зверёныш

Май 2021 Коннор нервничал. Это было заметно невооружённым глазом. Ясное дело, он пытался держаться непринуждённо, но я настолько хорошо изучил его повадки, что меня не обманешь. — Ты не бывал ещё в Европе? — спросил я, когда мы подошли к стойке регистрации. — Нет. И по Штатам ездил либо с друзьями, либо автостопом, — Коннор переступил с ноги на ногу. — Не знаю… Не то чтобы самолёты меня пугают… Просто некомфортно. — Всё когда-то бывает впервые, — усмехнулся я, подталкивая его в сторону следующей стадии проверки. Несмотря на сомнения, он выпросил место у окна. Уже неплохо. Я-то привык к железным птицам. Иногда на земле проводил лишь пару дней и снова отправлялся в путь, пересекая огромные территории за считанные часы. Что ни говори, а этот продукт прогресса меня крайне радует. Количество проблем, связанных с дорогой, значительно уменьшилось. Никаких тебе месяцев в пути, разбойников, сухопутных и морских, вымотанных лошадей, просто и относительно легко. В последнее время, правда, я практически не выбирался за пределы двух основных городов, где орден вёл работу. Дел было по горло, да и Коннора не хотелось оставлять одного надолго. Возможно, это беспричинное беспокойство, но что-то держало меня рядом с ним, и я предпочёл послушаться чутья. А теперь нам представилась возможность путешествовать вместе. Да, повод был не очень приятный. Как говорится, за неимением горничной приходится довольствоваться… Ладно, не буду углубляться в похабщину. Коннор с трудом втиснулся на своё место и долго ещё возился, настраивая кресло под себя. Я в очередной раз мысленно восхитился тем, насколько большим и красивым он вырос. Хотел бы я сравнить его нынешнего с ним в детстве… — Самолёты же редко падают, да? — он пристегнулся ещё до объявления пилота и сидел, нервно ерзая. — Гораздо реже, чем разбиваются машины, — заверил я и отчего-то вспомнил о нашем полёте из горящего здания. — Ты, наверное, задаешься вопросом, почему полёт на самолёте меня пугает, а… Самостоятельный — нет. Это сложно объяснить, — тихо сказал сын, вздрогнув, когда Боинг начал движение. — На меня давит вся эта масса металла и кажется ненадёжной. Скованность, чёткие границы, механизм, который может дать сбой — вот что страшно, а не высота. С ней я справлюсь. — Коннор, — я сжал его руку, кончиками пальцев ощущая частый пульс. — Это хорошая компания, одна из лучших, они очень тщательно подходят к проверке оборудования. Может быть, тебя мои слова ни в чем не убедят… — Главное, что ты рядом, — отозвался он коротко и наконец замер. Видимо, интерес перевесил опасения — он уткнулся в иллюминатор. — Забыл сказать: твой французский друг присоединится к нам чуть позже, — сообщил я, когда мы, наконец, закончили подниматься, и за бортом медленно проплывали освещённые закатным солнцем облака. — Что? Лафайет? — удивлённо переспросил Коннор. Он даже оторвался от окна, что свидетельствовало о повышенном интересе. — Ты к нему привязался, как я посмотрю, — я хмыкнул. — Он проконсультирует нас как один из последних знатоков древнего наречия, название которого тебе ни о чем не скажет, но поверь, это важно. К тому же он владеет многими техниками расшифровки, которые нам тоже пригодятся. — Он не рассказывал, — нахмурился Коннор. — Сам и спросишь при встрече. А вообще он не говорил, потому что я запретил, — заметил я как бы между делом и зашуршал газетой. — Ты… Что? — возмущённо посмотрел на меня он. — Он что, твоя марионетка? — Если бы это было правдой, вы бы не куражились днями напролёт, — фыркнул я. — Просто информация была непроверенная, вот и всё. Не хотел тебя тревожить раньше времени. — Допустим, я поверил, — буркнул Коннор, явно недовольный моим ответом, и снова отвернулся. Я вздохнул. Конечно, мы договорились ничего не утаивать друг от друга, однако… Оба нарушили обещание, причём неоднократно. Не по злому умыслу, скорее по наитию и желанию перестраховаться. Тяжело учиться доверять, когда привык к ловушкам за каждым углом. Коннора наверняка тоже предавали. Он в целом смотрит на мир настороженно, хоть и не без надежды на лучший исход. Он верит в людей, и я немного ему завидую. — У нас будет почти целый день, прежде чем мы отправимся по делам, — нарушил я неловкое молчание. — Куда бы ты хотел сходить? Париж — разносторонний город, можно посетить как классические туристические места, так и менее известные достопримечательности. — Наверное, доверюсь твоему выбору, — ответил Коннор. — Но, честно говоря, не хотелось бы часами бродить между картин и статуй с толпой народа. — Я тебя понял, — я усмехнулся. — Никаких музеев. Придумаю что-нибудь другое. — Прозвучало угрожающе, — Коннор впервые за долгое время улыбнулся, и я почувствовал облегчение. Кажется, он наконец-то сумел расслабиться. Когда принесли еду, он и вовсе повеселел. — Лафайет пытался научить меня французскому, — сообщил сын с набитым ртом. — И как успехи? — я приподнял бровь. — Теперь я могу купить пиво и послать на… — Коннор запнулся и смущённо покосился в мою сторону. — Очень важный лексический набор, не поспоришь, — я хмыкнул. — Я весь рот сломал, пока пытался выговорить их слова… Зачем придумывать такие сложные звуки, — он насупился. — Хотя английский не лучше. — Примерно то же самое я чувствовал, когда твоя мать пыталась научить меня вашему языку, — заметил я, и Коннор прищурился. — Ты не был способным учеником, да? — Вроде того. Это стало ясно, когда я так и не смог правильно произнести её имя. Она смирилась и сказала называть себя Дзио, — поведал я. — Наверное, ты её основательно взбесил, — он усмехнулся. — Интересно, сможешь ли ты произнести моё настоящее имя? — О, ты созрел, чтобы поделиться им со мной? — заинтригованно спросил я. — Вроде того. На самом деле меня зовут Радунхагейду, — сказал он. — Хэйтем, пожалуйста, не умирай, у тебя такое смешное страдальческое лицо… — Я никогда это не произнесу, — картинно простонал я. — Чёртовы индейцы! — Постарайся. Ради меня, — попросил он, продолжая улыбаться. — По слогам. Давай же. — Хорошо, — со смирением отозвался я. На удивление, с пятой попытки у меня получилось. — Главное — практика, — лыбился сын. — Я рад обладать этим знанием, но можно я продолжу называть тебя Коннором? — взмолился я. — Можно, — он устроил голову у меня на плече и прикрыл глаза. — Кстати, второе имя мне дали, чтобы было проще учиться в школе. — Я удивлён, что Дзио оставила для тебя мою фамилию, — пробормотал я, тоже начиная проваливаться в дрему. — Она попросила об этом своего брата перед смертью, — тихо ответил Коннор. — Мама… Всё равно дорожила памятью о тебе. — Что странно, с учётом того, что именно она меня бросила, — дыхание Коннора оседало приятным теплом на моей щеке. — Полагаю, у неё были на то веские причины, — философски заметил он. — Несомненно. Я был из враждебного мира, к тому же, моя принадлежность ордену сыграла большую роль. Она знала, кто я, с самого начала. Я ничего не скрывал, — сказал я, стараясь отогнать самые болезненные воспоминания, так и лезущие из глубин подсознания. — И всё же она решила, что ты достоин её любви. Для меня это весомый аргумент, — сонно произнес Коннор. — Она всегда знала, как поступить правильно. *** — Тут всё по-другому, — сказал Коннор, когда мы по указателям добрались до выхода. — Различия заметны на таком раннем этапе? — хмыкнул я, высматривая в толпе человека, которого послали нас встретить. — Угу. Воздух ощущается иначе. И атмосфера в целом, — он забрался на заднее сиденье чёрного Мерседеса и уткнулся в окно. — Не думал, что моей первой европейской страной будет Франция. — Хороший вариант, на самом деле. Я бы сказал, один из лучших, — утреннее солнце пробивалось даже сквозь тонировку, и пришлось на некоторое время зажмуриться. — Насчёт города мнения разнятся. Парижане, конечно же, его обожают, прочие французы относятся отчасти с неприязнью. Хотя, мне кажется, во многих столицах провинция недолюбливает столицу. — По понятным причинам, — Коннор фыркнул. — О, Эйфелева башня… — В ночное время суток действует запрет на съемку, представляешь? — я тоже разглядывал шпиль, пронзающий весеннее, почти аквамариновое небо. — Да, кажется, я слышал про него. У французов вообще много забавных ограничений. Например, нельзя называть поросенка Наполеоном… Мне Лафайет сказал, — поделился сын. — Соединённые Штаты всё равно никто не переплюнет, согласись. Запрет носить платье в горошек в определенные дни недели. Или играть в карты с индейцами… — я скосил на него взгляд. — Я не умею играть в карты, — насупился Коннор, хотя было видно, что разговор его смешит. Оставив вещи в отеле, мы отправились исследовать город. — Предлагаю начать с самой высокой точки Парижа, — я сверился с картой. — Надеюсь, ты ничего не имеешь против религиозных сооружений. — Хм… Вроде нет, — Коннор заглянул мне через плечо. — Холм Монмартр… Понял. — Базилика Сакре-Кёр была построена в память о жертвах франко-прусской войны, — сообщил я, когда мы подошли к храму настолько близко, что можно было разглядеть детали. — Форма куполов повторяет силуэт базилики двенадцатого века Сен-Фрон в Перигё на юге Франции. — Ты готовился к экскурсии или же просто хорошо знаешь Париж? — прищурился сын. — Ну… И то, и то, — я не стал отпираться. — Я хотел, чтобы ты понял, почему мне здесь нравится. — Так ты все-таки фанат столицы, — он ухмыльнулся. — Запомню. — И я, и местные жители, возможно, пристрастны. Да и что с того? Давай зайдем внутрь, — предложил я, и Коннор кивнул. Что меня всегда впечатляло во французских храмах, так это то, как выстроено падение света. Мрак мешался с солнечными лучами, расплескивался по золоту мозаики, стекал по стенам, вызывая странный холодок в затылке. Коннор молча осматривался, неслышно перемещаясь от одной стены к другой. Людей было на удивление немного, и это не могло не радовать. Я никогда особенно не верил в христианского Бога, однако было в этом месте что-то незримое, всеобъемлющее, заставляющее проникнуться звенящей тишиной и замереть, очистив голову от посторонних мыслей. Не такое мрачное ощущение, как в более старых постройках, конечно, и всё же… Выйдя из-под сводов базилики, мы оба испытали облегчение. — Чуть дальше можно будет панорама Парижа. Сейчас ясно, соответственно, видно на пятьдесят километров, — сказал я, щурясь на солнце. — По крайней мере, так заявляют на туристических сайтах. Пройдя до портика, мы некоторое время смотрели на город. — Надо добраться до реки, — Коннор подставил лицо ветру, трепавшему его волосы. — Возражений не имею, — я запахнул плотнее пиджак. Все-таки было ещё прохладно, несмотря на позднюю весну. — Потом отведу тебя в один уютный небольшой ресторанчик, познакомишься, наконец, с одной из лучших кухонь мира. — Поверить не могу, что слышу такое от англичанина, — усмехнулся Коннор. — Фи, что за предрассудки, — я театрально закатил глаза. Мы продолжили перебрасываться шутками, пока спускались до ближайшего моста через Сену. Коннор следил за утками, снующими по покрытой рябью воде, и принюхивался, как большая кошка. Было в нём что-то несомненно звериное, проглядывавшее через вполне себе человеческий облик. — Да, пожалуй, я проголодался, — сообщил он спустя некоторое время. — Мы неплохо прошлись. — Норма в десять тысяч шагов точно выполнена, — я усмехнулся и свернул в узкую улочку, петлявшую между домами и приведшую нас к уютному тихому месту, куда обычные туристы вряд ли заглядывают. Учтивый молчаливый официант дождался, пока мы определимся с заказом, и исчез так же незаметно, как и появился. — Это вино стоит дороже, чем я, — шутливо заметил сын. — Перестань себя недооценивать, — усмехнулся я, разливая багровую темень по бокалам. — К тому же, разве я не могу позволить тебе приобщиться к прекрасному? Тысяча девятьсот сорок восьмой, весьма неплохой год. За нас, Коннор. — Хороший тост, — тихо звякнуло стекло, и он отпил небольшой глоток. — Очень необычный вкус… Никогда не пробовал подобного. — Люблю середину двадцатого века, — я хмыкнул. — Своеобразное время… Мы тогда понемногу сдавали позиции перед натиском ассасинов. Мир менялся слишком быстро, и мы не успевали подстраиваться под его течение. — Сейчас всё иначе? — он прищурился. — Можно сказать, что да. Во многом благодаря тебе, — я ненавязчиво коснулся его пальцев. — Не надо скромничать, Коннор. Мы оба приложили руку к возрождению ордена. — Хотел бы я знать, что на самом деле тогда случилось, — пробормотал он, и это могло относиться вообще к любому временному периоду. — Думаю, что узнаешь. Рано или поздно, — вооружившись ножом, я аккуратно отрезал кусочек дивно приготовленного мяса. — Ну что, нравится? — И правда вкусно, — отозвался он. Судя по всему, его не очень-то устраивала необходимость использовать столовые приборы. — Французы знают толк в вине, еде и любви, — ухмыльнулся я, отпивая ещё один глоток чудесного напитка. — Уж чего-чего, а этого у них не отнимешь. — Ты, кажется, много времени здесь провёл, — сказал Коннор, пристально наблюдая за мной. — В какой-то мере. Вообще, я хорошо знаю испанский язык и менталитет, а французский на них относительно похож. Грамматика, лексика… Очень многое, — я взял салфетку и вытер измазанный соусом уголок рта сына. — Долго жил в Испании. Искал… Кое-что. От нахлынувших неприятных воспоминаний я поморщился. Да, цели в Испании так и не были выполнены до конца: зашифрованный дневник я, конечно, добыл, но вот убийцы отца от меня ускользнули… Как и от моего наставника, помогавшего мне с поисками более десяти лет. С каждым годом их следы становились всё более размытыми, и в конце концов они просто-напросто исчезли, оставив горько-солоноватый привкус неудовлетворённости на языке. Хотел бы я сказать, что старая боль меня отпустила… Врать тут ни к чему. Как ныл иногда давний шрам на боку, так и осознание несовершенной мести накрывало с головой, не давая выдохнуть и вдохнуть. — Расскажешь мне как-нибудь? — попросил Коннор, и я вспомнил, что при желании он может видеть мои воспоминания. Сейчас не стал, почему-то. — Я хотел бы побольше узнать о твоём прошлом. — Обязательно. Мне от тебя скрывать нечего, — я кивнул, разлив остатки вина по бокалам. — Я рад, — то ли блик солнца причудливо отразился в его глазах, то ли они опять вспыхнули загадочным голубым светом. — Жаль, что Нотр-Дам на реконструкции, тебе бы точно понравилось, — вздохнул я, оплачивая счёт. — Ты знаешь что-нибудь про этот пожар? — поинтересовался Коннор. — Причины достаточно прозаичные. Деньги из бюджета выделяли крайне неохотно, я бы сказал, совсем не выделяли, и некие… Кхм, энтузиасты пошли на подобный вандализм. Никакой мистической подоплёки, — я пожал плечами. — Для разнообразия, наверное, — скорчил рожу Коннор, и мы отправились бродить по Люксембургскому саду. Городские цветы мешались с лесным разнотравьем, создавая удивительное сочетание. Когда я был здесь в прошлый раз, дизайн зелёной части не отличался особой изысканностью. Найдя тенистый уголок, Коннор устроился под раскидистой липой. — Хэйтем, у нас же вечер не занят? — спросил он, посмотрев на меня искоса. — Вроде бы нет, а что? — я чуть помедлил и сел рядом. — Я знаю, ты любишь оперу. Лафайет достал нам билеты на Севильского цирюльника. Сегодня в семь, — сказал Коннор. — Может быть, не совсем то, что ты хотел бы… — Напротив, отличный выбор. Спасибо, Коннор, — меня настолько тронуло его внимание к моим предпочтениям, что я даже не сразу нашёлся со словами благодарности. Я привык сам подмечать детали и подстраиваться под других, в последнюю очередь думая о себе. Мне не раз говорили, что я слишком многим жертвую на посту великого магистра, как для ордена, так и для внерабочих отношений. Возможно, так оно и было. — Пожалуйста, — оглядевшись и убедившись в отсутствии ненужных свидетелей, он торопливо поцеловал меня. — Просто хотел сделать тебе приятно. Ты давно никуда не ходил из-за работы, вот я и подумал… — У тебя получилось, — ответил я, и Коннор устроил голову у меня на коленях. Я неторопливо гладил его по волосам, и он довольно жмурился. Того и гляди замурлыкает. Побродив ещё некоторое время по городу, мы отправились в отель переодеваться. По пути я затащил Коннора в один из магазинов и купил ему несколько рубашек и галстук-бабочку. Он по-прежнему сопротивлялся моим попыткам склонить его к официальному стилю, но уже не так рьяно. Видимо, сам начал понимать, насколько ему идёт. В театрах я и правда очень давно не был. С моим графиком времени на культурные мероприятия вообще не оставалось, и если уже я на них появлялся, то по причине очередного убийства или дипломатической миссии. Не знаю, чего уж там Коннор наговорил Лафайету на мой счёт, но я был ему действительно благодарен. Во время визитов в Париж мне так и не удалось побывать в Гранд-Опере, теперь же, как сейчас принято говорить, этот гештальт можно было закрыть. Осторожно лавируя в толпе людей, мы поднялись по знаменитой парадной лестнице. — Аж глаза слепит этим золотым блеском, — посетовал Коннор, осматриваясь. — Это мы ещё до фойе не дошли, — усмехнулся я. — Конкретно это здание создал никому тогда не известный Шарль Гарнье. Наполеон III после покушения на свою жизнь не пожелал более посещать старую оперу и объявил конкурс проектов. Не прогадал, согласись. — Ага… Не очень люблю этот стиль, но выглядит все-таки красиво, — сказал сын. — В какой-то мере похоже на архитектуру старых замков, хоть и чересчур вычурно. Мы прошли в зрительный зал и заняли места на одном из балконов. Шум людских разговоров, плавные текучие звуки разыгрывающихся музыкантов, приятный полумрак и тот самый запах словно вернули меня в детство, когда отец привёл меня в Ковент-Гарден на «Оперу нищего». Помню, мне ничего не было видно, и отец весь спектакль держал меня на руках. Его хрипловатый смех глухим отзвуком раздался в голове, и я невольно сжал пальцами лакированный бортик балкона. Тогда же с нами была моя старшая сводная сестра Дженни, своенравная и гордая девушка, неимоверно ревновавшая меня к отцу. Я так и не смог её найти. Только одного из похитителей, но он был мёртв до того, как я успел перекинуться с ним хотя бы парой слов. Вся моя жизнь — это череда опозданий. Коннор слегка сжал моё плечо, вырывая из болезненных воспоминаний. — Кажется, начинают, — сказал он, и я выдохнул с облегчением. Он всегда оказывается рядом, когда нужен. Как же мне этого не хватало. Три часа пролетели незаметно. Мы вынырнули на ночной воздух, переводя дыхание после жара разношерстной толпы. — Я вроде бы понял, почему тебе такое нравится, — сообщил Коннор, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки и подставляя лицо прохладному ветру. — Попадаешь в странное состояние, в котором слышишь только музыку и отрешаешься от остального мира. — В какой-то мере, — я подпалил сигарету и закурил, глядя на расцвеченный огнями город. — Прочищает голову и обостряет восприятие. — И всё же концерты мне нравятся больше, — Коннор разглядывал скульптуры на фасаде оперы. — На что-нибудь такое мы тоже сходим. Я тебе должен, — я ухмыльнулся. — Чудесный вечер, Коннор. После этих слов у меня зазвонил телефон. На дисплее высветился один из номеров Верховного магистра. — Добрый вечер, Робер, — сказал я, надеясь, что ничего не стряслось и мой друг решил позвонить просто так. Конечно же, я ошибся. — Хотел бы ответить так же, но, к сожалению, не могу. Возникли проблемы, и собрание переносится в Анси, — голос Де Сабле звучал крайне устало. — Вы добрались без проблем? — Да, всё в порядке. Кто-нибудь убит? — уточнил я, понизив тон. — Мой телохранитель. Словил пулю в лоб, — друг вздохнул. — Хороший был парень, хоть и недолго успел проработать. В общем, жду вас с сыном в штабе в пять вечера. — Хорошо. До встречи, — я положил трубку и потянулся за второй сигаретой. — Ассасины, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс Коннор. — Теперь нигде не безопасно, — пробормотал я. — Интересно, насколько хорошо они ведут прослушку? — Опять менять сим-карту, — поморщился Коннор. — Угу, и телефон. Голубиную почту они тоже перехватят, — я мрачно усмехнулся. — Пора переходить на телепатию. — Кстати, неплохой вариант. Но только для нас, — вполне серьёзно сказал он. — А вот что делать остальным… Я взял билет на поезд до Анси на раннее утро, решив более не задерживаться в столице. Кто знает, следили ли за нами… Впрочем, Коннор бы почуял неладное, да и я тоже. — Опять рано вставать, — хмуро заметил он, складывая вещи в рюкзак. — К сожалению, это необходимо. Выспишься, когда приедем, — пообещал я. — Время у тебя будет. — А охранять тебя кто будет? — фыркнул он. — В гробу высплюсь. — Коннор… — начал было я, но он махнул рукой и скрылся в душе. Спорить с ним не имело смысла, это я уяснил ещё в начале нашего сотрудничества. Если Коннор что-то решил, то скорее небо упадёт на землю, чем он изменит своё мнение. Ассасины окончательно обнаглели, раз посмели выйти из привычной тени и напасть на главу ордена. Либо это очередное беспочвенное безрассудство в стремлении достичь несбыточной всемирной свободы, либо у них действительно есть, что нам противопоставить. Червячок беспокойства зашевелился, напоминая об оставленных в Америке соратниках. Надеюсь, Ли не подведёт, и я не обнаружу дымящиеся руины, когда вернусь. Если вообще вернусь… От этой мысли мне стало не по себе. Не то чтобы я боялся смерти. Просто слишком много незавершённых дел, да и оставить Коннора один на один с огромной кучей проблем было бы неправильно. Он вышел с одним лишь полотенцем на бёдрах, и капли воды скатывались по его смуглой коже. — Опять в кипятке купался? — хмыкнул я, откладывая телефон. — Я и в ледяной воде могу. В проруби, — не без самодовольства заявил он, пройдя мимо и как бы ненароком задев меня мокрым плечом. — Не сомневаюсь, — я в долгу не остался, цапнув его пальцами за ягодицу, и скользнул в ванную, оставив его возмущаться снаружи. Когда я вернулся, он уже спал, растянувшись поперёк кровати. — Как обычно, — чуть напрягшись, я сдвинул его ровно настолько, чтобы уместиться самому, лёг, и он тут же, не открывая глаз, прижался и по-хозяйски закинул на меня ногу. Признаться честно, я уже смирился с тем, что спит Коннор крайне неспокойно, норовя забрать одеяло, а иногда и упасть с кровати. Главное, что меня волнует — отсутствие у него кошмаров, которые я, как выяснилось, весьма успешно отгоняю. Не знаю, с чем это связано. Возможно, с нашей связью, крепнущей с каждым днём. Куда она нас приведёт? Ведомо одному Отцу Понимания. Распинав Коннора в полшестого утра и накормив его завтраком, я вызвал такси до Лионского вокзала. Город в такую рань был относительно пустой и тихий, и мы добрались беспрепятственно. Пассажиров наблюдалось немного, ничего подозрительного. — Неужели никто не знает про то место, куда мы едем? Не такое уж оно и тайное. Я почитал вчера в интернете, — широко зевнув, сказал Коннор. — Ты прав, город-курорт весьма далек от понятия конспирации. Но в любом случае не так опасно, как в Париже, — развёл руками я. — Да и вообще, собираться такой большой компанией, когда следят практически за всеми… Неразумно, — Коннор по привычке сел у окна. — Мы не можем не встретиться. Дистанционно обсудить некоторые вопросы невозможно. Нам нужно скоординировать дальнейшие действия, продумать тактику, ну, ты понимаешь, — я прикрыл глаза под умиротворяющий стук колёс. — К тому же, без консультации Робера по артефактам нам не обойтись. — Ладно, ты прав, — признал сын. Дорога пролетела незаметно, и через почти четыре часа мы сошли на перрон в Анси. — После ремонта тут всё изменилось, — пробормотал я и сверился с картой. В последний раз я тут был, кажется, в 2012 году. — А ты весь мир объездил? — спросил вдруг Коннор, потирая заспанные глаза. — Практически. Европу точно пересёк от и до. Ещё был на Востоке, Ближнем и Дальнем… — я наморщил лоб. — По Южной Америке тоже поездил. В Африке бывал пару раз, на юге. Пожалуй, только на полюсах не был. — Надо исправить, — он хмыкнул, глядя по сторонам. — Знаешь, Анси мне нравится больше, чем Париж. Тут не так шумно. И меньше высоких зданий. — Соглашусь, — я бросил взгляд на часы. — Отлично, можно отправляться на квартиру, как раз одиннадцать часов. — У тамплиеров в любом городе найдётся пристанище, да? — Коннор прищурился. — Хах, можно и так сказать. Мы умеем договариваться с людьми, вот и всё, — я свернул в небольшую улочку, разыскивая двухэтажный дом с огромным вишнёвым деревом, гордо возвышавшимся посреди сада. Хозяйка ничуть не изменилась за почти десять лет, разве что стала чуть пониже ростом, и в уголках рта залегли более глубокие морщины. — Добро пожаловать обратно, месье Кенуэй, — женщина приветливо улыбнулась, окидывая оценивающим взглядом нас с Коннором. — Что за красивый мальчик с тобой сегодня? — Мой сын, мадам Дюбуа, — я улыбнулся. — Он не знает французский. Но поверьте, он рад знакомству. — Не сомневаюсь, — она игриво подмигнула Коннору, и тот недоуменно нахмурился. — То-то мне показалось, что вы похожи. — Что она сказала? — спросил Коннор, когда мы поднялись на второй этаж. — Ты ей понравился, — ответил со смешком я. — Не обращай внимания, она так со всеми постояльцами общается. Я заметил, что Коннора в целом напрягает внимание со стороны прекрасного пола, я бы даже сказал, он относится к женщинам с опаской и большим уважением. Ему не досталось ни капли гетеросексуальности, вот же шутка природы. Собрание назначили в старой части города, и в пять часов мы зашли в достаточно ветхий особняк, бывшую собственность кого-то из приближенных Савойской династии. — Рад видеть тебя в добром здравии, Робер, — поприветствовал я Верховного магистра. Он обернулся, оторвавшись от созерцания неспокойных от ветра вод канала. — Хэйтем, mon cher ami, — железная хватка сжала мою ладонь. — Взаимно. Уж и не думал, что ты соберешься меня навестить, ещё и с учеником, — он с прищуром посмотрел на Коннора. — Кенуэи в сборе, у меня прямо-таки появилась надежда на хороший исход. Он обменялся рукопожатиями с Коннором, который чувствовал себя несколько неловко, поскольку Робер был одним из немногих, кто превосходил его в росте — два метра чистого французского обаяния, как-никак. — Пока ждём остальных. Я назначил несколько разное время. Лучше перебдеть, чем недобдеть, — посетовал Де Сабле. — Тот угрюмый громила в коридоре, как я понимаю, твой новый телохранитель, — хмыкнул я. — Неплохой выбор. — Не было времени найти получше, — поморщился Робер. — Ассасины наступают на пятки, черт бы их побрал. — Затишье не могло быть долгим, — задумчиво протянул я, рассматривая мечи в ножнах, развешанные по стене. — Вечная война, да-да, — Робер зашуршал листами бумаги, копаясь в документах. — Не при нас началась, не при нас закончится. — Может, и нет, — тихо произнёс Коннор, и мы с Робером воззрились на него в недоумении. — Есть идеи, как уничтожить ассасинов щелчком пальцев? Я готов выслушать, — с искренним интересом сказал Верховный магистр. — Робер, прекрати, мы больше не пользуемся ядерным оружием, — осуждающе заметил я, и он расхохотался. Понемногу в зале собирались остальные тамплиеры. Коннор стоял чуть в стороне, наблюдая за ними и держа в поле зрения большую часть публики. В общем-то, они не очень его интересовали. Кроме одного, пожалуй. — Это что, Тилль Линдеманн? — шепнул он мне на ухо при виде очередного гостя. — Он… Тоже из наших? — Представь себе. Хочешь, познакомлю? — я ухмыльнулся и потащил сына за собой. — Герр Кенуэй, сколько лет, сколько зим! — Тилль, кажется, тоже неимоверно обрадовался нашей встрече и сжал меня в объятии так, что у меня аж позвоночник хрустнул (ох уж это немецкое дружелюбие). — Я тоже скучал, Тилль, — сдавленно произнёс я. — Кто это с тобой, а? Делись, — он хищно улыбнулся при виде Коннора. — Не поверишь, мой сын, Коннор. Твой большой фанат, кстати, — я подтолкнул Коннора ближе. — Вот как… Рад знакомству, юнге, — Коннор тоже не избежал фирменного линдеманновского приветствия. Оставив его ненадолго под присмотром Тилля, я отправился здороваться с остальными братьями. Некоторых я был рад увидеть после долгих лет разлуки, кого-то и дальше бы с радостью игнорировал как досадное недоразумение. — Сын, говоришь? — шепнул Тилль мне на ухо, когда мы, наконец, уселись, по местам. — Больше похож на любовника. У тебя всегда был хороший вкус. — Одно другому не мешает, — еле слышно отозвался я, и Линдеманн понимающе ухмыльнулся. — Попрошу внимания, господа. Собрание ордена объявляю открытым, — возвестил Робер, звякнув ложкой по бокалу.