Лучше блюдо зелени

Ноябрь стремительно приближался к концу. В этом году зима решила не церемониться и подступила заранее: прокралась на школьную территорию, как незамеченный вор, разметала по сторонам жухлые листья и прикрыла первым тонким покрывалом снега траву и прогулочные тропинки. Вообще, погоду сложно было назвать прекрасной. Холод и первые морозы уже пришли, однако осенняя промозглая серость еще не успела смениться изящным белым нарядом. Так что любоваться природой особенно не приходилось, все перемещались из корпуса в корпус короткими перебежками, кутаясь в теплые пальто и шапки, пряча мгновенно замерзающие руки в карманы. Немногие стремились выходить погулять: в такую пору неясно, то ли снега ожидать, то ли дождь может полить. Так что желающих насладиться окружающей природой за пределами теплых школьных стен было мало. Но Рик был с ними глубоко не согласен. Он сидел на скамейке возле церкви. Как раз недавно закончилась служба, и сейчас, после исповеди, ребята потихоньку тянулись обратно в школу: кто-то с друзьями, кто-то поодиночке. Рик, сегодня завершивший ритуал одним из первых, сидел, наблюдая окружающую его картину заканчивающейся осени, и искренне наслаждался. Никакая серость, никакой холод и мелкий, еле заметный на фоне бурой травы снег еще никогда не казались ему такими прекрасными. Ему нравилось сейчас, кажется, все: начиная от температуры воздуха, заканчивая крошечным кирпичным зданием с куполом и крестом, из дверей которого не спеша выплывали его одноклассники. Нравилась скамейка, которая так уютно устроилась под липами, и гладкое дерево сиденья приятно ощущалось под ладонью Рика. Нравилось то, что когда он выдыхал, изо рта вырывался небольшой клубочек пара, так что можно было притвориться, будто ты куришь и дышишь дымом. И самое главное, нравилось осознание, что он не просто так сидит здесь. Он ждет Фила! Который с минуты на минуту тоже выйдет из этих дверей и сразу заметит Рика: они не договаривались о встрече после службы, так что это была полностью его идея и инициатива. Рик на протяжении всей службы нет-нет да и высматривал среди прочих покорно опущенных голов пламенную шевелюру, выделяющуюся так сильно, словно горящую огнем. Рик представил, как Фил сейчас склонился под епитрахилью, рассказывая отцу Сергию о грехах, которых не существовало. Ну или о совершенно незначительных грехах, которые не стоят даже упоминания. Почему-то в том, что Фил никогда не поступит так, как Паша, и ни за что не расскажет священнику о том, что между ним с Риком происходит, последний был уверен с самого начала. Это была и вера, и доверие, а еще какое-то внутреннее непоколебимое знание, которому Рик совершенно безоговорочно доверял. Так что он просто сидел и ждал Фила – абсолютно расслабленный, почти ни о чем не тревожащийся. Почти счастливый. Врать было легко. Врать на сеансах психотерапевта, когда их просили говорить о своих успехах и прогрессе в излечении, врать на дискотеках, продолжая упорно танцевать с девочками и невинно беря их за руку. И даже врать на исповеди, когда отец Сергий спрашивал, обо всем ли ты рассказал ему, во всем ли покаялся. Все это было так легко и почти естественно, что Рик даже не ожидал. Разумеется, за последние несколько недель его периодически кидало из стороны в сторону, и желание спрятаться от этого всего огромного, нового, всеобъемлющего и прекрасного…иногда было сильным. Но стоило Рику увидеть Фила, заметить, как вздрагивает краешек губ в намечающейся улыбке, как хитро блестит взгляд, который он коротко кидает на Рика… Все переставало иметь значение. Все было неважно. Все, выученное раньше про грехи, про адово пламя, про «неестественность» и «гадостность» такого влечения, просто разбивалось, словно волны о берег. Все нравоучения и страшные пророчества, слышимые местными учениками изо дня в день, натыкались на невероятный и ничем не оспоримый аргумент: Фил. Фил объяснял все. Стирал все грани и смывал все краски. Когда рядом был он – такой чудесный, красивый, добрый, как само милосердие, – это никак не состыковывалось в голове Рика с ужасами, о которых ему постоянно твердили. Вот же есть он, Феликс. Полностью состоящий из тепла и света: на нем, как на солнце, просто не могло быть пятен. И вот есть чувства, которые Рик к нему испытывает. Нежность. Интерес. Симпатия. Желание заботиться. Трепетность. Ласка. Перечислять можно еще очень долго, но среди этих чувств не находилось ни одного такого, которое сопровождает грех: боли, страдания, злости, вреда. Каким же таким волшебным образом то чистое и прекрасное, что испытывал Рик, называлось грехом? Он пытался, но не мог понять. Почему любовь, считающаяся самой светлой и могущественной силой на свете, внезапно превращалась в грязь и порок, если касалась вдруг двух мужчин или двух женщин? Именно эти мысли Рика прервал появившийся на каменном пороге церкви Феликс. Он чуть щурился, пытаясь привыкнуть к яркому дневному свету после полутьмы церкви, но глаза его тут же широко распахнулись, стоило ему увидеть знакомую фигуру на скамейке. Он, почти пританцовывая, подошел ближе, и плюхаясь рядом с Риком, игриво стрельнул в него глазами. – Чего сидишь? – поинтересовался он, облокачиваясь одной рукой на спинку скамейки и как обычно топя Рика в своих синих омутах. – Да жду кое-кого, – мгновенно подхватив его игривое настроение, откликнулся Рик. – Асю, наверное? – насмешливо вздернул брови Феликс, а у Рика сладко затрепетало сердце. На Фила невыносимо было смотреть даже тогда, когда его лицо ничего не выражало, а сам он сидел или стоял, не двигаясь. Когда же он делал вот нечто подобное, подключая свои… чары, или харизму, или что там еще у него было… Это просто размазывало Рика, превращая в какую-то заикающуюся неловкую амебу, а не человека. Поэтому прежде чем ответить, он сначала захлебнулся воздухом, подавился своей же слюной и закашлялся – ну красавчик, ничего не скажешь. Фил еле слышно засмеялся, снова заставляя мурашки бегать у Рика под курткой. А потом незаметным движением, так, что со стороны и не придерешься, погладил Рика по плечу той самой рукой, что лежала на спинке лавочки. Рик мгновенно почувствовал, как от этого жеста тепло растекается по всему его телу и сам он буквально… плывет. – Я просто пошутил, – вкрадчивым голосом заверяет Фил, чем отнюдь не помогает ситуации. – Спасибо, что дождался. Мне это приятно. Где он только научился такой прямолинейности? Щеки Рика не замедлили покраснеть, и он пробормотал в ответ что-то, что сам не понял. Тем временем из церкви вышли самые последние ученики, и двери за ними закрылись. В их числе оказалась и упомянутая Ася, шедшая в самом-самом хвосте и на чем-то невероятно сосредоточенная. Перед ней же, привлекая внимание Рика с Филом, вышагивала Яна. Да уж, красотка, конечно, ничего не скажешь. Никто бы и спорить не стал. Даже выходя из церкви, она выглядела так, будто только что вернулась с модного показа: на ней было длинное светлое пальто, сапоги с аккуратным каблучком и заплетенные в толстую косу длинные волосы. Она как раз сняла с головы платок, тут же с ловкостью превращая его в шарф, окутавший длинную шейку. Стройная, прямая, как струна. И холодная, как лед. Она нечитаемым взглядом прошлась по сидящим на скамейке Рику и Филу, и не сказав ни слова, прошагала мимо, чтобы догнать ушедшего чуть вперед Васю. Парень предупредительно остановился, и когда Яна поравнялась с ним, взял ее за руку. Девушка так же бесстрастно вложила свою хрупкую ладонь в его, и они зашагали к школе бок о бок, кажется, при этом не разговаривая. – Странная все же парочка, – поделился своими наблюдениями Рик, провожая их взглядом. – Никак не могу понять, почему Яна его выбрала. Вася ж совсем невзрачный, да еще и младше нее… – Невзрачный, значит, – подал голос Фил, и он картинно нахмурился, хотя рот его продолжал разъезжаться в плохо сдерживаемой улыбке. – А ты, я смотрю, уже успел его оценить? Рик тоже не удержался от усмешки. Эта пародия на ревность была такой забавной и в то же время такой щемяще-сладкой, что он только усилием воли заставил себя сидеть на месте и не поддаться порыву заключить Фила в объятия. – Нам с тобой срочно нужно в библиотеку, – сообщил Рик, решительно вставая. – Так сейчас же завтрак начнется, – хохотнул Фил, но тоже мгновенно встал. – Ничего страшного, мы успеем, – решительно заявил тот, торопливо шагая ко второму корпусу, который, по счастью, был как раз ближе. Завтрак успеется, ничего страшного, если они задержатся на пять минут. А вот для Рика, которому поцеловать Феликса было сейчас просто отчаянно необходимо, эти минуты могли спасти жизнь. *** Ася глянула на уходящих в другую сторону школы мальчишек равнодушно: она даже не узнала их издалека. Она сегодня погрузилась в молитвы особенно глубоко, искренне прося господа о том, чтобы он избавил ее ото всего, что ей приходится переживать. Но Бог ее мольбы игнорировал, и Ася не понимала, почему. Завтрак уже начался, но идти на него совершенно не хотелось. Она придет попозже, под конец – не страшно, если вдруг каша остынет, ее все равно подают слишком горячей, так что не беда. А проветрить голову и немного собраться с мыслями не помешает. Девушка пошла по самой длинной дороге вокруг территории, обогнула школу сзади и в итоге вышла к уже подмерзшему по краям озерцу. Сердце тут же больно кольнуло: Ася так рассчитывала оторваться от них! Но нет: Яна и Вася сидели сейчас на скамейке в нескольких метрах от нее и уже наверняка успели заметить девушку, так что разворачиваться обратно было поздно. Взяв себя в руки, брюнетка решительно зашагала вперед, но в это время Вася как раз неторопливо встал и тоже направился к школе. Желая идти с ним рядом еще меньше, чем просто пересечься на одной дороге, Ася нарочно замедлила шаг до скорости улитки, ожидая, чтобы парень поскорее ее обогнал. Так и случилось: он широким шагом направился к школе, и Ася уже собралась было последовать за ним. Но предательский взгляд таки не удержался и скользнул по светлому силуэту, примостившемуся на лавочке. Яна сидела как обычно с прямой спиной и, кажется, смотрела в никуда. Руки на коленях были сжаты в кулаки. Злится, может, на что-то. А может, просто замерзла. Не посоветовавшись с разумом, Ася упрямо шагнула по направлению к прудику, заставив своим приближением легонько вздрогнуть не ожидавшую посторонних Яну. – Привет, – поздоровалась Ася с одноклассницей несмело, в ответ на что получила, как обычно, лишь холодный взгляд. – Привет, – откликнулась блондинка, и даже невооруженным глазом можно было заметить, как она хотела было встать, но остановила сама себя. Ася села рядом на приличном расстоянии, не зная, что еще сказать. В воздухе повисла очевидная неловкость, которую ни одна из них не смогла бы объяснить, даже если бы попыталась. Яна выглядела… грустной, это было очевидно даже глядя на ее непроницаемое лицо. – У тебя все в порядке? – несмело поинтересовалась Ася, но тут же об этом пожалела. – Да, – резкое и категоричное. Боясь, что рассердившись, блондинка уйдет, Ася тут же поспешила хоть немного продлить их редкий диалог. – Извини. Мне просто показалось, что ты чем-то расстроена. – Даже если так, это не твое дело, – все так же жестко откликнулась Яна, даже не поворачивая головы в сторону одноклассницы. Как же разительно она отличалась от Яны, которую можно было наблюдать в классе или на сеансах психотерапии. Ася уже давно заметила эту двойственность, и хотя она ее немного озадачивала, все же Яну ни менее привлекательной, ни менее хорошей в Асиных глазах не делала. Яна-в-присутствии-учителей всегда была улыбчивой, кроткой и милой. Всегда покорно кивала, прислушивалась, кажется, к каждому слову. Яна-на-сеансах всегда была бойкой, разговорчивой до болтливости и активной до раздражения. Яна-наедине была холодной и отстраненной. И зачастую грубой, как, например, сейчас. Ася понимала, что ее не переделать, да и не было у девушки таких намерений. Поэтому она еле слышно вздохнула, и понимая, что ей здесь не рады, приподнялась, чтобы уйти. – Погоди. Что-то уцепилось за Асино пальто, и она, распахнув глаза до отказа, все равно не верила им. Потому что держали ее Янины пальцы. Легонечко, за самый край подола. Но держали цепко и настойчиво. Ася повернулась, не зная, как и отреагировать на такое неожиданное поведение. А Яна внезапно выдала: – Мы с Васей поссорились. Что должна была сделать в этот момент Ася? Что сказать? Наверное, как-то поддержать, успокоить? Сказать, что все будет хорошо? Но у девушки абсолютно не было на это сил. Ревность, не дававшая ей нормально дышать вот уже несколько месяцев, обожгла все нутро, кровь прилила к щекам. Ноготки впились в собственную ладонь, заставляя взять себя в руки. Ася ничего на могла ей сказать. Поэтому она просто села рядом, готовая выслушать, если Яна решится продолжить. Но та молчала. Просто сидела рядом и как-то глубоко дышала – аж слышно было. Но Ася не решалась поднять на нее взгляд и посмотреть в лицо. И когда молчание стало совершенно невыносимым, неожиданно для обеих выдала: – Он тебе правда нравится? Взгляд карих глаз буквально вцепился в красивые черты, на которые она так долго избегала смотреть. Какая же Яна все-таки была… невероятная. Идеальное лицо. Идеальные пухлые губы, маленький прямой носик. Длиннющие темные ресницы оттеняют чистейшей голубизны глаза. Она будто ожившая Барби из магазина игрушек. Или модель, сбежавшая с модного показа. Ася, глядя на одноклассницу, каждый раз невольно задавалась вопросом: как вообще природа создает что-то настолько прекрасное и совершенное? Как человек может быть вот таким – вообще без единого изъяна? Вот она, Ася, сплошь состояла из недостатков, куда ни ткни: и глаза узковаты, и бедра полноваты, и губы вечно обветрены и обкусаны, и волосы – жесткие и непослушные… Она самой себе казалась карикатурой на человека, сидя рядом с этой совершенной во всех отношениях блондинкой, у которой всегда волосок лежит к волоску (наверное, даже во сне), у которой всегда ненавязчивый, никогда не размазывающийся мейкап на лице, которая и ходит, и улыбается – да даже голову поворачивает! – так, будто вышла из какого-то фильма, в котором играет главную роль! Асе казалось самоочевидным: такой идеальной девушке нужен кто-то такой же совершенный, как и она сама. Себя Ася такой не считала, разумеется. Но не считала она таковым человеком и Васю. Ну что в нем, в самом деле, было особенного? Красотой он не отличался. Успехами в учебе или каком-то спорте – тоже. Умом или обаянием, кажется, тоже не блистал. Так в чем же дело? Ася просто не могла не спросить. Она должна была, потому что этот вопрос буквально не давал ей спать ночами. А Яна тем временем тоже вглядывалась в лицо одноклассницы и молчала. Она не ожидала такого вопроса. Ведь он был наглым, а наглостью Ася не отличалась никогда. Поэтому, постаравшись унять вздыбившуюся волну внутри, она ответила, стараясь звучать возмущенно и убедительно: – Разумеется, нравится! Что за глупости ты спрашиваешь? – Ты влюблена в него? Кажется, Ася не собиралась отступать, и это даже немного пугало. – Мне кажется, ты задаешь слишком личные вопросы, – посуровевшим голосом заявила Яна, внутренне понимая, что диалог надо поскорее заканчивать. – Если ты не уверена, значит, нет, – заявила девушка в ответ с такой решимостью, будто разбиралась в этом вопросе лучше всех на свете. – Просто знай, что ты заслуживаешь самого лучшего! Яна коротко вздохнула через нос. Но сделала она это не только потому, что услышала совершенно неожиданные слова. А еще и потому, что тонкие холодные пальчики коснулись тыльной стороны ее ладони. Движение было совсем легким, невесомым, таким невинным. Кажется, оно задумывалось поддерживающим. Ася продолжала смотреть на нее не отрываясь, а Яна в этот миг почувствовала, как ее лихорадит. – Хватит. Ася отпрянула, невольно испугавшись того, как резко Яна вскочила со своего места. Она больше не выглядела расстроенной: сейчас она была, очевидно, зла. Глаза ее горели недобрым огнем, а ноздри раздувались, как у загнанной лошади. Она на несколько мгновений абсолютно утратила свой образ Снежной королевы и перестала казаться потусторонне-прекрасной: уж скорее напомнила ведьму или фурию. – Не смей. Больше. Меня. Трогать. Взметнув полами своего белого пальто, Яна рванула к школе, не дав Асе возможности выдавить ни звука в ответ. Впрочем, не то что бы девушка собиралась. Ася просто сидела, глядя на свои пальцы, на которых еще не растаяло прикосновение к нежной коже, и пыталась осмыслить простой факт. Только что она собственноручно оттолкнула от себя Яну. Окончательно лишила себя возможности даже просто общаться с ней. Лишила окончательно и бесповоротно. И долго сдерживаемые слезы, наконец, полились из ее глаз.