Гедонизм

Вокруг нас мертвые люди, в живом теле.

/POV Аманда/ Утро. Пора возвращаться домой. Выхожу из госпиталя и иду по ещё пустующей улице. Чувство голода берёт своё, даже я не могу не есть так много времени, вернее, это пойдёт в ущерб мне, а перед этой операцией нужно набраться сил. Захожу в небольшое кафе, из посетителей здесь нахожусь только я. Сажусь за столик у стены и смотрю меню. Быстро его пролистываю и решаю взять чашку чёрного кофе и порцию блинчиков. Закрываю меню и откладываю его в сторону. Ко мне подходит молодая официантка и достаёт блокнот. У неё тёмные волосы чуть выше плеч, серо-зелёные глаза, хрупкая фигура, нет, просто она худая, слишком худая. Эта её чрезмерная худоба… Анорексия. Да, именно так и называется это заболевание. Я считаю, что изначально анорексия является психическим заболеванием, и лишь потом организм сам начинает отторгать еду. Хм… Возможно, что она уже одной ногой в могиле, скорее всего так оно и есть. У девушки отсутствующее выражение лица, она словно тут, в этом самом кафе, но в тоже время далеко, за пределами этой реальности. — Ваш заказ, — говорит она охрипшим голосом. — Кофе и порцию блинчиков, — она записывает это в свой блокнот и уходит. Вскоре девушка вновь возвращается и ставит на столик своими дрожащими руками мой заказ. Я довольно быстро всё съедаю. Да, даже мой организм нуждается в питании. — Ваш счёт, — она протягивает мне чек. Я расплачиваюсь. Без сдачи. Она уже собирается уйти, но я успеваю сказать. — Извините, можно с вами познакомиться, — окидываю её взглядом, — я могу дать вам пару советов. О… Вашей проблеме. Она удивлённо смотрит на меня, но секунду спустя на лице вновь то самое равнодушное выражение. — Простите, но я на работе. — Я заплачу, — делаю небольшую паузу, — только пойдёмте. Она стоит на месте, не шевелясь и почти не дыша. Словно бы впала в транс или кому, вроде бы живая, но в тоже время мертва. Её костлявая фигура ещё больше ассоциирует девушку с восставшим мертвецом. И вот она снова тут. Быстро кивает мне головой в знак своего согласия подходит к кассе, что-то шепчет мужчине, стоявшему там, затем снимает фартук и возвращается ко мне. — Давайте выйдем, — коротко бросает она и направляется к двери. На улице приятная солнечная погода и лёгкий весенний ветер приятно ласкает кожу своей утренней прохладой. Я смотрю на девушку. Без фартука она выглядит ещё худее. Облегающая чёрная рубашка подчеркивает её торчащие рёбра, а бриджи висят на ней, они явно велики. — Зачем вам это нужно? — она смотрит на меня, своими большими глазами, они выделяются на её худом лице, со впалыми щеками. — Я просто хочу вам помочь, вот и всё. Я работаю медсестрой и знаю насколько ужасна анорексия… У меня дома, он буквально в квартале отсюда, есть таблетки. Ваш организм не должен их отвергнуть, но при этом вы получите необходимые витамины, - она всё ещё не может понять моих мотивов, нужно говорить убедительнее, — я хочу — помочь вам. Это — моя работа. Вы должны быть благодарны мне за это, — делаю паузу. — Как вас зовут? Она всё ещё с недоверием смотрит на меня, сомневается. Но всё же нехотя делает шаг в мою сторону. — Ладно, — девушка закрывает глаза и глубоко вдыхает. Когда её грудь наполнилась воздухом, то рёбра стали ещё сильнее выпирать вперёд, — я согласна пойти с вами. Меня зовут Мириам. — Хорошо, — протяжно произношу я, — рада знакомству с вами, Мириам. Я — Аманда. Следуйте за мной. Почему же Мириам сотворила это со своим телом? Какими принципами она руководствовалась? Да, многие говорят, что сейчас это считается довольно модным среди молодых, но не очень умных девушек, но Мириам не из таких. По-моему, она умна, крайне умна, просто это скрыто под её отсутствующим видом, словно она не присутствует здесь и сейчас, в этом месте. Причины… Возможно, это какая-то психическая травма, но откуда мне знать, я ведь не могу чувствовать эмоций, не смогу её понять. Я лишь изображаю сострадание и желание помочь, но при этом мне всё равно, что с ней произошло, я преследую лишь свои собственные цели. Сейчас все люди скрываются под маской лицемерия, из их уст только и слышится сарказм, в наше время не актуально жить ради людей, все заботятся только о самих себе. Не знаю, правильно ли это, ведь мне всё равно, пусть хоть они убивают друг друга. Всё равно все когда-то умрут… Есть ли загробная жизнь? Попадают ли души умерших в рай или ад. Вряд ли… В рае уж точно никого не будет, ведь семь смертных грехов — это их образ жизни. Ад… Существует ли он? Или же ад — это такой же мир как наш, и умирая, мы продолжаем жить, только вечно… Вечно в этом мире полном отчаяния и безумия. Наверное, мы и так в аду. Весь путь мы прошли молча. Никто из нас двоих не хотел начинать разговор. Я, так как мне это не приносит никаких ощущений, а она… Она просто сейчас была не тут. Тело было здесь, на этой старой улице, а вот душа где-то… Где-то в её собственном мире. *** /POV Мириам/ Мы заходим в небольшую однокомнатную квартиру. Хоть на улице и светит солнце, но тут довольно мрачно и прохладно. Не понимаю, почему я решила пойти за этой девушкой, зачем доверилась ей. Можно ли вообще доверять людям? Нет, никогда. *** Я не хочу больше видеть лица людей, не хочу контактировать с ними, не хочу посещать общественные места и работу, я просто хожу по этому городу, но нахожусь совершенно не в нём. Задумавшись, я могу зайти в абсолютно неизвестное мне место, провести там день, а то и два, только потом вновь вернуться в реальность и, опомнившись, искать дорогу домой. Да, дома, своего настоящего дома, того места, где меня бы ждали любящие люди у меня нет. Мои родители наркоманы, поэтому меня отдали в детский дом, но вот я выросла, и меня выкинули оттуда, словно ненужную никому собаку, которая больше не нужна хозяевам. Я провела некоторое время на улице. Есть было нечего, поэтому мне приходилось терпеть постоянный голод, затем я привыкла к этому. Так и началась моя анорексия. Мой организм, он требовал все меньше и меньше еды, он не мог принимать много пищи, даже если я голодна. Я еле ходила, мои ноги уже не слушались меня, даже для того что бы вдохнуть приходилось делать усилия, каждое движение причиняло боль. Да, я узнала, что такое настоящий голод. При моём высоком росте, примерно метр, семьдесят восемь сантиметров я весила всего лишь сорок девять килограмм. Я уже знала, что умру, была готова к этому. Нет! Мне хотелось умереть, я устала терпеть вечный голод и тупую ноющую боль. Я просто лежала, лежала и ждала, когда смерть снизойдёт до меня и заберёт душу. Это было единственное моё желание. Не знаю, было, утро, день или вечер, но я настолько ослабла, что не могла даже повернуть голову на бок. И вдруг… О чудо, этого не может быть, кто-то берёт моё изнурённое тело на руки и шепчет что-то вроде: «Такая молодая, а уже умирать собралась, нет, так не пойдёт…», дальше я уже не могла разобрать его слов, и, кажется, потеряла сознание. Очнулась в больнице. В мою руку вставили капельницу, постоянно чем-то кололи и давали различные таблетки. Все воспоминания времени, проведённого там, словно в тумане, затянуты плотной дымкой. Я не помню, что там происходило, возможно, это из-за передозировки обезболивающего и лекарств. Не знаю… Этот мужчина, спасший меня тогда, он оказался хозяином того самого небольшого кафе, в котором я затем стала работать официанткой. Он приютил меня, я буду вечно благодарна этому человеку. Я не думала, что люди, готовые прийти на помощь совершенно незнакомому человеку всё ещё существуют, видимо, я ошибалась. Они словно лучики света в этом непроглядном мраке. Но… Он давал мне много вкусной, очень вкусной еды, я с удовольствием съедала её, но… Мой организм отказывался принимать её, поэтому всё вновь выходило наружу. Я не хотела отказывать ему в совместной трапезе, из-за уважения, но после приходилось идти в туалет и склоняться над ним, пока организм исторгал пищу. Есть я могу только лишь в очень маленьком количестве и то, не все продукты. Иногда мне кажется, что смерть не отпустила меня, а лишь продлила срок моих мучений, чтобы моё тело медленно гнило, кожа обтягивала кости всё сильнее и в один из дней я умерла… От голода. Костлявой просто захотелось понаблюдать за моими страданиями подольше. *** Я вернулась в реальность, только от лёгкого прикосновения Аманды к моему плечу. Да, наверное, я долго находилась в этой прострации. Бремя носить воспоминания слишком тяжело для моих хрупких костей… — Вот, — говорит девушка тихим голосом, — я растворила нужные тебе таблетки в воде, — она протягивает мне стакан. Я беру стакан и автоматически выпиваю содержимое, перед глазами вновь пелена тумана, как тогда, в больнице… Теряю сознание. *** Открываю глаза, пытаюсь пошевелиться, это у меня не особо выходит. Тело словно ватное, оно не слушается меня, я не чувствую его. Сначала не могу понять, где нахожусь, с трудом приподнимаю голову. Я лежу на столе, операционном столе, над голенью моей правой ноги склонилась Аманда, она что-то на ней отчерчивает, проводит линию и расставляет по ней точки, словно… Словно готовит меня к операции. Она что-то говорит и смотрит на меня, вслушиваюсь, но не могу до конца разобрать всех слов, она подходит чуть ближе, наклоняется над моим ухом. — Будет немного больно, — я слышу её бархатный голос, словно сквозь туман. Она отходит от меня. Надевает перчатки и берёт скальпель. Я пытаюсь закричать, но изо рта вырывается лишь хриплый стон. Моё тело слишком изнурено. Поворачиваю голову на бок, замечаю, что кроме нас двоих в комнате ещё мальчик, он ещё ребёнок, в своих хрупких руках он держит железный поднос, на котором лежат различные хирургические приспособления, требуемые в ходе операции. Аманда приседает на корточки и что-то подкручивает в этом столе, затем поднимает его часть, меня привели в положение сидя. Вижу, что обе моих ноги крепко привязаны, руки свободны, но у меня, нет сил, пошевелить ими. Откидываю голову назад, хочу закрыть глаза и вновь провалить в сон, но девушка подносит тряпку, пропитанную каким-то веществом к моему носу, отчего я окончательно очнулась и явственно ощутила мир, без тумана перед глазами. — Приступим, — говорит она тихим голосом. Аманда нависает над моей голенью и прислоняет к коже скальпель, надавливает на него. Я чувствую боль, но слишком притуплённую, она всё же вколола мне обезболивающее, это уже хорошо. Я сдерживаюсь от того, чтобы не закричать и слегка прикусываю губу зубами. Она разрезает мою плоть всё глубже и вот доходит до кости, останавливается, но затем продолжает резать вдоль неё. Я кричу, на этот раз это был настоящий крик. И вот, Аманда убирает скальпель из разреза. Я смотрю, это происходит непроизвольно, но я смотрю на свою голень. Кровь, из неё льётся много крови, но при этом разрез довольно аккуратный. Аманда раздвигает плоть, и я вижу кость. Белую, но при этом всю в крови, именно сейчас я рада своей анорексии, ведь чем меньше мяса на костях, тем меньше нужно резать. Аманда продолжает растягивать мясо на моей голени, затем закрепляет его в одном положении. Мне больно, но я уже начинаю привыкать к этому чувству. Тут мои мысли вновь начинают путаться, голова кружиться, а в глазах темнеет, я снова теряю сознание. Не знаю, это из-за боли или же кровопотери, а может, я умираю. Да, я хочу умереть, я ведь заслужила это… Ведь смерть — это конец. Конец всей этой боли, конец анорексии, конец моему изнурённому телу. Я так долго, безумно долго ждала этот конец, я не верю, что сейчас погибну. Я всегда думала, что моя смерть будет куда более мучительной и долгой, и причиной этому будет именно голод. Мой организм откажется принимать даже малую порцию еды, и в течение тридцати двух дней я умру от голода. Кожа ещё сильнее обтянет кости, а органы постепенно перестанут функционировать. Да, мне слишком повезёт, если я умру здесь и сейчас…