***
После произошедшего они долго целовались, не находя в себе силы самим выйти из кабинета, взмокшие, опьянённые, насытившиеся. Рюдзаки-сэнсэй с наслаждением в перерывах между поцелуями вдыхал запах его волос, слегка оттягивал их рукой и заглядывал ему в глаза с неприкрытым любопытством и вожделением, и Лайт отвечал ему не менее жарко, проводя пальцами длинную линию от припухших губ вниз по шее с бешено бьющейся венкой к тонким ключицам и, уходя из-под цепких пальцев, припадал к этим самым ключицам жадным ртом. Но как бы ни хотелось им остаться в кабинете подольше, нужно было его покинуть – в любой момент могли прийти охмелевшие студенты за дополнительной выпивкой, и давать поводы для сплетен было совершенно ни к чему. Поэтому они, выйдя из кабинета, направились в место, далёкое от романтики и страсти, а именно – туалет, чтобы привести себя в порядок. Глядя в отражение на свои пунцовые щёки и лихорадочно блестящие глаза, Лайт внутренне порадовался тому, что у него было восхитительное оправдание в виде алкоголя, потому что даже холодная вода, которой он в спешке умыл лицо, слабо остудила его пыл. Когда они вернулись в зал, Рюдзаки-сэнсэй отправился на поиски Миками-сэнсэя с намерением вернуть ключи – тот был несказанно удивлён пропаже и распинался в извинениях перед всеми и ни перед кем в особенности. Лайт же встал к стенке, поодаль от бесновавшейся толпы и подальше от чужих глаз, и его взгляд привлекла Миса, совершенно не заметившая его отсутствия и о чём-то мило беседовавшая с Мацудой. Он размышлял, говорить ей о случившемся или же подождать – чего конкретно, он сам для себя не мог решить в тот момент. Проведя в уединении около получаса и не дождавшись окончания вечеринки, Лайт решил всё-таки её покинуть, отоспаться и уже на трезвую голову провести с самим собой очную ставку, взвесить все за и против и, в конце концов, посмотреть, во что всё это выльется. Дома его встретила мать, и от её пытливых глаз не утаилось то, что с ним было что-то не так – она неожиданно взяла его ладонь в свою и безмолвно полных десять секунд пыталась поймать взгляд, который Лайт, сражённый алкоголем и Рюдзаки-сэнсэем, отводил в сторону. Утро следующего дня обрушилось на него бессердечным похмельем, ознаменовавшим себя отвратительной жаждой и нестерпимой головной болью, которые отнимали возможность функционировать привычным образом, приковывая на целый день к кровати. С лёгким сердцем он позволил себе на время отпустить произошедшее и подумать обо всём позднее, в более подходящий для анализа день, когда каждая мысль не будет отдаваться пульсацией в затылке. К удивлению Лайта, от Мисы также было ни слуху ни духу – и вот это в самом деле походило на начало Армагеддона, потому что, он не сомневался в этом ни на секунду, даже будучи на смертном одре, она бы ему написала что-то в духе «нет, ну ты представляешь, я умираю!». На четвёртый день молчания, по прошествии семейного празднования Нового года, Лайт всерьёз забеспокоился и, вопреки устоявшемуся паттерну их дружбы, решил перестраховаться и сам позвал её на чай. К счастью, ответ не заставил себя ждать, и Лайт выдохнул, однако на этот раз присущая Мисе загадочность его в самом деле заинтриговала. Миса прибыла к нему по обыкновению во взбалмошном расположении духа. Торопливо поздоровавшись с его домочадцами и едва дождавшись обещанного чая, она без приглашения вошла к нему в комнату и уселась на кровать. Лайт поставил поднос с чайником и чашками на стол и закрыл дверь – пусть Саю и не было дома, а мать с отцом не рискнули бы зайти, сила привычки неизменно брала над ним верх. Он проследовал к своему стулу и уселся напротив Мисы, откинувшись на спинку. Её взгляд явственно выражал нерешительность и нетерпение одновременно. – Выкладывай, – подогнал он её. Миса подозрительно тяжко вздохнула. – Лайт, я... Долго думала, говорить тебе или нет, и если говорить, то как вообще об этом сказать, но... Он замер. Сердце подпрыгнуло до горла и по ощущениям там и осталось – самые разные безумные теории закружились в его мозгу с такой силой и скоростью, что он даже невольно поразился тому, каким чудом мир остался цел и пространство и время не раскололись в эту секунду. Потому как в реальности действительно прошла всего лишь секунда, и на его лице не отразилось и тени того, что происходило у него в голове. Поэтому она молчала? Как и он сам? Неужели Рюдзаки-сэнсэй и с ней... – В общем, можешь считать, что я спятила, но мы с Мацудой целовались. Вихрь его мыслей мгновенно остановился и схлопнулся, оставляя после себя звенящую пустоту. Лайт молча уставился на Мису, приходя в себя, после чего протянул руку к чашке и отхлебнул – и с опозданием осознал, что забыл налить чай. Поспешив исправить недоразумение, он щедро плеснул из чайника в каждую из чашек и протянул одну из них Мисе, которая с благодарностью её приняла и сделала крошечный глоток. – И... как же это тебя угораздило? – очень спокойно поинтересовался Лайт, пытаясь ничем не выдать то колоссальное облегчение, которое в данный момент испытывал. Лицо Мисы пылало, словно она опрокинула на себя ведро кипятка. – Да всё на той вечеринке, – беспомощно протянула она. – Я хотела, чтобы Рюдзаки-сэнсэй меня немного приревновал, вот и пошла танцевать с Мацудой. А тот ещё такой напористый был, знаешь, всё хватал за плечи, осыпал комплиментами. К слову о плечах, он в самом деле подкачался, можешь себе представить? – она не удержалась от усмешки, и Лайт, хмыкнув, с улыбкой покачал головой. – Но речь не об этом. Так вот, в какой-то момент мы с ним так уморились, что решили посидеть, передохнуть, и я ему начала рассказывать о прошедшей фотосессии и новом журнале. Он меня слушал, кивал, в глаза заглядывал, а потом как набросился с поцелуем, я и пикнуть не успела. – Поразительно романтичная история, – Лайт насмешливо склонил голову набок и с неохотой прикусил язык, видя, что Миса начала хмуриться. – Так что, ты его в итоге оттолкнула? – В том-то и дело, что нет, – Миса сделала ещё один глоток, и это, казалось, было невозможно, но она зарделась ещё сильнее. – Так мы с ним и обжимались, пока вечеринка не подошла к концу. Он меня потом ещё до дома проводил и что-то про свои новые занятия теннисом рассказывал, с собой звал... – Ближе к делу. Ну и как, есть идеи, объясняющие твоё поведение? С Мацудой-то всё понятно, у него свершился звёздный час, – отпив из кружки, Лайт аккуратно поставил её на стол и снова воззрился на Мису, которая, по всей видимости, пришла к нему с тем же вопросом и надеялась получить на него хоть сколько-нибудь вразумительный ответ. Он сцепил руки в замок и свёл вместе большие пальцы, неосознанно начав ими покачивать. – Спроси, что полегче, – Миса постучала ноготком по стеклянной чашке. – Я только знаю, что всё начиналось как хороший повод заставить Рюдзаки-сэнсэя ревновать, а в итоге я в какой-то момент вошла во вкус. – Да что ты? И каков на вкус Мацуда? – его губы непроизвольно начали растягиваться в широкой улыбке. Миса не выдержала и рассмеялась, после чего схватила с кровати подушку и легонько ударила его по коленке. – Не так плох, как ты мог бы подумать! Но знаешь, что в этом всём самое забавное? – И что же? – не преминул осведомиться Лайт. – Что Рюдзаки-сэнсэй вообще куда-то пропал! И я понятия не имею, видел он нас с Мацудой или нет. Я тебе больше скажу, я теперь даже не знаю, какой из этих вариантов лучше! Ведь танцы ещё куда ни шло, но вот что я целовалась с кем-то другим могло вообще пустить все старания насмарку. Лайт в сомнении прикусил губу и перевёл взгляд на окно. Разумеется, он знал, куда исчез Рюдзаки-сэнсэй – как минимум, на какой-то промежуток времени. Но тот, как и он сам, похоже, покинул вечеринку раньше остальных. Или же скрывался настолько умело, что остался незамеченным до самого окончания. Лайт взял со стола чашку и сделал глоток чая, по-прежнему не глядя на Мису. Он снова задался тем же вопросом, который посетил его после возвращения в зал: рассказывать о случившимся или нет. Не то чтобы он не доверял Мисе или вовсе собирался умолчать о произошедшем – разумеется, нет, учитывая, что дело касалось не только их дружбы, но и напрямую относилось к заключённому между ними пари. Он перевёл взгляд на Мису, с сожалением понимая, что пока не готов этим делиться. Ему нужна была конкретика.***
Тем временем конкретика относительно Рюдзаки-сэнсэя совсем не спешила появляться в его жизни. Лайт, всё ещё лёжа на кровати, с изумлением отметил, что за окном уже темнело, и он взял телефон, машинально начав проверять свои соц. сети. В нём зарождалось чувство задетого самолюбия. После шикарного минета полагалось хотя бы написать, разве нет? По крайней мере, все предыдущие партнёры Лайта уж точно резко не затихали и не делали вид, что между ними ничего не было. Если быть до конца откровенным, подобное поведение больше было характерно для него самого, и ему и в страшном сне не могло присниться, что он когда-нибудь сам окажется в подобной ситуации. Он в раздражении бросил телефон на подушку. В нём начинала вскипать злость. – Да и пошёл ты... Рюдзаки, – буркнул он себе под нос и поднялся с кровати, намереваясь спуститься вниз, чтобы скрасить своё негодование чаем. В кухне его встретила мать, которая сидела за столом и коротала время наедине с собой. За окном было ощутимо холодно – поэтому, похоже, Сатико также решила взбодриться чаем: в её руках была чашка, от которой вздымался пар. Лайт кивнул матери и направился к кухонному столику, старательно делая непринуждённый вид – Сатико была особенно чуткой в последнее время. Но не успел он выйти из кухни, как она его окликнула: – Лайт, не посидишь со мной немного? Лайт остановился. Именно этого он и избегал все последние дни. Он обернулся, сразу же натыкаясь на улыбку, которой невозможно было сопротивляться – кто знает, возможно, схожий талант к таким улыбкам он имел именно от матери... – Ты о чём-то хотела поговорить? – сразу же спросил он, надеясь обезоружить своей прямотой, но Сатико была не так-то проста. – Да так, о том, о сём... Ну садись же. Лайт сел на стул напротив неё, опустил глаза и неумышленно скопировал её жест, обхватив чашку обеими руками. Он чувствовал себя так, словно в чём-то провинился. – Как дела в университете? – начала издалека Сатико, и Лайт невольно вспомнил разговор с отцом пару месяцев назад, когда тот попытался узнать, появилась ли у него девушка. – Всё отлично. Скоро будут экзамены, а потом уже и защита не за горами. А... у тебя? Он осознал, что давно не задавал ей этого вопроса, сконцентрированный на себе и своих увлекательных университетских приключениях. Но Сатико не обижалась, будучи по жизни больше слушательницей, чем рассказчицей. Она умело маскировала собственную скрытность, демонстрируя интерес к собеседнику, нежели вызывая к себе. Возможно, улыбка была не единственной унаследованной от матери чертой. – Знаешь, довольно неплохо. Отцу давали праздничные выходные, и мы ходили в ресторан, – поделилась Сатико, и Лайт удивлённо вскинул брови. Значит, она выбрала тактику «откровение за откровение»? – Вот как? – он улыбнулся, отпив чай и насмешливо выгнув бровь. – И как вам внешний мир? – Шумный, – пожаловалась мать, также прихлебнув из кружки. – Но в кои-то веки приятно поесть что-то, к приготовлению чего ты и мизинца не приложила. – Согласен, – кивнул Лайт. – Как человек, далёкий от готовки, подтверждаю это. Сатико рассмеялась, протянула руку к его ладони и нежно погладила её большим пальцем. – Всё приходит со временем, дорогой, – мягко сказала она. Добрые карие глаза пронизывали его насквозь, словно читали мысли. Лайт отвёл взгляд в сторону. – Я вижу, что с тобой что-то происходит в последнее время, и меня это тревожит, – тихо продолжила Сатико. – Поделишься? – Да нечем делиться, – пожал плечами Лайт, убирая руку из-под прикосновения, и уголки губ матери едва заметно опустились. В кухне повисла тишина, разбавляемая лишь шумом разбушевавшегося ветра за окном. Ну что он ей скажет? «Мама, ты, наверное, не в курсе, но я гей, и я поспорил на то, что соблазню своего препода и влюблю его в себя, и когда он позволил себе отсосать, мне показалось, что у меня получилось, но он с тех пор мне не звонил и не писал, а я умудрился влюбиться вместо него». Он внутренне содрогнулся от подобных мыслей. – Лайт... – Сатико нерешительно поджала губы, но Лайт знал это лицо – она для себя уже точно решила что-то сказать. – Это как-то связано с тем молодым человеком, который тебя подвозил к отцу на работу? Рюдзаки, кажется? Все его внутренности словно вмиг покрылись ледяной коркой, и пальцы, прежде сжимавшие чашку, разом онемели. Он оторопело смотрел на мать, которая не сводила с него глаз и молча ждала ответа. Она знала. Лайт отмер и поднёс ко рту чашку, делая глоток – жидкость горячим потоком спустилась по пищеводу, отогревая застывшее тело. – И давно ты про меня в курсе? – деловито спросил он, будто они были на бизнес-совещании. – Я догадывалась... Может быть, со времён твоей старшей школы, – невинно улыбнулась Сатико. – Вокруг тебя всегда вилось столько красавиц, но я ни разу не замечала, чтобы ты проявлял к ним хоть какой-нибудь интерес. Миса тебе и вовсе как сестра. Но ты ведь порой прихорашиваешься для кого-то, стало быть... – Ну ты просто детектив, мама, – Лайт покачал головой и неловко взъерошил себе волосы, и его взгляд упал на окно – голые, сонные деревья теперь лишь слабо покачивались из стороны в сторону. – А отец, я так понимаю, без малейшего понятия. – Ты же знаешь, Соитиро не отличается большой чувствительностью к сердечным делам, – мудро изрекла мать со странной снисходительной улыбкой. – Но поверь мне, он, может быть, сначала и будет не в восторге, но рано или поздно смирится. – Да уж, вот мы с Саю устроим отцу пенсию, – усмехнулся Лайт, и Сатико рассмеялась, но её лицо вскоре снова стало серьёзным – уходить от намеченного разговора она явно не собиралась. – Давай вернёмся к началу. Так я права насчёт этого Рюдзаки? Лайт заколебался: поделиться наболевшим, может быть, и хотелось, но вдаваться в подробности – затея не самая полезная в долгосрочной перспективе. Ведь он в любом случае переживёт ситуацию и справится с ней, каким бы ни был исход, а вот у матери точно останется осадок и сложится предвзятое отношение к Рюдзаки-сэнсэю. Поэтому Лайт лишь развёл руки в стороны и опустил их на стол, поднимаясь на ноги. – Да, но я не хочу это обсуждать. Прости, – произнёс он, и Сатико с сожалением вздохнула, принимая бессилие. – Я тебя поняла. Но знай, что ты всегда можешь поговорить со мной, – напоследок улыбнулась она. Выйдя из-за стола и подойдя к двери кухни, он остановился в дверном проёме и тихо, но отчётливо сказал: – Спасибо.***
Ясный январский день затапливал холодным светом всю комнату, и на непривычные к морозам землю и асфальт падал такой редкий для Токио снег. Тонкое покрывало таяло, не успевая образовать сугробы и вместо этого создавая многочисленные лужи, которые к утру превратятся в хрупкий лёд. Снежные дни Лайт любил больше всего – за их редкость, уникальность и мимолётность, как иные любят скоротечное цветение сакуры весной. Но если сакура неизменно цвела и отцветала каждый год, то никогда нельзя было знать наверняка, увидишь ли в следующем году снег. Лайт на время оторвался от зубрёжки билетов, чтобы полюбоваться зимним пейзажем. Подойдя к окну, он открыл его нараспашку, впуская в комнату порыв ветра, принёсший несколько снежинок, и глубоко вдохнул. Свежий воздух наполнил каждую клеточку его тела, встрепенул пребывавший в монотонном поглощении информации мозг. Лайт слегка высунулся из окна, облокотившись на подоконник: по мокрому тротуару неспешно сновали люди, а изредка проезжающие машины чуть более медленно, чем обычно, двигались по дороге. Раздался стук в дверь, и Лайт лениво на него обернулся. – Да? В комнату зашла Саю и тут же поёжилась, начав быстро растирать плечи. – Ну и холодильник ты у себя устроил! – возмущённо воскликнула она, после чего подошла к его шкафу и, с удивительной скоростью отыскав там свитер (откуда она знает, где и что у него лежит?!), как ни в чём не бывало натянула его на себя. – Тебя мама с папой не учили, что нельзя брать чужие вещи без спроса? – поинтересовался Лайт, скрещивая на груди руки и недовольно глядя на сестру. – Кстати, уже не в первый раз. И если уж ты берёшь мой USB-кабель, хотя бы клади тогда уж его на место. Я из-за тебя чуть диплома не лишился. Саю не впечатлилась: громко цокнув языком, она повалилась на его кровать. – Не успела зайти, уже претензии. Какой же ты зануда. – А ничего, что первое, что ты мне сказала, зайдя в комнату, это была претензия про «холодильник»? – заметил Лайт, но всё-таки прикрыл окно и сел обратно за стол, взяв в руки билеты. Саю, хихикнув, проводила его взглядом и тоном, словно делала одолжение, произнесла: – Ладно уж, один – один. Лайт хмыкнул и снова погрузился в чтение, молча ожидая, когда Саю соизволит назвать причину своего визита, однако сестрица вовсе не спешила: взбив подушку, она устроилась поудобнее и какое-то время наблюдала за ним, ничего не говоря. – У тебя кровать в негодность пришла? – не выдержал Лайт, оборачиваясь на неё из-за плеча. – Я же говорю: зануда! – захохотала Саю, и Лайт, смерив её высокомерным взглядом, отвернулся. – Давай погуляем! – вдруг сказала она, воодушевлённо на него взглянув. Лайт, не поворачиваясь к ней лицом, весомо потряс билетами. – Ты, может быть, не заметила, но я вообще-то немного занят. – Ну Лайт! – обиженно воскликнула Саю, вставая с кровати, и, громко протопав по полу, остановилась у него за спиной. – А как же снег? Успеешь ты свои билеты выучить! У тебя вообще вместо головы скоро справочник отрастёт, отдыхать тоже нужно уметь. – Да уж, тебе такое точно не грозит, – парировал Лайт, однако предложение Саю всё же показалось ему заманчивым. Он положил билеты на стол и потянулся, разминая одеревеневшие плечи. Он действительно засиделся. Небольшая прогулка пойдёт на пользу – к тому же, суррогат ощущения зимы, который Лайт себе позволил, приоткрыв окно, точно нельзя было сравнить с полноценной прогулкой. Он поднялся из-за стола с согласным кивком, и Саю, громко воскликнув «Йес!», взметнула в воздух кулак. Лайт бросил на неё поражённый взгляд: он и представить себе не мог, что совместная прогулка могла так её обрадовать. Получасом позже, когда все сборы были закончены, Лайт и Саю под одобрительный взгляд матери покинули дом и, что называется, пошли куда глаза глядят. Лайт не преминул угостить сестру кофе, который, по его собственному мнению, был не так хорош, как в проверенном временем антикафе возле университета, но Саю была не столь искушённой в данном вопросе, поэтому и этот кофе показался ей очень даже ничего. Она взахлёб рассказывала о своём первом году обучения в университете – как оказалось, дела у неё шли не так плохо, как Лайт себе представлял. Впрочем, нельзя было отметать вариант, что сестрица могла и преувеличить свои успехи для красного словца. С другой стороны, они были одной крови, и её интеллектуальные способности никогда не вызывали вопросов – вопросы вызывали её мотивация и усидчивость, которых ей порой не доставало. В конце концов, Саю ведь самая первая разгадала его маленький секрет. Кстати о нём. – Как поживает Рюдзаки-сэнсэй? – вопросила не отличающаяся деликатностью сестра и многозначительно заиграла бровями. – Ты его ещё не бросил? Очень смешно. – Полагаю, здравствует. – Что значит «полагаю»? Так всё-таки бросил? – усмехнулась Саю, выгнув бровь, и начала заговорщически пихать его локтём, едва не расплескивая свой кофе. – Было б кого бросать, – хмыкнул Лайт. Они подошли к детской площадке, где усердно пачкала свои комбинезончики детвора под обожающие взгляды матерей. Лайт и Саю переглянулись и без лишних комментариев двинулись в самый дальний уголок, где заброшенно стояли качели, совсем не новомодные, как те, что были в основной и потому оживлённой части площадки. Однако у этих качелей был неоспоримый плюс – они были блёклые, старенькие и потому не привлекали алчущие взгляды детишек. Саю достала из своего портфеля два больших полиэтиленовых пакета из какого-то комбини, после чего, постелив один на своё сиденье, протянула второй Лайту, который проделал то же самое, и они уселись. Снег всё ещё шёл, и Лайт, глядя на игровые домики и сидящую рядом сестру, вспомнил сказку о Гензеле и Гретель. Им только хлебных крошек не хватало. – А вы разве не встречаетесь? – продолжила, словно и не прерывалась, Саю, бросив на него удивлённый взгляд. Лайт покачал головой, и она что-то тихонько пробормотала себе под нос. – Ну? – Лайт строго на неё глянул, поджав губы, и Саю произнесла чуть громче: – Я сказала, что поверить не могу. Не то чтобы я была особенно в курсе твоей личной жизни, но я почему-то думала, что сердцеед – это ты. – Да моё сердце вроде бы на месте, – огрызнулся Лайт. Этот разговор начинал ему нравиться всё меньше и меньше. – А чего тогда кислый ходишь и засел у себя в комнате? Уж не разрабатываешь ли план мирового господства? – Саю сделала огромные глаза и понизила голос до театрального шёпота. Лайт усмехнулся. – Тогда бы я не ходил, как ты выразилась, «кислый». Да и сейчас не хожу. Ты, наверное, насмотрелась своих сериалов и теперь везде видишь драму. – Братец, братец. Я не «везде вижу драму», а «всегда её замечаю». И, поверь мне, я знаю этот взгляд, – Саю подняла вверх указательный палец с видом эксперта. Вглядевшись в его лицо повнимательнее она торжественно вопросила: – Ты втюрился, что ли? Лайт готов был пойти в ближайший книжный магазин, купить там словарь и от души стукнуть Саю по голове пару раз для профилактики за такой лексикон в отношении себя. – А ты заделалась в экстрасенсы? – язвительно спросил он. Саю издала потустороннее «у-у-у», с таинственным видом надвинула свою шапку на глаза и, откинув голову назад и глядя на него из-под полуопущенных век, начала водить напротив его лица руками, словно пыталась нащупать ауру. – Вижу... Вижу долгое и счастливое будущее, полное приключений и побед, с Рюдзаки-сэнсэе-е-ем, – вынесла она свой вердикт и, рассмеявшись, поправила шапку и игриво ему подмигнула. Лайт не сдержал ответной улыбки. – Да будет так. Они погрузились в молчание, оба запрокинув головы вверх и наблюдая за мерно падающими снежинками. Лайт осознал, что чувствовал необъяснимую лёгкость и приязнь к сестре, которая беззаботно улыбалась своим мыслям. Саю тихонько вздохнула и повернула к нему голову. – Да не парься ты так, Лайт. Не знаю уж, что там у вас произошло, но у меня правда хорошее предчувствие. Всё наладится.***
Лайт сидел перед экзаменационной аудиторией и въедливо повторял билеты, которые к этому дню и так знал наизусть. Рюдзаки-сэнсэй сдержал обещание, и в них действительно было всё, чего они хоть каким бы то ни было образом касались во время занятий. Откровенно говоря, Лайт уже видеть не мог эти вопросы, дотошные до каждой буковки, но встречаться глазами с Такадой, которая теперь общалась с ним подчёркнуто учтиво, ему хотелось ещё меньше. Прошло слишком мало времени, чтобы ранка затянулась полностью и больше не приносила ей боли, и торопить в подобных вещах – это худшее, что можно было бы придумать. Как правильно заметила мать, «всё приходит со временем». Что же касается Моги, то тот предпочёл «не засорять себе голову», объявив, что уже сделал всё, что мог, и теперь полулежал на диванчике в блаженном дзене и медитативно провожал глазами время от времени появлявшихся перед ним одногруппников. Ему бы ещё чётки в руку, честное слово. Проведя в таком состоянии последний час, Моги, наконец, широко зевнул и разнузданно почесал затылок, когда из аудитории вышел очередной студент. – Не, ребята, вы как хотите, а я пошёл сдаваться, – пробасил он и с кряхтением, словно восьмидесятилетний старик, поднялся на ноги. – Сил нет больше ждать. – Даже не попытаешься всё-таки что-нибудь повторить? – несколько обеспокоенно спросила Такада, перфекционизм которой не мог вынести подобного отношения. Моги поднял свою сумку с пола и с видом смирившегося с судьбой человека двинулся к аудитории. – Чего тут повторять-то? Что было, то было, что есть, то есть... – Что будет, то будет? – предположил Лайт, усмехнувшись. – Именно, – кивнул Моги и шагнул за дверь, плотно прикрыв её за собой. Лайт успел увидеть за столом Рюдзаки-сэнсэя, такого же бледного и взлохмаченного, как всегда, и его сердце непроизвольно забилось быстрее. Если Лайт из-за своего морального состояния завалит экзамен, он лично засунет Рюдзаки-сэнсэю свой не-красный диплом куда-нибудь, откуда будет проблематично и болезненно достать. Они с Такадой остались на диванчике вдвоём, и атмосфера резко стала более натянутой и напряжённой, будто они разом решили не замечать слона, который метафорично стоял перед ними своей самой непривлекательной частью. Лайт уже в десятый раз пробежался по очередному билету, когда Такада вдруг заговорила: – Значит, Миса теперь с Мацудой? Лайт поднял на неё глаза из-за листка и едва заметно прищурился. – Понятия не имею, с чего ты взяла? – поинтересовался он, опустив взгляд обратно и перелистнув страницу. Такада также не смотрела в его сторону и с не менее сосредоточенным видом, чем он, изучала билеты. Она заправила прядку волос за ухо и легко пожала плечами. – Ну даже не знаю, а ты разве не заметил, что они устроили на вечеринке? – Нет, я ушёл пораньше, – сплетничать о Мисе за её спиной, зная о не самом дружелюбном отношении Такады к ней, а теперь ещё и к нему, Лайт не испытывал ни малейшего желания. Такада чуть заметно повернула голову в его сторону, выдавая свой интерес. – Куда же, позволь полюбопытствовать? – Домой, – просто ответил Лайт, мысленно похлопав себя по плечу: ни разу не соврать, не раскрыв при этом всей правды, почему за такие таланты не награждают? – Хм, – Такада снова уткнулась в билеты. – Они производили впечатление, будто хотят друг друга съесть. Наверное, если бы их не выгнали, они бы так и сидели до самого утра. – А тебе с этого какая печаль? – Лайт отложил свои билеты и прямо посмотрел на неё – та, заметив его пристальный взгляд, повернулась к нему всем корпусом, нахмурив брови. – Никакой, Ягами, – холодно отозвалась она и встала со своего места – Моги как раз вышел из аудитории, а Такада, похоже, больше не могла выносить ни минуты нахождения с Лайтом. Она поправила юбку и сделала несколько шагов вперёд, однако остановилась – её плечи поникли, словно она разом взвалила на себя всю тяжесть небес. Такада медленно повернулась к нему: в её глазах не было слёз, но её губы едва заметно подрагивали. – Просто я завидую. И ушла, не сказав больше ни слова.