Моё Берилловое сердце

— А я ему т-кой: «Ты никог-гда меня не цЫнил!» — цедит Ред прямо в стакан с крепким пойлом, цокая о стекло зубами и путая гласные. — А он что? — не менее пьяно отвечаю я.       Этот местный алкоголь — просто убийство, пьёшь, сразу вроде и ничего, а через полчаса ты уже неконтролируемое нефтяное желе. Язык заплетается, шупальца морским узлом, или вообще как макраме, судя по ощущениям. — а-А-А, ничё. По зубам мне, вот чё. — сказал и лыбится, как ненормальный.       Ну и чего ты, спрашивается, радуешься, жертва семейного насилия? Это ж насколько братская любовь должна быть зла, чтобы выгораживать такого козлину? Он ему в зубы — а этот придурок лыбится, когда вспоминает об этом. Мазохист что-ли? — У-у-у, жестокий он у тебя, как ты его терпишь? А, знаешь что? А уходи от него! Я тебе ко-омнату в замке выделю. — делаю щедрое предложение.       Ну а чего? Почему и нет? Он вот парень смышлёный вроде, нам пригодится. Только вот пошлый немного, да матерится ещё когда надо и когда не надо тоже, но так и мы не образец для подражания, чё? — С ума сошёл? — округляет на меня глаза. — Я Папса не брошу! Он мне тогда этой оплеухой, можно сказать, жизнь спас. У нас за наезд на Главу Королевской Гвардии по закону тюремный срок положен, но по факту до него никто не доживает. Избивают до полусмерти или и того хуже, кхем, очевидцы события. А тогда на площади людно было. Разорвали бы меня на части, как пить дать. Так что, ты не суди, если ничего не понимаешь! Всё он правильно сделал. А дома даже суп сварил, чтобы есть не больно было. — закончил свою пьяную исповедь Ред и даже глаза отвёл смущённо.       Ну ничего себе у них тут порядки. Срок? Самосуд? Это что бы меня ждало, поваляй я Папируса привселюдно? Бр-р-р, даже представлять не буду, у меня на кровавые подробности фантазия слишком хорошая.       Перевела взгляд на сидящего рядом монстра, задумчиво в зубах ковыряющегося.       Нет, врут у нас всё люди о них. Любят они друг друга, как пить дать любят, и стоять горой будут, и защищать до последнего вздоха. Аж завидно. У меня ж такого брата нет, я одинокая. Правда, по идее где-то там Дрим бегает по вселенным, но это ж совсем не то.       Почему? Да во-первых потому, что Дрим всё-таки не Папирус; во-вторых — мы как-бы в ссоре с ним по канону; а в-третьих — он же меня как орешек расколет, стоит мне с ним встретиться. Поймёт же, что Кошмар уже не Кошмар. А мне бы брата… Эх, как меня по пьяни разжалобить-то просто, раскисла. Вот сейчас реветь начну, что Ред обо мне подумает? — Горчицы хочешь? — предложил Ред, видимо и сам понимая, что наш весёлый разговор скатился куда-то не туда. — Не-а, не хочу. От горчицы огорчаются. — отвечаю. — Н-дэ-э? А ещё? — подпирает голову рукой, ожидая продолжения. — Нх-х-хех, от брюта — брюзжат, от… от бренди — бре́ндят, а игристого нам с тобой лучше вообще не пить. — Игр-ристого? Ты не хочешь пои-играть со мной, Найт? — фыркает, пьяно заваливаясь на моё плечо, дышащий даже не перегаром, а чистыми спиртными парами Ред. — Хочу… — вздыхаю томно ему прямо в висок. — В «Догони меня кирпич». Согласен?       Ржём, как кони. — А-а-а… Мы с Папсом играли в детстве в такую. М-м-м, у него тот шрам тогда и появился, видел? — ведёт пальцем себе по лицу, рисуя черту возле глазницы. — Видел, а у тебя что появилось? — спрашиваю, в надежде услышать ещё одну интересную историю из их детства, которыми меня пичкал Ред до нашего неожиданного лирического отступления. — Гы-ы, синяки на заднице. И ключицу он мне тогда ещё покусал в отместку. — булькает, заливаясь беззвучным смехом, красноглазый. — У меня даже следы остались, хоч-шь покажу? — А покажи! — Во! — оттягивает ворот водолазки. — Да где?! — наклоняюсь, чтобы посмотреть, — Да не видно ничё, дай я! — пытаюсь собственными руками растянуть красный трикотаж, пьяно пошатываясь и икая. — Да не там. Да не туда! Да куда ты?! Да левее. Э-э-к-х-х. — соскальзывает с высокого стула, цепляясь за меня в попытке удержать равновесие.       Ага, нашёл за что цепляться! Я сама на ногах еле держусь, между прочим. Костяные фаланги намертво вцепились в куртку и шею, оставляя по мне царапины, и я, крякнув что-то нечленораздельное напоследок, улетаю вслед за Редом, увлекая за собой стакан с салфетками и роняя на пол стул и собственную гордость, а точнее её остатки. — Да бля, Ред… — упираюсь носом куда-то в район его живота. — А я гоОворилЛ, что оОон гдеЕ-то бухаАетТ, а вЫ: «проОпалЛ, пропаАл, спасСаАать надо»… Чё с ниИм вВообщеЕ проОисхХодит? СовсеЕем наА себБя не пПохоОж стаАл ваш КошШмар… — слышится глючный голос где-то сверху. — Что. Тут. Происходит. — цедит, выделяя каждое слово, стоящий рядом с разрушителем Киллер. О, кого я вижу! Мама пришла, пиздюлей принесла.       Глаза прищурены, чернота струится по щекам, словно кто-то кран открутил, брови сведены у переносицы. Только скрипа зубов не хватает для полноты картины «Разгневанная фурия».       Поднимаю глазёнки, собираю из двух картинок одну. — О, Киля! Как я рад т-бя видеть! — пытаюсь встать с раскинувшего руки и изображающего из себя неодушевлённый предмет, а именно сбитый старый тюфяк, Реда. Рука соскальзывает, и я опять лечу вниз, больно приземлившись скулой о чужую коленку. Неуклюжая каракатица! Ай, щиплет, только бы синяка не было. — Да неужели! — сопит он недовольно.       Ну чего ты? Чего? Килл, ты чё… ревнуешь? — Да! Я может тебя ждал? Вас всех, то-есть. Вот, решил п-проверить, когда вы меня искать начнёте. — ВрётТ жЖе. — хмыкает разрушитель. — И без тебя знаю. — ворчит Киллер. — Закинь нас домой… пожалуйста, потому что этот вот… — кивает в мою сторону головой. — … сейчас нас закинет чёрт его знает куда. И хорошо, если не по частям, а целиком. Пьянь подзаборная.       О, как удачно получилось, у меня есть такси на дом! Надо бы Эррору на день рождения жёлтую шашечку клетчатую подарить за такие его передо мной заслуги. А за «пьянь» стало обидно. — И ничё я не пьянь! Я Кошмар! — Ага, мой личный. — соглашается Киллер и взваливает меня на своё плечо.       Хватаюсь за шею, шатаясь неустойчиво. Вот же ж меня разгребло-то! — Эй, Ред! Пока, дру-уг! Ты как? Сам-то домой хоть доберёшься? — насилу выдавливаю из себя предложения жутко заплетающимся языком.       Ред поднимает руку и махает ею неопределённо в воздухе, другой уже копаясь в телефоне и тыкая на кнопку вызова. — Бро-о-о, а это я… у Грилбс-с… не-а, не ид-диот… не, не… совсем-м-может только немно-ожечко… н-не ори на меня пжлста… да, Па-апс, я тоже тя люблю… х-х-хах… сам придурок. — прячет телефон и смотрит довольным взглядом. Бессмертный, блин… — Он щас за мной придёт, не волнуйся за меня. Вс-сё будет ОК! — Алкашня… — Киллер тащит меня в глючный портал под тихое ржание Эррора. — Ну? — нависает уже дома над моим бренным телом, уперев руки в бока, словно разозлённая жёнушка. — И как это понимать? Почему не предупредил, что уходишь? Почему ты в таком виде?! И вообще… С кем тебя носит?! — ой, как мы злимся, ой, какие мы обиженные… Килька, не нуди. — У-у-у, злюка. — вытягиваюсь на кровати во всю длину. — С кем носит? Так с Редом, ты и сам видел. Прикольный он, кстати... А ты что, ревнуешь? — тяну певуче. — Нет. — Киллер набычился, надулся, словно индюк.       Ох, ещё к стенке отвернись, чудо ты костяное. — Ну и зря.       Хах, не смотри на меня так — дырку пропалишь!       Надо же, кто бы мог подумать, что он так отреагирует. Надулся. И что с тобой делать, несчастный? Ну не объяснять же ему, что я туда нечаянно попала, всё равно не поверит. — Со мной ты вот никогда не соглашался выпить. — бухтит обиженно.       Ох, ну началось. Нет, прощения просить я точно не буду, вот ещё, обойдешься. Я ценю конечно, что ты нашёл меня, Эррора даже попросил помочь, но вот извиняться я точно не буду. Это если бы был потрезвее… а сейчас — точно нет…       Надо бы его отвлечь, чтобы не обижался. — Киля… что-то мне так плохо, ах…       О! Подействовало. Наклонился обеспокоенно, всматривается внимательно. — У меня голова кру-ужится-а-а, а можно мне водички? — тяну к нему руки.       Встал, к двери отошёл. Эй, куда?! — Хоррор, воды принеси! Кажись, наш босс перепил.       Кажись, ваш босс обнаглел, а ещё кукухой поехал немного, раз такое творит. — А ещё у меня всё болит и меша-ает… — хнычу капризным ребёнком, — А помоги мне снять лишнее?       Замер. Смотрит. — Ну, Килл, ну пожалуйста, ну я же упаду-у если встану, тебе меня не жалко?… — Ну ладно, чего тебе помочь надо? — подходит ближе, садится, ногу под себя подгибая. — Кеды и куртку.       Вздыхает тяжело. Шнурки развязывает. Ой, как же это мило… я в фильме что-то подобное видела, там муж беременной жене обувь так снимал, а потом ноги разминал ещё, любя так, нежно. Почему-то представился Найтмер с огромным пузом, жрущий квашеные огурцы и запивающий их холодным какао с зефиром. Я фыркнула. Килл тем временем уже справился с обувью и наклонился, чтобы стянуть с меня чужую куртку. Мазнул дыханием по щеке и завис, чуть ли не упираясь носом — ах ты ж хитрец, явно же на поцелуй напрашивается.       Вздохнула тихо. — И носочки.       Ой, ну вот почему мне так нравится его на эмоции провоцировать? Я как какой-то адреналиновый наркоман уже. Я провоцирую — он желанием и нежностью захлёбывается, а я кайфую. Вот и сейчас, скатывает жёлтую вязку рулончиком, аккуратно, почти к костям не касаясь, словно боясь. Одну ногу освобождает от горчичной ткани, другую, сантиметр за сантиметром оголяя кости, кончиками фаланг будто разряды пускает, а я в негу от такой нежности проваливаюсь.       У меня душа к рёбрам липнет от невесомых прикосновений и взгляда пристального, глубокого. От вида ярко-красной «мишени», бесстыдно вихрем закручивающейся. А собственное сердечко, не спрашивая на то разрешения, бьётся все сильнее, пульсирует, аквамарином майку изнутри подсвечивая, тени рёбер на тёмной ткани вырисовывая.       Киллер смотрит на это безобразие спокойно, внешне совершенно невозмутимо вроде бы, а внутри у самого чёрти-что творится. Я ведь чувствую, читаю, зеркалю, этими эмоциями упиваясь — своеобразная игра — каждый знает и видит другого насквозь, но молчит, отказываясь первый шаг сделать, получая какое-то извращённое удовольствие от недосказанности и подвешенности этого состояния, которое в полушаге. Впору холодный душ идти принимать. Кости сводит.       Ох, Килл, я уже и сама жалею, что тебя попросила. Спускается пальцами от берцовых к мелким косточкам стопы, щекоча свод подошвы и вызывая мурашки. Ох! Я не о том думаю, совсем не о том! Эй, алё, Найтмер! Очнись!       Жар к лицу приливает, ой мама, что же… что сейчас буде-ет! Что я… — Вот ваша водичка, шеф. Киллер? Ты что там делаешь? Ого, босс? Вам что, плохо? Что с вашим лицом? Ой, Киллер, ему, по-моему, совсем не хорошо, отравился он, что-ли? Сколько же он выпил, что у него даже магия из-под контроля рвётся? Давай-ка его отпаивать. Поднимай ему бошку, а я буду воду заливать. А если что, вместе его в ванную понесём!       Откидываюсь на подушки, руками закрываясь. Отпустило, кажись.       Ох, спасибо тебе огромное, как же я тебе благодарна! Ты мой спаситель, Хоррор, самый настоящий!