Песнь тысячи ночей

Здесь было тихо, словно бы во сне. Разница стала лишь в том, что Клод, который всегда спал на диване, сейчас с закрытыми глазами лежал в своей огромной кровати. «Так странно. Почему он выглядит таким расслабленным?» — задумалась Дженнет, держа за руку принцессу. Атанасия подошла ещё ближе. Золотистые волосы разметались по подушке, спящее лицо без единой царапинки было расслабленным, а знакомые руки лежали поверх одеяла. Однако его исхудавшее лицо и сухие губы показывали, что его нынешнее состояние ужасное. К тому же он никак не открывал глаза. — Папа, проснись! — заплакала Атанасия, вытирая рукавами слёзы. Леди Дженнет взяла императора за руку, нежно его погладив. В комнате висела тишина, прерываемая лишь плачем принцессы. Гнетущая тишина, которая, казалось, вот-вот их раздавит. Девушка склонила голову и медленно выдохнула, неожиданно почувствовав, как его палец дёрнулся. Сначала Дженнет решила, что ей показалось, но следом рука Клода дернулась ещё раз. Она резко вскинула голову. И вдруг он открыл глаза, сначала прищурившись, затем несколько раз моргнув. — Папочка! — Атанасия радостно бросилась в объятия отца. — Любимый, ты проснулся! И когда Клод медленно открыл рот и тихо заговорил: — Кто вы такие? Его первые слова им показались ведром холодной воды, что вылилось на их бедную голову, отчего они застыли на месте. «Что он сказал? Мне же послышалось, да?!» — сказала про себя Дженнет, чувствуя как сердце защемило от боли. — Разве я не спросил, кто вы такие? — он снова повторил вопрос и попытался встать. Вдруг император застонал, на полпути схватился за грудь и лег обратно. Отчего сказанные им слова сразу же вылетели из моей головы. — Тебе ещё нельзя вставать, ты же только проснулся. Император был настолько слаб, но все равно упрямо пытался встать несмотря на свое состояние. — Феликс! — Ваше Величество? — Феликс, как всегда мгновенно появлялся на каждый зов Клода. Стоило ему открыть дверь и войти в комнату, как его глаза расширились от удивления. Вскоре бросился к императору с взволнованным лицом, и опустился на колени. — Господи, Ваше величество, вы наконец-то открыли глаза! Какое счастье! — Феликс выглядел так, будто вот-вот заплачет. — Кто тебе позволил впускать в мою спальню посторонних? — Ваше величество, могу ли я вернуться в поместье моего отца герцога Альфиосе? — Дженнет сделала реверанс, склонив голову. — Конечно, вы можете вернуться домой, — император Клод дал своё согласие. — Кто вам запрещает? «Что? Неужели вы потеряли память? Да быть этого не может?!» — ей было страшно от его холодного взгляда: он смотрел на неё и Атанасию, как на чужих людей. — Почему моя мана? — удивился император, закашляв кровью. Сразу комната наполнилась запахом крови. — Папа, тебе больно! — воскликнула Атанасия, широко открыв глаза от испуга. Клод задрожал, и сквозь пальцы, которыми он прикрывал рот, побежала кровь. — Ваше Величество! Я позову придворных магов! — Феликс в панике бросился к двери, а Дженнет поспешно принялась вытирать кровь со рта императора. Однако её старания были напрасны: Клод продолжал кашлять кровью, и темное пятно на одеяле становилось всё больше. Спустя какое-то время в покои ворвалась группа придворных магов, которые бросились к кровати Клода и начали суетиться вокруг него. Атанасия сразу же потеряла сознание из-за плохого самочувствия. Так что её доставили вместе с Дженнет обратно в Рубиновый дворец. И с тех пор они целых полторы недели не виделись с императором.

***

Судя по тому, что Феликс рассказывал леди Дженнет, за прошедшие дни императору стало намного лучше. Он говорил, что кровь больше не идет, да и в целом идёт на выздоровление. Через некоторое время Клод вернулся к своим государственным делам, которые накопились за несколько дней. Так что, услышав об этом, Дженнет смогла вздохнуть с облегчением. «Теперь я возвращаюсь домой. И бывшая принцесса стала моей приемной дочерью», — она взглянула на спящую Атанасию в карете. — Леди Дженнет, пожалуйста позаботьтесь о ней, пока император не вернет себе память, — попросил её на прощание Феликс. — Хорошо, герцог Робейн! — Счастливой вам дороги! — воскликнула Лилилан Йорк, когда карета тронулась в путь.