Прочь из моей головы

С потолка упала люстра, ее спиральные ярусы стали винтовой лестницей, ведущей вниз, но стоило Регине, Эмме и Киллиану ступить на нее, как она изменила направление, или это мир перевернулся вокруг нее, и теперь она вела вверх. Герои оказались внутри каменной башни, пропахшей плесенью и влажным мхом. Ветер завывал в пролетах и бился о толстые стены, просачиваясь сквозь трещины. А может, то был и не ветер, но стоны тех, кто сгинул посреди беспощадного, бескрайнего океана много-много тысяч лет назад, и теперь их призраки навеки поселились здесь, чтобы терзать и мучить души новых жертв. Эмма поежилась от сырого холода, крепко прижимая к себе продрогшую насквозь Регину. Киллиан шел за ними, царапая стену металлическим крюком, думая, что таким образом отпугивает злых духов, но лишь нагнетал атмосферу тягучего ужаса, опутывающего по рукам и ногам. Было слышно, как тяжелые волны с грохотом разбиваются у самого подножия бесконечной башни. Идти было тяжело, но и назад повернуть было нельзя. Внизу полыхала красным огнем бездна, и нижние ступеньки падали туда, рассыпаясь в каменную крошку. Надо было торопиться. Наверху горел свет маяка, разрывая непроглядную темноту вечной ночи. Вокруг этого огня, точно мотыльки, собирались прозрачно-голубые призраки. Среди них особенно выделялся призрак женщины с огромными грустными глазами. Она печально посмотрела на поднявшихся людей, остановилась взглядом на Киллиане и вдруг завыла жалобным, пронзительным голосом, притянула к нему руки, отчего он отступил назад, спиной натолкнувшись на выемку в стене. Призрачная женщина настигла его, обвила его шею бестелесными руками и стала ласкать его, целовать и гладить. Киллиан пытался вывернуться, но его движения замерли, все тело замерзало изнутри. — Киллиан, неужели ты не узнаешь меня? — плача, спросила женщина-призрак. Ее надрывный голос звучал как терменвокс. Киллиан закрыл глаза, и увидел ее, ту, кого он так любил, и ту, которую потерял. Но в видении она была еще жива. Ее голубые глаза сияли счастьем, она тянула к Киллиану руки, а он смотрел на нее, и сердце наполнялось безграничной любовью. — Мила… — прошептал замерзающий Киллиан. — Мила, это ты? — Это я… — ответила она, дотрагиваясь бестелесными пальцами до лица Киллиана, и его кожа синела и покрывалась инеем. Глаза затягивались льдистой пеленой. — Останься здесь со мной, мы будем счастливы — Я не могу… — через силу отвечал Киллиан. — Я живой, а ты — нет. Прости. — Не прощу! — взвизгнула Мила, и лицо ее ожесточилось, глаза почернели, зубы заострились, а холод ее прикосновений стал еще более невыносим. — Я думала, мы с тобой родственные души… — Так и было, но ты … умерла, любовь моя! — тихо проговорил Киллиан, и в его синих глазах блеснули льдинки слез. — Я просто пытаюсь жить дальше, я отрубил себе руку, чтобы забыть… Но я не забыл, любовь моя. И никогда не забуду. Мне все еще больно, но я прошу тебя — отпусти нас! Нам нужно идти. — Почему ты не уберег меня, Киллиан? Почему ты не отправился за мной? Ты нашел другую? Почему ты не умер от горя, хотя говорил, что жить без меня не можешь? Разве ты не любил меня, Киллиан? Почему ты не пошел за мной, Киллиан? Почему ты остался жив? — Оставь его в покое! — выкрикнула Эмма, рассекая призрака кинжалом. Это не причинило Миле никакого вреда, а только лишь разозлило. Она сильнее сжала призрачные пальцы вокруг шеи Киллиана, и все его тело сковывало леденящим холодом, все вымерзало изнутри, почти, как в детстве, когда выпьешь слишком много холодной воды из колодца или наешься мороженого без меры. Мила смотрела на Киллиана с сожалением и печалью. Он не мог вымолвить ни слова, задыхаясь: в горле застрял ледяной ком. Он умирал, он чувствовал, как замедляется ток ее крови, как останавливается сердце, как все органы постепенно отказывают, и все его существо погружается в анабиоз.