Прочь из моей головы

Выбежав из горящих торфяников, они оказались в лесу, где, на первый взгляд, все было спокойно и тихо. Только голод противно ворочался в желудке, и надо было что-то с этим делать. Регина увидела в земле какой-то непонятный росток и подбежала к нему, надеясь, что он съедобный. Но как только она вытащила растение из земли, оно истошно завопило, заверещало, словно младенец. Регина в ужасе отбросила странное существо в сторону, но оно вдруг превратилось в маленького человечка, который стал преследовать Регину и орать. Его отвратительный детский плач разлетался в голове Регины, навевая какие-то жуткие видения, от которых она пыталась избавиться, но их обрывки продолжали терзать ее отголосками давнишней, все еще не затихающей боли. Орущее растение настигало Регину, росло, превращаясь в огромного монстра — багрово-красного от надрывного плача младенца. Регина вдруг как будто уменьшилась, почувствовала себя совсем маленькой девочкой. И стала ею. Она бежала, слыша за спиной пронзительный визг. Чудовище широко раскрывало беззубый рот, собираясь сожрать ее, передавить ее воспаленными деснами, поглотить. Слюна текла по его подбородку. Регина бежала, не оглядываясь, но перед ней ложились длинные, черные тени, которые тормозили ее, окружали, щелкали зубастыми пастями возле ее лица. Она не могла от них отбиться и упала, споткнувшись о корень дерева, подвернула ногу, распоров ее обо что-то острое и как-то по-детски — бессильно и горько — Регина расплакалась, прикусив нижнюю губу до крови. — Ты чего, красавица? — обеспокоенно спросил Киллиан, Он подхватил ее на руки и бережно усадил на лежащее рядом поваленное дерево. Наваждение исчезло, и Регина снова стала собой. К ним подскочил маленький орущий уродец, начал пискляво визжать и пританцовывать. Киллиан хотел было пнуть его или раздавить сапогом, но подняв уже ногу, вдруг передумал, взял существо на руки и уложил его на сгиб локтя. — Тише–тише,— ласково приговаривал Киллиан, укачивая растение, которое приняло облик чудесного малыша с зелеными глазами. — Все хорошо. Киллиан с нежностью поцеловал его в лоб и передал Регине, которая неуверенно, дрожа, но все же обняла ребенка. И он прекратил орать. — Генри, — с безграничной отцовской любовью прошептал Киллиан, непонятно откуда выудив это имя. — Генри, — повторила за ним Регина, похлопывая младенца по спине. Ребенок сладко засопел и уснул, постепенно растворяясь в воздухе. Регина и Киллиан несколько мгновений сидели в обнимку. Она положила голову ему на плечо, он придерживал ее за талию. Вдруг опомнившись, они отпрянули друг от друга, забыв обо всем, что только что произошло. Киллиан заглянул в лицо Регины, заметил ее слезы, провел тыльной стороной ладони по щеке и большим пальцем стер кровь с нижней губы. В его льдисто-голубых глазах промелькнул какой-то странный отблеск пока еще не слишком отчетливого, даже для него самого, чувства. Его взгляд затуманился, он облизал пересохшие губы и качнул головой, приближаясь к Регине, точно собирался ее поцеловать, а она хотела отстраниться, но что-то мешало ей, что-то сдерживало ее, создавая напряжение между ними. Чтобы отвлечься, Регина выхватила у Киллиана флягу и сделала несколько порывистых глотков. Вместе с ромом пришло исцеление — все раны Регины тотчас зажили, и кровь перестала течь.