***
Паукам не нравилось, когда кто-то копал под них так неосторожно и тупо. Примерно на этом моменте они немного понимали Хисоку, которого интересовали соперники частично одного с ним уровня. Но пауки драться ради драки не желали. Зато вот босс узнал, что один из мальчишек, что искал информацию, обладал весьма занятной способностью. Ну и как говорится, не спиздил, а просто взял без разрешения. Нашел, вот как ещё можно сказать. В общем, ни в чем таком он не виноват. Отвратительный дуэт Фейтана и Мачи приходится взять с собой. Спелись, чтоб их, на шутках о боссе и рыжем лисе. Шутки в общем тогда затихают быстро после пропажи Увогина. Шалнарк тоже непривычно замолкает. О чужой близости не знал разве что только слепой, глухой и немой. Среди пауков таких не наблюдалось. В тот год ублюдок с цепями уносит вслед за собой жизнь его дорогой Пакуноды и нэн Куроро. Ублюдок с цепями оказывается жаждущим мести мальчишкой, с которым жизнь, видимо, обошлась не так уж и плохо, если он до сих пор оставляет свидетелей в живых. Пауки отомстят. Последнего из клана Курута ждёт татуировка с одиннадцатым номером и ждущие его остальные пауки. Правила Геней Рёдан были непреклонны. И Курапике очень не повезло с жертвами. Ну ничего, их семья была готова принять любого в свои объятия, независимо от того, хочет он этого или нет. Про желания светлого котёнка никто не спрашивал. И всё же, жаль, что он не был кошечкой, иначе от него могли бы выйти просто очаровательные котята. Вспоминая же о лисе, Фейтан бесстыдно и мечтательно вздыхал о его судьбе, не утомляясь рассуждать о том, что будет, если тот попадёт в паучьи лапы. Мачи же приходилось молчать. Про её связь с Хисокой тоже все знали, но девушка весьма умело различала личное и работу. Одно для тела, другое для души, уверяла Мачи, когда сначала встречалась с лисом, а потом шла ластиться к Куроро, будто кошка гулящая. Ей она и была. Гуляла где и с кем хотела, но возвращалась к хозяину. Конечно, Куроро это сердце грело, но и коситься периодически приходилось. Найти Хисоку в плену у новичков преступного мира оказывается приятным бонусом (помяни чёрта), даже Фейтан отвлекается от своей игрушки, бросая почтитруп на пол. Тело, лишённое нэн, пытается уползти, не зная, что добивать его итак не планировали. Нен уже находился у Куроро, условия все необходимые были выполнены, а напуганный парнишка вряд ли обеспечит ему сохранение своего нен в книге после смерти. Поэтому дабы избежать рисков, тот был ранен и измучен в меру. Хисоку же Куроро забирает сам, коротко осмотрев его на предмет наличия ран, из вредности не пустив Мачи подлатать всё колотые и резанные. Ничего, не умрет. Хотя в новинку было видеть его уязвимым перед ними и как минимум в бессознательном состоянии. Лис, помнится, даже не спал рядом с ними толком, закрывая глаза в чужом присутствии надолго только в самых крайних случаях. И то на пару часов, где-нибудь в стороне. На базе пауки облепляют Хисоку со всех сторон, ожидая пробуждения. Не участвует только самый младший из Золдиков, что занял место Пакуноды, но его взглядов хватает, чтобы заметить заинтересованность. Слишком уж гордый породистый и домашний кот, чтобы лечь рядом и приластиться, похожий этим на своего самого старшего брата. Ну ничего, Куроро медленно решал эту проблему, приучая Каллуто к ласке пауков. Но и остальных приходится прогнать заниматься делом, когда спустя продолжительное количество времени лис не приходит в сознание. Куроро опускается на край кровати, сначала взглядом обводя комнату, которая давно уже должна была принадлежать их номеру четыре, но лис даже не заходил в неё ни разу. А теперь лежал здесь без сознания, накрытый одеялом и даже ушками не дёргал. Просто не подавал признаков жизни. Мужчина опускает руку и проводит пальцами по щеке, с которой заботливо стёрли кровь и размазавшийся грим смоченной теплой водой тканью. Куроро был в предвкушении реакции лиса на то, где и с кем он окажется. На то, что дороги назад уже не будет. Он не мог не улыбаться, смотря на то, как Мачи складывала оборудование и аккуратно убирала тату-машинку. Возможно, было не очень красиво с их стороны, заявлять на него права, даже не дождавшись пока лис придёт в сознание. С другой стороны, не очень красиво было лгать им. И теперь новенький чёрный паук украшал чужую спину, демонстрируя номер четыре на своём тельце каждому, кому доведётся увидеть его. Он гладит по ушам Хисоку, которого с помощью украденного нэн пришлось погрузить в более глубокий сон ради нанесения татуировки, продолжая перебирать мысли о том, что с ним можно будет с делать в ближайшее время. В конце концов, лис уже принадлежал им. А то, что принадлежит пауку, он так просто не отпустит.***
Он открывает глаза нехотя, перед этим немного повозившись и прислушавшись к ощущениям в теле. Лис не мог понять, где он пока, но хорошо чувствовал очень приятную на ощупь ткань постельного белья, слышал щёлканье механизма часов и аурой чувствовал чужое присутствие, хотя та и слушалась еле-еле, плохо поддавалась его желанию ею воспользоваться. В голове же все заволокло туманом и её было тяжело даже поворачивать, о поднятии с подушки и речи не могло быть. И когда наконец ему удаётся обратить свой взор на того, кто сидел подле кровати, с губ невольно срывается вздох и замалчивается парочка ругательств. Вообще он узнаёт его сначала по запаху, а потом только фокусирует взгляд. Видимо, паучку совсем не понравилось то, что их искали, это было вполне ожидаемо. Как и то, что его забрали как награду. Интересно, кому первому его отдадут на растерзание? Мороу дёргает ушком неосознанно и пока молчит, смотря на кота подле себя. — С пробуждением, — чужой голос звучит негромко и приятно до жгучего отвращения внутри, когда Куроро касается его головы и парой кратких движений убирает часть не уложенных рыжих волос с его лица. Хисока хочет собраться и быть готовым к атаке, но все, что у него получается сделать, так это на выдохе проскулить. Так позорно и по-животному. Куроро на это улыбается и оценивает насколько же сильно лис был дезориентирован. Ему было так очаровательно плохо из-за того, что он был уязвим. Какая прелесть. — Что такое? Ещё нехорошо себя чувствуешь? Но не волнуйся, тебя никто не тронет. Хисока глаза прикрывает обратно и пытается отвернуть морду, только вот чужие пальцы хватают за подбородок и сжимаю, не давая возможности выпендриваться даже в таком еле живом состоянии. А хотелось рычать, кусаться, сопротивляться как мужчине, сидящему рядом, так и большому скоплению противоречивых желаний внутри. Он все ещё плохо понимал, что чужой нэн сделал с его телом и почему было настолько тяжело пережить это физически, учитывая, как легко заживали все его ранения и проходили эффекты от ядов. А еще почему что-то неприятно тревожило спину, из-за чего он ерзал, фыркнув на ощущение явственной боли и защитной пленки. А теперь ещё было необходимо учитывать то, что он-таки попался в лапы пауков. Когда тело постепенно, но начинает его слушаться, хоть и слишком медленно и неохотно, он поднимает руку, лишь осматривает ее и пытается сфокусировать взгляд, а потом протирает пальцами глаза. Было приятно чувствовать себя не еле двигающимся куском мяса, и возвращение даже небольшого контроля над собой, поднимало ему настроение. Только обрадовавшись, встать он всё же не пытается, предполагая, что скорее свалится обратно, чем нормально сядет, да ещё и головой ударится. — Даже идиоты уже поняли, что ты не связан больше с Геней Рёдан. Как же ты влез во все это? — Видимо это был идиот в квадрате, что я могу сказать, — голос хрипит и он прокашливается, наконец снова посмотрев на Куроро. Довольный такой. Но в чужих глазах он давно научился находить все ответы на чужие потаенные желания, — Что, посадишь меня на поводок, как и хотел? Или сразу скормишь своим лапкам? — На цепь посажу, — Куроро отфыркивается, смотря на чужую морду. Лис уж больно недовольным не выглядел. Люцифер глаза прикрывает, вздыхает и присаживается рядом с кроватью на стул. Упоминание хатцу одного их общего знакомого, что обвёл и пауков, и Хисоку вокруг пальца будоражит забытое желание заполучить столь редкое сокровище. И оставить последние глаза клана Курута себе. Живые, источающие ненависть, боль и злость. Красивые и желанные до невозможности. Возможно, дело было не в глазах, а в их обладателе, чья ненависть была очаровательна на вкус. — Ну пока на цепи сидел только ты, — Хисока фырчит, припоминая то, как заинтересовавшая Куроро в последствии «кошечка» обездвижила когда-то того и лишила этими же цепями нэн. Он всё ещё был готов снова покусать её за это, не желая серьёзно вредить, но недовольствуя. Хотя сейчас никакие условия не мешали человеку, что сидел рядом с ним, а значит восстановившись, можно будет осуществить свой старый план, перед этим вновь поиграв послушной лапки. Вряд ли ему будут верить. Очевидно, что всё будет ещё хуже, чем в первые два года. Но из любой ситуации можно было найти выход. — И мне даже почти понравилось. Его звали Курапика? Он тоже вскоре сможет стать новым членом стаи. Правила у нас всё те же. Думаю, ему пойдёт ошейник с бубенчиком, — Куроро почти мурлычет, рассказывая о кошечке. Кошечка на другом конце континента немного дёргается и чихает. Леорио почему-то недоумевает. Рассказы о Курута немного освещают Хисоке его участь. Бубенчик ему не доверят, так как он им звенеть не перестанет, а вот намордник можно. Наблюдать за чужими эмоциями было превосходно. Хисока в голове очень интересно искомкал понятие самой семьи до того, что оно стало уж больно извращённым. Но не было на этом свете ничего более извращённого, чем труппа. Десять котов, один лис и одно пустующее место, ждущее блондиночку. — Тебе так интересна твоя участь, неправда ли? Неужели тебе так не терпится попасть к Нобунаге? Он был зол, когда узнал, что ты замешан в смерти Увогина. Но знаешь, ты всё ещё член семьи, не переживай об этом. И наш маленький недочёт мы в этот раз исправили. Мачи постаралась сделать всё как можно аккуратнее, — Люцифер склоняется к Хисоке и подпирает ладонью щеку. Куроро улыбается уголками губ, смотря на прямо в чужие глаза. Теперь татуировка на спине более чем настоящая и заживать она будет около трёх недель. — Не переживай, Хисока, мы с распростёртыми лапами принимаем тебя обратно. — Не удивлюсь если четвертую лапу Мачи намеренно сделала кривой, — он фырчит, но вместе с этими словами отворачивает голову от Данчо, сначала смотря в потолок, а потом и вовсе закрыв глаза, пока уши несколько раз дернулись и медленно прижались к голове. Хисока будто физически чувствовал тяжесть каждой мысли, всё они путались и решения никакого в голову не приходило. Как и нормального, серьёзного варианта ответа на чужие слова. Член семьи, как же. — Она пыталась. Но Мачи ведь любит каждого члена семьи. И тебя тоже, — а ещё её отговорили пауки, потому что слушать чужие вопли никому не хотелось, — И остальные пауки тебя тоже любят. Ты ведь наша семья, — Люцифер мурлычет, поглаживая Хисоку по руке. Лис выглядит очаровательно. Наконец он добился чужих прижатых ушей. Хороший мальчик. Куроро пальцами чужое ушко поглаживает аккуратно, но выпрямить не пытается. Ему идёт. Кот перебирается на кровать к больному и поглаживает его по голове, довольно мурлыча. Куроро коротким движением языка лижет его в виски, удерживая чужую мордочку в своих руках, пальцами поглаживая по щекам. По сути, у Хисоки и выбора нет. Куроро ненадолго останавливается, смотря глаза в глаза перед тем, как продолжить. — С возвращением домой. Ты ведь всегда хотел семью. Мы можем дать тебе всё, что ты захочешь. Только скажи, чего ты на самом деле желаешь. Хисока не реагирует какое-то время на то, что Куроро оказывается уж слишком близко к нему, но не чувствуя угрозы, не беспокоится. Он сначала не двигается даже когда его начинают вылизывать, но потом всё же поворачивает голову и тычется Куроро куда-то в щеку носом, не издавая ни звука и не открывая глаз. Сил сопротивляться тому, как его держали, не было, да и желания было не так уж много, да оно и вовсе уменьшалось с каждым действиям главы пауков. В чужие слова он верил слабо, если вообще верил, а отказаться от многолетней привычки шляться в одиночку кажется наитупейшей идеей. Хотя с идеей не согласиться они по тупости всё же были где-то на одном уровне. Все органы внутри его тела, будто стягивает в один большой мясной ком, хорошенько сжимает, заставляя задержать дыхание. А потом отпускает. Дышать стало легче. Мороу что-то невнятно тяфкает в ответ на такие слова и ласки, хотя не позволял себе издавать такие звуки обычно, особенно при пауках. Раз они сами друг друга порой высмеивали за мяуканье, его репутацию было бы не спасти. А сейчас чужие действия успокаивали и хоть голова начинала болеть от таких активных попыток думать в таком состоянии. И попав в такое положение, ему не остаётся ничего, кроме как позволить себе решать проблемы по мере их поступления, потираясь мордочкой о мордочку Куроро, пока руку отрывает от постели и берется за его одежду, сжимая. Даже захотелось уснуть, не отпуская того от себя. — Столько лет одиночества и тоски по людской любви. Конечно, ты познал любовь телесную, но я смею предположить, что не знал любви духовной. Мы любим друг друга как умеем, рычим, шипим и кусаемся, но в итоге всё равно приходим под бок в надежде получить хоть каплю ласки. Такова наша сучья и кошачья природа. И я знаю, что псовым любовь и внимание нужны даже больше, чем нам. Ты тоже, зараза, кусаешься и огрызаешься, тяфкаешь как собака, а всё равно любви хочешь, — Куроро вылизывает морду чужую медленно, прилизывая растрёпанные волосы, а сам тарахтит. Тарахтит тихо, но в своей манере, прижимаясь к Хисоке ближе. Кажется, лис собирался с ним тут снова завалиться спать. Ничего страшного. Куроро потерпит немного, если в итоге от него перестанет так сильно нести лисой, жвачкой и он будет различать на нём запахи других членов отряда. Получив такую реакцию, теперь глава Рёдана был уверен, что Хисока будет хорошим мальчиком. Люцифер переходит на чужие уши, обнимает лиса совсем нежно, что-то там ещё тарахтит и убаюкивает. А тот и не высказывал ничего против чужих слов, так же тихо, как и до этого что-то проскулив, но потом где-то на середине перестав слушать речь Куроро, которую тот зачитывал будто священник, направляющий согрешившего. Направление, конечно, было то ещё, прям самое чистое и безгрешное, но стояло это в самых жирных и больших кавычках. Но ему уже было как-то плевать, пока с ним продолжали разговаривать, ласкать и не требовать по крайней мере сейчас ничего кроме отсутствия сопротивления. Он не замечает, как начинает дремать, уткнувшись в чужую шею, держа данчо за его одежду всё так же не сильно и одной рукой, оставляя возможность отстраниться, пока сам медленно, но верно погружался в сон. Он давно не чувствовал такого сильного желания спать.