Стены, трещины

В другой жизни. В другой жизни он вполне мог увлечься кем-то вроде неё, северянкой со свежим цветом лица, крепкой телом, безыскусной и смешливой. Впрочем, стоило отдать ей должное, она лишь казалась похожей на других. Было нечто особенное, пленительное, в самом сочетании эсператистского воспитания, заставляющего её опускать глаза долу и плотнее стягивать ворот рубашки — и тем, как она освоилась, птицей вспархивала в седло и скакала с авангардом, не зная усталости, как звонко смеялась грубоватым беззлобным шуткам кавалеристов. Впрочем, тут и он сам был начеку, и генерал Савиньяк появлялся словно из ниоткуда, готовый пресечь любую перешедшую грань остроту. О неприкосновенности герцога Окделл пеклись куда тщательнее, чем она, должно быть, замечала, и порой он задавался вопросом: сколько в ней подлинной веры в себя, сколько доверия к своим спутникам, к нему, Оскару Феншо-Тримэйну, а сколько умения играть без запинки навязанную ей роль?.. О таком не спросишь, да и Создатель с нею, ему и без того есть о чём подумать. Заранее прикинуть, как вывести людей, взять южнее или чуть к востоку, чтобы сблизиться с барсами как можно скорее. Впрочем… как ни одряхлел Ворон, а здесь он прав: самое верное — действовать по ситуации. Верные люди оповещены по цепочке, никто не задавал лишних вопросов, и не далее как с рассветом отряд вернётся с бирисскими лазутчиками поперёк сёдел — Ворону на посрамление. Оскар коротко усмехнулся, припоминая холодную улыбку Ворона, их последний разговор в маршальской палатке. «Расстреляю перед строем», как же. Когда он вернётся с победой, тогда и станет ясно, кто чего стоит, кому на самому деле под силу руководить армией, и, когда донесение прочтут на Большом совете, Катари… — Чему вы так улыбаетесь, Оскар? — Ричард, свежая, раскрасневшаяся от скачки, повернулась к нему в седле, с любопытством вглядываясь в его лицо. — Да так, вспомнил кое-что занятное… из придворной жизни. Первые же уроки галантности твёрдо вбили в голову: ни под каким видом не упоминай одну даму при другой, даже если с этой другой тебя не связывает любовный интерес. Даже если у тебя и в мыслях нет за ней ухаживать… это просто степь, скачка, звонкий весёлый смех, пыльный ветер, треплющий выгоревшие на солнце волосы. — Вам нравится при дворе? — широкий лоб пересекли задумчивые складки. — Там, кажется, не очень много увеселений. Я хочу сказать, Их Величества… Её Величество ведёт строгую, благочестивую жизнь. Оскар едва не расхохотался — и едва не отшвырнул поводья резким движением. Какую ж ещё, интересно, Катари вести жизнь — рядом с этой рассохшейся бочкой Фердинандом, под бдительным оком Сильвестра, который только ищет повода от неё избавиться. Оскару словно наяву вспомнился стройный стан, упругая грудь, дразняще приоткрытая кружевом корсажа, мягкие губы, обычно бледные, скорбно сжатые, но от поцелуев раскрасневшиеся и припухшие. — При дворе сейчас нечего делать, да, — пробормотал он, — но скоро всё будет иначе. — Иначе? — Пустое, не стоит внимания… прошу вас, скажите мне вот что, — он улыбнулся, зажжённый проказливой идеей. — Помните, о чём я говорит с Вороном в палатке? — Он вас не отпустил охотиться на барсов, — Окделл кивнула и подалась ближе к нему: — Вы ведь не собираетесь нарушить приказ? — Ну, а если б и впрямь собрался? — Оскар заговорщически понизил голос. — Ричард, неужели вам не опостылела эта прогулка вдоль реки? Неужели вы готовы мириться с тем, что мы бездействуем, барсы жгут наши селения, а наш военачальник даже не в состоянии проспаться и протрезветь, чтобы принять хоть сколько-нибудь разумное решение? Отшатнулась, будто пальцы задело хлыстом, замотала головой: — Оскар, в вас говорит ваша досада. — Во мне говорит здравый смысл. Ричард, звезда Ворона уже закатывается. Я безмерно восхищался им прежде, а теперь он способен только пить да смеяться скверным шуткам. Даже вы… Как думаете, почему он взял вас в оруженосцы? Они как раз добрались до коновязи, и Ричард спрыгнула на землю, повела свою вороную мориску к столбу. — Если вы, Оскар, думаете поразить меня мыслью о том, что герцог Алва хотел надо мной посмеяться, поверьте, вы не первый, кому она пришла в голову, — загрубевшие пальцы, вовсе не похожие на девичьи, ловко протянули верёвку в кольцо. — А сам герцог Алва в таком случае оказался бы не первым человеком, кому пришло бы в голову, что унар-девица — это очень забавно. Туше. Оскар отнюдь не считал себя глупым человеком и умел признавать за собой неправоту, к тому же он вовсе не хотел ссориться с очаровательно-непосредственной северянкой. Привязав коня, он в несколько шагов нагнал её и сдёрнул шляпу с головы. — Простите меня, Ричард. У меня и в мыслях не было задеть вас. — Извинения приняты, сударь, — она светски наклонила голову, но в глазах прыгали смешинки. — Прошу вас, впредь не забывайте: честь моего эра — моя честь. Оскару очень хотелось сострить, что такая ноша грехов вряд ли под силу и самой воплощённой праведности, но он лишь учтиво поклонился. На прощание она ещё раз пристально взглянула ему в лицо и негромко сказала: «Не ходите, Оскар». И зашагала — её, кажется, позвали к Алве в палатку — бёдра задевали высокую траву, кое-как подвязанная рубашка надулась парусом. Славная девчонка, славная и наивная, и неправ был, Леворукий его побери, Веннен со своим «друга в нежной деве обрести не тщись». На плечо Оскару тяжело легла рука, и он с удивлением повернулся к Эмилю, буравящему его непривычно сосредоточенным, тяжёлым взглядом. — Ты поаккуратнее бы. — А в чём дело? — Оскар повёл плечом, высвобождаясь. — Прогулки эти… — Эмиль кивнул вслед уходящей Окделл. — Обидишь ненароком девчонку. Разве у тебя к ней что-то серьёзное? Озадаченно уставившись на приятеля, Оскар помолчал секунду, другую — и рассмеялся вслух, не сдерживаясь. — Ну, знаешь!.. Подобных проповедей я мог ожидать от старины Курта, в крайнем случае от Бонифация, ему по должности подобает. Но тебя-то какая муха укусила, дружище? Эмиль улыбнулся, но взгляд остался серьёзным. — Я предупредить хочу. Росио крайне заинтересован в том, чтобы с головы этой девочки и волос не упал. Одна твоя ошибка, и он найдёт способ тебя сгноить. Сгноить? Ну, ещё посмотрим, кому зимой возглавлять марш победителей, а кому с позором прятаться в Кэналлоа, за перевалами. Алва устал воевать, как Оллары устали править, а значит, ему, как и им, осталось недолго… — И откуда же это у господина Проэмперадора столь трепетный интерес к своему оруженосцу? — Политика, — Эмиль дёрнул плечом, — я в ней разбираюсь как ызарг в апельсинах. Но вообще, на твоём месте я бы переговорил с Росио откровенно. Мне кажется, у него есть какая-то давняя причина тебе не доверять — а если бы он убедился, что вы на одной стороне… На одной? Как бы не так. Оскар Феншо-Тримэйн сражается за Талиг и за своё будущее, пока Рокэ Алва топит свои печали на дне бутылки. Катари это увидит. Ричард это увидит. Скоро, скоро.