Лучше блюдо зелени

– Ты чего светишься, как чайник начищенный? Разговор этот начался уже ближе к вечеру. День икс, который все так долго ждали, наконец наступил. Утро и полдень пролетели незаметно, и вот стоило начать сгущаться сумеркам, как вся школа погрузилась в самый настоящий предновогодний хаос. Учителя и студенты носились из кабинета в кабинет с мишурой и костюмами. Кто-то периодически бегал в соседнее здание, где и должен был проходить концерт, без куртки и шапки, за что неизменно получал нагоняй. Ученики репетировали отрывки из своих номеров где придется: в классе, в столовой и даже в коридоре. И что самое приятное: кажется, у всех искренне было хорошее настроение. Потому что семестр закончился. Новый год наступает. И уже завтра все поедут домой. Рик пересекся с Борей уже непосредственно в актовом зале, где они как одни из самых сильных и мускулистых старшеклассников помогали двигать декорации и таскать стулья. Боря и вправду казался Рику абсолютно непохожим на себя вчерашнего, будто его за ночь подменили. – Я поговорил с Русей, – доверительным шепотом сообщил Боря, расплываясь в улыбке и мгновенно тем самым все объясняя. – Правда? – вздернул брови Рик. – И как, нормально прошло? – Ты даже не представляешь! – сиял Боря. – Он сказал мне, что чувствует себя прекрасно. Что у него прилив сил и все такое. Уж не знаю, правда ли там какая-то чудодейственная молитва сработала или что… Но он буквально выглядит другим человеком! Да ты сам убедишься, как увидишь его. И Рик действительно убедился. Перед самым началом концерта он увидел знакомую светлую макушку, мелькнувшую в рядах десятиклассников. Подойдя ближе, Рик разглядел и легкий румянец, гуляющий на всегда бледных щеках. Услышал, как Руслан сам заводит разговоры сначала с одноклассниками, уточняя что-то насчет предстоящего выступления, а потом и с подоспевшим Борей, который выглядел при этом таким счастливым, будто Новый год уже наступил. Даже Русины глаза, спрятанные под стеклами круглых очков, светились как-то особенно ярко, и Рику впервые пришла в голову мысль, что Руслан, в общем, довольно симпатичный, особенно когда вот так слегка прищуривается, улыбаясь. А затем, после быстрого и скомканного ужина, все устремились в актовый зал. Рик чувствовал легкое волнение, и только взгляд на Фила, как-то по-особенному нежно сегодня улыбающегося, придал ему большей уверенности. В начале вечера была вступительная речь от директора и психотерапевта. Они рассуждали о том, как многого их подопечные добились, как многому они научились и все в таком духе. Ну правильно, на камеру же выступают, родителям показывать будут. А затем Нина Михайловна, коротко поздравив всех с наступающим Новым годом и Рождеством, перешла к объявлению номеров. Очередность была от самых младших к старшим, поэтому одиннадцатые классы выступали последними. Рик смотрел на остальных практически без интереса: любопытно ему стало только тогда, когда на сцену вышел хор десятого класса, и на переднем плане вновь возник Руслан. Он, как быстро разобрался Рик, хотя ничего толком не понимавший в пении, был одним из солистов и некоторые строки рождественского хорала пел соло, совсем без поддержки. Голос у него был чистый и звонкий, как хрусталь, – кажется, никто об этом не подозревал, судя по удивленным лицам, обращенным к сцене. Руслан пел и выглядел абсолютно безмятежным, в то время как большинство его одноклассников казались испуганными и неловкими на сцене. Когда номер закончился, десятый класс сорвал заслуженные громкие аплодисменты, и на лице Руслана вновь мелькнула улыбка – чудеса да и только. «Неужели Господь и вправду так невероятно силен? – думал Рик где-то на краю сознания. – И неужели то страшное испытание, которое буквально вчера пережил Руслан, действительно помогло ему по-другому взглянуть на мир и на себя?» Рик украдкой скосил глаза на соседний ряд, где сидел Боря. Выглядел последний донельзя глупо: с приоткрытым ртом, с огромными, буквально прилипшими к Русе глазами и потерянным выражением лица. Он был одним из последних, кто перестал хлопать по окончании выступления – очевидно потому, что делал это на чистом автомате, не соображая. Рик, почувствовав неловкость от увиденного, резко отвернулся. Он надеялся от души, что сам не выглядит настолько… безнадежным. Потому что то, насколько очевидно Боря пропал в Руслане, было слишком заметным. Слишком. Настолько, что могло даже стать опасным. Но размышлять об этом у Рика не осталось времени, потому что следующим номером была их сценка, и все ребята заторопились расставить реквизит и занять свои места. В итоге все прошло довольно быстро и хорошо. Свои реплики никто не забыл, выходили все вовремя и говорили как надо. Дева Мария в лице Яны, очевидно, покорила зрителей: Рик слышал и видел, как негромко охают и улыбаются учителя и сами студенты, а Нина Михайловна, кажется, была на грани того, чтобы прослезиться. Рик, наблюдая за игрой Яны в непосредственной близи, тоже, надо признаться, был впечатлен: всегда такая холодная до злости, Яна сегодня будто источала само добро и всепрощение. Она так возводила глаза к потолку, так прижимала куклу, имитирующую ребенка, к груди, что у самого черствого человека дрогнуло бы сердце. И Рик не мог для себя решить, то ли Яна такая офигенная актриса, то ли он просто очень плохо ее знает, и возможно там, за ледяной поверхностью, есть что-то большее. Как бы то ни было, номер их тоже закончился бурными аплодисментами, и ребята вышли на поклон, жутко довольные собой. Рик и Фил старательно не смотрели друг на друга, но когда спускались со сцены и торопились к своим местам в зрительном зале, то легонько, якобы случайно, столкнулись друг с другом ладонями. Рик видел, как Феликс старательно сжимает уголочки своих потрясающих губ, чтобы не поплыть улыбкой. Закончился концерт очень быстро, всего за час с небольшим. Столько репетиций и подготовок, а потом раз – и всё. Впрочем, Рик был очень рад. Теперь семестр и в самом деле завершен. Следом сегодня по расписанию шла дискотека, и была она особенна тем, что не являлась обязательной: невиданная щедрость! Разумеется, Рик понимал, что за ними все равно будут следить: тех, кто не пойдет, быть может не накажут, но запомнят точно. Так что они с Филом, наскоро переодевшись, направились в зал, сегодня наряженный в честь праздника особенно ярко и завешанный немыслимым количеством гирлянд и лампочек. Кажется, большинство учеников придерживались относительно посещения дискотеки такого же мнения: лучше сходить, чем не сходить. По ощущениям, народа здесь было в точности столько же, как обычно, так что прогульщиков небось можно по пальцам пересчитать. Если такие вообще имеются. Как ни странно, дискотека и вправду выходила веселой, впервые на Риковой памяти. Музыка играла хорошая, новогодняя, и веселые рождественские песни зарубежных исполнителей очень органично смешивались с русскими, поднимая настроение и так повеселевшим ребятам. Все танцевали. Девчонки собрались в большой круг, периодически устраивая что-то вроде массового хоровода с элементами поп-данса, а мальчишки танцевали группками по трое-четверо человек, делая это с куда большим энтузиазмом, чем обычно. Рик с Филом танцевали на расстоянии, но все же периодически посматривали друг на друга, отчего в душе каждого на миг разливалось что-то тягучее и приятное. На очередной песне, едва мотнув головой, Феликс указал Рику на выход, и последний тут же послушался. – Я предлагаю вот что, – быстро и горячо зашептал в ухо Рику парень. – Сейчас в ближайшее время включат медляк, сто процентов. Думаю, нам с тобой стоит станцевать его, а уже потом можно уйти. – Уйти? Серьезно? – Конечно. Мы показались здесь, отметились, так сказать. Дальше стараться смысла не вижу. – А куда мы пойдем? – Рик спросил это с видом любопытного ребенка, что невероятно умиляло. – Куда-нибудь, – ответил Фил, еле заметно подмигнул, и кокетливо поведя плечом (боже, он и так умеет?!), тут же исчез в громыхающем музыкой зале. Словно в ответ на слова Фила, медленную песню включили уже спустя две композиции. Рик быстренько нашел глазами Асю и с ходу вовлек ее в танец: она задорно засмеялась, обняла друга за плечи, и они закружились в танце – вполне в буквальном смысле, потому что Рик то крутил партнершу на месте, то вытягивал руки, сходясь и расходясь с ней – словом, по-настоящему танцевал, получая от этого совершенно искреннее удовольствие. Ася явно тоже наслаждалась: улыбалась широко и искренне, смотрела на Рика с благодарностью, ей сейчас меньше всего хотелось сидеть на лавочке и скучать. Недалеко от них, буквально в паре метров, в медленном и томном танце двигались Вася с Яной, прижимаясь друг к другу неестественно сильно, и Асе меньше всего хотелось фокусироваться на этой картинке. Фил, кажется, мелькнул в нескольких сантиметрах от сцены с какой-то девятиклассницей, но когда песня заканчивалась, его уже и след простыл. Рик, выходя из танцзала, нервно озирался, боясь, что упустил рыжий неугомонный вихрь, и тот унесся в неизвестном направлении. Впрочем тревоги его оказались напрасны: из-за угла мелькнула знакомая полосатая шапка, и Рик устремился туда, на ходу торопливо застегивая куртку и не успев толком даже надеть шапку. На улице не было никого: слишком холодным сегодня был вечер, чтобы стоять и болтать, как обычно это любили делать ученики. Фил хитро глянул на приближающегося Рика и пальцем поманил его за собой. Рик, словно змея, зачарованная дудочником, последовал за ним, даже не думая особенно, куда они идут. А разве это важно? Лишь бы вдвоем. Обогнув здание корпуса, они очутились за задней его частью – сюда выходило мало окон, и эта сторона здания смотрела прямо на лес. Никого и ничего вокруг. Тишина потрясающая, только отдаленные звуки дискотеки еле-еле доносились сюда сквозь толстые стены. Рик взглянул на Феликса и в очередной раз поразился тому, какой он симпатичный. Даже в объемной зимней куртке, с растрепанными волосами и шапкой, второпях натянутой на самый лоб. Но разве это имеет значение, когда из-под копны рыжих кудрей глаза сияют ярче звезд? Разве это важно, когда красивые губы изгибаются в мягкой, чуть-чуть дразнящей улыбке? Рик в два шага сократил между ними расстояние, даже раньше, чем успел подумать об этом и принять трезвое решение. А Фил будто этого и ждал. Подавшись ему навстречу, он за затылок притянул к себе Рика и поцеловал: его губы были чуть шершавыми от мороза, а дыхание – горячим, обжигающим, сводящим с ума. Рик тут же утонул в ощущениях: решительная рука на его затылке, требовательные губы, захватывающие его собственные в плен. Не меньше минуты потребовалось Рику на то, чтобы прийти в себя и задать рациональный вопрос: – Эй, а как же камеры? – Здесь слепая зона, – оторвавшись на миг, прошептал Фил, – если не будем выходить за пределы козырька (он указал на небольшую крышу над их головами), то нас никто не увидит. – Вот как? – короткий поцелуй в губы. – А как же случайные прохожие? Еще один поцелуй. – Все… танцуют, – поцелуй. – Все заняты, – поцелуй. – И все же слишком опасно, – возразил Рик, но не в силах сопротивляться, снова припал к губам, накрывая их короткими, отрывистыми, нежнейшими прикосновениями. – Да, – спустя еще минуту, согласился Фил. Дыхание его уже сбилось, а руки слегка дрожали – не то от холода, не то еще отчего. – Есть место чуть безопаснее. И схватив Рика за руку, он повел его обратно в здание. – Ты серьезно? Библиотека? Рик не верил своим глазам. Они в потемках пробирались по лестнице на второй этаж, где по всем законам логики не должно работать… ничего. – Ага, почти, – откликнулся Феликс, упрямо пробираясь по ступенькам наверх. – Но она закрыта же… – растерянно протянул Рик, все еще не понимая, к чему клонит и куда ведет его златокудрое чудо. – И это как раз очень хорошо, – прошептал Фил. Они наконец добрались до второго этажа. Вокруг темень – хоть глаз выколи. Отсветы с первого этажа до сюда совершенно не добираются. Если б они не знали куда идти, уже давно напоролись бы или на перила лестницы, или на пороги, или на стену. Библиотека, само собой, сейчас не работала и была закрыта на замок – вероятнее всего, на все каникулы, до самой следующей четверти. Но Фил, кажется, и не намеревался туда попасть: он потянул Рика дальше вглубь, в самый закуток, который образовывался между входом в библиотеку и стеной – маленький пустой квадрат метр на метр, этакая ниша, образовавшаяся, должно быть, из-за неправильной формы здания. Днем, разумеется, этот закуток просматривался со всех сторон, но сейчас… Была темнота кромешная, и даже если кто-то надумает сюда подняться, услышать незваных гостей получится куда раньше, чем увидеть. Да и самих их разглядеть будет невозможно: здесь, в этом узком коридоре, не было ни единого окна. Прежде чем все эти мысли успели промелькнуть в сознании Рика, Фил уже подтолкнул его к стенке и вжался в него всем телом. Он не спешил вновь его целовать: просто обнял за шею обеими руками и стоял, тяжело дыша, уткнувшись ему в шею и не говоря ни слова. – Хорошее место, – еле слышно одобрил Рик и постарался заглянуть Филу в лицо. Темнота стояла оглушающая, и глаза еще не привыкли к мраку, но блеск глаз Рик смог рассмотреть даже в этой кромешной тьме. Они сверкнули лишь на секунду, а потом тут же закрылись, одновременно с тем как Рик вновь почувствовал прикосновение чуть шершавых губ к своим. Они теперь целовались всерьез, слегка приоткрыв рот навстречу друг другу и прерывисто дыша. На обоих были объемные куртки, что дико сковывало движения, ко всему прочему в хорошо протапливаемом помещении создавало почти невыносимую духоту. Чисто инстинктивно они оба решили избавиться от мешающей верхней одежды, и когда Рик выпростал руки из рукавов и кинул куртку прямо на пол, тут же прижал к себе Фила чуть крепче и поменял их положение. Теперь уже Феликс упирался лопатками в стену, а Рик жался к нему ближе, чувствуя, как у того мелкая дрожь пробегает по всему телу. – Нас… никто не увидит? – Рик спросил это просто потому, что ему хотелось услышать успокаивающий голос Феликса. Умом он понимал, что тот не может ему ничего гарантировать. – Конечно не увидят. Сейчас все на дискотеке… включая… директора и учителей, – чуть задыхаясь, задрав голову к потолку, шептал Фил, а губы Рика осторожно путешествовали по шее, на которой пульс бился так отчаянно, будто норовил побить мировой рекорд. – Хорошо, – прошелестел Рик в ответ, укладывая ладони на чужие бедра и несильно их сжимая. Фил в ответ на это захлебнулся воздухом, но сам тут же подался ближе, прильнув к Рику плотно, всем телом. Ощущения взрывали мозг, заставляя его рассыпаться на миллиарды атомов и собираться обратно в считанные минуты. Рик прекрасно чувствовал Фила, чувствовал полностью. Не только адреналин, бьющий в кровь, заставлял его руки дрожать, но и вот это: осознание, что человек, находящийся рядом, испытывает по отношению к тебе вполне конкретные и красноречивые эмоции. Желания. Это было настолько невыносимо прекрасно и в то же время жутко страшно, что прямо-таки не укладывалось в сознании. Рука Рика легла на тонкую спину в области поясницы, заставляя прижаться еще ближе. Даже в темноте Рик ощущал, как пылает лицо Феликса: от него буквально исходил жар, как от печи. Но на этот раз он, по крайней мере, не пытался вырываться или делать вид, что ничего странного не происходит. Нет. Фил явно не стеснялся своего состояния, правда, не рисковал и делать что-либо. Он просто обнимал Рика, прижимаясь к нему, но не предпринимая каких-либо особенных действий. Внутри Рика боролись два одинаково мощных урагана: страх и желание. Страх был вполне понятен: голоса родителей, священника, доктора, да и вообще почти всех, кого Рик только знал, жужжали, как рой пчел, где-то на фоне, напоминая, что он делает что-то ужасное и неправильное. Но другой шторм, не менее мощный, который можно было назвать одним словом «Фил», был ничуть не слабее и не желал прислушиваться к назойливым голосам. Он говорил: слушай только меня. Чувствуй. Ощущай. Вдыхай. Я здесь, рядом, я живой и настоящий, а они – фантомы. Я стою рядом с тобой, дышу рядом с тобой, целую и обнимаю тебя. Неужели этого мало для того, чтобы поверить мне? Для того, чтобы поддаться моей воле? Ты ведь хочешь этого – хочешь даже больше, чем я сам. И Рик сдался. В одно мгновение, просто в какой-то решающий миг. Он будто бы выключил этот фоновый шум из голосов и сосредоточился исключительно на человеке в его объятиях. Ничего сейчас не имело значения, кроме него – и кроме того, что Рику нужно было к нему прикоснуться. Он не знал точно, что делает. Не было плана, не было последовательности действий. В один момент рука, прижимающая бедро Феликса, вдруг соскользнула оттуда и потянулась в сторону его молнии. Фил, должно быть, находился в такой прострации, что никак на это даже не отреагировал: он продолжил коротко целовать Рика, почти невинно прикасаясь к его губам и по-прежнему обвивая руками за шею. Пальцы Рика еще никогда не казались ему самому настолько неловкими: не пальцы, а сосиски какие-то, вялые и неумелые – так думал про них сам хозяин. Впрочем, с молнией они справились быстро, и лишь пуговица на форменных брюках, маленькая и тугая, теплая, оттого что все время была прижата к животу, не поддалась сразу. Кажется, только после того, как Рик разобрался с ней, Феликс понял, что происходит. Он громко выдохнул и едва-едва отстранился от Рика, разрывая поцелуй и заглядывая ему в глаза. Привыкнув к темноте, парни теперь уже могли более-менее рассмотреть друг друга. Глаза Фила были широко распахнуты, Рик же смотрел на него исподлобья решительно, почти отчаянно. – Можно? – молчаливо спрашивал этот взгляд, пока сам Рик, остановившись на мгновение, придерживал ткань расстегнутых брюк, не позволяя ей съехать вниз. Фил всматривался в темные, наполненные желанием глаза напротив несколько долгих мгновений. А затем медленно, осторожно – так, будто у них в распоряжении было все время этого мира – вернулся к губам и осторожно и ласково их поцеловал. Ответ был получен, и он был очевиден. Надеясь от души, что его руки на радостях не начнут дрожать, Рик ответил на поцелуй, а его правая рука тем временем осторожно зацепила край брюк вместе с нижним бельем, и указательный палец прошелся по теплому, тут же покрывшемуся мурашками животу. В это мгновение Рик понял, что перестает соображать. Вся его выдержка улетела в далекие края, и контролировать собственное возбуждение уже не было никакой возможности. Он прижался к бедру Феликса чуть плотнее, и в одно движение его рука смело проникла под белье. В голове – взрыв атомной бомбы. В ушах – еле слышный, очень тихий, но вполне очевидный – стон. В теле – напряжение в миллион мегаватт. На губах – электрические разряды, нейтрализовать которые можно только чужими губами. Даже если бы Рик попытался описать то, что он испытал в миг, когда впервые сделал что-то такое – очевидно сексуальное, запретное, взрослое – он бы не смог. Потому что он сплошь состоял из ощущений, где главное – возбуждение – превалировало над всеми остальными, не позволяя ничего анализировать. Рик чуть плотнее сжал кулак и ощутил, как Фил всем телом вздрагивает, отрывается от поцелуя, кусает губы и явно сдерживается, чтобы не произвести вновь ни единого звука. Поначалу – неловко, неудобно и непонятно. Очень горячо, так, что практически жарко. Потребность сделать приятно соперничает с эгоистичной необходимостью почувствовать как можно больше самому: Рик мечется между этими ощущениями, в конце концов все же сосредотачиваясь на первой задаче. Левая рука, лежащая на спине Феликса, позволяет Рику чувствовать, как тот еле заметно выгибается, подаваясь вперед, значит, ему это нравится… Рику, пытающемуся найти ритм, унять внутреннюю дрожь и заодно не распрощаться с рассудком, кажется, что проходит какое-то огромное количество времени. На самом же деле не проходит и пары минут, как Фил впивается ему в плечи до боли, не удерживает рвущееся из горла «ммм» и замирает, мысленно благодаря небеса за то, что находится возле стены – иначе бы непременно упал. Рик же, с грохочущим в ушах пульсом, и возбуждением, находящимся почти на пределе, пытается осознать, что только что случилось, но не может. Все будто распадается на осколки-фрагменты. Губы горят, словно обсыпанные перцем. Нос улавливает запах чужого тела, а глаза ничего не видят, потому что Фил прижался к нему щекой, и крупные кудри буквально перекрыли весь обзор. Ладони ощущают больше всего: левая – влажность взмокшей поясницы сквозь рубашку, а вот правая – влажность совсем другого характера… Рик не успевает ничего сделать или сказать, как вдруг понимает, что вокруг стало как-то тихо. Несколько мгновений у обоих уходит на то, чтобы понять: музыку внизу выключили, очевидно, дискотека закончилась. Рик тут же отстраняется от Фила, постаравшись сделать это по возможности деликатнее. Его собственное состояние никуда не делось, но остаться здесь сейчас будет по-настоящему опасно. – Давай, иди вниз, – шепчет он тут же Филу, который быстро поднимает с пола куртку и пытается привести себя в порядок. – Смешайся с толпой, никто даже не заметит. – А ты? – спросил тревожно Феликс, набросив куртку на плечи. – Я тоже скоро приду. Загляну только… в уборную. И как бы ни было вокруг темно, Рик мог бы поклясться, что Фил в это мгновение покраснел. Говорить, впрочем, ничего не стал, только прижался еще разок разгоряченными губами к губам Рика и слетел вниз по лестнице, на ходу приглаживая волосы. Рик же действительно направился в туалет. А что такого? Ему просто нужно было помыть руки, ничего особенного. К несчастью – а может, и наоборот, – в уборную набежал после танцев целый табун мальчишек, и возбуждение Рика медленно, но верно сошло на нет. Он не спеша вымыл руки, заглянул для вида в кабинку, а потом вышел вместе с какими-то десятиклассниками, чтобы присоединиться ко всеобщему шумному возвращению в школу. Фил, разумеется, его ждал. Ничего в нем не выдавало того необычайного уникального опыта, который они только что пережили вдвоем. Разве что глаза сияли чуть ярче обычного, да щеки алели неестественно ярко для такого слабого морозца на улице. В остальном же он выглядел как обычно, только что улыбался бесконтрольно – впрочем, в последнее время это было ему почти свойственно. Как выглядел Рик со стороны, он не знал, но если бы кто-то из внимательных друзей надумал бы его как-нибудь в данный момент охарактеризовать, то кроме выражения «как мешком пристукнутый», они бы вряд ли нашли более подходящее. И ведь именно так себя Рик и чувствовал: оглушенным и поверженным своими эмоциями. «Боже, я влюблен…» – с ужасом и восторгом думал Рик, шагая по направлению к школе чуть позади Фила. И тот, будто услышав эти мысли, коротко обернулся и еле заметно ему подмигнул. Оказавшись в своей комнате, Рик все никак не мог прийти в себя. Лег на кровать и вроде как даже собрался спать. Но все крутился с боку на бок, во всех красках вновь и вновь переживая сегодняшний потрясающий, ни с чем не сравнимый день. Ему до дрожи хотелось вновь почувствовать рядом с собой Фила, прикоснуться к его горячей коже, послушать сбивающееся дыхание, заглянуть в глаза… А ведь уже завтра отъезд домой. Рик и подумать не мог, что станет воспринимать это событие почти с сожалением. Промаявшись почти два часа, Рик понял, что сна так и нет ни в одном глазу. Мысленно смирившись, что проведет полночи без сна – уж слишком много эмоций бурлило в душе, – он еще немного полежал, а потом решил пройтись до туалета. Выйдя в темный коридор, Рик немного поморгал, пытаясь привыкнуть к окружающей темноте. Ночью коридоры не освещались, что и понятно: после отбоя ходить запрещалось, и даже в туалет крайне не рекомендовалось. Так что парень немного постоял, прежде чем начать двигаться маленькими шажками в самый конец коридора, по направлению к умывальникам и душевым. Окно – единственный источник света – было лишь на противоположной стороне этажа, что весьма ограничивало видимость. Поэтому Рик почти обрадовался, когда рассмотрел тонкую полоску желтого света, падающую на пол от одной из душевых. Ну хоть какой-то ориентир! – Так, погодите-ка. Неужели кто-то моется в такое время? – озадаченно спросил сам себя Рик, приближаясь. Душевыми разрешалось пользоваться только до 10 вечера, и кто-то сейчас явно нагло нарушал запрет. Ну ничего люди не боятся перед каникулами! Мысленно усмехнувшись, Рик уже прошел было мимо. Но… что-то его смутило. Он даже сам не понял сразу, что. Будто… Звук был не совсем обычный. Наверное, он это расслышал раньше, чем смог четко осознать. Когда ребята моются, обычно слышен плеск воды, какая-то возня, щелканье крышек от шампуня и все такое. Сейчас же… В кабинке будто бы шел дождь: вода текла тихо и равномерно, отдаваясь о стены каким-то особенно гулким звуком. Рик внезапно почувствовал что-то сродни тревоге: на то не было никаких оснований, кроме странного звука воды. А еще… самой полоски света. Душевая, получается, приоткрыта? Раньше, чем он смог как следует обдумать свои действия, раньше, чем успел принять рациональное решение, Рик шагнул к двери и рывком распахнул ее. Как он и предполагал, дверь оказалась не запертой. А за ней… Рик едва смог подавить крик, который вот-вот был готов разорвать горло. Впрочем, может и не подавил. Может, у него просто на мгновение исчез голос – пропал, отключился. Ибо картина, представшая перед глазами, была настолько пугающей, словно Рик внезапно очутился в ужастике. На полу в луже крови лежал подросток. Бледный настолько, что Рик, пожалуй, такого цвета лица в жизни не видел. Глаза его были закрыты – очевидно, он был без сознания. Руки раскинуты в стороны, как у подбитой птицы, и располосованы до мяса. А рядом же, на полу, лежал и инструмент: бритва, которую мальчикам разрешалось иметь в своем косметическом наборе… Из кабинки, отгороженной стеклом, валил пар – такое чувство, что там был включен кипяток. Очевидно, вода работала только для отвлечения внимания: подросток хоть и сидел весь мокрый, но находился все же не в самой кабинке, а на полу в узком предбаннике, где все обычно переодевались. Приобретя спустя бесконечные несколько секунд способность двигаться, Рик упал на колени, совершенно наплевав на растекшуюся по полу красную лужу, и прошептал, еле выдавив по слогам: – Рус…лан?