Прекрасное их погубило

Изуми притаилась возле раковины, и включив не на полный напор кран, медленно мыла и протирала посуду, ничего не говоря, складывала в сушилку. Шисуи скользнув взглядом по сутулой спине и сосредоточенному лицу, сглотнул. У них оставалось мало времени, и каждый ощущал гнетущее напряжение в воздухе. Казалось, любое сказанное слово пробьёт плотину и подавляемые чувства, словно неконтролируемые мощные волны, собьют с ног, и они захлебнутся, утопая под тяжёлым потоком воды. Терзаемые тоской о скорой разлуке и одиночестве, они молчали. Прожевав последний кусок тоста, он повернулся к окну: солнце осветило всё вокруг, играло переливами в малахитовой зелени, большие махровые бабочки с чёрными кляксами на коричневых крыльях, пролетели мимо и сели на распустившейся белый цветок. Примерно через два часа город проснётся, наполнится шумом, и первый рейсовый автобус заведёт мотор на станции, тарахтя, проедет по пыльной дороге, подбирая сонных пассажиров. Хотелось остановить время, как делают супергерои в фантастических фильмах, и прожить с Изуми несколько дней среди застывших людей. Или использовать машину времени и скакнуть в прошлое, исправить всё. Куда бы он отправился? В школьные годы? Растолковал бы себе пятнадцатилетнему, что давно влюблён в подругу друга. Он, скорее всего, упирался и что-то доказывал себе уже взрослому, как отпирался когда-то Итачи от его слов. Или чуть позже, предостерёг от близости с Рикой. А может быть, отговорил себя от сделки в погоне за лёгкими деньгами? Знал же ничего в жизни не достаётся просто так, в особенности деньги. Столько точек отсчёта, даже не знаешь с чего начать. Кто знает, вдруг его ошибки и привели его к тому судьбоносному поезду и исправь он что-то, возможно, бы их сейчас не было. Может быть поэтому человечество до сих пор не изобрело машину времени? Вероятно, тогда люди прыгали бы в разные отрезки времени, постоянно что-то исправляли, неудовлетворенные результатом, и забывали о настоящем. Сожалений у него вагон и тележка, но брать их с собой в будущее он не намерен, а омрачать настоящее тем более. У него есть Изуми и она с ним, и это всё, чего он желает. Осталось совсем немного, через полгода закончится срок исковой давности, он разведётся с Рикой, она не сможет его больше шантажировать. И они уедут далеко, где о них никто не знает, поселятся в небольшом доме среди гор и сосен. Где всё плохое, все эти несчастные, одинокие дни потонут в лесной тишине, померкнут в счастливых днях и наконец-то исчезнут раз и навсегда, заслышав беззаботный смех. Он подошёл к ней со спины и обвил руками, поцеловав, положил голову в ложбинку между шеей и плечом, закрутил кран. — Потом помоешь. Иди ко мне. Она медленно повернулась и провела мокрыми мыльными пальцами по его лицу, поправила упавшие на глаза непослушные пряди. — Ты напиши, как доберешься, — пробегаясь встревоженным взглядом, сказала она и опустила голову ему на грудь. — Обязательно, — сердце скрутили тугим узлом, он прошёлся по волосам как по безбрежным волнам моря — бездумно. Стоя посреди кухни, они слегка покачивались вслушиваясь, как срывается с крана капля за каплей вода и разбивается о нержавеющую сталь, а затем прошли в зал. Изуми села на диван, и он вслед за ней, положил голову на её колени. Её тонкие пальчики тут же зарылись в его волосах, приятно массировали, распрямляли его пряди и снова закручивали. Он оглаживал ноги, целовал и смотрел, как ветер раздувает легкую тюль. Маленькие серые часы тикали, отсчитывая время: тик-так, тик-так. — Иногда я не хочу, чтобы ты приходил, — прервала любимая молчание и Шисуи тут же повернулся, её подбородок подрагивал, голос надламывался. Душа его заныла и приподнявшись, он утёр с уголков её глаз подступающие слёзы. Она вглядывалась в картину на стене, пытаясь их сдержать, но они текли по щекам, — ненавижу, — Изуми захлопала глазами, солёные капли застыли на кончиках ресниц, губы скривились, — ненавижу, — он прижал её к себе, она смяла его рубашку, — это чувство, которое ты после себя оставляешь, — он судорожно сглотнул горький ком и из его груди вырвался полустон, полукрик, — этот беспорядок в душе, словно ураганом прошёлся, разрушил всё и ушёл. Уходи, — оттолкнув его, сказала она и вскочила, размазала тыльной стороной ладони тёплые слёзы и набрав в лёгкие воздуха на выдохе, не смотря в глаза, произнесла, — уходи! — Изуми. — Уходи, сейчас же! Пока я не наговорила глупостей. — Волчонок… — Прошу, — закрыла глаза и, шмыгнув носом, поджала дрожащие губы. — Если ты этого желаешь, — бросил он, наспех надев обувь, злясь на неё, выбежал из дома. Сердце невыносимо ныло, жгло глаза, и дойдя до калитки, он остановился. Хотелось расстаться по-хорошему, не оставлять горький пепел обид на губах. Шисуи понимал её и хотел, чтобы она тоже его хоть раз поняла: ни одной ей плохо. Его ведь тоже на изнанку выворачивает, и каждый уход опустошает. Зачем она так с ним? Почему так больно бьёт? Он сделал шаг, через дорогу, поле усыпанное маками, полыхало красным огнём. Ветер дунул в лицо отрезвляя, всколыхнул цветы и, развернувшись, он двинулся к дому. Она сидела на полу, уткнувшись в колени, беззвучно плакала. — Изуми, малышка моя, посмотри на меня, — опустился он, — мой волчонок, любовь моя. — Как ты… как ты мог подумать, что я этого желаю, — сквозь всхлип прошептала она, качая головой. — Прости меня, Изуми. Я…— она заколотила кулачками по его груди. — Не уходи, не оставляй меня. — Не уйду Изуми, слышишь. Я никуда не уйду, — он взял её лицо в ладони, утерев влажные дорожки, посмотрел в её покрасневшие глаза, — Я никуда не уйду, — прильнул губами к влажным губам, она потянула за ткань рубашки прижимая к себе, и трепетно огладила его щеки. — Мне страшно, — сквозь поцелуй прошептала она, — что ты однажды не придёшь. — А мне, что ты меня не впустишь. Самый страшный кошмар: дверь открывает какой-нибудь мужчина и говорит, что он жених. Изуми засмеялась ему в шею, успокаиваясь, обняла крепче. Он взял её на руки и отнёс в спальню, она была не в себе и его беспокоило её состояние. Присев у ног, он провёл по тонким щиколоткам, вспоминая, где она хранит успокоительное. — Глупый, — он дурашливо улыбнулся. — На самом деле, есть повод волноваться. Ходишь на свидания, вокруг тебя всегда молоденькие медбратья и симпатичные врачи. У них и зарплата получше и интересы общие и вместе почти двенадцать часов. А главное, все они свободные, без багажа проблем. Плюнешь на меня, решишь зачем я тебе такой — бракованный. — Дурак ты, — Изуми приподнялась, и потёрлась носом, — знаешь же, что люблю тебя. И на свидания уже давно не хожу. — Правда? — Угу. Да и всякие слухи обо мне не прибавляют популярности среди противоположного пола. — Какие слухи? — он насторожился, не хотелось, чтобы за её спиной кто-то трепал гадости. — Да так, всякое. Неважно. — Изуми. — А что может сказать мужчина о женщине, если не залез к ней в трусы. Но очень надеялся. — Уроды, — выплюнул он, сжав кулаки. Хотелось набить морду этому гадёнышу, и он обязательно набьёт, когда узнает, кто это. Найдёт повод подраться. — Всё нормально, — сказала она, взяв его за руки, — правда, всё хорошо. Зайдя в ванную, он открыл шкафчик и, достав бутылёк успокоительного, прошёл на кухню. Налив в стакан воды, капнул пару капель и вернулся к Изуми. Она лежала на спине, обняв подушку, смотрела в потолок. Вид у неё был расслабленный, в какой-то мере мечтательный. «О чём она грезит?». Завидев его, она тут же улыбнулась и вскоре выпила весь стакан, когда Шисуи поцеловал её в лоб, от неё пахло валерьяной и перечной мятой. Он достал телефон для того, чтобы сообщить коллегам, что по семейным обстоятельствам не сможет поехать на конференцию. Если что, подумал он, выйдет на работу в свой выходной или поедет туда, куда ни один сотрудник не хочет ехать. — Что-то случилось? — напряжённо спросила Изуми, ставя стакан на письменный стол. — Отпрашиваюсь с работы. Никуда не поеду, останусь с тобой, — печатая сообщение констатировал он, и девушка тут же выхватила телефон. — Не надо, — пробормотала она, стирая сообщение. — Не хочешь, чтобы я остался? — в удивлении приподнял он брови. — Хочу, но, как ты себе это представляешь. Моя мама может ко мне прийти или кто-то из соседей. — И часто к тебе мама приходит? — Нет, но кто знает, может ей вздумается. Да и кто-то может в окне тебя увидеть. — Кто? Ты живёшь особняком от всех. — Нет, Шисуи — это слишком опасно. Рика может ко мне наведаться. Да кто угодно, может прийти! — Рика? С чего бы? — Она иногда приходит, попить чаю, поболтать. Ему совсем не нравилось, что они сближаются. Рика была опасной и непонятной, и хоть она к нему была равнодушна, но могла сделать какую-то пакость, узнай, что они с Изуми крутят роман. Он беспокоился. — Пожалуйста, будь с ней осторожна. — Знаю, — закусила она губу, — но не выгонять же мне её! — Она о чём-то тебя спрашивает? — О работе и склоняет на подписание контракта с больницей. Думаю это всё Асума. — Понятно. Я не хочу уходить, не хочу оставлять тебя. Я буду тише воды, ниже травы, — промурлыкав сказал он, и обхватив её ноги, прислонился лицом, — как заслышу голоса, сразу под кровать. — Как горе-любовник? — хихикнула она, — Не знаю, что на меня нашло. Наверное стресс скопился, но сейчас мне лучше. Тебе нужно уходить, а я постараюсь приехать в Кава. Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, их языки сплелись. Повалив её на постель, углубил поцелуй. Жар окатил его и часто задышав, Шисуи рванно и жадно стал целовать её шею. Задрав футболку, блуждал руками по животу, опускался, проводя по тазовым косточкам, а когда принялся стягивать нижнее бельё, Изуми прижалась к нему сильнее, извилась под ним, а затем приподнявшись, убрала его руки от себя, перехватив инициативу, опрокинула его. Её дрожащие пальцы медленно расстёгивали пуговицы на его рубашке, губы бархатно касались кожи, оставляя влажные дорожки, а затем она оседлала его. Ощутив эрекцию сквозь ткань брюк, заёрзала, когда он в нетерпении хмыкнул и, провел по бедру, сжал её ягодицы, она задвигалась плавно, доводя его до исступления. — Чёёёрт, — простонал он, прикрывая глаза. Как же ему хотелось оказаться в ней. Слиться. Она резко остановилась, потянувшись к его лицу, обхватила руками и, игриво смотря на него, мазнула губами по губам. — А продолжение будет в Кава, — соскочив, любимая тихо засмеялась. Он, закрыв глаза рукой, засмеялся вместе с ней, пытаясь справиться со стояком. — Я буду мстить и месть моя будет страшна, — шутливо сказал Шисуи, поднимаясь с кровати, — и в Кава, ты так просто не отделаешься, — прищурил он глаза, и она, намотав шоколадный волос на указательный палец, соблазнительно закусила губу. — Посмотрим, может ещё ты будешь, молить о пощаде, — вздёрнув подбородок и бровь, сообщила Изуми, переминаясь с ноги на ногу. — О, так мой волчонок бросает мне вызов, — приблизившись к ней и прямо смотря ей в глаза, Шисуи провёл большим пальцем по её щеке, — тогда до встречи в Кава и проигравший исполнит одно желание победителя, — она нахмурилась. — Идёт, только в пределах разумного. — Пределы разумного у каждого свои, — сказал он, и склонившись прикусил нижнюю губу, — чьё желание, того и пределы. — Ты уже записал себя в победители, — ехидно отозвалась она, зарываясь руками в волосы и при поцелуе, дразняще скользнула языком. — Ты всегда сходишь с дистанции первой, — прижав её к стене, прошептал он, и нежно сжал ягодицы, словив короткий стон. — Не в этот раз, — поставив руки на его грудь, шепнула Изуми, — пора идти, — запахнув рубашку, она застегнула пуговицы, огладила плечи и улыбнувшись, потрепала щёки, — а то придётся топать через лес, и там не дворовые собаки, а репейник с тебя ростом и поверь мне, это хуже, чем встретить собаку. Он хохотнул, поцеловав в лоб, обнял. «Изуми, если бы ты знала, как я тебя люблю», — сказал он сам себе, зарываясь в волосы, вдыхая полной грудью родной и любимый запах, не желая её выпускать из своих объятий. «Если бы ты только знала…»