Моё Берилловое сердце

— Сегодня у кого-то будет секс.~ Сегодня у кого-то будет ночь любви. О-ля-ля, дас ист фантастиш, детка. — настроение колыхалось где-то между отметками «глупо хихикающий накуренный ёж» и «слониха в состоянии критического возбуждения». Это я так специально охарактеризовала, чтобы не материться. Ага, я сегодня культурная сволочь.       А с чего собственно такое удивление? Моя жизнь — что хочу, то и ворочу! Вот, проснулась утром и поняла, что у меня сегодня настроение на «рыбный день», а если точнее, на «Килечный». Что хочу я сегодня, как в той поговорке — и рыбку съесть, и на х… а дальше не скажу, сами знаете. Так что не обессудьте, господа, но леди Кошмар сегодня организовывает себе «bed time», просьба поддержать морально. А завидовать не хорошо, между прочим.       Вот, сную теперь по комнате в надежде впихнуть невпихуемое и спрятать неспрятываемое, а именно — следы моего свинячества; и конечно, найти какое-нибудь сокровище. Что? Ну а вдруг… Следы, кстати, прятаться не желали, а точнее всё никак не хотели заканчиваться. Насобиралось уже полных три пакета откровенной дряни, и некоторую, — могу сказать честно, положа руку на сердце — я видела впервые в жизни, а значит, уборку здесь проводили ещё до моего появления. Ясненько.       Коробки из-под пиццы; носки, отчаявшиеся и потерявшие всякую надежду обрести пару; кривой перочинный ножик, в зубах он им ковырялся, или где… судоку; какое-то что-то, при жизни бывшее съедобным… наверняка… штопор — побухиваем значит в одиночестве, господин Найтмер? А бокалы где? С горлá пил, что-ли? Ну да ладно, я Киллеру намекну на его возможное счастье — он мне тачку с плутонием достанет, не то что бокалы с бутылкой вина.       Ах, тоже ж вопрос… чем я его развлекать-завлекать буду? Ну, свечи-то я в подвале нашла, чтобы романтику настроить, чёрные красивые, Хоррор жаркóе обещал лично для меня в отдельном котелке приготовить — значит, ужин тоже в наличии. А развлекалово? Народ после хлеба обычно требует зрелищ, а тут только я, а артист из меня, прямо скажем так — не очень. — Может ему спеть? — представила себя, тянущую высокое «онли ю-у-у-у…» и Киллера сдержанно и жутко-культурно хлопающего в ладоши, хрюкнула. Или это вот глупое «а муха тоже вертолёт…», ну а чё, автор уверяет, что эта песня про любовь… задумалась. — Не, не, фигня какая-то.       Думай ещё, черепушка моя пустая, думай! — А может потанцевать? — тяну коленку, — Танго! Эротичес-с-ский танец. В моём случае — травматический. — не, бред, лучше не надо. Я ж его любить, а не убить хочу. Нужно что-нибудь другое. Безопасное желательно. — Стриптиз? — подумала, вспомнила заклинившую спину, — Не-а, не моё. Эх, ну не стихи ж ему рассказывать!       Ага, так и вижу… Я достаю из широких штанин пе… ну, что встало, то и достаю, в общем. Пользуйтесь, не стесняйтесь, гражданин Киллер, держите своё счастье обеими руками, желательно выдавая ими хорошее вибрáто. Сегодня вам представился уникальный шанс «подсесть» на Найтмера во всех смыслах этого слова. Можно даже несколько раз. Великодушно разрешаю.       Ну что?! Что опять не так? Ладно, стихи это, конечно, весело, но не вариант, понимаю. Ну ничего, на ходу соображу что-нибудь. Что, в первый раз, что-ли? Решаю и лезу в шкаф.       В шкафу нашёлся Хорька и труселя формата «шоб и лютой зимой хозяйство не отморозить». М-да… если выбирать из двух этих вещей — Хорька посексуальнее выглядеть будет. Потому было принято жёсткое и категоричное решение — после купания трусов не надевать. Вот и сюрприз будет заодно. — Срамота-а-а. — обращаюсь к коту, — Вот не воспитал хозяйку. — укоряю. — М-ня-а! — ответил Хорька и удалился в сторону кухни, гордо сверкая розовыми подушечками на лапках. Обиделся, наверное, несправедливому обвинению. Надо бы тапочки под подушку на ночь прятать следующую неделю, так, на всякий случай. — О, а это ещё что такое? — вытаскиваю чёрное гладкое нечто из глубины шкафа. О-о-о! А вот и сокровище! Да это же постельное! Новое! Шёлковое! Ух, красота-то какая. Интересно только, почему оно в самом дальнем углу спрятано было? Ну да неважно.       Я так думаю, это стопроцентно от того, что Кошмар не ценил прекрасного, да-да, и себя в том числе. Вот какие у нас тут косточки нежные и красивые, ноги ровные, позвоночник — одно загляденье, а он не ценил, прятал это вот всё великолепие под мешковатым худи чёрно-пыльного цвета да под бриджами этими бесформенными. Хотя, бриджи ещё ничего, если их немного ниже на таз приспустить. Ладно, чего я опять перед зеркалом зависла? Самолюбование это, конечно, хорошо, но постель сама себя не перестелит.       Чёрное великолепие подошло по размеру идеально, комната сразу из угрюмой преобразилась в брутальную, а я почти что пищала от удовольствия. Гладкую и скользкую ткань хотелось трогать и трогать, мять, щупать и тереться о неё щекой: — М-р-р… — вылетело с груди, и я замерла в неверии. Это я только что… я умею мурчать? Вот так сюрприз! Уф, большая киса, — Няв. — не удержалась я, и прогнувшись в пояснице, развалилась на краешке кровати. У-и-ить… мгновение, и я уже лежу на полу, ошалело моргая. От меня вам совет. Никогда не стелите шёлковые простыни, если не хотите познакомиться с полом поближе. Постельное оказалось с подвохом. Ах ты ж скользкая сволочь, ну ничего, главное ложиться не на край, всё равно не сниму, больно уж красивое.       А потом был душ, где я старательно мочалочкой все косточки снаружи и внутри оттирала. Я, кстати, поняла, почему у Кошмара душ прямо кинг-сайз и ванна отсутствует — ну так попробуй поместись туда, ещё и щупальцами вниз, это же целый бассейн надо заводить. О… мечта всей жизни, бассейн с подогревом, а лучше джакузи, желательно в комплекте с тем, кто на пару с пузырьками мне будет ножки массажировать. Да, наглая, да, знаю. Уж какая есть, извините.       А чего дальше было? Да я же и рассказываю, не перебивайте.       Выхожу я значит такая красивая на кухню: полотенечко на голове на манер тюрбана, бриджи короткие низкие — на бёдрах, футболка свеженькая белая да гольфы, невесть где у Кошмара взявшиеся, но нашла и напялила. Короче, комплектация «праздничная максимум» из того возможного, что нашлось в шкафу. — Киллер, ты сегодня проштрафился! — оглашаю во всеуслышание.       Мальчики замерли настороженно. Килька улыбку потерял, которая было на лице зажглась, когда я в кухню плавным осьминогом вплыла. — Кофе моё с утра где? Чего молчишь, потупился? Обнаглел? Будешь наказан.       Он вздрогнул, Хоррор за шею схватился, Даста вообще не видно — смылся куда-то опять. Ох ты ж… переиграла, кажется. — В подвал? — спрашивает Килл безэмоционально.       У меня аж мурашки по спине побежали. Это он на пыточную намекает? Это так их прежний Найтмер воспитывал? Господи, ужас какой! Прибила бы гада: — Нет, что я, изверг какой — за кофе в подвал? У меня для тебя другое наказание. Так что марш в гостиную! Отчитывать тебя буду.       Мальчики выдохнули облегчённо. Я ткнула пальцем в Хоррора: — Ужин. — Знаю, помню, сделаю. — заверил он. — Умничка, дочка. К шести. — уточняю, а сама за Киллером пошла.       Сидит на диване, нервничает. Ладно, напугать напугали, а теперь и обрадовать можно. Оплетаю тентаклями, дёрнувшееся судорожно тело, плотно, практически полностью, так что только голову да ноги ниже колен видно. Ах, я молодец, хорошо я с ними натренировалась уже. Поднимаю, к себе притягивая. Глазницы круглые, душа бьётся всполошено, страх кислинкой потёк. Милый, ну неужели я так тебя пугаю? — Мы вчера не договорили. — шепчу в скулу, дыханием опаляя, касаюсь губами к виску, — Хочу продолжения. Раздобудешь вино и бокалы? Тогда жду тебя у себя в полседьмого.       И отпустила. Смотрит неверяще, делает шаг ближе, грудью в грудь упирается, ладонями скользнул по плечам и выше, по шее, и на лице замер, пальцами линию подбородка фиксируя. Как же быстро у него страх в страсть перешёл, воздух глотаю. А он дышит часто, голову ко мне наклонил, чтобы разницу в росте снивелировать: — Требую аванс.       М-м-м, наглец… — Не здесь же… — увиливаю. Больно охота подразниться. — Почему не здесь? Я многого не прошу. Всего лишь крошечное поощрение для несчастного влюблённого скелета. — урчит, носом о щеку потираясь.       Млею: — Прямо несчастного.       Он тогда мне не ответил — рот занят был. Чем? Так мной! А я… дальше рассказывать не буду, отказываюсь! Да потому что это личное, да и стыдно мне говорить, что лужей тогда растеклась, в сильных руках тая, словно мороженое — фруктовый лёд со вкусом киви и вермута, свой запах и приторную сладость чувствуя на его губах, слизывая её под шумные выдохи и наслаждаясь видом макового пламени, что заливало щёки. …решила так, значит и не расскажу.       А сейчас вот сижу, дёрганая, у себя в комнате, распереживалась, словно малолетка на первом свидании. Да что со мной такое! Соберись, Найти! Кошмар ты или не Кошмар? Возьми себя в руки, гроза всего Мультиверса. Вдох, выдох, вдох… а если он не придёт?! Панику и истерический смех заказывали? Что значит нет? Что значит курьер ошибся? Это всё вам. Ну спасибо, радости полные штаны! — Босс? Я ужин принёс. — А? А, да, спасибо, Хорь, возьми кошару с собой, пожалуйста, его тоже покормить надо. — отдаю пушистое рыло улыбнувшемуся тепло монстру. Хоррор блеснул краснотой зрачка, тёзку своего заграбастал с моих рук, за ухом того поглаживая под довольное мурчание и дверь за собой прикрыл. Умничка, золотой ребёнок, мамочка тобой гордится, малыш.       Расставила посуду, жаркое по центру расположила, свечи зажгла, салфеточки поправила. Вроде всё хорошо, пошла к зеркалу — себя очередной раз рассмотреть — бриджи чистенькие, те же, что днём; гольфы белые на графитовых костях, футболка светлая. Закусила губу, кривляясь, ладонями щёки прикрывая, вот какая я стесняшка-целовашка, тентакли сердечком за спиной сложила, уф-ф, милота. А ещё так можно — веду берилловым языком между двумя пальцами, томно глаз прикрыв, о, да я секси. Правильный настрой — это ведь половина работы на пути к достижению намеченной цели. — Очень красиво, жду не дождусь, чтобы попробовать. — низкий, чуть даже хрипловатый голос заставляет вздрогнуть.       Ох, не планировала я работать на зрителей, щёки смущением сразу почему-то залило. Киллер подходит ближе, целует невесомо прямо в покрытую бирюзой румянца скулу. Отступает, давая себя рассмотреть, красавец, чего уж тут, но тоже к моей радости в неформальном стиле — чёрный лонгслив, длинные белые шорты по колено с карманами по бокам, низкие носки — разулся при входе, зарабатывая очередной плюсик в свою копилочку, ай молодец, правильно, я же убирала, старалась. — Присаживайся. — говорю, пытаясь не проецировать нервную атмосферу и своё неудобство и растерянность.       Улыбается довольно. Вино открыл, разлил по бокалам. — За тебя, Найт, за твои изменения, которые все заметили, и которым все безмерно рады. Особенно я. За тебя нового, любовь моя.       Ой, Киллер, ну разве можно так первым тостом смущать? Я же сейчас сгорю тут, и не будет у тебя Найтмера. Делаю пару глотков, чтобы занять рот и не ляпнуть ничего лишнего.       Смотрит на меня безотрывно: — Ты голоден? — спрашивает.       Мотаю головой. Где там, мне сейчас ничего в горло не полезет, дыхание спёрло от тёплой сладкой нежности. — Тогда можно, я тебя поцелую? — встаёт с места и меня за руки из-за стола поднимает, ведёт прохладными ладонями по предплечьям, а следом и плечам, оглушая своими жаркими чувствами, запечатлевая поцелуй за поцелуем на моих губах, лёгкие невесомые касания, что перерастают в большее, пуская в ход не только губы, но и языкам позволяя сплестись, толкаясь и проникая глубже, бесстыдно выдавая ритмичными движениями внутреннее желание показать, с каким бы удовольствием в тебя протолкнули бы сейчас нечто другое.       Пячусь от внезапного напора, пока икрами не упираюсь в кровать. Делается жарко, хочется крикнуть «Ну давай же, я готова, чего же ты тянешь?», но я молчу, предпочитая использовать в таких ситуациях язык тела. Опускаюсь на чёрный шёлк, откидываясь на спину и скользя к центру, растягиваясь поперёк кровати, позволяя увидеть себя целиком, такую открытую и сейчас доступную, прочитать движение, правильно расценённое им как приглашение.       Нависает сверху, в вечно чёрных глазницах мелькая тонким, едва видимым контуром зрачков, душа закручивается огненной спиралью. Ох, Киллер, как же я тебя хочу… увидеть целиком — сглатываю, стягивая через его голову чёрную ткань. Урчит довольно, помогает отбросить на пол ненужный элемент одежды, плечи расправляет, демонстрируя крепкие широкие кости и необычную пустоту в груди. Глажу рёбра, что подсвечиваются пульсирующей душой, пальцами рисуя след в след за красными всполохами магии на них — стонет, хватаюсь за плоские ключицы, дёргая на себя требовательно. — Хватит играть, иди сюда, ближе, я тебя поцелую.       Разводит мои бёдра, устраиваясь между ними удобнее, шурша тканью, припадает грудью к груди, притиснув свою же душу и срывая первый стон в приоткрытые губы. Ловлю тихий звук и вóлны возбуждения, языком очерчивая ровный зубной ряд, вжимая кулаки в лопатки. Выгибается, потираясь где-то там внизу, где скрутило плотным узлом желание. Впиваюсь зубами в шею под его быстрый вдох и зализываю получившиеся царапинки, с которых сочится солёная, нет, не кровь, но магия, что фосфорирующими амарантовыми бусинами красит лилейные кости, затекает в мелкие трещинки заживших шрамов, растекается по красным сияющим в полутьме комнаты симфизам. Слизываю, пуская по телу мелкую вибрацию откуда-то с груди, целýю, слушая сбитое дыхание, растягиваю удовольствие, покрывая нежными словами, сказанными горячим шёпотом, позвонок за позвонком, спускаясь от основы черепа вниз к ключицам, и по их плоскому краю скольжу языком, оставляя влажный след и впиваясь в ложбинку там, где нежный хрясточек обозначает их соединение. — М-м-ф-в-х…       Да, как же я хочу это слышать. Пой для меня, детка. Я умею быть нежной, особенно когда под тобой плавятся, словно воск под горячими пальцами. — Ах… — вторю я, когда он мягко толкается тазом, задев чувствительный хрящик.       Больше нет сил ждать, переворачиваюсь резко, накрывая собой в желании забрать себе больше контроля, смотреть на разнеженного зверя под собой, губами прокладывать дорожки ниже, выбивать из так жаждущего ласки хищника просьбы и мольбы о продолжении сладкой пытки. — Хочу. — выдыхаю в висок, толкая его неосторожным движением и охая, когда комната переворачивается вверх дном, а бок неожиданно обдаёт болью от внезапного незапланированного падения на пол. Грёбанный шёлк, выкинуть к чертям! Шиплю.       Киллер смеётся, возвращая себе ведущее положение и вновь притискивая своим весом, даже не обеспокоившись тем, что мы лежим сейчас на твёрдом полу, практически под кроватью. — Хочешь? Так бери. — возвращает игривое настроение, бросая в жар короткой фразой, ныряя руками под задравшуюся футболку, заставляя задохнуться от накрывающего лавиной возбуждения, ловкими пальцами поглаживая, скользя и нажимая в одном ему только ведомом порядке на основание рёбер, гладя внутреннюю сторону позвоночника. Ох, если я думала, что массаж доставляет удовольствие, тогда то, что он делает сейчас — это… это просто неимоверное блаженство. — Килл… — слова теряются в отрывистых выдохах. — Найти… — его руки скользят вниз, лёгкими касаниями вызывая головокружение. — М-ф-ф… — закидываю руки за голову, открывая вид на вздымающуюся тяжело грудную клетку, закрыв от наслаждения глаза и чувствуя, как его пальцы ныряют на приспущенную резинку шорт. — На тебе там… больше ничего нет? — выдыхает рвано, зависая на секундочку и заставляет задуматься, о чём собственно речь. Ах, я уже и позабыть успела о маленьком сюрпризе в виде отсутствия нижнего белья, ну что же, всё для твоего удовольствия, милый, — Ох, Найтмер. — утягивают меня в долгий поцелуй, от которого, не лежи я на полу, у меня подогнулись бы колени. — нНайтТмеЕр! Ты гдеЕ? — разрывает нашу камерную, наполненную тихими вздохами и шуршанием мешающейся одежды атмосферу глючащий голос некоего чрезмерно наглого уродца, который посмел явиться в мою спальню невесть чего! — Тш-ш-ш. Лежи и не шевелись, может уйдёт… — шепчет Киллер, вырисовывая узоры на гладком боку моего повёрнутого в сторону звука черепа. — НаАйтмеЕр, я знаю, чтТо ты туУт, сСкотинаА. ВыпоОлзай! — не желает отступать ошибка Создателей. — Иди нахер отсюда! — ору благим матом, не выдержав и вскакивая на ноги, поправляя край задравшейся футболки и надеясь, что мой румянец будет списан на крайнюю степень ярости. Такую малину мне перебил, урод! — СаАм идДи на хеЕр! — отвечают мне, свешивая свою ждущую моего кулака физиономию с небольшого портала, что мелькающим помехами краем открылся прямо над моей кроватью. — Та пошёл бы и был бы уже там, если б не твоя глючная морда. — шиплю тихо, слыша краем уха хихиканье из-под кровати. Киллер, видимо, услышал мои слова и теперь душится смехом, — Чё хотел? — окрысиваюсь уже в полный голос.       На меня смотрят ехидно разномастным взглядом: — ПомМнишь, как тТы у меня пиИтомцЦа забраАл?.. Раз ты таАк любиИшь котоОв… — голос, что от удовольствия практически не лагал и оттого позволил себя понять, нёс какую-то откровенную чепуху. Люблю котов? Забрал питомца? Это он на Хорьку моего намекает?       Эррор продолжил невозмутимо: — …тТо вот теЕбе ещЩё. НаслаАждайсСся! — и из глючной червоточины на охеревшую от такой невозможной обломщины и наглости меня выпадает штук эдак с десять или и того больше лохматых перепуганных, ошалевших от такого перемещения созданий, что рыжими, чёрными, серыми и полосатыми метеорами начинают носиться по комнате, переворачивая в панике посуду, кидаясь на стены и оря не своими голосами. — Вот же выблядок! А-ну иди сюда, Глючный! — ору я в захлопывающийся портал, тянусь к знакомой сфере в Антипустоте, надеясь проскользнуть между мирами — в груди бурлит… да с этой яростью, что меня сейчас переполняет, я ему сейчас черепушку расколю нахер, ноги из таза вырву, будет вьетнамки свои на спине носить, скотина такая! Беснуюсь, но Антипустота встречает глянцевой стеной плотного и новенького блока. Ух, забаррикадировался, сука! Из бури, застилающей взор ярости, вырывает растерянный голос успевшего уже одеться Килла и, чего уж там удивляться, Хоррора, что уже привалил на несвойственные приятному времяпрепровождению звуки, что распространялись с моей комнаты, являя свою чрезмерно любопытную дырявую черепушку из проёма приоткрытой двери. — А с котами чё делать будем?       Я застонала. — А-г-р-р-р! — молись, молись всем богам, Эррор, чтобы я тебя в ближайшую неделю не встретила! Молись и прячься, иначе, я клянусь тебе, что девственность первым потеряет не планировавшее и жаждушее этого тело Кошмара, а один не в меру зарвавшийся разрушитель. Я тебя самолично поймаю, свяжу и отнесу к Инку, перевязав крест-накрест подарочным бантом, не забыв художника при этом угостить розовой краской, добавив к ней еще пару капель красной для перчинки.       Молись.