зверёныш

Декабрь 2017 Вернуться к дневнику после долгого перерыва всегда приятно. В конце года количество дел и мелких делишек удваивается, а то и утраивается, и наша организация — не исключение. Я вынужден целыми днями ездить из Бостона в Нью-Йорк и обратно, лично посещая многих партнёров и обсуждая рабочие моменты. Впрочем, мне это гораздо больше по душе, чем торчать в офисе, изнывая от безделья. Так уж я привык — с детства не задерживался на одном месте дольше нескольких месяцев из-за постоянных командировок родителей. Погода стоит отвратительная, но льющий часами дождь, слякоть под ногами и промозглый ветер напоминают мне об Англии и в какой-то мере навевают ностальгию. Штаты так и не стали мне домом — я воспринимаю их как неизбежное неудобство, к которому рано или поздно привыкаешь. Иногда стоит потерпеть ради достойного результата. А достижим ли он? Я всё чаще задаюсь этим вопросом. Особенно сейчас, когда весь мир постепенно подводит итоги свершениям за год, закопавшись по уши в отчёты. Есть ли чем гордиться? Перевешивают ли выполненные цели те, к которым так и не удалось прийти? Стоил ли этот год потраченных усилий? Пока что у меня нет однозначного ответа, однако собранная информация склоняет чашу весов отнюдь не в положительную сторону. Отправляясь на собрание ордена, я едва ли тешу себя надеждой на хорошие новости или хотя бы на не очень плохие. Что ж, посмотрим, говорю я себе, выходя из машины. Посмотрим, насколько вы меня разочаруете в этот раз. На входе охранники распахивают двери и неслышно исчезают, избегая смотреть мне в глаза. Видно, работают уже долгое время, стоит шепнуть отделу кадров, пусть проведут очередную проверку и чистку по её результатам. Уделять пристальное внимание следует даже шестеркам, в этом я окончательно убедился, когда одного из наших директоров едва не зарезал уборщик-старожил. Расстегнув пальто и кивнув девушкам на ресепшене, я подхожу к лифту. Ещё одно важное правило — необходимо быть вежливым со всеми без исключения. У сотрудников должно создаться впечатление, что в компании царит уважение и взаимопонимание и что начальство ничем не отличается от них. Строить выгодные иллюзии тоже нужно уметь. Главное, не запутаться в сотворенном тобой же мираже. — Добрый вечер, господа, — я вхожу в кабинет последним и слегка улыбаюсь — они ни за что не должны знать моего истинного настроения. Несколько учтивых формальностей, и мои приближённые расслабляются, теряют бдительность, убеждаясь в том, что лютовать сегодня я вряд ли буду. Хотелось бы мне иметь их уверенность с учётом мировой обстановки… По очереди они шуршат бумагой, прочищают горло, докладывают о достижениях и провалах. Я выхватываю из словесного потока важные крупицы, глядя сквозь говорящего и подпирая подбородок кулаком. Колючая тоска прорастает шиповником сквозь грудную клетку, мне становится душно от того, насколько им плевать на наши основные цели и смысл нашей организации. Как же они не поймут, что прибыль — лишь средство, не пункт назначения? Да, мы завладели контрольными пакетами акций многих мировых компаний, но не использовали открывшиеся возможности, как следовало бы. Финансовые махинации, подкуп, шантаж, едва различимые намёки и откровенные угрозы… К горлу подкатывает тошнота, когда я обвожу взглядом собравшихся. Я сам их отобрал из толпы бездарей, мошенников, преступников и просто безумцев, предполагая, что при должном старании смогу вылепить из них что-то стоящее. В какой-то мере я оказался прав, но в целом… Нельзя требовать слишком многого от того, кто изначально не имел больших перспектив. — Нам нужен глоток свежего воздуха, — тихо говорю я вслух, и на меня смотрят несколько пар удивлённых глаз. — Снова изменения в структуре? — подаёт голос Хики, и я качаю головой. — Нет, Томас, нам нужна другая тактика. Совсем другая, — тру пульсирующие от боли виски пальцами, зная, что никто в этой комнате меня не поймёт. — У тебя есть какие-то наметки? — интересуется Чарльз участливо. Иногда мне кажется, что его восхищение мной приобретает нездоровые нотки. — Пока что нет. Думаю, я представлю концепт на первом собрании в следующем году, — стараюсь звучать позитивно, выходит так себе. Я не верю в то, что говорю, и это чувствуют даже такие невосприимчивые люди, как они. Перевожу взгляд на окно и вижу, как дождь постепенно сменяется крупными снежными хлопьями. — Что ж, полагаю, мы можем расходиться, — на часах ровно девять, два часа провозились, могло быть и хуже. — С наступающими праздниками, коллеги. Я намеренно избегаю прямых поздравлений с Рождеством. Что может быть хуже семейного праздника для такого, как я? Запретить братьям иметь семью я не вправе, по крайней мере, в этом они вольны принимать самостоятельные решения. Возможно, я не очень тщательно следую традициям ордена, да и плевать. Времена меняются, тут ничего не попишешь, приходится подстраиваться. Я же выбрал свой путь много лет назад, сойдя с него лишь однажды, по слабости и по какому-то наитию. Когда я выхожу из здания, на улице разворачивается настоящий хаос. Ветер треплет полы пальто, снег летит в лицо, я с трудом дохожу до машины, и остальные прохожие кажутся мне бесплотными тенями в слабом свете фонарей. Ехать приходится медленно, под визг шин, звуки сигналов и ругань. Отчаянно хочется закурить, и последняя сигарета маняще белеет в пачке, но я старательно игнорирую её наличие, лавируя по дороге между машин. Настроение ухудшается с каждой минутой, и я даже не могу сказать конкретно, что меня разозлило и расстроило больше всего. Дом встречает темнотой окон и гнетущей тишиной. Я разжигаю камин и падаю в кресло, затягиваясь долгожданной сигаретой. И всё равно очень холодно, несмотря на тепло огня. Словно под самой кожей намерз слой льда, особенно в районе сердца. Ситуацию спасает бутылка виски, припрятанная до лучших времён, которые так и не наступили. Отпиваю прямо из горла и зажмуриваюсь, ощущая обжигающий поток, текущий по глотке. Несомненно, очень глупо напиваться в одиночестве из-за того, что твои планы не выполняются. Однако я слишком устал, чтобы слушать голос рассудка. — Какой в этом всём смысл? — на нетвердых ногах я прохаживаюсь из комнаты в комнату, разглядывая обстановку, будто не прожил тут последние десять лет. — Я пытаюсь добиться несбыточного, тратя множество ресурсов, и чего ради? Полный бред. Походя включаю телевизор, чтобы совсем не уйти в разговоры с самим собой, и краем уха слушаю новости. Основную их часть занимает внезапный снегопад, обрушившийся на весь наш регион и создавший транспортный коллапс. — Скучно, — говорю себе под нос и заглядываю в бутылку. На дне осталось немного янтарной жидкости. Допиваю в один глоток и чувствую себя совершенно опустошенным. –… А также нельзя не упомянуть массовые беспорядки в центре Нью-Йорка, прерванные лишь благодаря погодным условиям, — сообщает диктор, и я невольно поднимаю взгляд на экран. Разношерстная толпа, собравшаяся у правительственного здания, неразборчиво скандирующая лозунги, полицейские, теснящие протестующих, журналисты, зеваки… — Около двухсот человек задержано, среди них — известный журналист и активист Коннор Кенуэй, — на несколько секунд камера задерживается на смуглом лице хмурого юноши, по-волчьи зыркающего на зрителей. — Однофамилец? — хмыкаю я и решаю поискать в интернете забавы ради. Стоит мне разглядеть подробнее фотографию героя выпуска новостей, и я очень быстро начинаю трезветь, словно мне на голову вылили ведро ледяной воды. У мальчишки проглядывают мои черты лица. И Дзио. Я узнал бы их из тысяч. — Не может быть, — телефон едва не выпадает из рук, и я судорожно вглядываюсь в строчки статьи. Дата рождения примерно совпадает… Я хватаюсь за голову. Мысли вьются подобно змеям, ускользают, но я сосредотачиваюсь и отбрасываю бесполезные, отвлекающие эмоции. Судьба внезапно ко мне благосклонна после тёмного периода стагнации и удушливого затишья. Ещё раз пересматриваю репортаж, жадно ловя каждое движение и каждое слово парня, который ещё не знает о своём предназначении. — Ты просто замечательный, — шепчу я, закрывая видео и откладывая смартфон. — Тот, кого я искал так долго. Тот, кто спасёт всех нас. *** Мне всегда не хватало союзника, в котором я был бы уверен хотя бы наполовину. Да, мои соратники считались доверенными людьми, однако они знали лишь маленький процент от истины и в основной массе слепо подчинялись приказам, очень редко проявляя инициативу. Я изнывал в окружении, абсолютно мне не подходящем, и долгое время считал, что альтернативы получше не найдётся. А потом случайно увидел Коннора, и эта случайность решила всё. Он подходил по всем параметрам: деятельный, идейный, непреклонный в своих решениях. А главное, ему было всего двадцать два года — непаханое поле возможностей. Я непременно должен был заполучить его себе, во что бы мне это не стало. Той ночью я искал всю возможную информацию, которая могла бы пригодиться в моей миссии. Тоска уступила место холодному расчету и, пожалуй, азарту. Схемы на листке бумаги вырисовывались сами собой, обрастая новыми подробностями и ответвлениями. К утру у меня был готов детализированный план захвата цели. И в кои-то веки её требовалось не устранить, а склонить на свою сторону. Встав со стула и размяв затекшие конечности, я довольно улыбнулся. Объем работы предстоял внушительный, но теперь результат имел бы гораздо больше практической пользы, чем предыдущие проекты. Черкнув смс своему заместителю, я отправился на кухню варить кофе, преисполненный надежд и хороших предчувствий. — Посмотрим, насколько ты перспективен, Коннор, — сказал я в пустоту, отпив самого крепкого в окрестностях Бостона эспрессо.