Прочь из моей головы

Регина звала Эмму полушепотом, стоном, сонным бормотанием. Эмма отчетливо слышала ее голос в своей голове. — Я здесь, — ответила она и, решившись, поцеловала Регину в губы. Хрупкий миг затишья, созерцания, после которого все будет разрушено, все изменится навсегда, все вернется в исходное состояние, но на новом витке спирали, — этот миг был разорван. Эмма целовала Регину сначала неловко, осторожно, но потом все сильнее отдавалась охватывающему ее горячему чувству, ощущая, как Регина постепенно согревается под ее руками, оживает, становится подвижной. Видно, еще не до конца проснувшись, Регина ответила на поцелуй, теснее прижалась к Эмме, позволяя ее рукам свободно скользить по телу, изучая все изгибы, все плавные линии. Одежда мешала, но стоило подумать об этом, как она исчезла, будто растворилась, растаяла под жаркими прикосновениями. Эмма трогала Регину, гладила ее, обводя кончиками пальцев чувствительную грудь, мягко сдавливала ее и губами обхватывала сосок, рукой плавно опускалась к животу. Еще ниже. Дальше. Глубже. Гладила внутреннюю сторону ее мягких чуть влажных бедер. Регина тихо вздыхала, раскрываясь перед Эммой, как цветок перед солнцем. Золотая нить, связывающая их, становилась все более заметной, плотной, осязаемой, превращалась в шелковую ленту, извивалась и танцевала. В какой-то момент Регина подловила Эмму, рывком перевернула ее на спину и, оказавшись сверху, любовалась открывшимся перед ней видом. Эмма была совершенно обнажена перед ней и телом, и душой. Тяжело и шумно дышала она под жаркими поцелуями Регины, под ее порывистыми касаниями. Регина ласкала и мучила Эмму, гладила ее и тут же царапала, оставляя следы на белой коже, зацеловывала их, а потом кусала, но самой страшной была пытка промедления. Регина замирала, останавливалась и наслаждалась тем, как Эмма изнемогала без ее рук, без ее прикосновений и горячих, отдающих сладкой болью ласк. Эмма в нетерпении жевала губы, извиваясь и пытаясь вновь перехватить инициативу, но Регину жестко блокировала ее, хватая за руки и прижимая их к земле за головой Эммы. Издевалась над ней. Эмма порывисто стонала, обиженно щурясь и пытаясь вырваться из плена. Регина сжалилась над ней, чуть ослабила хватку, подложила руки под затылок Эммы и обрушилась на нее со всей любовью, что переполняла ее сердце, со всей нежностью, на которую была способна. Они все больше проникалась восторгом и счастьем, разделяя друг с другом дыхание, тело и душу. Их накрывало волнами жаркого и всеобъемлющего чувства истинной любви, усиленной многократно эмпатической связью между ними. Все остальное казалось несущественным. И были возлюбленные так поглощены друг другом, что не заметили, как вокруг них стала сгущаться тьма. Жирные, зубастые тени вылезали из своих укрытий, подбирались к светящемуся шару, пытаясь его погасить. Одна из теней протянула длинные, когтистые лапы к Регине, отпихнула ее от Эммы, схватила за горло и начала душить. Регина стала задыхаться, бешено вращая глазами, полными панического ужаса, она отбивалась от тени, отрывая от себя ее черные пальцы, но никак не могла с ней расправиться. Эмма пыталась помочь Регине, схватила меч, но только впустую рассекала воздух — она не могла дотронуться до бестелесной тени, зато тень могла дотронуться до Регины, проникнуть в ее разум, лишая равновесия и рассудка. Регина упала на землю и попятилась назад, но никак не могла уйти от надвигающихся на нее Кошмаров, роящихся вокруг ее головы, заползающих под ресницы. Золотая лента вдруг обернулась черной: охватывала, связывала руки и ноги Регины. И вот Регина уже не была собой: тьма проникла внутрь ее сознания, повелевала ею. В венах вскипала кровь, они вздулись и потемнели, черной сеткой опутывая тело. На виске отчаянно пульсировала жилка, и, как ни старалась, Регина не могла предотвратить неизбежное — свое окончательное превращение в Злую Королеву. Лицо ее исказилось презрением и разрушительным гневом. Тело ее, как в панцирь, было заковано в кроваво-красное платье с высоким, жестким воротом, впившимся в шею и подбородок. Грудь стиснул узкий, тугой корсет с сердцеобразным вырезом. Волосы стянулись в сложную прическу. Черная лента опутала руку Злой Королевы и превратилась в длинный острый кинжал с черным изогнутым лезвием, дымящееся острие которого было направлено на Эмму. — Я ненавижу тебя, мразь! — хрипло выкрикнула Злая Королева. И голос ее с отзвуками металла звенел зловеще и страшно. — Я уничтожу тебя, обращу в пыль, и никто даже и не вспомнит о твоем существовании. — Регина, не позволяй тьме одолеть тебя, — призывала Эмма, но Регина не слышала ее. Злая Королева не позволяла. Она нависла над Эммой, загоняя ее в дальний угол пещеры. — Регина, послушай, у нас с тобой, конечно, были разногласия, но все же ты не так ужасна, как я о тебе думала… как ты сама о себе думаешь… — тщетно убеждала ее Эмма, стараясь говорить спокойно, но твердо. Все равно голос дрожал и срывался. — Ты не знаешь меня, — прошипела Злая Королева. — Ты не знаешь, на что я способна! Ты и в страшном сне не можешь себе представить: скольких таких, как ты, я стерла в порошок. Ты не лучше, чем они, и тебя ждет та же участь, — она наседала и угрожающе размахивала черным кинжалом. — Ты говоришь злодейскими фразочками, но это не ты, теперь я знаю это! Я видела твою душу, и она полна света и тепла, но ты забыла об этом, боишься признать — я помогу тебе вспомнить, посмотри на меня! — Эмма с трудом уворачивалась от сыпавшихся на нее ударов. — Мы не враги друг другу! Между нами есть связь! Истинная любовь, все такое… Если ты убьешь меня, ты… — Плевать мне хотелось на истинную любовь! — перебила бурный поток душеспасительных речей Злая Королева и резко вонзила теневой кинжал в живот Эммы, провернула клинок, потянула его вниз, разрывая внутренности. — Любовь приносит одни страдания и погибель, тем, кто слепо доверился судьбе, думая, что кто-то там наверху знает, кто нам и для чего нужен. Это все детские сказочки, не имеющие смысла, надеюсь, ты теперь убедилась в этом, но, увы, уже слишком поздно… Горячая алая кровь хлынула потоком по лезвию кинжала, по животу и бедрам Эммы. Брызнула на искаженное звериной ненавистью лицо Злой Королевы, попала ей на руки. Эмма даже удивиться, даже вскрикнуть не успела — рот мгновенно наполнился вязкой, соленой жижей. Другая реальность пробивалась видением, где Регина в деловом костюме стояла на пороге своего кабинета и что-то кричала Эмме, но она не слышала — она падала в пропасть, разверзнувшуюся за спиной. Она летела вниз, в пустоту, и тьма пожирала ее. Эмма упала замертво. Едва ее глаза, переполненные смертной мукой, закрылись — в тот же миг Регину пронзила невыносимая, жгучая боль, охватившая все ее тело и душу, как будто ее провернули через мельничные жернова и, содрав кожу, погрузили в чан с крутым кипятком. Совершив столь непростительное зло, Злая Королева отступила, сокрушенная отчаяньем, оглушенная истошным воплем, сорвавшемся с подрагивающих губ Регины, она ушла. Регина с ужасом взглянула на свои руки, испачканные кровью, и, не устояв на подкосившихся ногах, упала на колени, зарыдала безутешно и горько. Что-то сломалось в ней, что-то важное откололось от ее души, и она поняла, что уже никогда не станет такой, как была прежде. Метка на запястье взбухла и почернела, кисть превратилась в ошметки гниющего буро-синего мяса, свисающего с окровавленных костей пальцев. Теневой меч исчез, исчезли Кошмары. Осталась только Регина и ее бесконечная, вечная боль. Подобная той, что испытывал изгнанный из Рая Люцифер, когда падал в самую пучину Ада и его крылья сгорали в безжалостном огне Преисподней.