Прекрасное их погубило

С каждым шагом, скользя по тихим переулкам, мимо стен, заборов и занавешенных окон, залитых золотистым светом утреннего солнца, он отдалялся от дома Изуми. Ощутив необъяснимое щекочущее чувство тревоги в груди, Шисуи остановился и обернулся, крыша её дома скрылась за кронами деревьев и даже взобравшись на бетонную плиту недостроенного супермаркета, он не мог разглядеть ничего, кроме бесконечно зелёных макушек сосен и плывущих по небу перистых облаков. В зарослях травы послышалось шуршание, и вскоре он отпрыгнул в испуге, увидев, как из неё выползает уж. Чёрная чешуя поблёскивала и, извиваясь, змея ползла по земле, периодически высовывая раздвоенный язык. В детстве они с Итачи баловались, вылавливая желтоголовых гадов у реки, те обвивали руки, кусались, раны от них пощипывали, распухали, и вонь на коже преследовала их целую неделю. Забава была глупая, но подбрасывать под ноги девочкам, было смешно до коликов: те визжали, разбегаясь в разные стороны. Правда, когда мама Итачи отчитывала их за баловство, было совсем не до веселья. «Какими мы были идиотами», — сказал Шисуи усмехнувшись. Уж скрылся за камнями и вскоре его хвост исчез в расщелине. Главная трасса молчала и, неспешно идя вдоль дороги, ближе к обрыву, парень взглянул на уже обмелевшую реку. «Всё со временем усыхает, — подумал он, глядя на маленький ручеёк, — поблекнет ли и их любовь?». Он пнул пару камней, и те покатились вниз с обрыва, гулко ударяясь о каменистую почву. Однажды, он также брёл вдоль дороги, пиная всё вокруг, и пребывал в ужасе от её слов. Никогда ещё его не охватывала такая всепоглощающая злость, как тогда, и сейчас вспоминая тот случай, Шисуи почувствовал страх, что когда-нибудь может услышать вновь от неё эти слова. Неприятные воспоминания, окутали его чёрным плащом. Учителя вызвали к директору, а до конца урока оставалось пятнадцать минут, пару учеников, включая его, тут же слиняли, спрыгнув с окна медицинского кабинета на первом этаже. С Итачи они всегда встречались около забора, чуть поодаль от школьных ворот. Присев на бетонный помост и, бросив рюкзак на землю, он вытянул ноги и, сорвав колосок травы, засунул в рот, закинув руки за голову стал задумчиво жевать. Четверг был единственным днём, когда Изуми не возвращалась с ними домой, у неё было восемь уроков и дополнительный английский (по настоянию матери). Итачи в отличие от неё никогда её не ждал. Это она, чтобы идти с ним вместе после школы, засиживалась в библиотеке по окончании уроков, или ходила на скучный кружок по древней литературе и на игру Сё , чтобы скоротать время. У неё отсутствовал музыкальный слух и, играла она из рук вон плохо, учитель закрывал на это глаза, но всегда оставлял её в запасе, когда приходило время выступать. Эта дурацкая привычка быть всегда рядом с Итачи, порядком раздражала и он отнёс её к категории девчонок у которых отсутствовало чувство меры. Не сказать, что с Изуми было невесело, напротив, она была общительной и лёгкой на подъём, редко когда жаловалась, но частенько остро реагировала на его слова. Однако, она была девчонкой и в её присутствии приходилось держать себя в руках и следить за языком, а это напрягало. Подумав немного, он решил предложить другу доехать до Кисараги, там сегодня состоится чемпионат по мотокроссу. Их, конечно, никто не отпустит, но необязательно же говорить правду, а если они поздно вернуться, то он что-нибудь придумает, или возьмёт ответственность на себя, чтобы Итачи сильно не попало от родителей. Отец, наверное, даст хорошую затрещину, но ему не впервой получать её, да и чемпионат того стоит. Шисуи окинул здание школы, из открытых окон доносились голоса детей и учителей, прошёлся по раскинутым вдоль стены вишнёвым деревьям, ветки которых покрылись сочной молодой листвой, а затем возвёл глаза к небу, зажмурившись. Мартовское солнце хоть ещё не обжигало, но нещадно слепило. Из музыкального класса долетела до ушей задорная мелодия и, подхватив её, он тихо запел, отбивая ногой ритм. Вскоре прозвенел звонок и гам затопил всё вокруг. Радостные школьники стали толпами выплывать из здания, скоро двор превратился в синее шумное море. Привстав, он стал выискивать друга в толпе, к его удивлению, он выцепил Изуми в окружение девочек, она что-то объясняла активно жестикулируя. Пиджак был снят и повис на предплечье, сквозь ткань белой рубашки виднелась майка, её длинные волосы собранные в хвост трепал ветер, отчего она постоянно дёргала головой. Завидев его, она кротко улыбнулась и помахала. Одноклассницы, попрощавшись, двинулись к автобусу, а он к ней. — Привет. — Привет, —улыбнулась она с оттенком грусти. В последнее время странный еле уловимый след печали отражался на её лице, — Итачи забыл телефон дома и просил передать, чтобы ты не ждал. Его оставили на дополнительные занятия по алгебре. Скоро олимпиада и он участвует. — Понятно, — ответил он и быстро поспешил к месту, где оставил рюкзак. Стоило ему отвернуться, как девочка нырнула в толпу шумных школьников и он потерял её из виду. Закусив губу, юноша оглянулся по сторонам и нигде не заметив, вышел за ворота школы. Автобус тронулся, а он не успел добежать. Ждать пятнадцать минут следующий — не хотелось, и Шисуи решил дойти до дома пешком. Дорога обратно была с горы, поэтому не представляла особой сложности, к тому же стояла прекрасная погода, которая так и звала на долгую прогулку. Юноша, пройдя двести метров, свернул налево, оказавшись в аллее парка, сбавил темп. Кремовые магнолии по обе стороны дороги затопили всё вокруг сливочно-медовым ароматом, асфальт был устлан крупными лепестками цветов. В конце аллеи он увидел знакомый силуэт, Изуми шла понуро опустив голову, и держала в руках пакет, которого при выходе из школы не было. Он точно помнил, что руки её были свободны. «И почему она не села в автобус?» Озадачившись этим вопросом, Шисуи подбежал к ней и по-детски дёрнул её за хвост, она, раскрыв в удивлении глаза, посмотрела на него. — Ты домой? — А…да, — замялась девочка и переложила пакет из одной руки в другую. — Я помогу. — Не стоит, он тяжёлый, — мягко улыбнулась и сморщила маленький носик как зайчонок. Сейчас она выглядела такой милой и беззащитной, что невольно на его лице расползлась широкая улыбка. — Именно поэтому и помогу, — буквально выдёргивая из рук злосчастный пакет. Он взаправду был тяжёлый, и от неожиданности юноша охнул, вздёрнув брови. — У тебя там кирпичи, что ли? — она хихикнула и, заломив руки за спину, подпрыгнула, с озорством в глазах встала напротив него и слегка нагнулась корпусом вперёд. — Раз взялся — не жалуйся. — Ты куда-то торопишься? — поняв, что впервые они остались наедине, он решил поддержать беседу и узнать её поближе. Хоть они проводили много времени вместе, он собственно не знал её от слова совсем. Она всегда держалась ближе к Итачи, была милой и кроткой, хотя рядом с Итачи и он был более сдержан, тот каким-то магическим образом действовал на окружающих людей: вселял спокойствие. — А, с чего ты взял? — нахмурилась она и озорство тут же растворилось в глазах, сменяясь грустью. — Обычно, ты всегда его в библиотеке дожидаешься и даже вступила в дурацкий клуб по древней литературе, чтобы вместе возвращаться. — По-твоему мне не может нравиться древняя литература? — Ты ещё скажи, что тебе нравится игра на Сё, — по-доброму улыбнулся он, не пытаясь её задеть. — Мне нравится игра на Сё и древняя литература и сидеть в библиотеке… — И Итачи, ты забыла сказать, что тебе ещё нравится Итачи, — решив подразнить её, вставил он. Изуми покраснела, замялась на месте, уперев глаза в асфальт, а затем двинулась вперёд, оставляя его позади. — Я знаю, что ты и половина девчонок по нему тащитесь. Как-никак он первый в рейтинге по успеваемости и хорош во всём, — крикнул он, нагнав её, — ну и красив, — шутливо ткнув её в плечо, сказал Шисуи, — я прав? — Зачем ты мне это говоришь? — Я знаю его с пелёнок и у тебя нулевые шансы, если будешь так себя вести, скажи ему прямо. — Сказать что? — нахмурилась она. — Что ты влюблена в него, — Изуми помрачнела, и зло посмотрела на него. — Я не… — Мне можно не врать, я вижу, как ты на него смотришь, — ему хотелось чтобы они уже разрешили свою ситуацию: либо начали встречаться, либо разошлись. Это так называемая дружба — раздражала. — И что?! — взбесилась она. Шисуи растерялся от её тона. Она ударила его в грудь, глаза её наполнились слезами, — мне смотреть нельзя! Я знаю, что ему не нравлюсь…я знаю, что недостаточно хороша для него! Но мне, что теперь…мне… достаточно дружбы с ним, — всхлипнула девочка и бросилась вперёд со всех ног к главной дороге. Автомобили сигналили ей вслед, а она не смотря по сторонам продолжала бежать, утирая слёзы. Шисуи перепугался и побежал за ней, чтобы остановить. Он не хотел её обидеть или как-то задеть, наоборот, помочь прояснить ситуацию, а она явно неправильно истолковала его слова. Как говорил отец: «женщины — непостижимые существа». — Эй… Изуми, стой! Подожди! — крикнул он, когда она чуть не упала, споткнувшись о камень. Успев схватить её за рюкзак, юноша остановил подругу. — Не беги так на склоне, расшибёшься же и машина сбить может, кто посреди дороги бежит, — на взводе, слегка повысил голос. Изуми дёрнулась и развернулась. — И что! Тебе-то какое дело? Не всё ли равно, есть я или нет меня. — Что ты такое несёшь?! — ошарашенно выпалил он, не понимая, что на неё нашло. — Отстань, мне нужно идти. — Не отстану. Ты не в себе. Несёшь какую-то чушь! Случилось что-то? — схватив её за предплечье, с тревогой спросил он, девочка попыталась освободиться, но Шисуи сжал сильнее, подумав, что, наверное, у неё проступят синяки. — Тебя это не касается! — Касается, мы же друзья. — Нет… мы не друзья…ты не мой…друг… Я тебя ненавижу, — выплюнула Изуми. Слова больно резанули что-то в душе и, захлопав быстро ресницами, он отпустил. От неожиданности она чуть не упала, попятилась назад и болезненно потёрла руку. — Ненавидишь? — еле слышно прошептал он, пробуя на вкус это горькое слово, которое никогда не слышал и не произносил, отдавало полынью и пахло жжёными покрышками. — Да…— всхлипывая говорила она, — ты крадёшь у меня всё…всё забираешь…маму, Итачи… Ты меня достал. Ненавижу! Шисуи то, Шисуи сё… какой умный хороший мальчик. Ненавижу… Он не заметил, как его глаза стали влажными и сердце в груди сжалось в маленький комочек. Юноша смотрел на неё, глаза блестели яростью, и рот открывался и закрывался, но слова не долетали до его ушей. Он не понимал, за что она так на него разозлилась, и чем заслужил такое отношение. Горький ком обиды подступил к горлу и не выдержав, он выпалил. — Я тебя тоже ненавижу… пока ты не приехала, у нас с Итачи было всё на мази. А теперь он полдня проводит с тобой. Ты просто маленькая, хитрая…притворяешься безобидной и знаешь что…— она затихла. Её большие глаза стали ещё больше, и мокрые ресницы слиплись, рот приоткрылся в немом шоке, — мне всё равно, собьёт ли тебя машина или нет. Даже будет лучше, если тебя не будет… — она сглотнула и тонкие ручейки покатились по щекам, и он пожалел, что сказал это, но отчего-то продолжил, нанося удар по самому больному, — ты уже и Итачи достала! — Достала? Я его правда достала? — спросила она в ужасе, прислонив пальцы к губам, и забегала глазами по нему, словно прося его забрать сказанные слова обратно. — Да, ходишь за ним везде хвостиком, над тобой уже вся школа смеётся. — Вся школа, — охнула она и развернувшись побежала вперёд. Его сердце замерло, когда синяя машина просигналив, чуть не сбила её. Когда Изуми успела вовремя отскочить, он выдохнул. Всё тело било дрожь, и он стоял как вкопанный, приходя в себя, когда её фигура исчезла, он понял, что пакет остался у него. Раскрыв, он в удивлении обнаружил толстый сборник сказок народов мира и томик античной поэзии, открыв книгу, на форзаце прочёл:

«Моей любимой малышке. Папа всегда с тобой».

Шисуи брёл по обочине, пиная камни в обрыв. Сейчас ему был противен он сам, и стыд окатил его за брошенные слова. «Ладно её муха какая-то укусила, но он-то мог держать себя в руках. И что это с ним, как его язык мог произнести весь этот ужас. Он же ни в коем случае так о ней не думает. Да, она часто мешается под ногами, но он её не ненавидит и не хотел бы, чтобы она исчезла. И Изуми, наверное, тоже, сказала всё не всерьёз. Может, у неё эти дни? Приятель у которого есть сестра, говорил, что они становятся бешеными и орут по любому поводу. Далеко и ходить не надо, только вчера одноклассница набросилась на него из-за того, что он учебник взял с парты без её разрешения. А ведь до этого спокойно реагировала. Он сейчас пойдёт к Изуми, вернёт пакет и попросит прощение». Открыв калитку, он прошёл по узкой протоптанной дорожке и оказался на крыльце. Ладошки его вспотели и, обтерев о грубую ткань брюк, юноша выдохнул и постучался. Дом молчал. Дёрнув несколько раз за ручку, он понял, что дверь заперта и Изуми ещё не вернулась. Вначале Шисуи хотел вложить записку с извинениями в книгу, но решил, что это не дело и оставив пакет на крыльце, покинул дом. На следующий день их класс поехал в музей, а в субботу её. В воскресенье она уехала с матерью в город и он так и не смог с ней пересечься. В понедельник, заметив её в кафетерии, помахал ей, на что она, кротко улыбнувшись, помахала в ответ. Как ни в чём не бывало. Это сбило с толку, но поговорить не удалось, было шумно и много народу толпилось вокруг. Итачи уехал на олимпиаду до пятницы, поэтому домой он возвращался один. Любые попытки поймать её у школы терпели крах, она словно испарялась и он не понимал, как ей это удавалось. Он даже простоял несколько часов у ворот и обыскал каждый закуток. Как только друг вернулся, троица воссоединилась и они топали вместе домой. Только Изуми вела себя тише обычного, избегала любого общения с ним и ему приходилось её провоцировать, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание. На перекрёстке она прощалась и бежала к себе под предлогом срочных дел. Шисуи хотел рассказать о ссоре, но боялся реакции Итачи. Вдруг он его осудит. Решив переступить через свой страх, он наведался вечером к другу. Тётушка Микото — мать Итачи, заботливо поставив на письменный стол сына тарелку с нарезанными ломтиками персика, покинула комнату. Шисуи присел на кровать и взяв какой-то научный журнал, пролистал его, оттягивая неприятный для него разговор. — Мама просила передать, что Изуми…— ворвался бесцеремонно Саске, младший брат Итачи, с печеньем во рту, — О, привет Шисуи! Раз ты здесь, не мог бы ты мне помочь? — возбужденно спросил мальчик с горящими глазами полными энтузиазма, — Это для проекта. Подожди, никуда не уходи, я сейчас принесу, — напрочь забыв о сообщении, проговорил Саске, выбегая из комнаты. — Что Изуми? — вдогонку спросил Итачи. — Она сегодня не придёт. Вернувшись с кипой бумажек, мальчик торжественно вручил их Шисуи, гордо приподняв подбородок. — Вот, ответь на вопросы. Я буду единственным в классе, кто опросил столько старшеклассников. Юноша пробежался по опроснику и улыбнулся, читая заголовок: «О чём мечтает старшеклассник». Когда он был в младших классах, то они писали заметки о жизни жука носорога. — Изуми приходит к тебе? — спросил Шисуи, вписывая ответы. Саске уселся на стул и стал крутиться, поедая персики. Итачи пожурил его, сказав, что тот может подавиться. — Да, они занимаются, — невзначай ляпнул братик, — запираются и не пойми что тут делают. — Саске, — смутился Итачи. — И давно? — поинтересовался Шисуи. — Месяц, наверное, — закатил глаза мальчик, — приходит грустная, уходит счастливая. Наверное, ей нравится учиться, — Шисуи улыбнулся и приподнял брови. — Что? У неё проблемы с алгеброй! — Вот на всё ответил, — сказал он, вернув бумаги, Саске схватил их и на радостях выбежал, забыв поблагодарить, — ты не говорил мне. И какая алгебра, у неё мама, учитель математики. — Она просто приходит ко мне, когда захочет и мы делаем уроки, либо играем в настолку. Я просто хочу ей помочь, как друг, ей сейчас тяжело. Не мог бы и ты её так сильно не дразнить, у неё родители разводятся, она и так вся на взводе. Шисуи изменился в лице, ему стало невыносимо стыдно за ссору. Теперь всё встало на свои места и хотелось бежать к её дому, поговорить, обнять. Однако, через секунду он себя одёрнул. Изуми относилась к той категории людей, которые всё держат в себе, поедают себя изнутри. Она не могла винить мать, отца и он был уверен, во всём она винила себя, пока это не стало невыносимо и она нашла того, на которого можно скинуть часть ноши — его. Может, ему стоит остаться объектом её ненависти. Человеком — которого она ненавидит; человеком — который ненавидит её. Услышав звук мотора, Шисуи повернулся спиной, скрыв лицо, чтобы ненароком его не узнали, до поворота в Кисараги оставалось два километра. Машина с шумом проехала мимо, а затем со скрежетом остановившись, дала заднюю. Номера были не местные, и он немного расслабился. Окно чёрной ауди опустилось и, высунув почти половину туловища, незнакомец в чёрных очках крикнул: — Подбросить? — Если по пути, — ответил парень, — мне в сторону Кисараги. — Отлично, запрыгивай. Подброшу до поворота. Он открыл переднюю дверь, на заднем сиденье сидел крупный мужчина в солнечных очках и тёмной рубашке, на его приветствие тот ничего не ответил, лишь опустил окно и, вытащив из пачки сигарету, закурил. Водитель снял очки, и его загорелое лицо показалось знакомым. — Мы встречались? — Не думаю, — улыбнулся мужчина и в уголках его карих глаз проступили морщины. Ему было лет сорок, может, сорок три, на руках сверкали платиновые ролексы. Слишком дорогие для такой машины. — Что забыл в такую рань, — повернулся он к нему лицом, а затем прищурившись, засмеялся, — кажется, я знаю ответ, — Шисуи нервно потёр шею, на которой пестрели засосы. — Ну вот и доехали. Не особо-то помог. — Спасибо. Я сэкономил сорок минут, — бросил парень, выходя из машины, — хорошей дороги. Вагон был почти пуст: мужчина в строгом костюме сидел по правую сторону от него через проход, и положив ноутбук на выдвижной столик, что-то печатал. Девушка в ярко-жёлтой футболке с надписью «belive» сидела напротив, прислонив голову к стеклу, она постоянно щёлкала по кнопкам плеера, явно неудовлетворённая музыкальным рядом. На соседнем сидении расположилась переноска, откуда на него смотрел толстый рыжий кот и тихо мяукая, облизывал морду. Показав билет контролёру, Шисуи откинулся назад, слегка повернув голову к окну. Крыши домов пролетали перед глазами, превращаясь в полосу. Отчего-то он вспомнил скорый отъезд Итачи, тот пришёл к нему в палату попрощаться. Отца переводили в столицу, и их семья до последнего не решалась на переезд, поэтому друг ничего не рассказывал об этом, надеясь, что они останутся. На душе в тот момент стало так пусто и больно, словно оторвали огромный кусок плоти. Итачи был для него как брат, с ним было связано столько воспоминаний: тёплых и горьких. Да, что там воспоминания, вся его жизнь прошла рядом с Итачи, и вот как он будет жить без самого близкого друга? Кто будет смеяться над его шутками, слушать рассказы, поддерживать, прикрывать? Когда Итачи скрылся за белой больничной дверью, и раздался щелчок, по его щекам потекли слёзы. Его выписали через неделю, после отъезда друга. Из-за небольшого сотрясения в больнице его продержали почти месяц по просьбе отца, который совсем недавно спроектировал новый корпус больницы. Такому человеку не могли отказать. С руки сняли гипс, а вот нога никак не срасталась и приходилось передвигаться на костылях, кожа до ужаса зудела и порой хотелось взять молоток и сломать к чёртовой матери гипс. Из-за травмы он пропустил вступительные экзамены и отец жутко разозлился на него, решив, что его сын сделал это намерено. Однако спустя неделю, гнев его отошёл, уступая место здравому смыслу. — Здравствуйте, — услышал он, знакомый голос в коридоре и быстро натянул покрывало на свой голый торс. Изуми приходила к нему лишь раз в палату, подарив фиолетовый цветок, который он благополучно оставил на подоконике, — Шисуи дома? — Здравствуй. А где ему ещё быть, — захохотал отец, — этот негодник теперь долго не сможет найти на свою пятую точку переключений, — Шисуи цокнул в комнате, закатив глаза, — Как мама? — Готовится к отпуску. — Решили куда-то съездить? — он приподнялся на локтях, чтобы расслышать ответ. — Так на пару дней к родственникам в Шизуку. — Понятно. Передавай ей привет. Я зайду на днях, занесу пионы, она просила белые. — Хорошо передам. — Я ушёл Шисуи, вернусь поздно. Еда в холодильнике. И никаких гулянок. — С такой-то ногой? — крикнул он. — Ты и с такой устроишь, — вздохнул отец. Изуми украдкой приоткрыла дверь, и её голова показалась в проёме. — Привет. Можно войти? — Привет. Заходи. Выглядела она неважно, тусклая кожа, слегка осунувшееся лицо, припухшие веки и губы всё в кровавых трещинках. Чёрное платье до колен в белый горошек болталось на ней, придавая удручённый вид. — Тебе что-нибудь принести? Я могу сбегать на кухню, — сгрызая заусенец на большом пальце, прошептала она, словно они были в больнице, а вокруг спали пациенты. — Нет. Присаживайся, — указал он на стул. — Мне жаль, что с тобой такое переключилось и что с университетом пролетел. — Буду целый год отдыхать. Когда такое счастье ещё будет, — она мягко улыбнулась и присела на стул. — Больно было? — Я не помню, потерял сознание. — Я приходила, ты спал. А потом подумала, что я не тот человек, которого ты хотел бы видеть и больше ни ногой, — говоря это, она опустила голову и нервно сжимала руки, — поэтому прости, если обидела своим отсутствием. — Да ничего страшного. — Он не писал? — заискивающе спросила Изуми. — Нет, — она вздохнула, — ты из-за этого пришла? — отчего-то злость прошлась по всему телу. — Эм. Да, — честно ответила она, потерев острые оголённые плечи, как-будто замёрзла, — он не отвечает на сообщения. Может, что-то случилось. Как думаешь? — Думаю ему пока не до нас, скорее всего, обустраивается. Он когда приходил попрощаться, говорил, что свяжется как только всё устаканится. Разве он тебе не говорил? — лицо её помрачнело, и она упёрлась взглядом в стену. — Он приходил к тебе…а ко мне не зашёл, — она смахнула слезу. — Может ты девушка, поэтому? — ляпнул он, первое пришедшее на ум. Хотелось её как-то поддержать. Он не понимал, зачем друг так поступил, чем руководствовался. Наверное, у него были на то причины, иначе это было по-свински. А Итачи не был таким человеком. — Есть разница? — Нет, но ты же знаешь Итачи, он же немного странный, может, не знал, что сказать. Может, думал, что ты будешь плакать… Вот увидишь, он обязательно тебе напишет и всё объяснит. — Ты думаешь напишет? — Это же Итачи, разве ты его не знаешь?! — И правда, чего это я, — просияла она и её потускневшие глаза снова наполнились светом. — Спасибо тебе. — Всегда пожалуйста, — улыбнулся он, сдув прядь со лба. — Ну я пошла тогда. Тебе точно ничего не нужно, я в магазин могу сбегать, — он отрицательно качнул головой, расстроившись, что она так быстро уходит. После её ухода, он долго смотрел в потолок, не понимая, почему чувствует тоску и одновременно радость.