Не главный герой

Некоторое время спустя Эван постучался к ним. Обсудив с Юджином все темы на свете и заскучав, он решил вернуться домой. Солнце успело полностью скрыться за горизонтом, запуская в город прохладный ветреный вечер. На пока еще блекло-синем небе зажигались первые звезды, прекрасно видимые через панорамные окна. Даже находясь на другом конце страны, Оливер находил созвездие Малой медведицы. — Поехали домой? Я вызову такси. Оливер, которого уже отпустило, кивнул. Мишель мирно посапывал, повернувшись на бок, Юджин долго о чем-то говорил по телефону. Очевидно, здесь было уже нечего ловить. Он поднялся на ноги и с удивлением заметил, какими ясными стали мысли, как много в нем сил и энергии. — Да, поехали. До дома они добирались часа полтора, за которые Эван успел вздремнуть и проснуться. Несмотря на раннее время, дядя спал и, видимо, отпустил всех слуг — свет был потушен везде. Свою сумку Оливер обнаружил на пуфике в прихожей, где ее перед уходом оставил шофер. — Почему ты нагрубил Мишелю? — Не вытерпев, спросил Оливер. Эван застыл на месте, явно не ожидая подобного вопроса. Сонливость с него как рукой сняло. Немного помолчав, он ответил: — Потому что он пудрит тебе мозги, если ты об этом. — Ну и с чего бы ему это делать? Оливер сунул руки в карманы брюк и насупился. Его поза означала готовность защищаться. — Ты забыл, каким он был говнюком в школе? Он делает это, просто потому что мудак. — Мы уже взрослые люди, даже если он в школе был мудаком, это не значит, что он и сейчас такой. — Некоторые люди не меняются, — Эван покачал головой. — Откуда ты это знаешь? Что он не изменился. — Да потому что! — До этого говоривший шепотом Эван прикрикнул и, испугавшись собственного голоса, замолчал. — Чувствую. Оливер разочарованно вздохнул — опять ссора. В последнее время они с Эваном только и делали, что спорили, даже по пустякам. Не было ни одной причины ругаться из-за Мишеля, на которого им обоим до сегодняшнего дня было все равно, но и здесь они умудрились сцепиться. Крепко стиснув зубы, Оливер процедил: — Давай потом поговорим. Сейчас не самое лучшее время. — Согласен. Эван, пожелав спокойной ночи, поднялся к себе. Оливер, напротив, чувствовал небывалый прилив сил — побочный ли эффект от травки или он каким-то чудом успел отдохнуть у Мишеля, но спать ему не хотелось совершенно. Отыскав на кухне вино и бокал, он прихватил сумку и решил закончить день на веранде. В глубоком плетеном кресле он нашел теплое шерстяное одеяло, в которое с удовольствием завернулся. По вечерам с моря ветер приносил и прохладу. Погасив огоньки, Оливер стал вглядываться в открывшийся из-под козырька веранды кусочек темного неба со сверкающими звездами. Наедине с самим собой ему было невыносимо — мысли начинали атаковать со всех сторон, терзая сознание. В руках он держал дневник Ника, но все не мог открыть его, наоборот, он, как мог, оттягивал этот момент — совесть в нем боролась с любопытством. Отпив вина, он схватился за телефон, как за спасательную ветку, и по привычке открыл их с Кристофером переписку. За последние полтора года они не написали друг другу ни слова, и осознание этого ножом полоснуло по сердцу, какими чужими они стали, как быстро перечеркнули то, что было. Точнее, он, Кристофер, перечеркнул, сжег все мосты — Оливер продолжал стоять на своем берегу и ждал… «Почему ты не попытался понять меня», — с горечью подумал Оливер, вспоминая их последнюю ссору. Вспоминая до малейших деталей, как отпечатанный в мозгу фильм. Кадр за кадром. Он выпил еще вина. Пытаясь отвлечься от мучившей его совести, он погрузился в разрывающие душу воспоминания. И сколько бы раз он не убеждал себя, что настало время забыть, простить и идти дальше, все равно разум мучил его, постоянно возвращая в прошлое. Сколько «а если бы» было передумано им, тысячи диалогов отыграно в голове. Наивная детская любовь переросла во взрослые отношения, а из них — в обсессию, навязчивое состояние, и расставание сделало все хуже. Оливер, наконец, потушил телефон и тихо положил его на пол, рядом с полупустой бутылкой. На коленях у него покоился розовый дневник Ника и ждал, когда к нему прикоснутся. Немного подумав, он включил протянутую под потолком нить с большим количеством маленьких лампочек, открыл первую страницу и посмотрел на дату: 23 ноября 2010 год. Нику было десять, когда он начал вести дневник. Впрочем, почти у каждого омеги их возраста были такие дневники, чаще в виде блогов, но иногда и бумажные. Оливер углубился в чтение. «Дорогой дневник», — так начиналась каждая запись, даже когда Нику стукнуло двадцать лет. Он доверял бумажному другу все тайны, даже самые личные. С годами он стал писать все реже и реже, иногда молчал месяцами. Оливер удивился, узнав, что Ник был влюблен в Уильяма в пятнадцать лет, а за год до выпуска он сильно поругался с родителями по поводу поступления в университет. Оказывается, Ник не хотел идти по стопам родителей, но те все равно настояли, и ему пришлось идти в медицинский. В девятнадцать лет в его жизни появился Дерек, аспирант с кафедры биоинженерии, с которым он начал встречаться несколько позже, когда сам перешел на старшие курсы. Это не было всепоглощающей или сумасшедшей любовью, но отношения были очень спокойными и комфортными. «2 декабря 2020 год. Дорогой дневник, пришли результаты биопсии. У меня плоскоклеточный рак легких. Через два дня у меня прием у врача, посмотрим, что он скажет. Зная наперед все предстоящее, записался и к психологу». Сердце болезненно сжалось. После этой записи все последующие стали длиннее, подробнее и чаще — в реальности Ник не мог позволить себе делиться с семьей или Дереком переживаниями, в реальности нужно быть стойким и сильным, стараться никого лишний раз не расстраивать, но наедине со своим дневником он был куда честнее. Сквозь ровные строчки Оливер чувствовал боль и одиночество своего одноклассника, и усталость от того, сколько сил ему приходилось тратить на притворство перед близкими. На самом деле Ник был сломлен внутри — лечение не помогало, надежды таяли на глазах. Через год он самостоятельно решил завершить терапию. «В этом нет никакого смысла. Не хочу продолжать эти страдания. Хочу жизни без больниц». Оливер читал страницу за страницей, и это показалось ему безумно странным — мысли человека, которого уже нет в живых. И сухой, лишенный каких-либо описаний текст лучше долгих красивых описаний передавал переживания Ника. Написанные синими чернилами слова начали расплываться от капающих слез. Оливер тихо всхлипнул и рукавом стер влагу с лица. Поглощенный рассказом Ника он не замечал, как летели минуты и часы, как постепенно тает ночь и на горизонте занимается малиновый рассвет. Самые последние записи были все об одном — о начавшейся боли, которая расползалась по телу и которую стало невозможно утолить никакими лекарствами. Записи обрывались маем текущего года, больше Ник ни о чем не писал, но в этом не было нужды. Теперь тайна его самоубийства перестала быть таковой для Оливера, и родители, не настоявшие на расследовании, тоже, видимо, были в курсе. Но ставшая явной причина запутала все еще больше — Оливер не понимал, был кто-то виноват в принятом Ником роковом решении или нет? Еще никогда в жизни ему не приходилось отвечать на такие сложные вопросы. Поняв, что ужасно замерзает, Оливер медленно поднялся с кресла и вытянул затекшие конечности. Предрассветные плотные сумерки легли низко, к самой земле, и укрыли собой крыши соседних домов. Перехватив удобнее полы одеяла одной рукой, а второй — дневник и телефон, Оливер покинул веранду и вернулся в тихий, погруженный в сон дом. В коридоре на втором этаже напротив гостевой комнаты стоял его брат. — Сидни? — Осипший от слез голос выдал его. Кашлянув, Оливер попытался прочистить горло. Погруженный в чтение личного дневника он и не услышал, как к главным воротам подъехала машина с прилетевшими братьями. — А ты чего не спишь? — Синди обернулся и подозрительно посмотрел на него. В коридоре горели настенные лампы и бросали желтый свет на покрасневшие щеки и слипшиеся от влаги ресницы Оливера. — Ты плакал что ли? Ласковый голос Сидни, его теплые глаза и забота сломали что-то в Оливере, и слезы с новой силой покатились по щекам. Он подбежал к брату, крепко обхватил его руками и уткнулся ему в грудь. — Я ужасный друг, Сидни. *** У Оливера с Сидни были сложные отношения. В детстве Сидни с Уильямом сначала игнорировали Оливера, а потом сделали игрушкой для битья. Признавать в нем отдельную личность, заслуживающую хоть какого-то уважения, они начали в его пятнадцать лет, когда Оливер впервые выпустил когти. Оливер не мог простить братьям вечных унижений, но и обижаться на них всю жизнь не собирался, тем более, что Сидни в силу того, что тоже омега, начал относиться к нему с большей теплотой. В подростковом возрасте он помогал Оливеру подбирать одежду под нескладную оформляющуюся фигуру, лечебную косметику для усыпанного воспалениями лица и давал советы по поводу альф. Про Кристофера Сидни понял почти сразу. Эти влюбленные голубые глаза, этот щенячий восторг при каждом его появлении, подарок на первое их Рождество, подаренный ему одному — может, Уильям и родители и не придавали этому внимания, Сидни раскусил брата очень быстро. Но Оливеру было очень мало лет, он должен был перерасти первое чувство, но Сидни с беспокойством наблюдал за тем, как вместе с братом растет и его любовь к Кристоферу. Разрыв в возрасте стал незначительным, когда Оливеру исполнилось шестнадцать лет. Многие альфы в окружении Сидни крутили именно с более молодыми омегами (потому что мозгами отставали в развитии), а Кристофер принципиальным не казался. Наоборот, несколько из его омег были чуть старше Оливера. Кристофер был хорошим другом, но с очень непростым характером, и он не желал брату в партнеры такого человека. Он всячески огораживал Оливера, мягко намекал на одноклассников-альф, но его брат оставался ко всему глух и равнодушен. Однажды Кристофер лично пригласил Оливера на свой день рождения, и тогда Сидни перестал быть пассивным наблюдателем — он открыто запретил брату идти на праздник. — С какой стати? — Тут же ощерился Оливер. — Ты не имеешь права мне указывать! Сидни с тоской оглядел кровать Оливера, на которой тут и там лежали с десяток нарядов разной степени откровенности. К приглашению Кристофера он подошел со всей ответственностью и спустил на подарок все карманные, накопленные на отдых в Риме на последнюю неделю августа. Оливер стоял посреди комнаты и яростно сжимал кулаки. Было хорошо, когда было достаточно ему маленькому сказать «нельзя», и он, куксясь, явно нехотя, но все равно выполнял требование. Сейчас перед Сидни стояла задача почти невыполнимая. Он решил, что правда станет лучшим аргументом. Сидни прикрыл за собой дверь и решительно посмотрел на брата. — Я бы не хотел видеть рядом с тобой такого человека, как Кристофер, — обдумывая каждое слово, начал Сидни. Ему не хотелось оскорблять или как-то несправедливо говорить о друге, но счастье Оливера было ему дороже. — Он рос в тяжелой обстановке, у него сложный характер, много вредных привычек. И он ужасно расставался с омегами, с которыми встречался. — Может, они сами были в этом виноваты? — Оливер сложил руки на груди и скептически приподнял бровь. — Прямо все? Ты сам веришь в это? Этот вопрос заставил Оливера стушеваться и немного сбавить напор. Он растерянно посмотрел на брата и медленно опустил руки. — М…может быть? — Не может, Оливер. Я люблю Кристофера, он мой хороший друг, но он очень плохая кандидатура для отношений, тем более, первых, — Сидни набрал воздуха в легкие и продолжил, — он получил неправильные установки от отца насчет всего: омег, семьи, дружбы, денег и карьеры. Он не идет на компромиссы, не терпит возражений, он не будет тебя уважать! А наскучишь — вычеркнет из своей жизни и даже не вспомнит. Слова, будто пощечины, сбивали с Оливера всякие иллюзии. Может, со стороны Кристофер и казался прекрасным принцем, но вблизи он был слишком далек от этого образа. Сидни не хотел, чтобы его родной брат почувствовал это на собственной шкуре. — Это ты так из-за своего друга, Шерил, так говоришь? — Сдавленно ответил ему Оливер. Он всегда чувствовал, что Сидни неодобрительно смотрит на его влюбленность в Кристофера, но никогда брат не позволял себе говорить об этом открыто, и не просто выплескивать эмоции, а атаковать аргументами. В попытке защитить себя и свои надежды Оливер сам напал. — Ты поэтому такое говоришь о Кристофере? Сидни покачал головой. — Я знаю Кристофера, а ты — нет. Я знаю всех омег, с которыми он встречался, не только Шерил. Я не из вредности пытаюсь тебя отгородить от него, Оливер, а потому что мне на тебя не наплевать, ты мой брат, и я тебя, черт возьми, люблю! Сидни трясущейся рукой стер испарину со лба и шумно выдохнул. В запертой комнате с неработающим кондиционером оказалось жарко и душно, Оливер распахнул окно, но такой желанной прохлады не дождался, только порыв горячего, влажного ветра в лицо. — Я тебя услышал, Сидни. Но он, конечно, ничего не услышал. *** «Минус на минус даёт плюс». Если все сказанное Сидни было правдой, и Кристофер не прекрасный принц из детской сказки, Оливер все равно не собирался упускать шанс. Ведь он тоже не идеальный. И даже тупой Уильям сумел завоевать такого умного и красивого Кирана, и почему ему, Оливеру, нельзя побороться за счастье? Десятого августа Оливер с бешено колотящимся сердцем и дрожащими коленками стоял на пороге особняка семьи Уолш. Он нервно сминал ручки пакета с подарком и был настолько очаровательно юным и прекрасным, словно эльф, что у Кристофера не было ни единого шанса. Вышедший встретить гостя, он смотрел в горящие голубые глаза, чувствовал необычный запах его феромонов, запах морской соли и вербены, и громко играющая музыка, галдеж друзей за спиной перестали иметь какое-то значение. Важным казался только омега напротив. Пользуясь привилегией именинника, он притянул Оливера к себе и чуть дольше положенного держал в своих объятьях, успел прижаться к теплому виску щекой и ощутить на своей коже чужое дыхание. В первый раз в жизни у него от вида омеги подогнулись ноги, и сердце в груди от феромонов, ударивших в нос, зашлось в бешеном ритме. Размыкая объятья, Кристофер понял, что с Оливером происходило что-то подобное — участившееся дыхание, предательски вспыхнувшие щеки. Младший Вествуд промямлил слова поздравлений, сунув в руки подарок, и попытался скрыться в толпе подвыпивших гостей. В гостиной Оливер встретил Сидни и стойко выдержал его пристальный, неодобрительный взгляд. Он долго думал над словами брата, маялся, не зная, верить ему или нет. У Сидни не было причин лгать ему, но он так долго — всю сознательную жизнь! — ждал возможности сблизиться с Кристофером, мечтал стать частью его жизни не в качестве их с Уильямом младшего брата, а как самостоятельная единица. Он не мог упустить такой шанс, даже если бы Сидни поклялся больше никогда с ним не разговаривать. — Прекрасно выглядишь, Оливер, — с прохладцей в голосе похвалил его наряд старший брат. Он долго мучился, выбирая, что же надеть, и, в конце концов, остановил свой выбор на топике с открытой спиной и светлыми прямыми брюками. Нельзя было перебарщивать, но и серой мышью ему быть не хотелось. Довершили образ уложенные локонами короткие волосы. — Спасибо, ты тоже. Сидни по большей части одевался в одежду черного цвета и сегодня себе не изменил. Он сидел в компании пяти очень красивых омег и томно курил, а вокруг них вились толпами альфы. Такая компания показалась Оливеру слишком взрослой, как бы сильно он ни старался выглядеть старше своих лет, сама атмосфера алкогольной развязности слегка его нервировала. Вот если бы с ним был Эван… — Оп! На талию ему легли чужие ладони и чуть ее сжали. Оливер, напрягшись от неожиданности, обернулся и тут же расслабился — на него смотрели темные раскосые глаза Мишеля. Омега прижался к нему сильнее и улыбнулся. Легкий запах алкоголя, исходивший от него, намекал на то, что веселье его было не совсем трезвым. — Поймал! Какими судьбами, Оливер? — Меня Крис пригласил. — Точно, — Мишель легонько хлопнул себя по лбу, — они ведь с Уиллом с детства дружат. А я здесь по приглашению Стивена, он с ними в футбол играл в школе. Будешь пить? И, не дождавшись ответа, подхватил с подноса два вытянутых бокала с шампанским, один протянул Оливеру. — За здоровье именинника! Кристофер! Кристофер стоял возле стола с закусками, подальше от играющих колонок, и разговаривал с Уильямом и Кираном. Услышав голос Мишеля поверх музыки, он обернулся и, отсалютовав, поддержал тост в свою честь. Толпа загудела, послышался звон бокалов и еще поздравления — любви, счастья, карьерных успехов. — Денег тебе побольше! — Крикнул кто-то из дальнего угла. Гости снова начали улюлюкать, выпили и попросили сделать музыку громче. Сидевшие с Сидни омеги повскакивали со своих мест, услышав любимую песню, вышли в центр гостиной и начали медленно и плавно покачиваться в такт. Альфы громко поддержали их инициативу и присоединились к ним. Кристофер вернулся к разговору с Уиллом, но то и дело поглядывал на Оливера, ловил его ответные взгляды и улыбался все шире. — Что это с тобой, — с подозрением спросил Уильям и отобрал у него из рук бокал, чтобы понюхать, — больно веселый ты стал. Опять у отца запрещенку стащил? Кристофер засмеялся и кинулся обнимать лучшего друга. Ему и вправду стало интереснее на собственный день рождения. — Дружище, — он одной рукой обхватил Уильяма, — я так рад, что все сегодня здесь! Я выпью за вас. Одним глотком осушил весь бокал и не поморщился — сладкая кола скрывала горечь крепкого виски.