See you in the sunlight

Нестройная колонна остановилась. Ваня поднял голову и весь похолодел, когда столкнулся взглядом с отцом. С минуту Илья наблюдал за ними из окна второго этажа, после чего скрылся в глубине комнаты. Раздались приближающиеся шаги, он быстро спустился на улицу. Доспехов на нем не было, но на поясе висели ножны с мечом. Вид у Муромца-старшего был мрачный, будто к нему действительно привели нечистую силу. Он не узнал Ваню — от этого стало так паршиво, что хотелось провалиться сквозь землю. — Вот, изловили двух оборотней на границе леса, — торжественно произнес Финист, ожидая одобрения. — Сам ты оборотень, — выплюнул Ваня и вновь обратил взор на Илью. — Батя, бать, ты меня не узнаешь?.. Я же Иван, твой сын, я пришел из Иномирья и… Но отец не слушал — отвлекся на меч-кладенец в руках Финиста. Лицо его на мгновение приобрело выражение крайней растерянности. Он взял меч, взвесил в руках, внимательно осмотрел со всех сторон, отдал богатырю, что-то тихо сказал — и Финист быстро скрылся в тереме, а Илья огромной тучей двинулся к пленникам. — Надеюсь, у тебя есть план? — едва слышно спросил Микула. Плана у Вани больше не было. Он не думал, что отец не узнает его, хотя теперь это казалось вполне очевидным: родители не видели сына с младенчества. Муромец ударил бы себя по лицу, если бы его руки не были связаны. — Кто вы такие и откуда у вас меч-кладенец? — спросил Илья. Никогда прежде Ваня не чувствовал такой угрозы, исходящей от него. — Я — Иван Муромец, твой сын, — упрямо повторил он. — Это Микула, он мой друг. Мы пришли из Иномирья. А меч, меч… — У темного колдуна отбил, — с вызовом продолжил Микула за него. — Отсек ему голову этим мечом и в Иномирьи укрылся. Ваня быстро закивал в подтверждение этих слов. Илья смерил их изучающим взглядом. За его спиной Ваня заметил какое-то движение: на крыльце возник Финист без меча, а вслед за ним — Галина. Она быстро спустилась по деревянным ступеням и замерла, когда их глаза столкнулись. «Мама», — пробормотал Ваня одними губами. Илья обернулся и поспешил к жене. — Возвращайся в терем, — тихо попросил он. — Мама, — позвал Ваня и попытался сделать шаг вперед, но сзади его схватили за связанные руки. — Это же я, мам… почему вы не узнаете меня? К горлу подступил ком, мешая дышать. Микула смотрел на него обеспокоенно и напряженно, будто готов был разорвать всех собравшихся на части, если они хоть пальцем тронут Ваню. Оцепенение Галины наконец прошло. Она медленно подошла к ним и замерла в паре шагов, Илья тенью проследовал за ней. — Ванечка?.. — нерешительно пробормотала мать. В ее глазах заблестели слезы, она закрыла рот ладонью и почти бегом преодолела оставшееся расстояние. Трясущаяся рука коснулась щеки Муромца, и он проглотил комок, пытаясь не дать волю захлестнувшим его эмоциям. Впервые мать смотрела на него со щемящей нежностью и любовью; впервые он сам ощущал ее тепло. — Освободите их, — коротко распорядился Илья. Ваня почувствовал, как веревка перестала сковывать руки, и слегка покрутил затекшими кистями. А секундой позже мать бросилась ему на шею, крепко прижимая к себе. От нее пахло совершенно знакомо; Ваня до сих пор помнил этот запах — он тянулся прямиком из детства, из тех счастливых месяцев, когда все еще было хорошо. Он больше не мог сдерживать слезы. На его плечо легла тяжелая отцовская рука. Чуть приоткрыв глаза, Ваня заметил, что Илья улыбается своей прежней доброй улыбкой. Счастье распирало грудную клетку, сердце билось отчетливым и громким барабаном. Он впервые почувствовал себя дома настолько, насколько и мечтать не мог. На мгновение все печали и заботы растворились в теплых объятиях матери, и Ваня забыл, зачем они пришли в Белогорье. Его отпустили, и он быстро утер слезы, неловко огляделся по сторонам. Замешательство богатырей не смогло ускользнуть от него, но Ваня не предал этому значения. С его лица не сходила улыбка, пока мать восхищалась тем, каким большим и красивым он вырос. — Прости, сын мой, — сказал отец сдержанно, — за то, что не признал, и что не смог забрать тебя раньше. — Да ладно, с кем не бывает, — ответил Ваня максимально спокойно и весело. — Главное, что я вернулся, да? — Пойдем в дом, — мать взяла его за руку. — Нам нужно о многом поговорить. Его повели в терем, но на полпути Ваня остановился и огляделся в поисках знакомой фигуры. Микула стоял поодаль и неотрывно наблюдал за ним, однако не подходил близко: то ли боялся нарушить семейную идиллию, то ли просто не хотел привлекать к себе внимание. — Микула! — позвал Муромец. — Пойдем с нами? Мужчина медлил, словно пытался решиться. Вид у него был довольно мрачный. Наконец он коротко кивнул сам себе и двинулся вслед за Ваней, оставаясь на шаг позади него. Они расположились за длинным столом в одной из комнат. Муромец сел напротив родителей, Микула замер у окна, прислонившись спиной к стене. Он будто специально не подходил близко, чтобы видеть и полностью контролировать ситуацию. Ваня попытался жестом позвать его за стол, но мужчина отрицательно покачал головой. Отец нахмурился и переглянулся с матерью. «Простите», — пробормотал Ваня, чувствуя некую неловкость. На секунду ему показалось, что сейчас его будут отчитывать за какую-то провинность, но мать ласково улыбнулась ему, и он успокоился. Нужно было начать задавать вопросы первым, пока они не успели осмыслить ситуацию. — Ну так… — протянул Ваня. — Почему меня спрятали в Иномирьи? «На этот раз», — хотел добавить он в конце, однако вовремя осекся. Илья тяжело вздохнул. — Это все началось еще тысячу лет назад, — произнес он. Огромных усилий стоило Ване скрыть свое удивление, когда ему вновь пересказали историю Кощея. Он коротко обернулся. Ни один мускул не дрогнул на лице Микулы, но взгляд его был обращен куда-то в прошлое. Легенда почти ничем не отличалась от той, которую Ваня уже неоднократно слышал. — Дабы захватить все земли вплоть до северной границы, призвал Кощей нечисть из Нави, — продолжал Илья. Муромец вдруг осознал: таких деталей раньше не было. — Много столетий Белогорье держит оборону. Видел ты уже частоколы, факелы и дружину, что вдоль леса стоит… Но вот, тридцать лет назад, к Светозару явилась Гамаюн. Предсказала она, что мой первый сын одолеет Кощея и освободит земли наши, — здесь отец на пару секунд остановился. Глаза матери намокли, и она утерла их расшитым платком. Илья мягко поцеловал ее в висок и снова повернулся к Ване. — Молва об этом предсказании дошла и до проклятых земель. Через несколько месяцев после твоего рождения Кощей явился сюда — без войска, но с мечом-кладенцом. Много богатырей погибло в ту ночь… — Мы со Светозаром забрали тебя, — продолжила мать. Ее слова тяжелыми слезами падали на стол. — Нам ничего больше не оставалось, кроме как спрятать тебя в Иномирьи. Мы хотели вернуться за тобой раньше, Ванечка, мы правда хотели, но не могли… мы боялись, что Кощей вновь придет за тобой. В Иномирьи ему было тебя не найти. — Но вот ты воротился сам, — Илья ободрительно улыбнулся. — Как ты узнал, кто ты и откуда? — А ну… — пробормотал Ваня неловко и почесал затылок, опять обернулся на Микулу в поисках хоть какой-то поддержки, и зачем-то коротко рассмеялся. — Просто вспомнил вдруг, представляете?.. На ум однажды пришла мамина колыбельная, моя прежняя комната, игрушечный деревянный меч, что-то про Белого Мага Светозара… а потом мне уже Микула рассказал, что я могу быть сыном Ильи Муромца. Да, Микула? — Да, — медленно согласился мужчина. Он явно не ожидал, что его так резко втянут в эту ложь. — Я тоже слышал слухи о предсказании Гамаюн… когда Ивана встретил в Иномирьи, то сразу понял, что это он. — Но как, говоришь, ты добыл меч-кладенец? — Илья обратил на него свой взгляд и чуть переменился в лице. — Сразился с темным колдуном, — повторил Микула бесцветно. — Может, это и был ваш… Кощей, — собственное имя он назвал так, будто слышал его в первый раз. — Хочешь сказать, в одиночку ты сумел одолеть Кощея и меч забрать? — переспросил отец то ли с удивлением, то ли с недоверием. — Получается, что так, — ответил Микула. Он явно не собирался что-то разъяснять и доказывать, поэтому Ваня поспешил вклиниться в диалог. — Не все ли равно теперь? — улыбнулся он, отвлекая внимание родителей на себя. Внезапно половица скрипнула, и в дверях появилась Варвара. Ваня мысленно выдохнул и поблагодарил языческих богов за то, что у него есть сестра; прежде он не мог и подумать, что будет настолько рад ее видеть. — Пап, тебя Алеша ищет, — сказала она и заметила Ваню. — У нас гости? Мать встала из-за стола и подошла к ней, мягко взяла девушку за руку. — Варенька, — сказала он. — Это Ваня… он наконец дома. А это Микула, ему мы обязаны возвращением сына. На ее лице отразился поток мыслей, но Варвара сдержанно улыбнулась, когда Ваня неловко помахал рукой в знак приветствия. Что-то незримое будто переменилось в ней. Не было этого надменного взгляда и жесткой осанки, не было холода в каждом движении. От внезапного прилива радости Ваня и сам поднялся на ноги, подошел к ней и сперва хотел протянуть руку, но подумал, что это наверняка невежливо. Поэтому осторожно обнял девушку и сказал что-то вроде «очень рад познакомиться». — Пойду узнаю, чего там хочет Попович, — между тем решил отец. — И соберу всех, устроим пир сегодня вечером. В честь возвращения сына!

***

Как бы Ваня ни предлагал свою помощь в подготовке к празднику, ему не дали даже ступить в кухню и предложили пойти посмотреть город. Но вместо этого он утянул Микулу в некогда свою комнату — нужно было поговорить наедине. В голове не укладывалась полученная информация. Разве могло одновременно существовать два Кощея? На фоне этой мысли меркли любые сожаления о той лжи, которую ему пришлось сочинить для родителей, и на время забылся всякий ужас от жестокости Микулы. Ваня не мог разобраться во всем без него, а потому плотнее закрыл дверь в комнату и плюхнулся на кровать. Мужчина сел поодаль, на лавку у окна. — Что ты думаешь? — тихо спросил Муромец. Микула не спешил отвечать — внимательно изучал потертый носок сапога да сминал в руке край куртки. Он выглядел отстраненным с самого момента их прибытия в Белогорье и вел себя как-то странно. Закралась мысль, что это и есть настоящий Микула — холодный, недоверчивый и беспощадный, такой, каким когда-то был Кощей. — Твой отец нам не поверил, — задумчиво произнес он, — но я не удивлен. А насчет второго «меня»… книги предупреждали, что прыжки сквозь время могут быть непредсказуемыми. — И теперь мы имеем Кощея с имперскими замашками и армией нечисти, который, походу, хочет меня убить, — усмехнулся Ваня. — Вот уж реально, не бойся, когда ты один, бойся, когда ты два. — Не думаю, что я… он хочет тебя убить, — ответил Микула. — У нас, скорее всего, одинаковое прошлое вплоть до моего путешествия сюда. Муромец глубоко задумался. Хватило тактичности не сказать вслух, что Микулу от любви до ненависти к нему, возможно, отделял всего один шаг. Больно было осознавать, что Кощей хочет его смерти: Ваня в какой-то мере скучал по Князю, до сих пор считал его другом. Он старался не думать об этом, старался не сравнивать с ним Микулу, но где-то в глубине души очень хотел встретиться с тем прежним Кощеем, хотел поговорить с ним в последний раз. Муромец больше не знал, что делать. Возвращение в Белогорье на пару минут перестало так сильно его радовать; он вдруг понял, с чем ему придется столкнуться дальше. — Я не смогу поднять на него меч, — почти беззвучно произнес Ваня, зарываясь руками в волосы. — Я смогу, — спокойно отозвался Микула. — Об этом, — Муромец поднял на него болезненный взгляд. — Ты правда собирался убить Финиста? Мужчина снова молчал: понимал, видимо, что его ответ Ване не понравится. Муромец догадался и без слов. Достаточно было одного взгляда на Микулу в тот миг опасности: глаза, полные тьмы, отточенные движения и сила, способная сокрушить целое войско. В нем не было даже тени сомнения: ни тогда, ни сейчас. — Теперь ты понял, кто я такой? — спросил Микула. Его голос звучал сухо и бесцветно. — Я всегда знал, кто ты такой, — Ваня тяжело поднялся на ноги; ему вдруг стало душно в этой комнате. — Хочешь прогуляться? — Нет. — Как знаешь. Он быстро покинул терем и оказался на улице. Где-то в подсознании билась размытая мысль о том, как опасно и безрассудно было оставлять Микулу наедине с родителями. Доверие к нему пошатнулось, но Ваня тряхнул головой, отгоняя навязчивые страхи. Он не хотел бояться и ненавидеть, не сейчас, когда все наконец могло быть хорошо. Сегодня он впервые за долгое время ощутил прилив счастья и любви, у него снова появилась семья, и в этот раз Муромец не мог позволить кому-либо отнять их. Он шел по знакомым улицам, почти не глядя по сторонам. Оставалось только решить, что делать с Кощеем. «Попытаться поговорить», — был короткий и самый верный ответ. Ваня осознавал, что это уже не тот Кощей, однако попробовать стоило. В воздухе витали знакомые запахи, улицы шумели роем пчел, и Ваня совсем не заметил, как обошел половину города. Иногда он неосознанно улыбался и кивал знакомым людям, которые странно на него косились, однако здоровались в ответ. Беспокойство, висевшее над Белогорьем, почти не ощущалось; при свете солнца весь мир казался куда безопаснее и добрее. Муромец крутил кольцо на пальце, вспоминая, пир каких масштабов закатил отец в иной жизни. Сегодня его ждало то же самое, и Ваня мысленно настраивал себя на прослушивание бесконечных тостов и не пустеющую кружку медовухи. Он лишний раз порадовался, что оделся прилично, хотя кроссовки уже успели заляпаться грязью во время потасовки в лесу. Эта проблема, впрочем, его не волновала. Ваня добрался до ворот в высоком заборе и оглядел пейзаж. Заточенные колья, воткнутые в землю, производили гнетущее впечатление; каждые несколько метров горели факелы; у кромки леса он различил движение людей и отблески солнца на полированных доспехах. Близился вечер, вся дружина собиралась возвращаться в город. Муромец плохо представлял, как выглядела нечисть, от которой так старательно оборонялись. Он был в Нави, но ничего страшного там не видел — может, просто спустился недостаточно глубоко. Узнавать лично совсем не хотелось. Не успел он двинуться назад к терему, как его резко развернули и вдавили в бревенчатый забор. Перед глазами возник Финист. — Отвали от меня, — Ваня дернулся, но хватка была слишком сильной. — Че тебе надо опять, Ясный Пингвин? — Илья, может, тебе и поверил, — вкрадчиво произнес богатырь, — но я не позволю нечисти разгуливать по городу. Ваня закатил глаза. — Молодец, лайк тебе за бдительность, — он похлопал Финиста по предплечью. — Что теперь сделаешь, в темницу меня засунешь? — Не тебя, — Финист наклонил голову и оскалился, — а твоего защитничка. Вот уж странное дело, Ваня. На руке, которой он мой меч остановил, через пару минут уж ни следа от раны не осталось. Да и стрелу он выдернул, будто занозу. — А ты завидуешь, что ли? — Муромец попытался ударить его под дых, но богатырь легко перехватил чужую руку. — Сам-то поди от любой раны сразу в слезы, а? — Узнает Илья, кого ты в дом привел — вас обоих в темницу бросит, — Финист проигнорировал его выпад, однако хватку наконец разжал. — С нечистью связался, только отца позоришь. — Какие вы все умные, — выплюнул Ваня. Ужасно хотелось ударить богатыря в самодовольное лицо, но он сдержался. — Заладил: нечисть, нечисть, как попугай. Лучше бы делом занялся, лес вон иди охраняй. На этом он развернулся и двинулся прочь: продолжать диалог ничуть не хотелось. Да и что тут скажешь, когда Финист в сущности был прав?

***

По возвращении домой он не перекинулся с Микулой и словом. Не успел бы, даже если бы захотел: в сенях его быстро поймал на удивление веселый Алеша и утащил в просторную комнату, откуда доносился шум множества голосов. Все друзья семьи уже были в сборе. Они поприветствовали Ваню радостными возгласами, его усадили за стол подле отца. Он совсем не ожидал такого приема, а потому просто неловко улыбался, принимая полную кружку медовухи. Весь стол был заставлен разнообразными угощениями (когда только успели приготовить?) и алкоголем. Ваня огляделся. Микулу он не нашел. Все лица вокруг были ужасно знакомыми, большинство этих людей он знал по именам. Среди них обнаружился и Светозар. Ваня приободрился и помахал ему рукой, радуясь, что мага не придется искать по всему Белогорью. Подойти и заговорить он не успел: Илья поднялся со своего места и завел длинную, проникновенную речь о том, как все эти годы они тосковали по сыну, и какое же чудо, что Ваня вернулся. Глаза отца блестели, когда он закончил тостом свой поток мыслей. Ване отчего-то не было грустно: вся эта шумная компания приводила его в восторг. Он отсалютовал кружкой и разом выпил почти половину ее содержимого. Сердце радостно билось в груди, и он охотно втянулся в громкие разговоры. Он сам не знал, сколько съел и выпил, пока травил разномастные байки из жизни в Иномирьи всем, кто готов был его слушать. Ваня рассказывал про железные колесницы без лошадей, говорящие дощечки, хранившие в себе все знания мира, черные коробки, которые показывали любые события, какие только захочется, про длинных подземных змей, что могли перевезти человека из одного места в другое, и про огромных стальных птиц, бороздящих небеса. Богатыри смеялись и, кажется, не верили ему, но Ваня и не преследовал цели их убедить. С каждым часом его истории становились все фантасмагоричнее, возможно, из-за действия алкоголя. Муромец решил на всякий случай больше не пить: помнил, что нужно улучить момент и поговорить со Светозаром. Но собственное воображение утянуло его в такие дали, что он едва ли мог остановиться. Он подозрительно быстро и легко спелся с Алешей, который сидел рядом: оба были молоды и достаточно пьяны, чтобы почти мгновенно стать друзьям на этот вечер. Ваня едва не начал рассказывать ему о событиях другого будущего, но вовремя осекся и перескочил на увещевания о вкусном иномирском пиве. Попович смеялся каждой его истории и так нравился Ване, что он вдруг задался вопросом, почему прежде они не общались. С ним было легко и весело; Муромец совсем потерял счет времени в байках о ратных подвигах и железных конях. Опомнился он только тогда, когда Алеша поинтересовался кольцом на его пальце. Украшение прожгло кожу немым укором, Ваня пробормотал что-то вроде «щас вернусь» и поспешил к той части стола, где сидел Светозар. Маг приветливо заулыбался, когда заметил его приближение. Муромец не знал, как подступиться к этому вопросу, а потому максимально будничным тоном попросил Светозара поговорить наедине. Они ушли в соседнюю комнату, и Ваня для верности прикрыл дверь, хотя богатырям уже было так весело, что они вряд ли бы вообще услышали этот разговор. — Как я рад, что ты здесь, — пробормотал Ваня, быстро снимая кольцо и протягивая его магу. — Только ты можешь мне помочь. Что это за кольцо? Оно какое-то волшебное? Светозар нахмурился. Он разглядывал украшение слишком долго — так долго, что Муромец успел занервничать. — Откуда оно у тебя? — тревожно спросил он. — Нашел в лесу, когда попал в Белогорье, — соврал Ваня. — Это очень древний оберег, — Светозар что-то сделал, и на кольце вдруг вспыхнули и загорелись письмена. Примерно такую картину Ваня видел, когда смотрел «Властелина колец», и ему стало не по себе. — Говорят, Даждьбог это кольцо выковал несколько тысячелетий назад. Должно оно защищать от темных сил, но давно утерянным считалось… Ваня, — Светозар взял его за предплечье свободной рукой. — Скажи правду, где ты нашел его? Муромец замялся, неловко почесал затылок. — Мне его ворон принес, еще в Иномирьи, — наконец ответил он тихо. — А потом голос во сне сказал никогда это кольцо не снимать. — Я не чувствую в нем темных сил, — Светозар еще раз внимательно осмотрел украшение. — Вот что, Ваня… чую, беда грядет, не просто так ворон к тебе явился. Совсем от нечисти покоя нет, а силы мои на исходе. — В смысле? — не понял Муромец. — Двое нас, магов, осталось в Белогорье: я и сестра твоя, Варварушка, моя ученица, — Светозар нервно прошелся по комнате. — Мы поддерживаем силу волшебного огня, что горит вокруг города. Он не позволяет нечисти близко сюда подобраться. Но стар я стал уже… а с этим кольцом, может, и появился шанс у нас. Оно тебя через проклятые земли пропустит, к Кощееву замку. Много богатырей туда ходило — никто не вернулся, — маг посмотрел Ване в глаза. — Но ты один не ходи, поговори с отцом, пусть соберет дружину. — А чем нам это поможет? — слабо поинтересовался Муромец. — Со смертью Кощея и нечисть отступит, он ею командует, — Светозар отдал ему кольцо, и письмена на нем вмиг потухли. — Не торопись, подумай. — Где эти проклятые земли вообще находятся? — Илья знает, где, — ответил маг неопределенно, будто понял, что Ваня собирался пойти туда один. — Ладно… спасибо, — Муромец выдавил улыбку и похлопал его по плечу. — Не смею больше задерживать, пошли дальше веселиться. Но веселиться дальше он не смог. Мысли о кольце не хотели уходить из головы даже после новой кружки медовухи, которую Ваня осушил залпом. Изрядно захмелевший Алеша принялся рассказывать бессвязную историю о Змее Горыныче, стоило Муромцу вновь сесть на свое место. Его голос эхом шумел где-то на фоне, Ваня даже не пытался вслушиваться. Он думал о том, зачем ворон отдал ему кольцо. Неужели изначально знал, что это за вещица? Но почему он явился именно к Ване, почему сразу не отнес кольцо в Белогорье? Как узнал, что Муромец скоро вернется сюда? Ответ, по крайней мере, на последний вопрос был очевидным: ворон видел Микулу в Москве. По времени все сходилось идеально. Ваня спрятал лицо в ладонях. Голова шла кругом от разговоров вокруг, от выпивки и водоворота мыслей. Он не выдержал. Спешно сказал всем спасибо, попрощался, сославшись на усталость, встал из-за стола и покинул праздник. Остатками трезвого ума Ваня решил, что нужно найти Микулу и все ему рассказать. И про кольцо, и про угрозы Финиста, и про нечисть. Он обошел весь терем, но встретил только мать и сестру, которые тоже не видели Микулу. Половина комнат вообще оказалась заперта. Внутри нарастала тревога. Куда он мог уйти? Да, в принципе, куда угодно. Ваня знал его, знал эту гордость и независимость, нежелание принять помощь. Тем более, последний их разговор закончился не на самой красивой ноте. Муромец даже не соизволил позвать его на праздник: отличный друг, просто великолепный. Он вышел на балкон, с которого была видна вся торговая площадь и большая часть города. Внимательно огляделся, будто надеялся различить в темноте хоть что-то. Отблески огня сверкали за забором — от этого сделалось еще тревожнее, по спине пробежали мурашки. Тишина давила, даже шумные разговоры не долетали сюда. Ваня посмотрел вниз, и его глаза вдруг зацепились за знакомый темный силуэт. Микула сидел на деревянных ступеньках у входа в терем и не шевелился; Муромец не мог сказать наверняка, спал мужчина или просто о чем-то размышлял. Он покинул балкон и спустился вниз на один пролет, где остановился в странной нерешительности. — Чего ты тут один сидишь? — спросил Ваня с напускным спокойствием. — Пойдем на праздник? — Не хочу, — отозвался Микула. Голос его был чуть хриплым от долгого молчания. Муромец неспешно спустился и сел на несколько ступенек выше мужчины. Немного помолчал, всматриваясь в темноту перед собой. Отчего-то ему казалось, что тени шевелятся странно, словно исполняют свой потусторонний танец. — О чем ты думаешь? — Ваня крутил кольцо на пальце, чтобы немного успокоиться. Микуле было грустно: он мог понять это и без слов. — Ничего важного, — произнес мужчина. Говорить о насущных и страшных делах сейчас казалось совершенно неуместным. Муромец решил не грузить его лишней информацией: подождет и до утра. — Что-то не так? — осторожно поинтересовался он. Микула чуть повернулся, но не ответил. Он был явно не настроен на разговор, и Ваня мысленно с этим смирился. Никогда ему не узнать и не понять, какой ужас творится у мужчины в душе — он не расскажет, сколько ни спрашивай. В этом он был еще хуже Кощея: тот хотя бы к старости понял, что делиться переживаниями — не признак слабости. Они просидели молча несколько минут прежде, чем Микула вновь шевельнулся. Он подвинулся немного ближе, голова легла Ване на колени. Муромец тихо вздохнул. Его руки осторожно коснулись черных волос. — Мое ж ты солнце, — произнес он, мягко перебирая короткие пряди. Хотелось сказать еще что-нибудь, но Ваня остановил себя. Слова были излишни. Так прошло около получаса. Мысли в голове наконец замолкли; он просто гладил и почесывал мужчину как котенка, уснувшего у него на коленях. Микула закрыл глаза. Тревога наконец оставила их наедине, и казалось, будто с утреннего секса прошла целая вечность. На Ваню вдруг накатила волна стыда. Как мог он сомневаться в мужчине? Микула хотел защитить его — тем единственным способом, который он знал. Он был сплошь шрамы, холод и боль, без шанса на доброту и искупление. В фильмах такие люди обычно играли роль злодеев, однако Микула напоминал героя древнегреческой трагедии. «Бессмертный Ахилл», — невольно подумал Ваня, обводя пальцами шрам на его шее. Нестройный ход мыслей прервали шаги и пучок света, возникший за спиной. Муромец обернулся, насколько мог, чтобы не сдвинуться с места. Пламя свечи озарило удивленное лицо Варвары. Она, очевидно, не ожидала застать такую картину, но быстро опомнилась. Ваня молчал: не видел ничего такого, за что стоило оправдываться. — Отец не предупреждал вас, что ночью нельзя выходить из терема? — шепотом спросила она. — Почему? — так же тихо спросил Ваня. Он не был уверен, что Микула не спит. — Светозар говорил, в городе безопасно. — Ночью нигде не безопасно, — ответила Варвара. — Идите в дом. И Ваня… осторожнее, — она неопределенно указала рукой на них обоих, — отец вряд ли будет счастлив. — Спасибо, — Муромец едва заметно усмехнулся. — Мы сейчас придем. Варвара кивнула и покинула крыльцо; пламя свечи стремительно удалилось вместе с ней. Удивительно, как спокойно она отреагировала. И что значит «небезопасно»? Неужели нечисть может подобраться так близко?.. Ваня решил последовать ее совету — не был уверен, что местные жители просто драматизируют ситуацию. Да и на улице становилось все холоднее. — Эй, просыпайся, — он почему-то до сих пор говорил шепотом. Наклонился вперед, касаясь губами чужого виска. — Пойдем в дом. — Я не сплю, — отозвался Микула, но голову не поднял. — Давай-давай, — Ваня слегка потряс его за плечо, заставляя выпрямиться. — А то нас еще кто-нибудь увидит. Он и не задумывался о том, что в Белогорьи такие отношения необходимо прятать от посторонних глаз: оставалось надеяться, что Варвара умеет хранить секреты. Наконец они поднялись и зашли в терем. Стали вновь слышны неумолкающие звуки праздника: богатыри, похоже, собирались веселиться и дальше. Как у них только хватало здоровья, чтобы пить и есть всю ночь напролет? Ваня решил не уточнять и незаметно провел Микулу в свои покои: благо, везде было темно. Для верности он запер дверь изнутри, пусть и сомневался, что хлипкая деревянная задвижка сможет остановить Илью Муромца, если тот твердо вознамерится пожелать сыну доброго утра. Кровать вдруг показалась ужасно узкой и твердой даже на вид (хотя спасибо, что не лавочка). Ваня посетовал, что меч-кладенец у них отобрали и не вернули до сих пор, хотя оружие по праву принадлежало Микуле. Иначе можно было бы прыгнуть в Иномирье и выспаться там в полном комфорте двуспальной кровати. Он мечтательно потянулся, разглядывая комнату в полумраке. Все здесь было точно так, как Ваня помнил, и он невольно улыбнулся. Сзади скрипнула кровать. Спать хотелось, но не так сильно, и Муромец несколько минут стоял у окна: обдумывал планы на завтра, чтобы ничего не забыть. Самым главным было, конечно, вернуть меч и наведаться в Москву: зарядить телефон, попить кофе, принять горячую ванну и переодеться (а еще взять пару-тройку самых необходимых вещей с собой). Пару минут он зачем-то потыкался в телефон: ни сети, ни интернета, очевидно, не было. Ваня бесцельно полистал экран с приложениями, открыл и закрыл галерею, посмотрел на себя через фронтальную камеру, но ничего толкового в темноте не разглядел. Наконец он отложил телефон, снял джинсы, бросил их на лавку и обернулся. Микула лежал в кровати на животе и наблюдал за ним полусонным взглядом. Вид у него был усталый, но настороженный, будто он держал на плечах необъятную тяжесть воздуха. — Все место занял, — Ваня подошел и удобно уселся верхом на его бедра. — Секса не будет, — предупредил Микула, глядя в одну точку впереди. — А я ни на что и не намекал, — Муромец улыбнулся. Его ладони легли на чужие выпирающие лопатки, и он почувствовал, как горят напряжением мышцы. — Микула… что тебя так сильно беспокоит? — Мне просто плохо в Белогорьи, — ответил мужчина довольно мрачно. — Не обращай внимания, это пройдет. — «Не обращай внимания», — передразнил Ваня и тут же смягчился. — Я хочу тебе помочь, понимаешь? Но не смогу, если ты будешь держать все в себе… сделать тебе массаж? — Что сделать? — опешил Микула. — Ну, — Муромец запнулся, пытаясь подобрать слова для объяснения, и не смог, — просто доверься мне и попытайся расслабиться, окей? Он не был мастером массажа, но что-то немного умел — в жизни был всякий опыт, о котором другим знать не следовало. Его руки заскользили вдоль шеи и плеч, оглаживая аккуратно, почти без давления. Он неспешно очертил несколько кругов, провел ладонями по длине позвоночника и остановился на пояснице. Микула закрыл глаза, поддавшись приятным и необычным ощущениям. Ване отчего-то вдруг стало очень важно его состояние. Пусть мужчина ничего не говорил, однако его внутренняя борьба, его сомнения и груз прошлого теперь читались в каждом действии. Ему было, за что ненавидеть Белогорье, даже если эта ненависть казалась иррациональной и бессмысленной: Ваня и представить не мог, каково ему пришлось в детстве, и какой сильный отпечаток это оставило на его личности. Микула был комком обнаженных нервов, зажатым и закрытым, и оттого еще более несчастным. Но сейчас он постепенно расслаблялся под мягкими движениями. Он доверял Муромцу со всей той искренностью, на которую только был способен. Ваня и сам прекрасно понимал, как это страшно — отпустить себя на волю, бросить оружие и броню, показать жажду тепла и прикосновений. В любую секунду он был готов вновь обнажить остроту своих зубов. Микула не говорил этого, но Ваня наконец осознал, как безумно тот боялся быть отвергнутым. Он впервые видел всю ситуацию целиком, впервые смог ощутить чужие чувства, словно свои собственные. Если бы в его силах было что-то исправить… но Муромец боялся, что сделает только хуже. Он не знал, когда сам успел превратиться в Патрокла. Наклонившись, он поцеловал маленький шрам на плече и заметил, что Микула уснул. Ваня лег сверху, натянул тяжелое одеяло повыше и прижался к мужчине: места на кровати правда было мало. До него долетел шум десятков голосов, когда рой мыслей в голове чуть стих. Слов он разобрать не мог, вместо этого стал выслушиваться в спокойное дыхание рядом, и ему наконец удалось погрузиться в сон.