зверёныш

Июль 1993 Перелёт в Соединённые Штаты дался мне нелегко. Пожалуй, эти восемь часов были одними из самых неприятных за последнее время, да и время до посадки я провёл в напряжении — за мной следили, видимо, от самого здания оперы. Ассасины крайне не любят, когда убивают кого-то из начальства. Я лишь выполнил работу, порученную мне Берчем, и обратил на себя гнев всего лондонского гнезда убийц. Чтобы сбросить их с хвоста, пришлось приложить немало усилий, и, скажу я вам, прятать труп в помещении, где полно народа, то ещё развлечение. Поэтому, сойдя с трапа самолёта, я испытал невероятное облегчение. Город, который я успел достаточно хорошо рассмотреть, на первый взгляд казался вполне привлекательным. Мне давно хотелось вырваться с материка, полного старых друзей и врагов. Следовало обзавестись новыми, и список, который выдал мне Реджинальд, должен был этому поспособствовать. — Магистр Кенуэй! Магистр Кенуэй! — сквозь толпу ко мне пробрался мужчина с внушительными усами и орлиным носом, на вид ему было слегка за двадцать. — Он самый. Чем обязан? — поинтересовался я, разглядывая незнакомца. — Разрешите представиться, сэр. Я Чарльз Ли. Мне поручили вас встретить, сопроводить до гостиницы и показать город, — чуть сбивчиво ответил он, и я пожал протянутую ладонь. Мне говорили о нём как-то раз — подающий надежды молодой человек, прыткий, умеет войти в доверие, а ещё страстно желает вступить в орден. Первое впечатление у меня было исключительно положительное, моё превосходное чутье не выявило угрозы. На выходе из аэропорта нас ждала машина, и Ли оказался хорошим водителем. — Как вам город, Чарльз? — я следил за проносящимися за окном урбанистическими пейзажами. — У него определённо есть потенциал, — ответил спустя небольшую паузу Ли, притормозив на светофоре. — И особенная атмосфера… Даже не знаю, как объяснить, вы скоро сами увидите. Или, точнее, почувствуете. — О, так вы приверженец эмпирического познания? — с толикой ехидства заметил я. — Ну… Что-то вроде того, — Чарльз смутился. — А ещё работаете на Эдварда Брэддока, если я правильно помню, — чуть напрягшись, я выудил из памяти детали разговора с Берчем. — Да, к сожалению, — с неожиданной откровенностью ответил Ли, и я подумал, что с каждой минутой этот неловкий молодой человек нравится мне всё больше. — Соглашусь, Брэддок малоприятен в общении и в иных случаях даже жесток, — я поморщился, вспомнив обрюзгшее лицо собрата по ордену, не зря получившего прозвище Бульдог. — Он сейчас в отъезде, поэтому в его отсутствие… Я… Как бы это сказать… — Ли запнулся, подбирая слова. Я ободряюще улыбнулся: — Ну же, Чарльз, выкладывайте, что у вас там. — Магистр Кенуэй, я бы очень хотел, чтобы вы взяли меня в ученики, — выпалил он и посмотрел искоса, вычисляя, как же я отнёсся к этому заявлению. — Хм… Почему бы и нет, — я пожал плечами. — А что, у меня такая хорошая репутация здесь, за океаном? — Говорят, вы лучший из возможных наставников, — уверенно сообщил Чарльз. — Не исключено, — я бросил взгляд на часы: вроде бы, мы должны были успеть до часа пик. — Если вы проявите достаточное усердие, то в скором будущем вполне сможете стать полноправным членом ордена. Ли прямо-таки просиял, и остаток дороги он подробно рассказывал про местные достопримечательности, предоставив мне широкий выбор для прогулки и разведки обстановки. Экскурсовод из него тоже получился весьма неплохой. Краем уха слушая интересные факты из жизни Бостона, я погрузился в собственные мысли. Мне предстояло возродить из пепла местную ячейку ордена, уничтоженную ассасинами в конце семидесятых. На вопрос, почему такой важный стратегический объект, как США, остался без присмотра, Бёрч так и не ответил ничего вразумительного. Увлечение артефактами Предтеч отвлекло его от основной управленческой роли, возложенной на него верховным магистром, и, видимо, не оставалось ничего иного, кроме как послать кого-то более перспективного и упорного в достижении контроля и порядка. Нельзя сказать, что артефакты меня не интересовали. Напротив, в какой-то период времени я был одержим ими так же, как и Реджинальд, особенно после прочтения зашифрованного дневника, который нам достался как трофей в одной схватке. Но я быстро охладел к наследию Первой цивилизации, увидев, что оно делает с чужим разумом. Я не узнавал своего наставника — он сделался крайне раздражительным, потерял всякую связность мыслей и выглядел так, будто не спал много дней (возможно, так оно и было на самом деле). Поэтому я охотно воспользовался возможностью уехать и разобраться с делами ордена на другом материке. Ясное дело, я должен был заняться и поиском артефактов (по мнению Бëрча, это было первостепенной задачей). — Почему вы хотите вступить в орден? — спросил я вдруг, и Чарльз прервал очередную тираду про какое-то старинное здание, несколько испуганно уставившись на меня. — У каждого своя причина. Кто-то хочет славы, кто-то власти, кого-то приносит течением судьбы, — я перевёл взгляд на заливающуюся лаем собаку неподалёку, чтобы дать возможность собеседнику собраться с мыслями. — Хочу найти своё место в жизни, — спустя паузу ответил Ли, на какой-то момент показавшись гораздо старше, чем на самом деле. — Я служил в армии по настоянию отца, работал в юридической конторе помощником адвоката, но везде чувствовал, что это не моё. Потом узнал от знакомых про орден. Мне сказали, что любой может стать тамплиером и изменить имеющийся порядок вещей. Привести всё к равновесию. Мне показалось, что стоит попытаться. — Для начала пойдёт, — я поманил его за собой. — Идёмте, кое-что покажу. Наверное, последнее, что ожидал от меня Ли, это то, что мы полезем по пожарной лестнице на крышу высотки. — Взгляните, Чарльз, — я обвёл рукой панораму города. — Вдохните поглубже. Вот что даёт орден — широту обзора. Обострение чувств. Ясность разума. Скорость. Возможность найти неординарное решение. Он стоял, щурясь на огни Бостона. — Я намерен овладеть этим городом, подчинить его и направить в нужное русло. И не только его. Если вы готовы отдать на благо ордена всё, что потребуется, то тогда ваше место — рядом со мной. — Я готов, — он обернулся, зябко передернув плечами от ночного холода. — Сколько бы ни пришлось учиться — я не отступлюсь. — Хорошо, — я потянулся за сигаретой и предложил ему. Мне давно не хватало союзника, а Ли выглядел вполне перспективным. И, что немаловажно, преданным, даже на данном этапе. Одиночество — преимущество, на тебя сложно воздействовать, давить на больные точки. Но иногда очень от него устаёшь. Январь 1994 — У меня хорошие новости, господа, — с торжествующим видом возвестил я, распахнув дверь небольшого офиса, арендованного для удобства совместной работы. — Бульдога хватил инфаркт? — с надеждой спросил Хики, натачивающий охотничий нож. — Пока нет. Однако я нашёл человека, которому он досадил не меньше нас. А ещё она прекрасно знает местность, где находится промышленное предприятие Бульдога, — пояснил я, поправляя нитки, растянутые по доске с фотографиями, газетными вырезками и надписями синим и красным маркерами. — Она? — протянул Ли с удивлением и, кажется, недовольством. — Эко-активистка из индейской общины. Представляешь, как мне повезло? Никто не ненавидит капиталистов и чиновников сильнее, чем они, — не без самодовольства ответил я. — Теперь нам гораздо проще будет собрать информацию и подобраться к нему. — Сверху дали добро на… Устранение? — уточнил Джонсон, прищурившись. — Именно. Он, видимо, насолил слишком многим людям своей жестокостью и отказом следовать основным принципам ордена, — я пожал плечами. Брэддок никогда мне не нравился. По воле случая мне пришлось с ним сотрудничать несколько месяцев, когда я пытался найти убийц своего отца, и, черт возьми, это были одни из худших месяцев в моей жизни. Да, большая часть морального террора Эдварда была направлена не на меня, а на сотрудников, и всё же мне хватило этого с лихвой. — Познакомите нас с этой вашей активисткой, а, магистр Кенуэй? — многозначительно улыбнулся Томас, даже оторвавшись на мгновение от заточки ножа, что свидетельствовало о большой концентрации на предмете разговора. — Даже не думайте, мистер Хики. Мы собираемся исключительно работать, — строго сказал я. — Понятно, вы её для себя присмотрели. В таком случае не буду лезть, — он примирительно поднял руки. — И вовсе я не… — не закончив фразу, я фыркнул, показывая, что не намерен дальше развивать эту тему. А Дзио мне нравилась. Пока что как хороший компаньон для достижения общей цели. Но с каждой нашей встречей становилось всё яснее, что рамки рабочих отношений давно перестали иметь значение. Дзио всегда появлялась неожиданно и словно из ниоткуда. Я и сам любил так делать, однако она сумела меня обойти. Лёгкое дуновение ветра, еле слышный отзвук мягких шагов, и чуть хриплое «Привет, Хэйтем» на ухо. Она не любила город как концепцию, однако ради меня появлялась там довольно часто. Впрочем, я бывал и в лесах, которые она называла домом. Я чувствовал себя на природе не очень-то комфортно, но Дзио научила меня понимать лес, показала, что не так уж он и чужд современному человеку. Мы могли часами бродить под косыми лучами солнца, говоря обо всём на свете, наблюдая за зверями и слушая птиц. В такие моменты мне до ужаса хотелось бросить реальную, неприглядную жизнь, полную забот и дурацких правил, и уйти с Дзио насовсем. — Ты принадлежишь другому миру, Хэйтем, — говорила Дзио, словно услышав мои мысли. — И он тебя не отпустит. — Уверена? — краем глаза я наблюдал, как на её изящным тонкие пальцы опускаются снежинки. — Знаю, — спокойно ответила она, облокачиваясь на раскидистый дуб. — Но это не значит, что я убегу от тебя прямо сейчас. Глупый англичанин. — Обнадежила, — я поморщился, скорее, для порядку. Она единственная из всего моего круга общения не боялась говорить правду в лицо и подтрунивать надо мной. Да и в целом… Она была другой. Более живой, что ли. С ней было легко находиться рядом, несмотря на периодические туманные изречения, которые я с трудом понимал даже на английском языке. А её наречие и того было хуже. Она искренне смеялась над моими попытками произнести её имя целиком, совсем не обижаясь. Я упустил тот момент, когда влюбился в неё. Он затерялся среди прочих приятных мгновений, которые я провёл с Дзио. Только позднее я понял, насколько был уязвим, поддавшись чувствам. С другой стороны, как могло получиться иначе, если меня растили безэмоциональной машиной, чтобы уберечь от возможных опасностей, связанных с чересчур крепкими связями с людьми. Я словно получил недостижимую свободу, о которой грезят ассасины. Она ослепила меня, не давая мыслить здраво и подмечать тонкие детали. Несмотря на это, я упорно продолжал идти к цели, организуя работу подчинённых максимально продуктивно. Отослав Ли обратно к Брэддоку, чтобы не вызвать подозрений, я испытал облегчение. Чарльз откровенно не одобрял моё тесное общение с Дзио, хотя никогда не говорил этого вслух. Его молчание было куда выразительнее слов. Я застрял меж двух огней, не в силах отказаться ни от одного из них — уж слишком ценил теплоту их пламени. Ученик, ставший мне близким другом, и союзница, укравшая моё сердце. Я любил их обоих, по-разному, но любил, прекрасно осознавая, что вечно так продолжаться не может. Ожидание развязки выматывало. Я жаждал крови Бульдога, проводя многие часы над проработкой тактики и расчётом возможных исходов. У нас не было права на ошибку: слишком многое стояло на кону, слишком много усилий было приложено, чтобы пройти этот извилистый путь. Я почти не видел Дзио, она тоже была занята по горло, подготавливая своих людей к предстоящей операции. Ли тоже пропал со всех радаров, изредка оставляя на моём столе записки на кусочках бумаги в клеточку. Почему-то он всегда приходил в офис в моё отсутствие, что приводило меня в недоумение. Мы не ссорились, просто вынужденно и на время сократили общение, так зачем доходить до крайности? Только Франклин неизменно был в штабе, занимаясь документацией. В его редких косых взглядах мне чудилось сочувствие. Я их игнорировал, стараясь сосредоточиться на работе. Жалеть меня вовсе незачем, я сам избрал свой путь, прекрасно зная, на что иду. Да и у кого не бывает периодов отчаяния? Они мимолетны и развеиваются как дым перед беспощадным логическим анализом ошибок. Июль 1994 Одним жарким летним днём я сказал: — Мы сделаем это сегодня. Хики натянул неизменную кепку и проверил, заряжен ли его револьвер. — Наконец-то, магистр Кенуэй, а то я уж думал, что не доживу. Мы выходили с разницей в полчаса, каждый отправлялся своим путём на место встречи. Брэддок приедет с инспекцией на завод, как обычно, увлечется раздачей увольнений и нескончаемыми яростными тирадами, став невосприимчивым ко всему, словно токующий глухарь. Тогда-то мы его и застанем врасплох. Дальнейшее слилось в сплошную кровавую круговерть. Один раз я чуть не словил пулю в лоб, не заметив подкравшегося со спины охранника, но меня спас Ли, успевший выстрелить первым. Я кивнул ему в знак благодарности и ринулся к Брэддоку, намеревавшемуся позорнейшим образом сбежать. Пришлось немало преодолеть по пересечённой местности, прежде чем я смог прицелиться и сбить его с ног. — За что, Хэйтем? — на его губах пузырилась кровь, дышал он со свистом и хлюпаньем — коллапс лёгкого, не иначе. — Будто ты не знаешь, Эдвард, — презрительно отозвался я. — Твоя жестокость не могла привести ни к чему иному. Ты предал орден. — Это ещё большой вопрос, кто предал орден, — он улыбнулся, обнажая кривые розовые зубы. — Неужели ты навёл порядок? Скорее, хаос, подставив и подчинённых, и наставника. — Меня не ранят лживые слова мертвеца, — я фыркнул, снимая кольцо с крестом с холодеющего пальца. — Магистр Кенуэй, вы в порядке? — рядом неожиданно появился запыхавшийся и изляпанный грязью Ли. — В полном, — я закрыл Брэддоку глаза и оглянулся, надеясь увидеть Дзио, но тщетно. — Скажи остальным: вечером отметим победу в Зелёном Драконе. Владельцы бара мои хорошие знакомые и сделают нам скидку. Я должен был чувствовать удовлетворение от достигнутой цели или хотя бы облегчение, но голова была пуста. Я смотрел на веселящихся братьев по ордену, нехотя пил мелкими глотками эль и почти не участвовал в разговоре. Выйдя покурить, я подумал о том, что лучше бы сейчас сидел в офисе и писал отчёт для Берча, и то бы принесло больше пользы. — Скучаешь, англичанин? — знакомые древесные нотки духов ударили в нос, и я обернулся, не веря своим ушам. — Я уж думал, не придёшь, — я добавил недовольства в голос. Все-таки она могла бы и попрощаться после нашего совместного убийства. — Не люблю суматоху, — она фыркнула. — К тому же, ты должен был привыкнуть, что я появляюсь и ухожу, когда мне вздумается. — И сейчас вдруг вздумалось почтить меня своим присутствием, — я затянулся горьковатым дымом. — Я польщён. — Хватит дуться, Хэйтем. Пойдём лучше со мной. Сегодня полная луна, будет, на что посмотреть, — Дзио обезоруживающе улыбнулась. Я хотел было вернуться и предупредить, что уйду, но потом отмахнулся от этой идеи. В конце концов, хоть на пьянке они без меня справятся. Луна в ту ночь действительно была невероятная и словно занимала полнеба. Впрочем, мы ей уделили совсем немного внимания, найдя куда более интересное занятие. Дзио в очередной раз доказала свою исключительность, выдернув меня из странной апатии простыми, но нужными словами и умелыми прикосновениями. Причудливые тени, полупрозрачный лунный свет придавали всему потусторонний оттенок, и даже в моменты, казалось бы, настоящего счастья я чувствовал отдалённый холодок отчаяния. Оттого и целовал Дзио торопливо, жадно, крепко прижимаясь, словно боялся, что она исчезнет. Она и правда исчезла — но через несколько недель. Забрала с собой всё то, что подарила за эти два года, оказавшихся на самом деле ужасно короткими. Август 1994 Сказать, что я был в отчаянии — значит, не сказать ничего. Словно вырвали кусок сердца, и зияющая рана в груди никак не желала зарастать. Я старался не показывать, насколько удручен и зол, однако это заметили все, даже глухой к чужим эмоциям Хики. Они не решались ко мне приближаться, видимо, опасаясь лишиться головы, и не зря — я привык справляться с душевной болью в одиночку. Только Чарльз не боялся. Я чувствовал его пронизывающий взгляд кожей и старательно делал вид, что не замечаю. — У вас нет планов на вечер? — спросил он в конце полного забот дня. — Кроме лежания пластом и осознания собственной никчемности — нет, — усмехнулся я, надеясь, что он сочтёт это за неумелую шутку. — А что? — Хотел вывести вас на прогулку. Мы давно не бродили по городу вместе, — сказал Чарльз. — Без перестрелок и деловых встреч, просто пройтись. — Хорошая идея, — я поднялся из кресла, хрустнув затекшими суставами. Я, конечно же, знал, что это не просто прогулка. Ли, судя по всему, был настроен на серьёзный разговор, и я не мог воспрепятствовать. Как и он не мог остановить меня от покупки очередной бутылки виски. В последнее время я стал пить чересчур много, но желания как-то решить проблему не возникало. У меня вообще никаких желаний не осталось, если честно. Возможно, я вёл себя глупо и даже инфантильно, не отрицаю, однако что я мог поделать? Быть тем, кого бросили, не очень-то легко. Особенно если это первые серьёзные отношения в твоей жизни и первый и от того невероятно болезненный разрыв. Ли привёл меня на ту самую крышу, на которую я затащил его в день нашего знакомства. Полагаю, не случайно. — Я беспокоюсь за вас, магистр Кенуэй, — сообщил Чарльз, сев рядом со мной на тёплую после жаркого дня крышу. — Зови меня Хэйтем. И можно на ты. Мы слишком многое пережили вместе, чтобы следовать формальностями, — я сделал щедрый глоток виски и поморщился, когда горло ожгло. — Так что ты там сказал? Беспокоишься за меня? — Ты явно не в порядке, — он прищурился. — Растерянный, раздражённый, пытаешься казаться весёлым, но когда никто на тебя не смотрит, ты становишься таким грустным, что даже страшно. Что случилось, Хэйтем? — Дзио… Ушла от меня, — я снова отпил из бутылки. — Сказала, что наш союз себя исчерпал. И что никогда не позволит увидеть мне нашего ребёнка. — Ребёнка? — изумлённо воззрился на меня Ли. — Именно. Мы в последнее время были не очень-то осторожны, — я деланно усмехнулся. — Не то чтобы я очень хотел быть отцом… Хотя чего я вру, конечно же, хотел, однажды, когда-нибудь в будущем. Я бы женился на ней, если бы она позволила. Но она посчитала, что расстаться будет лучшим вариантом. Решила всё за нас двоих. И я… Расстроен. — Боже, Хэйтем, — в глазах Чарльза плескалось искреннее сочувствие. — Нельзя сказать, что она не предупреждала или я удивлён. Однако терять одного из двух близких людей весьма и весьма нелегко, — я поднялся на ноги и подошёл к краю крыши, глядя на мерцающие огни фонарей. — Остался только ты, Чарльз. Ты же меня не покинешь, правда? — ироничный смешок застрял где-то в горле, обратившись в хрип. — Нет, нет, ни за что, — он торопливо подошёл и положил руку мне на плечо, видимо, опасаясь, что я решу прыгнуть. — Ты мне действительно дорог, Хэйтем. — Вряд ли я заслуживаю твоей привязанности, — струйка алкоголя стекла у меня по подбородку и запачкала рубашку, но мне было всё равно. — Я стою и жалуюсь собственному ученику на неудавшуюся личную жизнь. Жалкое зрелище. — Ты не становишься хуже в моих глазах из-за того, что испытываешь боль, — Ли покачал головой, мягко оттаскивая от края. У него было право сказать «я же говорил», или нечто вроде того, но он не стал, и я это оценил. — Вот поэтому в ордене не принято заводить отношения с кем-то извне, — я отставил опустевшую бутылку и обхватил руками колени. — Да и вообще отношения. Наша жизнь — нескончаемая война, у нас нет права на слабость. — Возможно, ты прав. Но некоторые слабости можно как следует скрыть, — заметил он в своей обычной практичной манере. — Это не правда, но и не ложь. Нечто между. — Или ложь во благо, да? — я скосил на него взгляд и только тогда заметил, как близко друг к другу мы сидим. — С ней не стоит перебарщивать. — Я знаю, где границы дозволенного, — уверенно заявил Чарльз. — И не прочь их нарушить, — прошептал я ему прямо в губы. — Я чертовски пьян, Чарли. И веду себя омерзительно. — Вовсе нет, — он помедлил и поцеловал меня. Осторожно, едва ощутимо, будто опасаясь, что получит по лицу. — Клянусь, ты не замена Дзио, — пробормотал я, не в силах определить, насколько уверен в своих словах. — Пожалуйста, не думай, что я лишь ищу утешения у того, кто по счастливой случайности оказался рядом. — Я не случайно рядом с тобой, Хэйтем. Я принял решение. И верю тебе, — тихо сказал он, приобнимая меня за плечи. — А ведь не следовало, с учётом того, чему я тебя научил, — я расхохотался. Ноябрь 1999 Позвонили где-то часов в десять утра. Я утомился ночной погоней за владельцем крупного казино и был не в состоянии ответить. Но звонящий был настойчив. — Чарльз, возьми трубку, умоляю, — пробормотал я, прекрасно зная, что он подчинится, хотя устал не меньше моего, занимаясь другим заданием. — Ты мной откровенно пользуешься, — проворчал он, но всё же сел на постели и дотянулся до телефона. Я прикрыл глаза, надеясь, что Ли разберётся и мне не придётся вставать. — Хэйтем… — его голос прозвучал настолько тихо и даже испуганно, что мне стало не по себе. — Кто это? Что случилось? — спросил я, напрягшись. — Это… Насчёт Дзио, — удивляюсь, как он не закашлялся, произнося ненавистное ему имя. — Она… Мертва. — В смысле мертва? — недоуменно сказал я, не вполне осознавая происходящее. — Звонил твой агент, которому ты приказал присматривать за ней. Сказал, был пожар… — дальше я не слышал, уши словно залепило ватой. Глухо стучал пульс, мир размыло в разноцветные пятна. — Я должен увидеть её тело, — пробормотал я и, пошатываясь, побрёл к шкафу, чтобы одеться. — Ты уверен? — встревоженно произнёс Чарльз, наблюдая, как я пытаюсь трясущимися руками натянуть штаны. Я не ответил, сосредоточенный на затягивании ремня. Как будто это могло отвлечь меня от того факта, что Дзио погибла. В глубине души теплилась робкая надежда, что агент ошибся и это не она… Я должен был убедиться. — Я отвезу тебя, — безапелляционно заявил Ли. — Тебе нельзя за руль в таком состоянии. — Я в полном порядке, — огрызнулся я, яростно одергивая рубашку. — Нет. И мы оба это знаем, — спокойно ответил он. Меня раздражала его невозмутимость. Впрочем, иного от него ожидать было и нельзя — он считал, что Дзио виновата чуть ли не во всех моих бедах. И ревновал к ней безумно все эти годы. Может быть, не без основания — я ужасно злился на Дзио, но так и не разлюбил до конца. Это я осознал, пока в нервном возбуждении с трудом сидел на пассажирском сиденье джипа Ли. Он молча смотрел на дорогу, изредка поглядывая на меня через зеркало. Догадался, что вести диалог со мной сейчас бесполезно. В иные моменты он был очень чутким. Я едва ли не бегом пронёсся по лестнице, спускаясь в морг. Тел было много, врачей тоже, и на меня уставились сразу несколько пар глаз. — Вам сюда нельзя, — попробовал меня остановить один из санитаров, но его отпихнул мой агент. — Сэр, вы действительно хотите её видеть? Она… Сильно пострадала, — он едва подобрал формулировку. — Плевать. Где она? — я судорожно оглядывал трупы. Он молча подвёл меня к нужной каталке. О, это несомненно была Дзио. Ниже шеи — сплошной ожог, запекшееся кровавое месиво с чёрной коркой. Лицо — лишь слегка раскраснелось, искажённое маской боли. Я ощутил, как пол уходит из-под ног, и Чарльз едва успел подхватить меня. — Что… Что произошло? — хрипло поинтересовался я. — Полиция подозревает поджог. Выгорело несколько гектар леса, а в эпицентре находился их лагерь, — пояснил агент. — Соболезную, мистер Кенуэй. — Разберитесь, кто к этому причастен, — сухо произнёс я, стараясь не показывать своих эмоций. — И доставьте ко мне. Живыми. — Вас понял, — он кивнул. — И организуйте похороны. Их всех, — я обвёл взглядом тела. — По возможности соблюдите их ритуалы. Если сможете связаться с остатками общины, конечно же. Скажите, что я послал. Разобравшись с формальностями, я ещё раз взглянул на Дзио. Потом молча вышел. — Хэйтем, куда ты? — Чарльз с трудом поспевал за мной. — Мне нужно побыть одному, — я ускорил шаг, надеясь, что Ли отстанет. — Ты натворишь глупостей, — фыркнул он. — Ты уязвим из-за неё. Опять. — Да что ты вообще понимаешь в уязвимости, а, Чарльз? — я резко остановился, и он влетел мне в спину. — Или в безопасности? В интригах и убийствах ты поднаторел, вот только гордыню свою так и не усмирил. Оставив его стоять с ошарашенным видом, я нырнул в ближайший переулок и побежал. Я бежал так быстро, как мог, пока не появился железный привкус на языке. Потом прислонился к стене ближайшего дома, переводя дыхание, и долго не мог подпалить сигарету, потому что руки опять тряслись. Возможно, я зря обидел Чарльза, и позже мне будет очень стыдно за свои резкие слова, но сейчас я мог думать только о Дзио. Она мертва. Кто-то убил её, и последнее, что она чувствовала перед смертью, — боль. Конечно же, это не случайность, это убийство, как же могло быть иначе. Я сжимал сигарету зубами, не замечая, как по щекам текут слезы. Делал затяжку, надеясь, что табачный дым ослабит железные обручи, резко стянувшие мою грудь. Прохожие мелькали серыми тенями, а я оплакивал свою мёртвую любовь и надеялся, что если не умру сам, так хоть перестану чувствовать насовсем. Всё не должно было так закончиться. Не должно. Так же я думал, когда смотрел на её закрытые навеки глаза. Глупо было целовать щеку мертвеца. Это уже не была моя Дзио, я прекрасно это понимал. Положив букет белых пионов (единственные цветы, которые она признавала) на её свежую могилу, я собирался много чего сказать, но произнёс лишь одно: — Прости, что не поверил чутью и не пришёл раньше. Прости, что опоздал. Уходя с кладбища, я думал лишь об одном: среди тел не было ни одного детского, а значит, есть надежда, что наш с Дзио ребенок уцелел. Я не собирался его искать, помня о мастерстве общины Дзио заметать следы и прятаться. Однако теперь помимо тихой ярости и скорби в моей душе теплился слабый огонек надежды.