. Даже кажется ещё горячее, чем была.       — Знаешь, мне плевать, скучаете вы по мне там или нет… — тянет Гакт, размазывая мылкую жидкость себе по животу. — Мне даже плевать, кого вы с Маной там трахаете, шлюх каких или друг друга. — Он чувствует спиной, как напрягается Кози. — Но я так хочу, чтобы вы хоть разок взяли меня с собой…       Притворно печально вздохнув, Гакт откидывается на его плечо и прикрывает глаза. Сидеть на его члене не слишком удобно, но они скоро продолжат, нет смысла с болью выдирать его.       — Нечего тебе там делать, — отрезает Кози. — И лучше перестань даже думать об этом. Забудь о Большой земле, нет её.       Гакт слегка угрюмо поджимает губы. Он глупо надеялся, что после такого безумного секса Кози смягчится и пообещает ему хотя бы подумать над поездкой на Большую землю. Нет, очередные зряшные мечты в пустоту.       — Но мне здесь скучно… — обиженно бормочет Гакт. — Особенно одному…       — Я уж понял. Если ты на секс с охранниками перешёл, дело и вправду хреновей некуда, — Кози усмехается и целует его шею. — Но мы не можем, Гакт. Мы это не из вредности делаем, нельзя подвергать тебя такому риску. Я знаю, что это тяжеловато для твоей чугунной головушки, — Кози легонько стучит пальцем по виску, — но всё-таки постарайся понять. Ладно?       — Сделаю вид, что не слышал про чугунную головушку. Но ещё раз так скажешь — обижусь.       Запустив пальцы в его волосы, Гакт наклоняет его голову к себе. Целует жадно, языком лезет в рот и больно прикусывает и так покрытые ранками губы, стараясь показать всё своё негодование. Хотя вряд ли Кози его уловит. Такие движения он принимает только за жажду большего. И при каждом движении Гакт, кривясь, чувствует узел внутри.       — Кажется, мы ещё не закончили… — бормочет в поцелуй Кози и, хмыкнув, опускает руку на его живот. — Продолжим?       Гакт ухмыляется краем рта.       — Ещё спрашиваешь, — и он задумчиво поднимает взгляд к потолку. — Вот только…       — Что? — Кози разом напрягается, явно уловив в его паузе что-то не то для себя.       Гакт округляет глаза и похлопывает себя по щеке подушечкой пальца.       — Я что-то никак не могу вспомнить, пил ли противозачаточные таблетки утром…       Кози от неожиданности с силой проскребает ногтями по его животу, и Гакт вскрикивает, больше от внезапности, чем от боли.       — Ты это нарочно, паршивец!       — Забыл! Ей-богу, забыл! — закатывает глаза Гакт и опять запрокидывает голову на плечо. И язвительная улыбка расползается по губам. — Не волнуйся. Если я их не выпил, ребёнка ты мне уже сделал. Значит, можем спокойно трахаться дальше. А если я через пару месяцев окажусь с пузом, знай — это тебе месть за мои сломанные принципы.