Лучше блюдо зелени

Лето начиналось для Рика как обычно. Закончился десятый класс, погода стояла прекрасная, экзамены сдавать было не нужно, и он ощущал восхитительную, окрыляющую свободу предстоящих каникул. У него тогда не было каких-то конкретных планов: он просто хотел провести время с родителями, с товарищами, ну и с самим собой, чтобы иметь возможность вдоволь начитаться, насмотреться фильмов и нагуляться в прохладных сумерках, думая о чем-нибудь отвлеченном. В общем-то, в первые недели так все и было. Рик периодически бывал в церкви, выполняя разные мелкие папины поручения, но в остальное время вольной птицей летал по окрестностям, наслаждаясь своей беззаботностью. Все изменилось, когда он пришел на очередную воскресную службу. Ничего особенного в этом не было: Рик с детства привык, что по воскресеньям с утра, когда все остальные дети отсыпаются после учебной недели, он вместе с матерью идет на службу. Когда твой отец священник, выбора у тебя особо нет. Да и нельзя сказать, чтобы Рик от этого страдал. В церкви он чувствовал себя хорошо: в душе его поселялись умиротворение и покой. Запах ладана, тепло свечей и бормотание молитв успокаивали его, погружая в приятное состояние, сходное с невесомостью. Он прекрасно знал церковный устав, наизусть помнил весь ход службы, а навык стоять подолгу в одном положении выработал в себе благодаря еженедельной практике чуть ли не с младенчества. Так что посещение церкви для него всегда равнялось гармонии и чему-то, отдаленно напоминающему счастье. Но все внезапно переменилось буквально по щелчку пальцев. На службе однажды появился… незнакомый парень. Здесь тоже не было ничего удивительного, потому что новые люди появлялись постоянно, но потом бесследно исчезали, никогда больше не возвращаясь. Предполагалось, что здесь произойдет то же самое, но… не произошло. Парень появился вновь, и через неделю, и через две. Рик наблюдал за его тонким профилем сквозь пламя свечей и не мог оторвать взгляд. Мальчишка выглядел его ровесником, и это само по себе было странно, потому что встретить подростков-парней в церкви - дело вообще довольно затруднительное. Обычно туда ходят либо совсем маленькие мальчики возраста детского сада и начальной школы, либо уже состоявшиеся взрослые мужчины. Рик настолько не привык видеть здесь парней своего возраста, что невольно цеплялся за него взглядом каждый раз. И… смотрел. Просто смотрел. Почти всю службу напролет. Ощущение гармонии и благодати испарились напрочь: теперь он ощущал словно внутренний зуд, и непонятную радость, и смутную тревогу… И еще очень много непонятных, совершенно необъяснимых вещей, которые совершенно искренне не мог истрактовать. Как-то раз, стоило Рику получить причастие и выйти на улицу, как этот незнакомый парень будто вырос рядом с ним из-под земли. – Привет, – поздоровался он дружелюбно, – я заметил, что ты каждое воскресенье сюда приходишь, как и я. Познакомимся? Меня Паша зовут. У парня была широкая белозубая улыбка, а глаза – внимательные, большие и ласковые, как у олененка. Рик забыл не только свое имя в то мгновение, но и вообще забыл, как складывать звуки в слова. И тем не менее знакомство состоялось, и это стало началом конца. Выяснилось, что парнишка переехал сюда из другого города вместе с родителями, и по московским меркам даже живет теперь от Рика не слишком далеко, поэтому, собственно, они и оказались в одной церкви. Рик не был удивлен узнать, что родители нового знакомого тоже глубоко религиозны и вместе с ним посещают церковь. Только после этого разговора Рик обратил внимание, что Паша на самом-то деле никогда не стоял один, а обычно был рядом с женщиной в ярком платке, которая оказалась его матерью. Рик не знал, в чем было дело, но у него сложилось ощущение, что они с Пашей знакомы всю жизнь. Разговаривать с ним было так легко, как не было ни с кем и никогда. Ему казалось, что парень понимает его с полуслова, да и у самого Рика было такое же впечатление, что он буквально может предугадать, что Паша скажет дальше. Они начали много общаться. Обменялись контактами, стали переписываться в соцсетях, разговаривать обо всем на свете. Поскольку у обоих были школьные каникулы, парни не были обременены необходимостью посещать и учить уроки, так что довольно быстро интернетное общение перетекло в живое. Они стали гулять по паркам и садам, сидеть в сквериках и на лавочках, валяться на траве, там, где это было возможно, и бесконечно говорить, говорить, говорить. Рику было так невероятно хорошо, что он досадовал лишь на одно – что у него раньше не было такого друга, с которым хотелось быть 24 на 7, которого хотелось слушать не переставая, на которого хотелось смотреть, не отрываясь… Для Рика странным было лишь одно маленькое обстоятельство: когда Паша случайно задевал его – локтем или коленом – все внутри у Рика почему-то сжималось, а в груди начинало что-то щекотно клокотать. Рик совершенно искренне не понимал, почему ему так нравится смотреть, как двигаются Пашины рот и губы, когда тот что-нибудь ему рассказывал. Почему хочется совершенно бессознательно придвинуться к нему и даже… прикоснуться. Рику никогда ничего подобного не хотелось от своих друзей, но ведь Паша и не был обычным, правда? Он просто стал лучшим другом, видимо, в этом было все дело. Однажды, когда они вечером прощались, Паша пожал Рику ладонь и задержал в своих руках чуть дольше обычного. При этом он смотрел ему в глаза, и Рик именно тогда, кажется, впервые испугался. Он шел домой, а колотящееся сердце, зашедшееся от этого неестественно долгого рукопожатия, все не желало останавливаться. С покрасневшим лицом он тогда сидел в своей комнате, понимая, что что-то не так, но при этом совершенно искренне не представляя, что именно. Так прошло целых два месяца. В бесконечных прогулках, в разговорах часами, а потом, позже – вот в таких странных прикосновениях, в которых не было абсолютно ничего особенного или необычного, но которые просто разрывали Рика на части, такие они были энергетически мощные, словно напитанные колким электричеством. Рик, каждое воскресенье стоя на службе где-то позади Паши, молился с удвоенной силой, прося Бога помочь ему понять, что с ним происходит и что ему делать. Он искренне жаждал получить ответ, и, очевидно, Господь и правда его услышал, потому что ответ был получен довольно скоро. Это случилось в самом начале августа. Рик не ожидал ничего подобного, не хотел, не планировал. Но оно все же случилось. Как-то раз они сидели у него дома: ходить в гости друг к другу тоже в последние недели стало делом обыденным, потому что жара, разыгравшаяся не на шутку, просто не оставляла другого выбора. Вечером они сидели наверху, в комнате Рика, и лениво валялись на кровати – делать ничего не хотелось, даже фильм посмотреть. Им и свет включить было лень, так что сумерки почти совсем накрыли тихую комнату, а они все продолжали лежать «валетом» на кровати, рассуждая о всякой ерунде. – Почему ты хочешь, чтобы тебя все называли Виктором? – внезапно спросил Паша, подставляя руку под голову и переводя на собеседника заинтересованный взгляд. – Потому что это единственная нормальная форма моего имени, – откликнулся он, подавляя в себе желание улыбнуться. – Ну есть еще много форм… – протянул Паша, и будто специально подначивая, начал перечислять. – Ну, например, Вик, Витяня, Витек, Витасик, Виташа, Витюша… И видя, как понемногу багровеет лицо Рика, он добавил, нарочно растягивая гласные: – И конечно Вииитяяя… – А ну замолчи! Знаешь же, что я терпеть этого не могу! – Витя! – нарочно поддразнивая его, продолжил, хихикая, Паша, – Витя-Витя-Витя… – Захлопнись! Рик подскочил на кровати, и, не зная, как можно остановить этот словесный поток, начал дергать его за футболку. – Ви-итя! – Сказал же, замолчи! Он сам не заметил, как оказался к Паше очень близко: глаза последнего смеялись, и парень был буквально на расстоянии ладони, протяни руку и достанешь… Это случилось само собой. Рик понял, что делает, только после того, как уже припал поцелуем к полуоткрытым губам, еще секунду назад весело выговаривавшим его имя. Рик не умел целоваться, он ни разу этого не делал раньше, искренне пребывая в уверенности, что поцелует лишь свою будущую жену и больше никого. Но здесь его будто повели инстинкты, о существовании которых он и не догадывался, потому что он интуитивно сомкнул нижнюю губу Паши в своих и… очнулся. Рик оторвался от него, видя отражение собственного ужаса и шока в глазах напротив, и они, вот так уставившись друг на друга, молча всматривались один в другого не меньше, пожалуй, минуты. А затем Паша приподнялся на локте и снова коснулся Рика губами: осторожно, гораздо более неуверенно и легко, чем до этого Рик, но этого было достаточно. Они сплелись в поцелуе, дыша сбивчиво, одновременно с этим позволяя себе совсем невинные вещи: провести рукой по чужому лицу или волосам, погладить плечо или прижаться грудью чуть крепче… Поцелуй, начавшийся так внезапно, продлился, должно быть, не меньше получаса – так, по крайней мере, казалось им самим – пока внизу не хлопнула внезапно дверь, заставив их испуганно вскочить и отпрыгнуть друг от друга. – Я пойду, – сказал еле слышно Паша, и даже не попрощавшись, понесся вниз по лестнице: взлохмаченный, красный, как рак, и для любого постороннего взгляда – максимально подозрительный. Рик же уткнулся в подушку и укусил себя за кулак. Ему одинаково сильно хотелось сейчас и кричать от радости, и плакать. Но только с последним желанием Рик проснулся наутро в своей новой постели, в новой школе и новом окружении, во всех красках пережив воспоминания, пришедшие во сне. Только ощущение старого кошмара было уже не новым, а вполне себе привычным. Они, кошмары, были яркими и живыми, и не оставляли в покое ни разу с тех самых пор. Умывшись и позавтракав, Рик отправился на уроки, перед этим предварительно по привычке взглянув в зеркало и скривив губы. Он по-прежнему все еще иногда не узнавал себя в отражающих поверхностях, хотя лысины как таковой уже не было: короткие темные волоски, на ощупь словно иголочки, мягко покрывали недавно выбритый затылок. И Рик, уповая на время и его целительные свойства, отправился на уроки. Класс, несмотря на вчерашний своеобразный сеанс, выглядел довольно оживленным. Видимо, несмотря ни на что, такой опыт все же чуть-чуть их сблизил, и ребята негромко переговаривались, периодически поворачиваясь друг к другу. – Хэй, народ, – подал вдруг громкий голос Кирилл, – вы же в курсе, что у нас сегодня первый урок религиозного воспитания? Все покивали, у всех ведь было расписание, и все его уже по десять раз изучили. – А знаете, кто его будет вести? – Ну, не томи, – откликнулась Ася, – кто? – Настоящий поп! Этой новости удивился даже Рик. Он не ожидал, что к выбору преподавателя подойдут настолько ответственно, и не знал, какие чувства у него это вызывает. «Что ж, поживем – увидим», – решил он про себя. На обеде Рик снова оказался за одним столом с Асей: как справедливо утверждал в споре Боря, места сейчас уже за всеми как-то закрепились, и почти никто не проявлял желания пересаживаться. Рядом с ним разместился мальчик из десятого класса, а напротив, как назло, сидел Феликс. Рик отказывался – принципиально отказывался - думать о нем и о том факте, что парень проводит здесь уже второй год. Эта информация будто не хотела усваиваться, поэтому, когда Ася заговорила с Филом, то он даже не сразу понял, о чем. – Слушай, Феликс, – негромко обратилась Ася к нему, – скажи, а в прошлом году занятия тоже священник вел? Фил поднял на нее глаза, за которыми не читалось ни единой эмоции. – Да, – ответил он лаконично, – он и службы будет у нас проводить. – Серьезно? Ого, ничего себе. А он строгий? – Довольно-таки. Губы Фила поджались, и кажется, на лицо на мгновение легла тень, но оно в мгновение ока вновь стало непроницаемым. – Он может нас наказывать, – добавил Фил, и очевидно было, что эту фразу он выдавил из себя словно против воли. – Как наказывать? – не удержался Рик, и все головы мгновенно, как по команде, повернулись к нему. Фил вгляделся в нового собеседника своими внимательными синими озерами и лишь пожал плечами. – Вот так, очень просто. Как директор, завуч или психотерапевт. – Ты хочешь сказать, что он может отнимать часы пользования телефоном? – Ну… это как минимум. – А еще что? – вклинилась Ася, глаза которой наполнились неподдельным беспокойством. – Ну… встречи с родителями ограничивать, например, если ты не проявляешь достаточно внимательности и рвения. Может назначить дополнительные занятия, если ты по его предмету что-то, как ему кажется, не усваиваешь. – Хм, вроде выглядит не так уж и страшно, – заключил Рик, и снова поймал на себе взгляд Фила, совершенно непонятный, абсолютно по-прежнему нечитаемый. Вместо ответа тот вновь лишь пожал плечами и вернулся к своему супу, так ни слова больше и не сказав до самого конца обеда. Но Рику в душу змеей прокралась тревога, и он сердился на Феликса за то, что именно он ее туда поселил. Потому что Фил высказывания Рика не подтвердил. Не подтвердил, чтоб его. На самом деле, первый урок прошел очень даже неплохо. Священник представился им как «отец Сергий», и все первое занятие говорил о том, что такое Христианство, почему важна религия для каждого человека, и немножко затронул Библию как главную для изучения книгу. Рику было немного скучновато, потому что он все это и так знал наизусть, но зато никаких навеянных Филом страхов не оправдалось. И Рик, глянув на темно-рыжую макушку своего одноклассника, подумал в очередной раз о том, как тот его раздражает: своим безэмоциональным лицом, пронзительными глазами, манерой пожимать плечами и даже, кажется, своей походкой. Зачем вселять еще больше неуверенности и беспокойства в тех, кто и так чувствует себя хреново? Рику было не понять. И он, нахмурившись, первым покинул класс со звонком, не взглянув на Феликса больше ни разу. *** Домашние задания можно было выполнять где угодно. Строго говоря, для этого прежде всего был предназначен Кабинет и библиотека, находящаяся, правда, в соседнем здании. Рик пока все время делал уроки у себя в комнате, но это было настолько неудобно – сидеть, согнувшись в три погибели над тетрадью, – что он в один из вечеров сдался и пошел-таки искать себе нормальное рабочее место. Заглянув в Кабинет одним глазом и увидев несколько человек за столами, Рик понял, что не сможет с ними рядом ничего выучить, что тут же заставило его ретироваться и пойти в другое место. Он уже подумал, что придется все-таки накинуть куртку и направиться в библиотеку, как вдруг ему пришла в голову мысль, что он может попробовать заглянуть в какой-нибудь из открытых классов. И в самом деле, несколько классных комнат, не считая кабинета информатики, в котором была куча компьютеров, и который, само собой, находился под замком, были открыты. Рик включил свет, притворил за собой дверь и наконец-то сел за стол как нормальный человек. Он тут же взялся за математику, свой любимый предмет, и погрузился в мир цифр так глубоко, что даже не заметил, когда дверь приоткрылась. – Привет, – послышалось негромкое и робкое, и Рик, вскинув голову, увидел Асю, неловко топчущуюся в дверях. – И тебе, – отозвался он, тут же вновь опуская голову в свои вычисления, стараясь не упустить из головы запомненные цифры. – Ты не против, если я тут с тобой посижу? – все так же немного смущаясь, спросила Ася, между тем заходя внутрь и прикрывая за собой дверь. – Я была в Кабинете, но туда еще народ набежал, места маловато, и я все время отвлекаюсь. – Видимо, проблема тут в тебе, – отозвался Рик, мысленно попрощавшись с наполовину решенным примером, понимая, что его придется начать пересчитывать заново. – Если ты не можешь сосредоточиться, вряд ли в этом виноваты другие. – Так ты не против, если я с тобой тут позанимаюсь? – закатив глаза, спросила Ася. Рик посмотрел на нее. Даже сейчас она еле заметно улыбалась – должно быть, у девушки действительно золотой характер. В отличие от большинства здесь находящихся, она словно пыталась найти во всем позитив, а в каждом негативном или сердитом комментарии – что-то забавное, на что не стоило обижаться. Рику вдруг стало немного совестно. – Да, занимайся, конечно, – пробубнил он слегка смущенно, – я ж здесь не хозяин, ты вообще могла меня и не спрашивать. Ася уселась через две парты от него, и последующие полчаса они совсем не разговаривали, каждый погрузившись в свою работу. Но вполне ожидаемо, полчаса спустя Ася вновь подала голос: – Кто тебе здесь больше всего нравится из учителей? Рик удивился этому вопросу не меньше, чем всему Асиному поведению в целом. Вообще непонятно, чего от нее ожидать, и о чем она заговорит дальше. – Тебе делать, что ли, больше нечего? – поинтересовался он. – Уже все уроки выучила? – Ага, – расплылась в улыбке Ася, – и теперь мне стало скучно. Ну так что, кто нравится? Какой любимый предмет? – Вообще, я люблю математику, – нехотя отозвался он, не в силах проигнорировать дружелюбный интерес. – Но из учителей мне нравится Нина Михайловна. – Завуч? Да, мне тоже, она так интересно рассказывает! А еще мне нравится наш историк. Рик хмыкнул: кажется, у них схожи вкусы на учителей. – И чем же? – Думаю, что он такой… милый. – Запала на него? – Рик ухмыльнулся, и сам поразился такому наглому заявлению. С чего вдруг такая смелось? Он никогда не обсуждал никакие «краши» – ни в шутку, ни всерьез. Ни с кем. Ася внезапно покраснела. Рик подумал, что это признак того, что он угадал, но оказался неправ. – Нет, – Ася, кажется, вовсе не обиделась на это предположение и головой качала больше задумчиво, чем смущенно. – Он… вряд ли мог бы меня привлечь, несмотря на все свое обаяние. Рик внезапно напрягся. Отзвук чего-то запретного, неправильного буквально зазвенел в воздухе. Он уставился в раскосые Асины глаза чуть неверяще, а она ответила ему взглядом прямым, без улыбки, почти серьезным. – Мне пора, – сказал парень, и встав, собрал со стола свои тетради и учебники почти единым движением. – Надо успеть забежать в душ и лечь спать пораньше. Сам не понимая, зачем придумал эти дурацкие оправдания и зачем их озвучил, Рик с шумом поднялся и вышел из класса, а Ася, провожая его, лишь легонько покачала головой, но парень этого уже не видел. На следующее утро Рик по привычке подошел к доске объявлений, где вывешивали основные школьные новости, если таковые появлялись, а также ежедневно обновляли график с баллами, в том числе за поведение. Привычно глянув на строчку со своей фамилией, он хотел было уже развернуться и уйти, как вдруг слегка дернулся и сощурил глаза, всматриваясь внимательней. Нет, не показалось! За вчерашний день у него черным по белому было написано «+10 баллов» за поведение, что означало дополнительные 10 минут с телефоном. Но он вчера в буквальном смысле не делал ничего. Ни хорошего, ни плохого. Так за что его наградили? Пребывая в полной растерянности, он на автомате ел завтрак и почти не обратил внимания на робкие попытки Аси вновь разговорить его. А зайдя в класс перед первым уроком, он внезапно наткнулся на словесную перепалку: кажется, Боря с Кириллом опять что-то между собой выясняли. – Ты у нас разносчиком новостей, что ли, заделался? – говорил Гризли негромко и явно недружелюбно. – Местная говорящая газета? – Попридержал бы ты язык, – ощерился в ответ Кирилл, – к тому же, я не говорю ничего неправдивого. Что же тебя не устраивает? – Это все просто слухи! – Вы о чем вообще? – вклинилась в разговор Яна, которая раздраженно потирала виски, будто страдая от мигрени. – А ты не слышала, о чем трещал этот сплетник? – поинтересовался Боря. – Слухами земля полнится, – философски заметил Кирилл, а Боря сморщился: – Вот в том-то и дело, что это всего лишь слух, а не правда в последней инстанции! – Да что случилось-то? На этот раз голос подал Рик. И снова все на секунду замолкли, повернувшись к нему, а Кирилл, явно не чувствуя себя обремененным, с удовольствием повторил то, о чем рассказал некоторое время назад: – Говорят, в этом году в школе есть транс! Несколько человек еле слышно выдохнули. Боря еще сильнее нахмурился, сжимая кулаки, лицо Яны вытянулось. Рик же стал рыться в своей голове: он, конечно, слышал это слово, но никогда не понимал его полноценно. – Это которые в женскую одежду одеваются, что ли? – спросил он неуверенно, и некоторые ученики посмотрели на него неверяще: неужели действительно не знает? – Это ты сейчас про трансвеститов думаешь, – с удовольствием взялся объяснять Кирилл. Его маленькие глазки при этом радостно поблескивали. – А я говорю про трансгендера, настоящего! Это когда человек хочет сменить пол. Ну, типа, мужик хочет стать женщиной, а женщина – мужиком. Рик о таком тоже, действительно, слышал. Но ему казалось это чем-то слишком неправдоподобным, ненастоящим. А сейчас он бок о бок, значит, учится в одной школе вот с таким? Да куда он вообще попал? Внезапно возмущение Бори стало ему более, чем понятным. – Это все враки, – откликнулся Боря, – я думаю, его бы сюда не взяли. – А что, он по каким-то критериям не подходит? – издевательски осведомился Кирилл. – Такой же ненормальный, как и все здесь. – Вот не надо обобщать, пожалуйста, – резким и громким голосом вклинилась вновь в беседу Яна. – И вообще. Ты говоришь «он». Значит, это мальчик? Или девочка? – Хороший вопрос, – Кирилл неприятно захихикал. – Ну, пол он пока сменить не успел, так что мальчик, мальчик. Это все, что я знаю. Ааа, хотя нет, еще одно. Он не из одиннадцатого класса, он откуда-то из младших. «Ну, слава Богу», – промелькнула в голове Рика. - «Хоть подальше от него буду». – Слушай, Фил, – окрикнул Кирилл Феликса через весь класс, – а в прошлом году здесь были трансы? Теперь все внимание переключилось на рыжеволосого парня, до этого сидевшего тихо и в беседе участия не принимавшего. Он взглянул на Кира исподлобья и коротко отрицательно мотнул головой. – Эх, какой у нас выпуск-то будет особенный! Не даром юбилейный! – протянул Кирилл. И он был абсолютно прав. Вообще, про школу Рик знал, кажется, меньше всех остальных ребят. Может быть потому, что около месяца назад он еще и знать не знал, что будет учиться здесь. То, что он успел услышать из обрывков разговоров студентов и учителей – это то, что школа «Надежда» совсем не так молода, как могло бы показаться на первый взгляд. Он знал, что работает она уже больше десяти лет, а коль скоро выпуск у них юбилейный, значит, исполняется ей пятнадцать, и это минимум. Думать о том, сколько учеников здесь отучилось, было для Рика почему-то тревожно, и он решил этого не делать. Он очень о многом в принципе старался не думать. В класс вошел учитель истории, и все замолкли, хотя явно все еще продолжали переваривать услышанные новости. За обедом Рик не смог удержаться и осматривал столовую почти с нескрываемым любопытством. Кто из этих парней может быть трансом? Они все выглядели примерно одинаково, так, по крайней мере, Рику казалось: все в идентичных синих пиджаках, в брюках. Прически только у всех разные, волосы у кого-то длиннее, у кого-то короче, но ведь определять это по длине волос - идиотизм, разве нет? Кажется, его заинтересованность не ускользнула от постороннего взгляда, и он услышал шепот над ухом: – Ну как думаешь, кто? Это была Ася. Она села как обычно близко к Рику, а сейчас и вовсе придвинулась вплотную, почти прижавшись губами к его уху, и это ему не понравилось. Он чуть отодвинулся от нее и только потом ответил: – Не знаю, – ему и гадать не пришлось, о чем она толкует, ясно было как белый день. – Ну предположи?! – Мне все равно, – отчеканил Рик, и Ася, захлопав глазами, отсела. На самом деле, Рику не было все равно, ему было любопытно, и прежде всего потому, что по внешнему виду ничего было не понятно. Неужели так бывает, что вот так посмотришь на человека, и даже с ходу не определишь? Вторая неделя пролетела быстрее и незаметнее, чем первая. Уроков стало больше, и почти все вечера Рик просиживал все в том же классе, корпя над математикой, физикой или английским, и практически каждый вечер к нему присоединялась Ася. Она почти не пыталась с ним вновь заговаривать, так только иногда спрашивала что-то по поводу домашек или предлагала сверить ответы. Как ни странно, Рик быстро привык к ее компании, и ее нахождение рядом больше не раздражало, а даже, скорее, успокаивало. К ним пару раз заходили и другие студенты, но почему-то не задерживались: видимо, места и в других классах было достаточно. Наступила пятница, и после окончания уроков Рик вышел на долгожданную прогулку. За эту неделю температура упала на несколько градусов, ветер дул настойчиво, и гулять было уже не так приятно, но все же Рику очень хотелось. Закутавшись потеплее в шарф и куртку, он отправился гулять по брусчатой дорожке, вдыхая запах осеннего леса и стараясь ни о чем не думать. Это было легко, это Рик умел профессионально. Если вопросов к себе и окружающим было слишком много, он просто отодвигал их на краешек сознания и наслаждался в голове блаженной пустотой и звенящей тишиной. Это гораздо лучше, чем тревога, которая, кажется, может разъесть тебя, будто ржавчина металл. Так что Рик справлялся – пока. Он прогуливался по пустынным дорожкам территории, и чувствовал, как на душе постепенно воцаряется что-то сродни спокойствию. Такое одиночество он любил: на природе, без постоянного шума машин и криков людей. Пройдя почти вплоть до самых ворот, он развернулся и пошел обратно к зданию школы, обогнул ее и направился к давно запримеченному уютному прудику, красиво отражавшему сегодня серые облака. Зябко поежившись, он устроился на скамейке возле воды. Ее вид всегда его успокаивал, и теперешний раз не стал бы исключением, если бы не мысль, промелькнувшая в его голове так быстро, что он не успел схватить ее за хвост, и она-таки саданула по нервам, как медиатор по гитарным струнам. Паша. Он не хотел думать о нем, запрещал себе, отказывался. Он не хотел даже пытаться анализировать, что к нему чувствует, потому что эмоций было так много, что сам черт не разберет. Он злился на него, обижался, даже ненавидел, и при этом… Что-то щемящее, похожее на тоску, одновременно скручивало ему сердце. Он невольно вспоминал, как ветер трепал Пашины непослушные волосы, когда они вместе гуляли по вечерам, и какая у того была теплая и мягкая ладонь, когда они впервые пожали друг другу руки… Пытаясь справиться с эмоциями, Рик сильно схватил себя за переносицу и отчаянно потер ее двумя пальцами. А следом чуть не подпрыгнул от голоса, раздавшегося совсем рядом: – Я присяду? Резко обернувшись, он увидел перед собой Фила. Парень на самом-то деле не стал дожидаться разрешения, а просто плюхнулся на лавочку рядом, рассматривая Рика своими огромными глазами, будто изучая. – Вот там, – Рик кивнул на противоположный берег маленького прудика, – есть еще одна лавочка, тебе места не хватило? – Да я подумал, что это глупо как-то, сидеть друг от друга на расстоянии пяти метров и молчать, когда можно просто сесть рядом и поболтать. – Это ты не по адресу. Рик уставился на Фила, нахмурившись. Коротко скользнул взглядом по лицу, мазнул по волосам. Надо же, какой цвет удивительный. Не рыжий, а какой-то прямо… красный, что ли, как раскаленная медь. На солнце блестят красиво. Все же у англичан для описания рыжеволосых используется куда более точное слово – red. Именно такими были завитки возле его лба: яркими, насыщенными, почти темными. Прикрыты кудряшки были какой-то полосатой шапкой, натянутой почти до самого носа. Униформы для верхней одежды в школе не было, поэтому на улицу ребята одевались, как хотели, и наконец-то начинали отличаться друг от друга, и за этим проглядывалась индивидуальность. – Да я уже понял, что ты не из разговорчивых. Интонация Фила была ровной и спокойной, не ясно было, он так осуждает или насмехается? Тем временем парень добавил: – Мы можем просто в тишине посидеть, посмотреть на воду. Я часто так делаю, меня это успокаивает. Рик в ответ промолчал. Вот и сидел бы себе там в молчании, на противоположной лавочке. Но вдруг он осознал, что Фил своим появлением отвлек его от грустных мыслей, и внезапно проникся к неожиданному собеседнику благодарностью. – Скажи, – спустя минут пять молчаливого бдения подал, наконец, голос Рик. – Ты веришь в то, что говорил Кирилл? Ну, про транса. – Верю. А ты почему нет? – Потому что… не знаю. Никогда с таким не сталкивался, – Рик невольно поежился. – Я в реальной жизни тоже не сталкивался, только в интернете подобное видел, – кивнул Феликс, – но думаю, что Кирилл все же правду сказал. Его папа тут – один из инвесторов, так что не удивительно, что он получает кое-какую дополнительную информацию. – Вот это нифига себе, – Рик аж тихонько присвистнул. – Ну а про папу его ты откуда знаешь? – Да он сам хвастался как-то на одной из перемен, – в привычной манере пожимая плечами, ответил Фил. – Кирилл любит трещать. Рик пытался обдумать свежеполученную информацию, а Фил, тем временем, поднялся. – Ну, я пойду, что-то замерз. И, нахохлившись, как воробей, втянув длинную шею в плечи, тем самым спасая ее от ветра, Фил развернулся и направился к школе. А Рик смотрел вслед удаляющейся фигуре и почему-то не ощущал привычного облегчения, которое испытывал, когда кто-то оставлял его в одиночестве. Это было странно.