зверёныш

Нельзя сказать, что Коннору нравились коллеги отца. Скорее, он терпеливо сносил необходимость с ними общаться. Но вот Чарльз Ли… Совсем другой разговор. Когда Коннор увидел этого лучащегося превосходством человека, его будто ударило током. В орлином зрении голубая аура Ли была вся пронизана золотистыми нитями, и такое случилось впервые в опыте индейца. — Весьма рад знакомству… Коннор, — заместитель Хэйтема склонил голову в шутливом поклоне, и Коннор подумал, что скорее удавится, чем пожмет ему руку. Сама его сущность отчего-то негодовала в присутствии Ли. Впрочем, отчётливо ощущалось, что неприязнь с первого взгляда между ними обоюдная. Коннор вдруг задумался, что вообще отец рассказывает о нём посторонним и насколько вся эта публика осведомлена о подробностях их с Хэйтемом жизни. А ещё о том, насколько близкие отношения между Ли и Хэйтемом. Невооружённым глазом было видно, что эти двое гораздо более близки, чем остальные члены ордена. Отец вёл себя несколько скованно, что было для него нетипично, чересчур натянуто улыбался и часто менял темы для разговора. «Почему же ты так нервничаешь?» — мысленно спросил Коннор, пристально наблюдая за происходящим. Помимо наблюдений у Коннора было ещё одно, довольно-таки странное ощущение: будто он знает Ли очень давно, и отнюдь не с положительной стороны. Вспомнить никак не получалось, и Коннор решил отложить рефлексию на эту тему. — Мне нужно уехать. Примерно на неделю, — сказал как-то раз Хэйтем после очередного собрания. — Прошу сделать кое-что для меня, думаю, ты справишься. Прочитав внушительный список дел, Коннор вздохнул. — Ладно, Хэйтем, я постараюсь. — Вот и умница, — отец едва заметно улыбнулся. — Попытайся никуда не влипнуть, хорошо? — Приложу все усилия, — скорчил рожу Коннор. Стоящий чуть позади Хэйтема Ли ощутимо действовал ему на нервы. Рациональные мысли отметались злющим внутренним голосом, твердившим, что снисходительная ухмылка секретаря отца относилась на его, Коннора, счет. Ранее он никогда не испытывал ничего подобного и теперь силился определить это неизведанное чувство. Когда чёрный Роллс-Ройс скрылся за поворотом, Коннор пришёл к неутешительному выводу: его обуяла ревность. И разумного для неё обоснования пока не получалось обнаружить. Ревновать отца к его заму? Звучит очень глупо. Да и с чего бы? Личная жизнь Хэйтема, вроде как, и не должна касаться никого, кроме него, и всё же… Всё же. Чтобы отвлечься от неприятных размышлений, Коннор решил заняться выполнением заданий из списка. Первым там значился пункт по доставке пакета ценных бумаг одному бизнесмену, и взамен требовалось забрать у него какой-то амулет с труднопроизносимым названием. Вспомнился довольно-таки фантастический рассказ отца о Предтечах и их экспериментах. — Наверное, что-то в этом роде, — пробормотал индеец, складывая в рюкзак несколько разноцветных папок. Он упорно не признавал дипломаты, считая, что они выглядят гораздо более подозрительно, особенно с учётом его привычек в одежде. Как Хэйтем не бился, у него не получалось повлиять на полупоходный стиль сына. Пока что. Коннор упрямился скорее из чувства противоречия всем этим напыщенным дельцам, хотя то, как одевался отец, ему нравилось. Поразмыслив, Коннор всё же надел пиджак на любимую клетчатую рубашку. Кто знает, насколько придирчивая охрана у человека, к которому ему предстоит попасть. Заберут ли они пистолет? Наверняка. А вот маленький нож, припрятанный в голенище ботинка, вряд ли. Проверив ещё раз экипировку, Коннор отправился к месту назначения. К счастью, в этот раз не пришлось подниматься на десятки этажей вверх, всего лишь на пятый. — Здравствуйте, скажите мистеру Лайту, что меня прислал магистр Кенуэй, — обратился Коннор к брюнетке в очках, смерившей его подозрительным взглядом и отправившейся доложить боссу. Спустя минуту она вернулась, знаком показав, что можно войти. — Хэйтем решил обновить штат, как я посмотрю, — хмыкнул в качестве приветствия бизнесмен. Коннор молча положил ему на стол документы и дождался, пока тот проверит, всё ли в порядке. Не было никакого желания задерживаться и дальше, но, казалось, Лайт никуда не торопится. — Удивительно, что такая бесполезная, на первый взгляд, вещица, может многое сделать для ордена, — он достал из ящика стола предмет, напоминающий дырявую монетку, покрытую незнакомыми письменами, и чуть раскачал за шнурок, наблюдая за плавными движениями. — Жаль, конечно, что нам пока не удалось найти того, кто сумеет ей воспользоваться, как должно. Да и проблем от неё больше, чем пользы. Коннор решил не прерывать поток размышлений этого странного человека, разоткровенничавшегося в присутствии простого курьера. Вдруг расскажет что-нибудь интересное. Меж тем Лайт поднялся из кресла и уставился в окно, оставив амулет на столе. — Мы провели множество экспериментов, пытаясь заставить эту штуку работать. Приглашали разных экспертов, от археологов до эзотериков, и всё тщетно. Логично было бы направить свои силы на что-то другое, более податливое к изучению, но ассасины очень хорошо охраняли амулет, и поэтому мы ещё надеемся на него. Он замолчал после своеобразного монолога, и Коннор встрял в образовавшуюся паузу. — Я так и передам магистру, — он помедлил секунду и надел амулет на шею, спрятав под рубашкой. — Ещё что-нибудь? — У нас большая текучка кадров. Не знаю, можно ли это назвать подозрительным, но всё же передай, — Лайт пожал плечами. — Хорошо, — Коннор кивнул и едва ли не бегом припустил прочь по коридору, а затем по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Внутри склизким клубком змей заворочалась тревога, и он вряд ли бы смог рационально объяснить её причины. Чутье просто кричало о том, что надо сваливать, и Коннор не стал с ним спорить. И, как оказалось, поступил правильно, потому что, стоило ему отойти на несколько сотен метров от здания, как раздался взрыв на том самом пятом этаже с кабинетом Лайта. Нырнув за угол, индеец пытался успокоить усилившееся сердцебиение. Да уж, разминуться на пару минут с терактом, лучше не придумаешь. Драпая оттуда со всей возможной скоростью, Коннор думал только об одном: было ли это делом рук братства? Насколько могут быть беспечны рядовые тамплиеры? Достаточно, чтобы не заметить врага прямо у себя под носом, судя по всему. — Стоило отцу уехать, как началось веселье, — пробормотал он, вскочив на первый попавшийся автобус. — И как они жили до его появления? Отбивались от ассасинов клюшками для гольфа? Отметив галочкой выполненное задание, Коннор отправился домой. Из-за взрыва весь город будет стоять на ушах остаток дня, следует переждать суматоху в тихом спокойном месте. К тому же, как последнему человеку, вероятно, видевшему Лайта живым, ему действительно лучше не высовываться. Понятное дело, расследование возьмёт на себя орден, однако доверия к непосвящённому будет не так уж много, особенно в отсутствие отца. Идиотская ситуация, а главное, от Коннора не зависящая. Также Коннора занимал вопрос, нужно ли уведомить Хэйтема о произошедшем лично, или же с этим справятся прочие его подчинённые. Посидев некоторое время с телефоном в руках, он написал смс: «Кажется, ты вовремя отправил меня забрать то, что просил. Его хранитель, скорее всего, мёртв». Ответ не заставил себя ждать. «Не зря у меня были сомнения насчёт сохранности этой вещи. Надеюсь, теперь она в надёжном месте. Ты в порядке?» «Да, я спокойно добрался до дома. Но в городе полный хаос» «Отложи пока остальные дела, они подождут. К сожалению, я не могу вернуться раньше. Следи за обстановкой. Если что-то экстренное — позвонишь» — Хоть бы не пришлось, — пробормотал Коннор и принялся снова рассматривать амулет. Знаки на нём не были похожи ни на один из знакомых языков, разве что отдалённо на нордические руны. — Что же ты такое, раз твою загадку не смогли разгадать ведущие учёные Абстерго? Вообще, Коннор слабо представлял, как можно изучать вещи, оставшиеся от цивилизации, владевшей магией, если в нашем мире она по официальной версии отсутствует. «Давайте разотрем кусочек этого непонятного камня и сделаем рентгенофазовый анализ», так, что ли? Звучит крайне абсурдно. Или, как вариант, использовать тех, у кого есть так называемый дар. Но их возможности тоже не безграничны… Возможно, если бы Коннор не ушёл так глубоко в размышления, он бы заметил, что вязь знаков на амулете тускло светится голубым светом. А также то, что амулет потеплел, находясь примерно напротив сердца. Коннор решил хранить находку при себе, посчитав, что места надёжнее точно не найти, потому не расстался с ней и ночью. Сон долго не шёл, и он ворочался в постели, то накрываясь с головой, то стаскивая одеяло и оставляя прикрытыми только ноги. Не спасла и распахнутая форточка — мозг упорно не желал прекратить внутренний диалог и дать натруженному телу отдохнуть. Часам к двум ночи веки налились свинцом, и Коннор на короткий миг ощутил облегчение. Но оно было недолгим, поскольку из блаженного забытья индейца выдернуло в странное пространство: кажется, это была пещера, и её каменные стены были покрыты потеками светящейся в темноте синей слизи. На ощупь она была вязкой и жгучей, Коннор очень пожалел, что дотронулся — кожа на пальцах моментально облезла. А потом он услышал чей-то тихий смех, от которого сердце пропустило несколько ударов. Голос был до ужаса знакомый. — А ну покажись! — потребовал Коннор, пробираясь по узкому тоннелю и стараясь не задеть слизь. — Кто ты и что тебе нужно? — Не очень-то вежливо с твоей стороны, мальчик, — ответили откуда-то сверху. — Особенно после того, как ты убил меня. У Коннора внутри всё сжалось, но он пересилил себя и медленно поднял голову. На высоком потолке, неестественно изогнувшись, распласталась Ребекка, и дыра в её груди была отчётливо различима, несмотря на мрак. — Неужели ты не рад меня видеть? — она состроила обиженную гримасу и огромным прыжком скрылась из виду. — Я так долго ждала тебя, Коннор. Амулет очень кстати тебе подвернулся, теперь мы сможем хорошенько узнать друг друга. — Я тебя не боюсь. Это всего лишь сон, — уверенно заявил Коннор, продолжив идти вперёд. — Ох, если бы, — шёпот раздался прямо над ухом. — Отчасти ты прав, один из путей сюда — сон. Но вот в остальном… — Что это за место? — он из последних сил старался сохранять невозмутимость. — Реальность, которую создали Предтечи, — Ребекка шла рядом, как ни в чем не бывало. — Она доступна только тем, у кого есть их наследие. — А почему ты здесь? — осторожно спросил Коннор. — Ты же… Мертва. — Убив меня, ты случайно связал нас первоначальной магией. И теперь я могу появляться здесь, — мастер-ассасин осклабилась. — Я не виноват в том, что ты встала на моём пути, — огрызнулся индеец. — Тогда почему, в таком случае, тебя уже несколько месяцев мучает совесть? — она снова рассмеялась. — Глупый, глупый мальчик, который чересчур сильно любит своего отца-тамплиера. Тоже, кстати, сбившегося с пути, ещё давным-давно. — Неправда, — Коннор споткнулся о камень и едва не полетел кувырком с внезапно обнаружившегося спуска. — Хэйтем получше многих знает, куда идти и что делать. — Думает, что знает. Ты ведешься на тот образ, который он создал специально для тебя, — в голосе Ребекки послышалось нечто вроде сочувствия. — Зачем ты пришла? Рассказать о том, какой Хэйтем плохой? Я и без тебя в курсе, что он не святой, — фыркнул Коннор. — Если тебя так тянет поговорить, то расскажи лучше, при чем тут амулет и что он из себя представляет. — О, проще простого. Амулет — ключ. — К чему? — уточнил он. — Ко всему, — мастер-ассасин хмыкнула. — Он открывает древний храм Предтеч. — И что там? — поинтересовался Коннор и замер, поражённый открывшимся ему видом: огромные сгустки слизи, уходящие далеко-далеко вверх, трепещущие, словно сердца неправильной формы; обломки мечей, кинжалов, ножей, копий, наконечников стрел, устилающие пол; белеющие то там, то тут кости и черепа. — Нечто вроде этого, — Ребекка пожала плечами. — Только это место подстраивается под тебя: под твои надежды, под твои желания и, конечно же, страхи. И её улыбка уползала куда-то к ушам, заполняясь бесчисленным множеством акульих зубов, глаза западали глубоко в глазницы, мутнея, короткие волосы истончались и выпадали, обнажая череп. Коннор не мог пошевелиться целую вечность, не в силах оторвать взгляд, а потом побежал, спотыкаясь и падая, и пол под ногами исходил кровавыми пузырями, шевелился, норовил утянуть в трясину. Воздух наполнился шелестом кожаных крыльев, перешептыванием на незнакомом языке и жаром. Пот заливал глаза, слизь то и дело капала с потолка, прожигая дыры в одежде. Коннор практически отчаялся, но в какой-то момент он увидел далекую вспышку дневного света и из последних сил рванул к ней. Там оказался обрыв, ведущий в самую настоящую пропасть, затянутую облаками. Оглянувшись на армию гротескных голодных тварей, приближающуюся с каждой секундой, Коннор зажмурился и прыгнул в неизвестность. Ощущение полёта было приятным, и Коннор решился открыть глаза. Мимо проносились облака, птицы, даже один самолёт прошёл в опасной близости. «Я не разобьюсь, вот и всё», подумал индеец и тщательно представил, как плавно приземляется на огромную кучу листьев. Собственно, это с ним и произошло. Он резко вскочил и очутился уже в своей постели. В горле пересохло, голова пульсировала от боли, из-за духоты мутило. Коннор потянулся за бутылкой и долго и жадно глотал воду. Потом опустился на подушку, глядя в потолок. Давно его не посещали такие детализированные кошмары. Коннор нащупал на груди амулет и торопливо снял, закинув в ящик шкафа для надёжности. Эта вещь больше не казалась бесполезной или безобидной, и интуиция подсказывала, что нужно держаться от неё подальше. — Куда ночь, туда и сон, — пробормотал Коннор присказку, о которой ему поведала в детстве мать. Вроде бы, должно было помочь от плохих снов, если достаточно хорошо поверить. В этот раз дремота была иной, даже по цветам, если вообще можно ими её описать: алые оттенки, испещренные серебристыми прямоугольными треугольниками, всё течёт, переливается, вязнет, замедляет движения. И жара теперь чувствовалась совсем по-другому, вполне естественно. Коннор отстранённо подумал, что подобных снов с ним не случалось давно — они вообще были для него редкостью, потому что данную сторону жизни он не считал для себя важной, в отличие от сверстников. То ли особенности физиологии сыграли свою роль, то ли психики, но Коннор удивительно легко пережил пубертат, отделавшись лишь несколькими смущающими эпизодами. Ясное дело, он не мог не испытывать возбуждения совсем — гормоны не переспоришь. Просто у него не было определённого образа, который вызывал бы это возбуждение, только тень без лица, абстрактная сущность. Одно он знал точно: эта сущность не женского пола, и с этим осознанием он тоже не сразу смирился, честно пытаясь стать таким же, как и одноклассники, а потом и одногруппники. Вполне ожидаемо не вышло. Но и из мужчин Коннора тоже никто не привлекал. Затолкнув поглубже всю неопределенность, он сконцентрировал внимание на борьбе с несправедливостью, решив раскрывать стороны своей личности именно через эту призму. А теперь… Теперь у сущности начали проявляться различимые черты. Знакомые черты. Пока Коннор силился понять, кто же перед ним, тень то пропадала, то появлялась прямо за спиной, касалась напряжённой спины холодными кончиками пальцев, пуская поток мурашек вдоль позвоночника. Коннора прямо-таки тянуло к расцветающему яркими красками образу, и вскоре красный цвет из окружающей реальности словно весь сконцентрировался в одном пятне, воплотившемся в шарф, повязанный на шее сущности. Серебристый блеск перетек в волосы, а более тёмные оттенки — в радужку глаз. Губы сущности тронула насмешка — мол, ты всё ещё пытаешься устоять? И Коннор поддался. Осознание того, что всё не по-настоящему, давало некоторую свободу. Ничего же не будет, если ты нарушишь все мыслимые и немыслимые моральные законы во сне, ведь так? За поцелуй с тенью, целиком и полностью скопировавшей внешность реального человека, не полагается наказания. И за немую просьбу о большем тоже. За тихий стон, за сжигающее изнутри желание, за необходимость быть ближе, чем кто-либо на целом свете. Ну, и, конечно же, за оглушающую волну удовольствия после тягучих минут на пике. Тень с лицом Хэйтема напоследок лишь ухмыльнулась. Коннор очнулся на полу, потный, растрепанный и обескураженный. Он даже не сразу понял, что произошло. Только липкие белые следы на руках и бёдрах резко вернули его в реальность. В ужасающую, искореженную им самим реальность. — Нет… Только не это… — прошептал Коннор и, поднявшись, на негнущихся ногах отправился в душ, где он провёл как минимум полчаса, ожесточённо отмываясь с мочалкой под водой, по температуре близкой к кипятку. Как будто это могло помочь. Затем он вышел в сад и выкурил три сигареты подряд, пытаясь успокоиться. Его потряхивало мелкой дрожью, и он долго не мог подпалить. Опустившись на ступеньки, он смотрел на восходящее солнце. — Как хорошо, что он в отъезде, — Коннор затушил бычок, но остался сидеть, не чувствуя в себе сил подняться. У него появились большие сомнения в том, что он ещё хоть раз сможет посмотреть Хэйтему в глаза после случившегося. Да, Коннор отчасти смирился с тем, что на уровне чувств он испытывает отнюдь не то, что должно испытывать сыну по отношению к отцу, но у него оставалась иллюзия контроля ситуации. Сегодня же всё полетело к чертям окончательно и бесповоротно. Он ощущал отвращение к самому себе и опустошенность в целом. В основном из-за того, как может отнестись к этому Хэйтем, на общественные устои, по большому счету, Коннору было плевать, особенно после того, как он связался с тамплиерами. Мир оказался гораздо сложнее и многограннее, чем строгие установки «можно» и «нельзя», да и по цветовой гамме он был скорее сплетен из оттенков серого, а не черного и белого, как казалось раньше. Нужно было разобраться с хаосом в мыслях и найти решение. Поэтому, наскоро завершив дела из списка, Коннор застопил первую попавшуюся машину и долго ехал, сойдя на шоссе около леса. Лес всегда давал ему облегчение, снимая пелену городской мути с разума. И сейчас Коннор понадеялся на его помощь, шурша прошлогодней листвой в поисках подходящего дерева. Мартовский лес казался мёртвым в своей смоляной черноте голых стволов, но не был таковым по сути, потому что весна уже гнала древесные соки, понемногу пробуждая его. Ветер нёс облака, то заслоняя солнце и погружая мир в холод, то открывая и давая долгожданное тепло. Ослепительная яркость, невероятная смесь различных запахов и звуков наполнили голову Коннора, смыв часть тяжёлых мыслей и позволив посмотреть на вещи трезво. Он уселся под раскидистым дубом, дыша полной грудью и подготавливая себя к предстоящей жертве. Да, именно жертве, потому что иначе было нельзя. Решение напрашивалось само собой, болезненное, горькое на вкус, однако необходимое. В Бостоне, впрочем, решимость покинула Коннора, и чем ближе был приезд Хэйтема, тем хуже ему становилось. Оставить всё, как есть, не позволяла совесть. К тому же, отец рано или поздно заметит, что что-то не так. Значит, тяжёлого разговора не избежать. Хэйтем вернулся в неплохом настроении, вроде бы, и Коннор пришёл к нему в кабинет, надеясь, что всё закончится не очень плохо. — Хэйтем… Нам нужно поговорить, — выдавил из себя индеец, с трудом преодолев вставший в горле ком. — Какое совпадение, я тоже хотел тебя позвать именно за этим, — Хэйтем хмыкнул. — Пожалуй, начнём с тебя. — Я хотел сказать… — Коннор запнулся, потом всё же закончил фразу. — Я должен уйти. Совсем. Хэйтем словно окаменел, в его лице не дрогнул ни один мускул, только в глазах можно было увидеть весь лёд земных полюсов, резко намерзший сплошной глыбой. — Ты должен что? — кажется, температура в комнате упала на несколько градусов от холода в тоне старшего Кенуэя. Коннору стало так страшно, что его сердце забилось о грудную клетку, как испуганная птица. Стало ясно, что начинать разговор так было просто ужасной идеей. Гнев Хэйтема выражался не так, как у большинства людей, которых знал Коннор: они обычно срывались на крик, краснели от злости, кое-кто мог и перейти в драку. Но не Хэйтем. Если он действительно злился, то, как правило, после нескольких язвительных слов всаживал скрытый клинок в глотку тому, кто был столь неосторожен, что сумел вывести его из себя. Коннор знал этот взгляд и, признаться честно, лучше бы провалился под землю, чем увидел его направленным на себя. Отступать было поздно. — Хэйтем, пожалуйста, выслушай меня, — торопливо произнёс Коннор. — Проблема не в тебе или ордене, проблема во мне… — Вот как, — елейно ответил Хэйтем, сложив руки в замок. Интересно, подумал с отчаянной веселостью Коннор, он убьёт меня прямо здесь или немного подождёт? И случится ли это потому, что он будет разочарован? Или же из-за того, что я скажу дальше? Как же глупо было полагать, что он отпустит просто так человека, который настолько хорошо осведомлён о внутренней структуре ордена, да и вообще слишком много знает… — Я решил уйти, потому что… Потому что… Мне нельзя больше находиться рядом с тобой, — выдохнул Коннор. — Хэйтем, ты можешь пристрелить меня или вспороть горло, хоть сейчас, но я скажу это, ведь обещал тебе не лгать: я люблю тебя… Сильнее, чем следует. Не как сын отца. Как в тех дурацких фильмах, над которыми ты постоянно иронизируешь. Сначала я хотел молча сбежать, но потом подумал, что ты всё равно меня из-под земли достанешь… Коннор замолчал и опустил взгляд. С таким трудом выстроенное хрупкое равновесие разрушалось с тихим хрустальным звоном. — Ты прав, я нашёл бы тебя и на краю света, — прозвучало неожиданно мягко. От ледяной ярости в голосе Хэйтема не осталось и следа. — Мой дорогой мальчик, неужели ты думал, что у тебя получится сбежать? Только не теперь. Посмотри на меня. Хэйтем аккуратно подцепил его пальцами за подбородок, и Коннору пришлось поймать чужой взгляд. — Прости, что напугал, — с сожалением сказал Хэйтем. — Я уж подумал, что ты к ассасинам переметнуться решил, а тут всё не так серьёзно. — Ты считаешь?.. — с удивлением спросил Коннор. — Ты… Тебя не поразило моё признание? — Не сказать, что очень, — старший Кенуэй пожал плечами. — Я бы удивился, если бы не чувствовал того же самого по отношению к тебе. Повисло неловкое молчание. Коннор сидел в полнейшей прострации, пытаясь свыкнуться с услышанным. Хэйтем не нарушал тишину, давая возможность прийти в себя и сформулировать мысли. — Что же нам делать? — тихо произнёс, наконец, Коннор. — Это… Неправильно. Как там это слово…противоестественно. — С чьей точки зрения? — снова та самая усмешка, означавшая, что отец целиком и полностью владеет ситуацией. — Знаешь, что противоестественно? Отметать доводы рассудка и расшатывать мировые устои ради иллюзорных идеалов, как это делают наши враги. Любовь, какой бы странной она ни была, какие бы границы не нарушила, останется любовью, если разделяющие ее люди находятся в здравом уме и достигли возраста согласия. Ты сам чего хочешь, Коннор? У тебя полная свобода выбора, и я не буду заставлять тебя принимать определённое решение. Коннор зажмурился, не в силах совладать с эмоциями. Потом вздохнул и открыл глаза. — Я хочу быть рядом с тобой, Хэйтем. И готов заплатить любую цену. — И это взаимно, не сомневайся, — Коннор никогда не видел, чтобы Хэйтем так искренне и счастливо улыбался. — То, о чем я изначально хотел поговорить, будет логичным дополнением твоей темы, — он достал из нагрудного кармана рубашки серебряное кольцо с крестом и надел сыну на средний палец левой руки. — Теперь ты один из нас. Да направит тебя Отец Понимания. Коннор некоторое время разглядывал кольцо. — И что, не будет никаких особых ритуалов, типа плевков на распятие или поцелуя магистра в поясницу? — шутливо поинтересовался он. — Если ты хочешь, могу устроить, — Хэйтем усмехнулся. — Хотя начать следует издалека. Он поцеловал Коннора в уголок рта, и было в этом целомудренном поцелуе столько, что индеец едва усидел на месте от переизбытка чувств.