Такая вот история

Мы валялись на полу в его комнате, и это казалось мне отважным поступком, потому что, учитывая обстоятельства, я бы вряд ли так осмелел у него дома. Курили прямо там – в какой-то момент он стащил на пол одеяло и попросил меня чувствовать себя, как дома. Я попробовал, и у меня получилось. У меня была защита самого серьезного уровня: я не боялся того, что нас увидят, я был спокоен за зверей, которые остались дома, у меня ничего не болело, меня ничто не мучило. Даже за Серегу я был спокоен. Сам бог велел при таком раскладе позволить прекратить взывать к здравому смыслу, и я послал его к черту. Не бога, - смысл. Бога я, типа, благодарил. Макс тоже не отставал, радуя меня все больше и сильнее. Мы украшали кольцами дыма духоту в комнате, не обращая внимания на то, что ближе к полу чувствовался сквозняк. Макс натянул на живот край одеяла, оценивающе осмотрел меня: - Дует, нет? - Есть немного. - Не лежи так. - Мне нормально. - Марк, я ж не просто так говорю. Я посмотрел ему в глаза - просто повернул к нему голову, не двинувшись больше ни одной частью тела. Мы стояли на одних «рельсах», подпитываясь друг другом, и, кажется, ни он, ни я не хотели останавливаться. Не знаю, почему так получалось. Может быть, мы вошли во вкус. Может быть, нас тянуло друг к другу потому, что мы снова были вместе и наверстывали упущенное. Или тупо дорвались до секса, но как раз этого я не ощущал. Вполне вероятно, что таким образом он выгонял из себя злость. Я чувствовал какую-то агрессию. И не только морально. Но не бить же ему меня, в самом деле. В один момент я очень удивился. В приятном, пожалуй, отношении. В тот раз мы оба сидели; находясь в таком положении, обязан был работать я, а его рука в это время обхватывала меня поперек груди. Я не видел его лица, он был сзади, и только частота его дыхания, которое разбивалось о мою спину, указывала на то, насколько глубоко он вовлечен в процесс. Но если сначала это, как и раньше, происходило в замедленном темпе, без спешки и довольно чувственно, то после Макс переменил тактику. То ли надоело ему нежничать, то ли накрыло, то ли потемнело перед глазами, но я вскоре вцепился руками в его колени. Сначала для того, чтобы удержаться в вертикальном положении, а после я специально сделал ему больно. Именно так, через ощущения, молча, я и смог до него докричаться. И только тогда он остановился. Уперся лбом мне в спину, отдышался, а потом прозвучало его первое в таких обстоятельствах «Прости». - Все в порядке, - другого ответа у меня не было. А ведь он мог бы и в зубы дать. Или не останавливаться – и травмировать меня можно было легко, и унижать так меня было бы очень удобно. Но он просто прекратил, а после вернулся ко мне уже тем человеком, по кому я чертовски скучал все это время. Я боялся, что он что-то скажет. Что-то не то, которое как ледяной водой окатит. Я бы тоже мог, но слова, произнесенные в тот момент, когда вы с кем-то очень близко, и почти что срастаетесь на несколько минут всеми доступными и пригодными для этого частями тела, могут быть не совсем искренними. Да и прозвучать могут фальшиво. И я бы не хотел этого слышать. В принципе, он не очень настаивал. Он вообще был немногословным в это время. Глазел в упор и разрешения не спрашивал. В общем, втерся в доверие. Учил меня все понимать без слов. Наверное, видел во мне не только того, с кем можно начать и кончить, а и еще и того, с кем можно делать это снова и снова. Душ, холодильник, кровать – знакомый маршрут с остановками в самых «живописных» местах. После мы прилегли на пять минут, а проснулись через четыре часа. - Да что ж такое-то! – ругался Макс. – Спал же ночью. - Парадокс, - подтвердил я. – Мне пора, наверное. У меня теперь собака есть. Мне теперь с ней гулять надо. - Если я правильно понял, то я в твои планы не вхожу. Он не говорил о том, что хочет провести у меня еще одну ночь. Увидев мое вытянувшееся лицо, которое я не успел закатать обратно, Макс слегка притормозил. - Я подумал, что ты будешь не против, но если ты от меня устал… - спокойно пояснил он. – Я зря это сделал, да? Зря спросил? Если у тебя были планы… А я постарался ответить сдержанно. Пусть не видит моего восторга: - Ты в них очень удачно впишешься. Поехали. За время нашего отсутствия Серега вынес из моей квартиры все свои пожитки. Стены без прислоненных к ним баулов, сумок и каких-то длинных хромированных дуг казались голыми, и даже наличие диких зверей в моем доме не спасало открывшийся мне «пейзаж». В глубине души я осиротел, но Максу этого сказать не мог. Серега всегда появлялся в моей жизни в те периоды, которые называют «непростыми». Я бы добавил, что их еще и смертельно опасными называют. Или моментами с последующим приобретением тяжких телесных. Я вспомнил его слова о своей семье. Там явно все было сложно, но он не собирался отступать. Я в очередной поработал для него запасным полигоном, где можно было перевести дух, но обидно мне не было – он не обещал мне ровным счетом ничего. Тем не менее я абсолютно точно знал, что он не оставит меня насовсем: он вылетит из-за угла на своем прекрасном ревущем байке именно тогда, когда мне это понадобится. И всегда я постелю ему у себя дома, и налью ему что-то, и, возможно, я даже буду любить его, как и прежде, если у меня не будет никого другого - любить слегка глубже, чем по-дружески, но гораздо слабее, чем Мак… Такой мысли у меня в голове не было. Нет, вру. Была. Нет, не так. Я примерял это на себя. С некоторых пор я представлял его не только как ряд сменяющих друг друга картинок с одним и тем же персонажем, изображенным на них. Я представлял иное. Частями, циклично, статически, фрагментарно. На уровне запахов и звуков. Сквозь частотный диапазон звука его голоса. Держа руку на его сонной артерии, когда он покашливает в ванной. Видя его насквозь. Констатируя у него тромбоз души. Ориентируясь на свой график работы и расписание его занятий. Опираясь на его вкусы, о которых я мало знал. Держа его по ночам к себе поближе. Шлепая по заднице в тот момент, когда мы будем сталкиваться в квартире – а я хотел с ним сталкиваться. Гуляя с его собакой, пока он будет у мамы. Я даже прикинул, что на метро от меня ему будет не так удобно добираться до универа, как из дома. Я даже подумал, что на двух автобусах будет спокойнее и быстрее. Мои прежние отношения с другим Максимом начинались так же, но период притирки закончился гораздо быстрее, чем в настоящем случае. Все было быстро. Видимо, поэтому и закончилось почти молниеносно. Мы были вместе около двух лет, а вспомнить из нашего прошлого я мог только пару месяцев… Я смотрел Максу в спину. Он стоял около окна и курил в форточку. Хотел ли я видеть его тут чаще? Не мешал ли он мне, потому что я ему, судя по всему, совершенно не надоедаю? Что там у него в его красной башке с этой пидорской челкой, которую он хочет отпилить, а я категорически против того, чтобы он стал таким, как все? - Макс, слушай… И когда это вылетело из меня, это был уже не я. Внутри жил кто-то другой, более решительный, более сообразительный, более гений, если можно так сказать. Порой он выдавал свои перлы за мои собственные, но звучало-то это от меня. Позже я удивлялся: как мог я сказануть такое? Да я бы ни в жизнь. Но никому объяснить толком я бы ситуацию не сумел. И, надо сказать, этот внутренний чувак понимал меня, как никто другой. И я без него, наверное, много бы потерял. - М? Он обернулся: - Накурил я тут, да? - Не, нормально все. - Так чего ты хотел? - Не хотелось бы выглядеть сопливым дураком, но тебе не кажется, что ты бы мог иногда зависать здесь на подольше? Возможно, не только на выходные. Пепельница стояла там же, на подоконнике. Максим несколько раз ткнул в нее сигаретой. - Марк, только пойми правильно. - Да я понимаю, - равнодушно отозвался я. – Не продолжай. - Вряд ли, - не согласился он. – Если честно, я так далеко вперед не заглядывал. - Ну, я так и подумал, - отмахнулся я от него и упал спиной на кровать. Теперь главной задачей было изобразить спокойствие с налетом пох*изма. Внешне. Ну, можно попробовать отнестись к ситуации философски. Со стороны-то вообще проблем нет. Мое дело было предложить, а его – отказаться. Другого предусмотрено не было. В моей жизни уж точно. - Марк, - насмешливо позвал он, уже оказавшись около кровати и пихая меня коленом в бок. После этого жеста я должен был уступить ему его законную половину нашего «ночного полигона». Так было уже не раз. Но сейчас я уперся. И тогда он просто сел рядом. Рядом с ним моментально оказался новый обитатель этой странной квартиры, имя которому я так и не подобрал. Макс начесывал собаку по спине, трепал за уши, но разговаривать со мной не переставал. – Я не хочу больше выяснять отношения. - Да не выясняй, в чем проблема-то? - Я же вижу, что ты искренне спрашивал. Не спьяну же ляпнул. - Да херня все, Макс. - Да просто рано. А вот этот вариант его ответа я как-то своим вниманием обошел. Но соглашаться и не думал. Ты унизил меня своим отказом, сука, понял? Ты только что дал мне понять, что легко не будет. Никогда. Ты мою вшивую надежду раздавил, как и все другие. А я, знаешь… я наелся этим. Я, блять, не на Канары предлагаю переехать, не хоум-видео снять, не лезу к тебе уже, когда сам этого хочу – нет, Макс, нет. Я жду, пока ты сделаешь что-то первый. Ведущий у нас ты, а я тупо каждый раз гребаный раз рад тому, что ты уделил мне внимание. Тому, что ты не спешишь домой и не заводишь себе кого-то на стороне. Ни Наденьку, ни Хуяденьку, ни черта лысого. Я стараюсь привыкнуть к тому, что ты мне ничего не обещаешь – зачем? Рано обещать, ты прав. И позже тоже будет рано. Да и нечего, наверное. Это я, уёбок, вдруг представил себе, что мог бы с тобой провести хоть какое-то время и построить хоть какие-то убогие планы на нас обоих. Я. Не ты. Тебе и в голову не приходило. Вот и не думай об этом. - Это довольно ответственная фигня, - спокойно продолжал Максим. Повизгивавший щенок хотел играть. Макс хотел мне объяснить. Я хотел остаться один. Очень хотел. – И одна моя половина хоть сейчас к тебе переберется. А другая, Марк… Только благодаря ей я не пропускаю занятия, не курю траву, не граблю банки и не убиваю собственного отца, который до сих пор портит жизнь и бабушке, и матери. Не мне – я абстрагировался. А вот они не могут. Неважно. И я не настолько свободен в принятии собственных решений, понимаешь, о чем я? У меня мама есть, и я несу за нее ответственность. Это такое тяжелое ярмо, Марк, которое не сбросишь, потому что оно кровное, родное, свое. Пойдем погуляем с собакой, а? Я молча подбросился над кроватью и попытался встать. Макс успел зафиксировать меня, прижав запястья к покрывалу. - Ты не слышишь, - наставительным тоном произнес он, но его глаза смеялись. – Упорно не хочешь вникать в то, о чем я говорю. Попробуй не обижаться, ладно? А еще раз объясняю. Прошу понять меня, если хочешь. Дай мне время, потому что я сам не против заполнить твои полки своими шмотками. У меня их мало, кстати, так что разницы ты не увидишь, но, Марк… ты бы подумал хорошенько – все же я не тот девайс, который тебе нужен. - Да что ты знаешь о девайсах? – я попытался высвободить руки, но Макс ловко уселся на меня сверху. Теперь мои руки были под его коленями. – Забудь, это было не очень удачное предложение. - Сестра, мы его теряем, - улыбнулся Макс и наклонился вперед. Толкнул меня в подбородок носом, заставляя приподнять голову и, увидев, что доступ к моей шее открыт, тут же этим воспользовался. – И вообще… - он прерывался, а я с трудом терпел все штуки, которые он со мной проделывал, - … слишком… много… думаешь… С псом мы вышли гулять гораздо позднее, чем ему обещали. По пути в магазин он два раза присаживался прямо на дороге. - Натерпелся, - посочувствовал ему Макс. – Пойдем в магазин? - Зачем? - Купим пива, сигарет, затаримся, чтобы из дома не вылезать дня три подряд. Умные мысли приходят в мою голову редко, и то только на работе. В остальное время мозг предпочитает бездельничать. Ну, разве что иногда, услышав что-то интересное, реагирует, но спокойно, не нервничая. Скорее, лениво и нехотя. Но сейчас он заработал с утроенной силой, и все это произошло благодаря Максу. - Мы выберемся кое-куда, - сказал я. – И, знаешь, у нас не так много времени. Я был в этом клубе вместе с Серегой. Не режущая слух музыка, не берущие за жабры цены, немногословное, но очень достойное меню. Но самое то, из-за чего я любил это место – площадка для танцпола. Классические па, которые я выделывал в детстве, оставили в моей памяти неизгладимый след в виде так и не распустившегося эстетического оргазма, заполнив ее, вместо этого, острой жалостью к тогдашнему себе - малолетнему дураку, и сожалением о несбывшихся мечтах. Много ли в истории человечества было семилетних мальчиков, которые хотели бы танцевать партии Хосе из «Кармен-Сюиты» или Спартака, а не выделываться под современные ритмы? Не думаю. А может, я был просто не в курсе. Я бредил Марисом Лиепой, в мечтах я был Нуриевым, а блестящей техникой исполнения вращений, прыжков и заносок обладал не Барышников, а я. Какого черта балет стал неотъемлемой частью моей короткой жизни, я не помнил. Возможно, я был обязан этим родителям, которые точно угадали это раньше своего сына. Увидели, как я, годовалый, потягиваюсь спросонья в детской кроватке и предрекли мне такое вот будущее, а оно возьми, да и попади в точку. А потом оборвись к чертям собачьим. После травмы, о которой я почти не вспоминал, я понял, что с трико, пыльным закулисьем и волнующимися перед выходом на сцену партнершами у меня ничего не срастется. Однако двигаться я не разучился. Когда Серега увидел мою растяжку первый раз, он онемел. Я тогда хорошо выпил и вплыл в толпу танцующих аки ужратый лебедь Сен-Санса. Как не навернулся тогда, одному богу известно. Как не снес кому-то башку своей взлетевшей в космос ногой, я даже разбираться не стал. Просто сразу протрезвел и счел разумным вернуться к Сереге. Правда, свои аплодисменты я все же сорвал. Народу понравилось, мне тоже. Я подумал, что Серега сейчас попросит меня больше не позориться и, пряча по темным углам, уведет с глаз публики. Но публика не отпускала. Потому что там были такие же, как и я, ненормальные, а таких немало бродит по ночным развлекательным заведениям для взрослых. - Бля, я кончил. Таков был Серегин вердикт. Мне должно было быть приятно после его слов, но такого не случилось. - Если ты так танцевал у шеста, то я понимаю тех ублюдков, которые захотели тебя натянуть, - сказал он. - Прекрати, Серег. - Ты себя со стороны видел? Я видел. Мама фотографировала, кто-то из педагогов снимал на видео – подобные архивы часто хранятся у тех, кто как-то связан с танцами и метит в профессионалы. Позже, пытаясь вернуть свое тело в норму, я ставил на полку фотоаппарат, включал видеорежим и исполнял то, что помнил. А потом пересматривал, хоть и было неудобно видеть себя, производящего какие-то ломаные движения. Макс уперся, чему я был совсем не рад. - Ты был когда-нибудь в ночном клубе? - Нет. - Поверь, там все прилично. - Не в этом дело. - Поделишься? Все решим, обещаю. Гнуть его я не хотел. Я хотел выпить с ним по коктейлю «Секс на пляже». Говорят, женский вариант, но мне так не кажется. Или нет. Ему «Мохито», а себе «Белый русский». Да хоть воду со льдом, пофиг. Салат с авокадо, рукколой и осетриной. Возможно, просто пиво с сырными палочками или луковыми колечками – насколько я помнил, там все было вкусным, заходило легко и, сколько бы мы с Серегой не заказывали, мы ни разу не выбрались из-за стола с трудом. - Максимыч, я тебя приглашаю. - Свидание? Боже, - закатил он глаза, - не опускайся до конфет и букетов, пожалуйста. Я и сам видел, что мы с ним больше похожи на друзей, чем на любовников. К тому же, мне совершенно не хотелось привносить в наши отношения слащавость. Довольно того, что мы можем целоваться, как проклятые, забыв обо всем. - Не дождешься, - сказал я, открывая дверь шкафа. – Переодеваться будешь? - Маленькое черное платье дай мне. - В нем буду я. А тебе хочу дать вот это. Я вытянул с полки свои старые кожаные штаны. Серега, впервые увидев меня в них, сказал, что мои ноги похожи на две старые пипетки, замотанные черным скотчем. Штаны сели на Макса как влитые. Кажется, он и сам не ожидал. - Ты был довольно-таки стройным, - заметил он. – Но я хотел бы вернуть себе свои убогие джинсы. У меня есть время выжрать водки перед гулянкой? - Не вздумай, - предупредил я. – Я сам накачаю тебя чем-нибудь. На месте. - Тогда поехали, пока я не передумал, - нараспев сказал он. Жеманничать у него получалось хорошо. Так бы и стукнул. Мы поймали машину и через полчаса лихих виражей на летней, как мы поняли, резине, мы уже стояли около подсвеченных бледно-фиолетовым неоном дверей. Пара парней и девушка, ежась от холода, курили в паре метров. Судя по тому, что верхней одежды на них не было, это были одни из посетителей. Клуб – громко сказано. Скорее, уютное место со диванами, поставленными вдоль стен. Каждый может пить, есть и видеть, что творится в зале. Спиной к танцующим никто не сидит, все друг друга видят. Мест для интима тут предусмотрено не было. Отсутствовали кальяны, которые наводнили собой почти все увеселительные заведения, и я был рад этому, потому что не мог без смеха смотреть, как затягиваются этим люди. Антуража никакого. Наверное, я просто это не любил. Но курить тут было можно. В строго определенных местах на столиках стояли таблички с красиво нарисованной зеленым маркером дымящейся сигаретой. Пару свободных мест мы с Максом нашли сразу, - просто попросили подвинуться какую-то парочку, которая почти уже разлеглась на диване, исступленно целуясь. Макс не захотел ни салат, ни «Мохито». От сырных палочек тоже отказался. Я мысленно обругал себя за бестактность. Твою мать, а мне бы понравилось, если бы кто-то платил за меня без моего согласия? - Пива? – решил я загладить неловкость. - Ты себе заказывай, - попросил он. – Я разберусь. Подошедший официант с готовностью опустился рядом со мной на диван. Из положения стоя он все равно бы не расслышал ни одного моего слова. - Два кофе, - раздался голос Макса, пока я изучал меню. Он решил пообщаться с официантом самолично. - Любой, на ваш вкус. Только один с молоком. И я вдруг почувствовал на своей щеке его ладонь. – Он другого не признает, - пел Макс официанту, кивая на меня. - Это мне похер, что он мне нальет утром. А вот для него имеет значение. - Что-то еще? – натянутая улыбка официанта говорила сама за себя. Таких клиентов никто из персонала не любит: заказывая мало, они словно питаются чужими чаевыми, но приходят мотать нервы обслуге в подобные этому клубу места. Но сейчас перед ним сидели двое, которые сами по себе выглядели «интересно». Но Макс быстро взял ситуацию в свои руки: - Обязательно еще, обязательно. По два ноль пять «Хайнекен» на рыло, пачку «Парламента»… Маааарк, ты что-то есть будешь? Я чуть не подавился. Официант самым внимательным образом посмотрел мне в глаза. В его взгляде читалась плохо скрытая ненависть и предвкушение быть связанным и изнасилованным прямо в зале суда, несмотря на то, что пидорасов он всегда призывал уничтожать самыми жестокими способами. Таких я за версту чую, у них на лице заранее прибита табличка «Осторожно, злая собак!». Иными словами, любопытство из него так и перло, но на работе он обязан был засовывать его куда-то подальше. На мое колено легла рука Макса. Не просто легла, а поехала в сторону паха. Моего, разумеется. На глазах у того, кто сидел по другую от меня сторону и принимал у нас заказ. - Не задерживай человека, - шепнула мне на ухо сволочь в облике Макса. – Луковые колечки? Я не стал смотреть в его сторону. Знал, что не сдержусь. Но не знал, то ли рыдать, то ли начать подыгрывать и расстегнуть ему джинсы. Для начала. Но на луковые колечки отреагировал из последних сил и кивнул. - И луковые колечки! – радостно закончил Макс. Мы снова остались одни. Пара сексуально озабоченных, которую мы согнали с нашей половины дивана, теперь стояла около бара. - Ух, как же мне понравилось, - на лице у Макса плясала сияющая улыбка. – Бляяяя, еще хочу. - Ты нарвешься когда-нибудь, - предупредил я. Он молчал и улыбался. Мы возвращались домой почти под утро, просадив кучу денег и вполне нетрезвыми. Я воспользовался бесплатной услугой клуба по вызову такси и вскоре мы уже ехали домой: пьяные, уставшие, но счастливые. Мы оба, я не ошибался в этом. А еще он танцевал. Блять, он танцевал, и я до сих пор не мог забыть эту картину. Я увидел его, возвращаясь от бара к столику; в руках у меня было два очередных бокала с пивом, и я не мог к нему присоединиться. И заметил-то я его не сразу – просто вдруг мелькнуло на танцполе что-то красное, очень яркое – какой-то шальной луч срикошетил от потолка и попал прямо ему в голову. Его руки были подняты над головой, запястья соприкасались. Голова слегка приподнята, а глаза были закрыты. Ну, конечно, он был в образе. В образе себя самого, настоящего: тонкого, нервного, изящного. Можно было бы сказать, что он топтался на месте, но это был танец, а не черти что. Я знаю толк в таких вещах, я понимаю, я вижу. Это был именно танец, и Марк, обдолбанный каким-то спокойствием, ничем не выделялся из тех, кто был рядом с ним. Музыку я запомнил хорошо; это был красивый ремикс с – огромное спасибо диджею – очень подходящей к случаю громкостью. Мне было жаль, я понимал, что вряд ли успею к нему присоединиться, какое там. До столика надо было еще дойти, оставить там пиво, а потом успеть вернуться обратно. Я попытался, но успел захватить самый финал. Нам было отведено минут пять, не больше. Я положил ладони ему на талию, и он, не открывая глаз, опустил кольцо из своих рук мне на плечи. Не думаю, что нас заметили – к тому времени людей в клубе значительно прибавилось, а трезвее они не становились. И мы с ним вот так вот совсем немного времени… Раскачивая чувственность под электрические импульсы личных пристрастий. В тот момент мы выбрали друг друга. Позже все стало обычным. Когда музыка закончилась, он открыл глаза и, расцепив руки, медленно снял их с моих плеч. - Ты был прекрасен, - сказал я. – Откуда ты узнал, что это буду я? - А кому же еще, кроме тебя, я тут нужен? - А ты хотел бы? - А ты не провоцируй. Мы хотели только спать, ничего больше. Сшибая углы и спотыкаясь то о его желтые ботинки, то о мои кроссовки, мы немного побродили по дому, пугая котов и собаку, а потом рухнули, побросав одежду, куда придется. Макс упал на кровать первым, сразу лег на живот и вытянул руки над головой. - Не накрывай меня, - промычал он в подушку. – Жарко. Я был согласен. Но свою руку на его пятую точку я все-таки положил. С четкой мыслью – моё. Ибо нехуй, и хватит. Никому не отдам. «Не привыкай», - вдруг четко прозвучало в голове. – «Ты же сам все прекрасно понимаешь. Ты не настолько нужен ему. Не так сильно, как он тебе». Все сразу встало на свои места. Сияние, царящее вокруг, словно кто-то выключил одним движением. Даже градус алкоголя в крови резко пошел на спад, и сразу же заболела голова. Я убрал с Макса руку, встал и посмотрел на пустующее кресло. Мне было о чем подумать до тех пор, пока подействует таблетка от головной боли, а иначе я не усну. Утром я увидел его в полотенце, обернутом вокруг бедер. Он стоял перед креслом, в котором я незаметно уснул, и держал в руках кружку с рассолом. - Доброе утро, пьянь. Я прислушался к себе, голова не болела. - Доброе утро. - Микстура от алкоголизма. Я уже принял, - он настойчиво пихал мне в руки кружку. - Чай хочу, - отодвинул я его в сторону. – И никуда сегодня не ходить. - А вот мне надо бы, - сказал Макс, делая глоток «микстуры». – Домой надо, мама звонила. Я подумал, что сказок все-таки не бывает. Хотя, кто знает, что там могло случиться. Или с мамой, или с Джеком. - Отец приехал, - угрюмо сказал Макс. – Мне домой надо обязательно. Не хочу, чтобы она была там одна. Я помнил, что с его отцом были проблемы. Он не вдавался, и я не лез. Похоже, ситуация была серьезней, чем мне казалось. - Помощь нужна? Он снял полотенце, перегнулся через меня, аккуратно развесил его на спинке кресла. Вот прямо так, без всего на себе, без какого-либо текстильного прикрытия. И у меня даже мысли не возникло. Просто все было так естественно, словно мы прожили вместе лет сто тридцать. Ну, парень. Ну, голый. Ну и что? - Я даже не знаю, - ответил он и поискал глазами по комнате свое белье. Нашел на полу около кровати, поднял, пару раз ударил трусами по колену, типа, отряхнул, а потом быстро стал одеваться. - Я бы не хотел, если честно, чтобы ты все это видел. Но мне нужна моральная поддержка. Потому что я его удавить хочу, а мать не даст. - Тебе помочь удавить родного отца? – не удивился я. – Как скажешь. А мама против меня не будет? - С тобой я чувствую себя спокойнее, - строго сказал Макс. – Да и свой ты уже в доску. Постесняется немного, а потом перестанет. У меня отец агрессивный. Я запомнил, как он ее бил, хоть мне и было мало лет. Наверное, после этого и писаться по ночам стал. И иного выхода, как вломить ему в душу, я не вижу. А это не дело, но я за себя не отвечаю. Мать его жалеет, а его надо гнать нахуй. - Дай мне пять минут, - пробормотал я. – Я быстро собаку выведу, и поедем. - Я уже гулял с ней, пока ты дрых, - отозвался Макс. – А мама будет тут через полчаса. Чайник горячий. И знаешь… пока мы не вышли, посиди со мной, можешь? - Здравствуй, Марк, - поздоровалась Валентина Степановна, когда мы с ее сыном, побросав в снег сигареты, сели в машину. Он рядом с ней, а я на заднее сиденье. – Максим, пристегнись. Машина тронулась с места. Макс тихо переговаривался с мамой, а я, вставив наушники в уши, таким образом решил дать им возможность обсудить их семейные дела. За окнами мелькали белые улицы, пустые детские площадки с неприлично яркими горками и разноцветными качелями на белом фоне. Хотелось спать, курить, есть – все одновременно, но все это, видимо, происходило со мной от волнения. Я выбрал в плейлисте мобильного Синатру, понадеявшись на то, что классический нью-йоркский шансон поможет мне слегка расслабиться, но не тут-то было, потому что сразу после первых «Let it snow» я стал узнавать местность за окном и понял, что мы приехали. - Как его выпустили-то? – спросил Макс у мамы в лифте. - Сбежал, я думаю, - коротко ответила она. – Здесь больше шансов поставить его на ноги. - У него нет никаких шансов, - твердо сказал Макс. – Он их просирал с каждым ударом по тебе. И не надо его возводить в святые мученики. - Максим. - Да хватит, мать! - Заткнись, - вдруг сказала всегда вежливая Валентина Степановна. – Марк, - повернулась она ко мне, - ты прости. Такое бывает. - Не надо, - сказал я. – Я все понимаю. - Мам, ты кому-нибудь другому по ушам езди… - Макс, - одернул я его, - давай-ка повежливее. Я почти не общался со своими родителями, хоть мы и жили в сорока минутах езды на метро друг от друга. Никто из моих родителей не пил, никто не разводился, всю жизнь прожили в Москве, с рождения до пенсии, и теперь вели тихую спокойную жизнь. Между нами было настолько полное взаимопонимание, что отношения сами собой свелись к дежурным звонкам раз в неделю и отсутствию обид друг на друга, из-за того, что мы почти не виделись. Во-первых, я много работал. Во-вторых, мой отец сказал мне, чтобы я не волновался – они с мамой всегда известят, если что-то произойдет. А произойти с ними двумя одновременно что-то не может – слишком мало шансов. Это тоже были его слова, и мы оба понимали, что в их возрасте это, скорее, плацебо, чем правда. Значит, мне кто-то обязательно скажет, что что-то не в порядке. Я надеялся на то, что это будет «непорядок» сантехнического свойства. Пусть самым страшным будет протечка туалетного бачка. Или оборванный телефонный провод. Я приеду и сам все починю. Но только бы не что-то типа больницы или, еще хуже, операции. Я боялся этого. Я боялся их потерять. Кого-то одного или двоих сразу. Шансы иногда выпадают не тем, кому больше всего нужны. Еще в лифте я поклялся себе, что обязательно навещу их в самое ближайшее время. С Максом даже могу, если все будет хорошо. И я машинально взял его за руку, даже не подумав о том, что с нами рядом его мама. Все будет норм, Макс. Я те обещаю. Посижу рядом, если тебе это будет надо. Я с тобой.