Лучше блюдо зелени

– Виктор, задержитесь, пожалуйста, сегодня после уроков. Мне нужно будет обсудить с Вами эссе. Учитель истории обратился к Рику в самом конце урока, и парень молчаливо кивнул, в душе при этом испытав едва ли не восторг. Он специально накосячил со своим егэшным сочинением, в надежде, что педагог захочет его обсудить, и таким образом у Рика появится возможность поговорить с ним наедине. Причиной такого внезапного желания стали события, постепенно развивающиеся на протяжении последних недель. Рик завел переписку с мужчиной, который, по его представлениям, был выпускником «Надежды», и то, что говорил этот человек, о чем писал и как рассуждал, вызывали нешуточное беспокойство. Мужчина тот и в самом деле выпустился из школы аж семь лет назад. Сейчас это был взрослый и самостоятельный человек, и Рик считал его вполне надежным источником. Переписка в одно из воскресений, когда Рику был предоставлен легальный доступ к своему основному телефону, получилась особенно насыщенной и информативной. Рика больше всего интересовала жизнь после школы: каковы были последствия здешнего лечения, легко ли было адаптироваться к обычной жизни и тд. Мужчина говорил не особенно охотно, упомянул лишь, что психотерапия для него так и не закончилась с тех пор. Он сказал, что с одним школа справилась успешно: он теперь испытывал священный страх даже при одной мысли об отношениях с мужчиной, и разумеется, в них не вступал и вступать не собирается. На вопрос Рика об отношениях с девушками он получил краткий ответ «не было». Рик написал собеседнику, что эта история помогла ему и вселила большую надежду, хотя на самом деле, все было скорее наоборот. Он спросил, знает ли выпускник кого-нибудь еще, с кем Рик мог бы поговорить, кого-нибудь из выпускников, с кем можно было бы так же побеседовать. Обрадованный тем, что смог кому-то помочь, мужчина скинул ему несколько ссылок на странички своих бывших однокашников. Их нашлось всего три штуки, но это само по себе было неплохо. И именно после тщательного изучения этих страниц Рик и придумал свой план. – Присаживайся, – историк после уроков выглядел уставшим, однако, настроенным очень решительно. – Не понимаю, что на тебя нашло, Виктор, но ты еще никогда не писал работу настолько ужасно. И ошибки допустил элементарные, я не понимаю, что… – Прошу прощения, – Рик вздернул подбородок и уставился учителю в глаза решительным взглядом. – Я сделал это нарочно. Педагог заморгал, явно не понимая, что происходит. – Мне нужно поговорить с Вами, – доверительно сообщил Рик, понижая голос, хотя в этом не было никакой необходимости. – Скажите… Вы ведь тоже когда-то учились в этой школе? Брови учителя взметнулись вверх и исчезли под челкой русых волос. Он выглядел шокированным несколько долгих секунд, а потом, будто взяв себя в руки, начал усердно протирать очки. При этом он в этот момент был похож на школьника даже больше, чем Рик. – Откуда ты узнал? – спустя минуту молчания поинтересовался педагог, водружая очки на нос и смотря хмуро на своего подопечного. – Так это все-таки правда, – удовлетворённо кивнул сам себе Рик. – Почему Вы никогда об этом не рассказывали? – А должен был? – удивленно откликнулся учитель. – Мне кажется, моя жизнь – это мое личное дело. – Почему Вы вернулись сюда? Это был главный вопрос, мучавший Рика с момента, когда он открыл ссылку и увидел знакомое лицо на фотографии в социальной сети. Как можно было захотеть вернуться туда, откуда Рику сейчас больше всего на свете хотелось сбежать? Учитель снова снял очки: кажется, постоянное их теребление его успокаивало. Когда он заговорил, то не смотрел на Рика – смотрел в окно, абсолютно не видя, что там на самом деле происходит. – Здесь мне спокойнее. – Что? В каком смысле? Учитель взглянул на Рика, кажется, взвешивая в голове ответ. – Когда я учился здесь… Да, мне было тяжело. Я страдал, плакал, но в итоге… Кажется, я нашел свой путь к свету. Школа помогла мне хорошо сдать экзамены и поступить в педагогическое училище. И там все было нормально. Вместо студенческих вечеринок и пьянок я посещал церковь. Вместо того, чтобы поддаваться соблазнам, сконцентрировался на учебе. Но потом… Рик слушал, затаив дыхание. Было видно, что учитель если и говорил об этом когда-либо, то явно давно и явно не с кем-то из своих многочисленных студентов. – Потом мне стало тяжело. Я понял, что моя болезнь возвращается, и ничто не способно ее остановить. Понял, что нужно предпринимать крайние меры. – Вы влюбились? Рик сам не знал, откуда набрался такой наглости. И судя по брошенному на него взгляду, а также по мгновенно покрасневшим ушам преподавателя, он попал в самое яблочко. Учитель, однако, вопрос проигнорировал и продолжил дальше. – Я хотел уйти от соблазнов и пороков внешнего мира и всерьез подумывал отправиться в монастырь. Но поразмыслив еще немного… Я понял, что хотя Господь рядом, все же соблазны могут настигнуть меня и там. Поэтому я решил отправиться в то единственное место, которое могло привести меня в чувство и вернуть успокоение в мою душу. – В «Надежду». – Да, в «Надежду», – с некоторым вызовом ответил учитель. – И я очень рад, что принял такое решение. Я работаю в этой школе уже два года, вдалеке от порочного мира, в окружении природы, рядом с людьми, готовыми меня поддержать в любую минуту и направить меня по верному пути, если я оступлюсь. – И Вы здесь счастливы? Учитель помедлил. Видно было, что он изо всех сил пытается сказать «да», но это слово почему-то не желает слетать с его языка. – Я счастливей, чем мог бы быть, – ответил наконец учитель. – Но почему ты вообще об этом спрашиваешь? – Я хочу понять, как живут дальше выпускники школы, – вполне честно поведал Рик. – Хочу примерно представлять, что ждет меня. – Если ты будешь следовать тому, чему тебя здесь пытались научить, то все будет хорошо. Рик приподнял бровь и промолчал. Жизнь учителя казалась ему чем-то весьма далеким от понятия «хорошо», имевшегося в Риковой голове. – А Вы знаете, что случилось с другими вашими одноклассниками? Вы поддерживаете связь? – Нет, почти ни с кем, – покачал головой преподаватель. – Однако из того, что я знаю… Тяжело им пришлось. Не все смогли противиться искушениям внешнего мира. – В каком смысле? – Предались порокам. Некоторые начали пить, злоупотреблять разными веществами… А некоторые-таки угодили в дьявольский капкан. Рик почти мгновенно догадался, о чем речь. – Вы имеете ввиду, вступили в гомосексуальные отношения? Историка ощутимо передернуло. Он нехотя кивнул, всем своим видом выражая неодобрение. – Хотя это, наверное, все же не самое плохое. Некоторые другие… совсем не смогли справиться со своими внутренними демонами. И совершили непоправимое. Внутри Рика все похолодело. Он вопросительно уставился на учителя, а тот, решив, видимо, поделиться всем, что долго в нем сидело, заявил прямо: – Покончили с собой. Рик ощущал себя так, будто ему на шею закинули петлю и слегка стянули – пока не смертельно, но казалось, это лишь вопрос времени. Он сжал кулаки – ладони оказались вспотевшими – и постарался дышать ровнее. Он даже не знал этих людей, так что чего было так пугаться? Однако, когда он задавал следующий вопрос, голос его предательски дрожал. – Сколько Ваших одноклассников наложили на себя руки? – Двое, – ответил, не задумавшись, педагог. На слабеющих ногах Рик вышел из кабинета и, совершенно не разбирая дороги, пошел вперед. Двое. Двое человек, выпустившихся отсюда около семи лет назад, покончили с собой. Двое из десяти. Сколько таких было в остальных классах? Сколько человек, пройдя через то, что проходит сейчас Рик и остальные его друзья, отказались от своей жизни? Решили, что они недостойны, что они грязны и не заслуживают существовать? Сколько таких людей было за долгие пятнадцать лет, а главное… сколько будет еще? Войдя в свою комнату, Рик увидел, как трясутся его руки. Еще никогда он не испытывал такого страха – дикого, животного, почти неконтролируемого. Ему было трудно дышать, и он сжался в комок, обхватывая себя руками, точно в попытке защититься от правды. Его интересовал вопрос, как живут люди после «Надежды». Теперь он знал. Живут в постоянном страхе и ощущении собственной ничтожности. А некоторые… не живут вовсе. Рик не смог подавить поднявшийся в горле позорный всхлип. *** Учебных дней оставалось все меньше. Первые экзамены неумолимо надвигались, но Рика это волновало неожиданно мало. Еще полгода назад его всерьез беспокоил отличный аттестат и потенциальные результаты ЕГЭ, однако теперь вся важность поубавилась, померкла. Рик не мог представить себе, что ждет его после выпуска из школы. Там будто зияла черная дыра, которая должна была поглотить его. Он не хотел возвращаться домой, не хотел поступать в семинарию. Но больше всего на свете он страшился потерять Фила. Возможности поговорить с ним у Рика почти никогда не выпадало. Лишь в церкви да на уроках, когда он сидел позади и не отрываясь смотрел на прямую красивую спину, обтянутую ненавистной униформой. Фил был осторожен: не вертелся лишний раз, с Риком не заговаривал. Зато однажды на службе, когда отец Сергий читал какую-то очередную свою проповедь, Рик взглянул на Фила, стоящего поодаль, и чуть не захлебнулся воздухом. Слегка склонив голову, будто очень сосредоточен, Фил задумчиво прижал два пальца к подбородку, а затем сразу опустил. Ни единая душа не заметила этого жеста, а если бы и заметила, не придала бы ни малейшего значения. У Рика же от этого сигнала бешено заколотилось сердце, и он приложил все усилия к тому, чтобы держать себя в руках. Ему до того сильно хотелось сжать Фила в объятиях, что он едва смог достоять службу до конца. А когда они выходили из церкви, то нарочно слегка задел Фила плечом, обгоняя, и тоже быстро показал их секретный знак. Фил сдержал улыбку, но глаза его счастливо сверкнули. Весь день Рик носил с собой эту искорку в мыслях и не переставал думать о том, что ощущает себя зверем, загнанным в ловушку. Он любил Фила, хотел защитить его, но в итоге не мог защитить даже самого себя. Не мог придумать, как найти выход из безвыходной ситуации, как сохранить рассудок в этой пучине безумия, и самое главное – как сохранить отношения с самым любимым на свете человеком. Ответов у Рика не было. Его сеансы с психотерапевтом приносили лишь огромную головную боль и отчаянно путали мысли. Рик знал, что он чувствует. Он был уверен в Филе. Но иногда… зерно сомнения все же прорастало в его груди, и Рик ненавидел себя за это. – Вы являлись инициатором? – на одном из сеансов спросил Владимир Петрович столь неожиданно, что Рик не смог удержаться и вздрогнул. Даже таблетки, притормаживающие его реакцию, здесь не сработали. – Инициатором чего? – Того, что произошло у вас с Феликсом, – ровным голосом ответил доктор, но этот спокойный тон явно таил в себе угрозу. – Он мне утверждал именно это. Рик стиснул зубы. – Это ведь Вы его соблазнили? – продолжил врач как ни в чем не бывало. – Отвечайте: да или нет? – Мы… никто никого не соблазнял, – Рик еле сдерживался, чтобы не начать кричать. – И никто не был инициатором. Это просто случилось… одновременно. – Одновременно, вот, значит, как, – ядовито-сладким голосом повторил Владимир Петрович. – Но насколько мне известно, такого не бывает. Всегда первым начинает кто-то один, даже если мы говорим о таких вот извращенных взаимоотношениях. Рик стиснул кулаки, заставляя себя молчать. Где-то на задворках сознания понимал: его специально выводят на эмоции, чтобы выудить хоть частичку информации, но не дождутся. – Фил сказал, что это были Вы, – продолжал гнуть свое врач. – Наверное, тем самым он хотел обелить себя. Возможно, на самом деле инициатор – он, и пытается это скрыть…? Рик закипал. Он не верил, что Фил мог сказать подобное и подставить его… Или мог? Ведь когда-то он не верил, что Паша сможет сделать нечто настолько ужасное, но ведь сделал… – Если вы пойдете мне навстречу, Виктор, – вкрадчиво продолжил доктор, – если хотя бы попытаетесь снова повернуться к Богу, к свету, у Вас есть все шансы уйти отсюда достойным человеком. Ваш отец очень беспокоится о Вас. Вы же не хотите его расстраивать? Упоминание отца было ударом под дых. Рик не разговаривал с ним с тех самых пор, когда их с Филом обнаружили, и когда он выслушал в свой адрес столько грязных слов, сколько, наверное, не было во всем русском языке. – Вам просто нужно сделать маленькие шаги мне навстречу, – продолжал увещевать доктор, – покаяться и признать свои ошибки. Рассказать мне, как все было, и начать двигаться дальше. И на одну гадкую секунду Рику именно так и захотелось сделать. Взять и вывернуть перед этим человеком в белом халате всю свою душу: рассказать про каждый запретный поцелуй, про каждое непозволительное прикосновение. Рассказать и о страхах, которые ни на миг не покидали его, и о растерянности, царившей в душе. Но потом Рик взглянул в блеклые внимательные глаза напротив, и сиюминутное желание испарилось. Он прекрасно знал, чем это обернется. Он уже это проходил, как проходили еще десятки студентов до него. На самом деле ему не помогут. Только не этот человек и только не здесь. Все, что может доктор, сидящий перед ним, это лишь вывалять в грязи самое светлое и прекрасное, что только чувствовал Рик в своей жизни. Очернить, опорочить и отнять. И Рик этого сделать не позволит. – Я уже рассказал Вам всё, – сквозь зубы слова Рика звучали не очень четко. – Больше мне добавить нечего. – Ну что ж, – доктор, явно очень недовольный, что-то яростно зачиркал в своем блокноте. – Тогда на сегодня наш сеанс окончен. Рик поднялся с места, но не успел даже подойти к двери, как был застигнут врасплох вопросом: – Так Вы в него все же влюблены? Доктор спрашивал об этом исправно, почти на каждом сеансе, и каждый раз Рик неизменно краснел. Он в очередной раз отрицательно мотнул головой, чувствуя дичайшую вину, но все же понимая: этим он бережет не только себя, но и Фила. Их чувства никого не касаются, главное, что они сами о них знают! До экзаменов оставалась примерно неделя, когда Рик принял для себя решение перестать пить таблетки. Он чувствовал, что они делают его вялым, рассеянным и не слишком трудоспособным. Так что в один из дней он просто спрятал их под язык, и при первом же удобном случае выплюнул в унитаз. Он, конечно, ожидал улучшений, но то, насколько его эти улучшения встряхнут, даже не подозревал. Только когда на следующий день его голова прояснилась, Рик понял, что все последние недели ходил точно в тумане. Мозг, кажется, заработал с бешеной скоростью, страх немного отступил, и в голове начали рождаться новые мысли и идеи. Самой главной из которых была – поговорить с Филом и рассказать ему обо всем. Он ведь ничего толком не знает, не понимает всей серьезности ситуации… На перемене, поравнявшись с Феликсом в коридоре, он шепнул ему еле слышно: «Не пей таблетки», и, кивнув, тут же смешался с убегающей вперед толпой. Рик обернулся ровно один раз, чтобы по шокированному лицу Фила убедиться, что тот его услышал. У Рика все внутри сжималось при одном взгляде на Фила. А ночью он убедился еще и в том, что жаждет его с отчаянием страждущего в пустыне. Он только теперь, поразмыслив, начал подозревать, что в лекарствах наверняка содержались ингредиенты, подавляющие либидо. Иначе почему бы еще у парня, находящегося в самом расцвете молодости, да еще по уши влюбленного, вдруг на месяц напрочь выключится любой физический интерес и любые сексуальные реакции? Судя по тому, как прояснился взор Фила в последовавшие за этим дни, он все же прислушался к совету Рика. И последний только и делал помимо подготовки к экзаменам, что придумывал, как бы им поговорить так, чтобы им не помешали. *** – Борь, можно тебя на секунду? Рик окликнул одноклассника после уроков, пока все торопились в столовую и создавали вокруг кучу шума. Боря обернулся на зов и немного притормозил. – Чего хотел? – спросил одноклассник без особого любопытства. Рик взглянул на него. Боря сильно изменился за последние месяцы. С момента отчисления из школы Руслана, он словно бы… погас. Потухла та дурашливая искорка в глазах, замолк его невпопад громко басящий голос. Боря стал неестественно тихим и незаметным. Почти ни с кем не разговаривал, а когда одноклассники пытались вовлечь его в беседу – отмахивался или игнорировал. Рик и рад был бы помочь, вот только представления не имел, как. К тому же, произошедшее с ним и Филом начисто выбило у Рика все прочие мысли из головы. – Мне нужна твоя помощь, – сразу перешел к делу Рик, и у Гризли, кажется, промелькнула, наконец, какая-то эмоция: не то удивление, не то сомнение. – Давай выйдем на крыльцо. Обогнув гомонящих одноклассников, они устремились вперед по коридору и вышли на улицу. Погода была сегодня просто потрясающая. Май цвел и пах деревьями и цветами. Было обнадеживающе тепло, ветерок поддувал ненавязчиво, а вот солнечные лучи ласкали лицо с несвойственной весне интенсивностью. Как бы им обоим сейчас хотелось просто наслаждаться чудесной погодой, гулять, тревожиться только об экзаменах – и более ни о чем. Но для двоих парней, стоящих сейчас на крыльце «Надежды», не было такой возможности. Они были теми, кому пришлось слишком рано столкнуться с суровостью жизни и повзрослеть. – Ну, выкладывай, – сказал Боря, исподлобья глядя на Рика. В глазах его читалось что-то странное, похожее на подозрение. – Мне нужно, чтобы ты кое-что передал Филу. Гризли всматривался в Рика несколько долгих секунд, а потом внезапно прыснул. Рик нахмурился, не понимая, чем была вызвана подобная реакция, а Боря заткнул себе рот кулаком и продолжал глупо гыкать, будто осел на вольном пастбище. Рик скрестил руки на груди и уже решил было, что ему не нужна теперь никакая помощь, и он обойдется без нее. Но Боря усилием воли успокоился и придал лицу более-менее серьезное выражение. – Теперь все понятно, – чуть подрагивающим от веселья голосом сообщил Боря, заставляя тем самым Рика рассердиться еще сильнее. – Ты можешь изъясняться по существу? – гневно спросил он, к этому моменту уже растеряв все сочувствие к Бориному состоянию. – Да ладно, не кипятись, – одноклассник примирительно похлопал Рика по плечу. – У меня просто внезапно все сложилось в голове. Так что у вас там с Филом? – У нас… Рик не знал, что и сказать. Разумеется, Боря был отчасти в курсе происходящего между ними, и в то же время и понятия не имел, как все далеко зашло. – У нас все очень серьезно. Как ни странно, Боря не стал над этим смеяться. Кивнул почти торжественно, но ничего не сказал. И Рик, понимая, что без пояснений все равно не обойтись, продолжил: – Где-то около месяца назад мы с Филом в библиотеке… Боря выгнул бровь, демонстрируя внимание. А Рик, наплевав на все, решил идти напролом и говорить все, как есть. – Мы целовались, в общем. И нас застукал директор. Выражение восторга на Борином лице мгновенно сменилось ужасом. – Но как… Почему вас не наказали?! – Наказали, конечно, ты прикалываешься что ли? Еще как наказали. Мы с ним теперь не можем даже словом обмолвиться без того, чтобы не получить что-нибудь еще вдогонку. Мы просто… Ничего не можем, а нам очень-очень надо поговорить. Боря кивал. Кажется, он о чем-то усердно думал в этот момент. – Так вот почему Владимир Петрович просил меня тогда. – Что просил? – Рик даже не понял толком, при чем тут их психотерапевт. – Он сказал мне как-то на одном из частных сеансов… Мы обсуждали дружбу или типа того. Я тогда тебя упомянул. Мол, считаю тебя здесь одним из немногочисленных друзей. У Рика потеплело на сердце, но тревога, однако, усилилась: – Так и что он просил? – Он сказал, что раз уж мы друзья, то я должен помогать тебе в исцелении и направлять на истинный путь, вот всякое такое бла-бла-бла. Но потом он сказал что-то вроде: «Если ты заметишь, что Рик подозрительно себя ведет, дай мне знать, ведь это послужит для его же блага». Думаю, он говорил вот о таком подозрительном поведении, как сегодня. Огромный колючий ком подпрыгнул в горло и застрял там. Рик едва мог вздохнуть. Как же это было низко и подло… Пользуясь дружбой – светлым чувством, добрым и бескорыстным, – заставить кого-то шпионить и докладывать? Никакие христианские нормы морали никогда бы не одобрили этого. Иногда Рику всерьез казалось, что они с наставниками верят в разного Бога. – Не переживай, разумеется, я тебя ему не выдам, – поспешил заверить Рика Гризли, неправильно истолковав его изменившееся лицо. – Я же не хочу, чтобы с моими друзьями случилось то же, что с Русей… – Спасибо, – еле слышно выдохнул Рик. А затем протянул Боре свернутый клочок бумаги. – Пожалуйста, передай это Феликсу, когда вокруг будет поменьше народа. Как-нибудь незаметно, хорошо? Боря кивнул. Он смотрел на Рика с несвойственным ему выражением, и Рик не сразу понял, что это что-то сродни восхищению. Боря и вправду невероятно уважал Рика: за внутреннюю силу духа и смелость. Когда Рик уже потянулся ко входной двери и почти надавил на ручку, Боря вдруг окрикнул его. – Слушай, Рик… – тот повернулся, в ожидании уставившись на собеседника. – Ты все правильно делаешь. Борись за него. Сердце Рика кольнуло, и он сильно сжал губы, чтобы не видно было, как они задрожали. Он еще ни разу не слышал поддержки для них с Филом ни от одной живой души. И сейчас, когда это случилось, ему очень хотелось заплакать. *** Рик сам не верил этой возможности. Он стоял, всей грудью вдыхая запах пыли, который, впрочем, почти не имел значения, потому что его перекрывал другой, куда более ценный и трепетный запах. Запах любимых волос. Они были прямо здесь, под Риковой ладонью, такие мягкие словно шелк и дурманящие, будто наркотик. Голова Фила устроилась на его плече, и Рик прижимался к любимому человеку всем телом, впечатывая в себя так, что сложно было дышать. Они не могли поверить, что все же получилось. Сейчас был уже поздний вечер, и они ухитрились проскользнуть через служебный коридор вверх по лестнице, чтобы забраться на чердак. Фил давно рассказывал Рику об этом проходе, но ни разу всерьез не предлагал им воспользоваться, слишком это было опасно. Но Рик посчитал, что градус опасности в любом случае не может стать выше, чем уже есть, так что решил рискнуть во что бы то ни стало. Завтра у них был первый экзамен. Ранним утром их всех соберут в автобус и повезут сдавать ЕГЭ в столицу. Рик и представить не мог, что когда-то будет относиться к столь важному мероприятию едва ли не с равнодушием. Пользуясь занятостью учителей, они с Филом ускользнули в это укрытие, и Фил, хоть пока и не знал, зачем именно Рик его позвал, пришел тут же, безоговорочно. Такая открытая доверчивость была красноречива, и Рику дышать тяжело было от охватывающей его нежности. Именно поэтому, едва оставшись с Филом в темноте под крышей чердака, он прижал его к себе и не желал отпускать. – Что стряслось, Рик. Это был даже не вопрос. Фил произнес фразу ровным голосом, куда-то в плечо, аккуратно поглаживая Рика по спине, будто успокаивая. – Ты перестал пить таблетки? – в свою очередь спросил Рик, чуть отстраняясь и заглядывая в любимые глаза. Фил кивнул. – Хорошо, – облегченно выдохнул Рик, вновь прижимая к себе парня, будто свое главное сокровище. – Я позвал тебя сюда, чтобы рассказать кое-что. Они оба сели на корточки, и Рик достал свой второй телефон – тот самый, который он долгое время прятал в дупле дерева. Времени у них было совсем мало, поэтому Рик коротко, в емких и весомых предложениях обрисовал Феликсу все, что он узнал про школу и ее многочисленных несчастных выпускников. Показал даже переписку в телефоне, чтобы Феликс мог убедиться. Рик сделал это специально: он сам, возможно, и не поверил бы всему, если б не увидел доказательств своими собственными глазами. – Я не понимаю, – Фил рассеянно мотал головой, будто пытаясь избавиться от наваждения. – Нас кормят таблетками, подавляющими либидо? Наш историк – выпускник «Надежды»? И он сказал тебе, что его одноклассник покончил с собой после выпуска из школы? – Двое, – резко поправил Рик. – Не один, а двое, Фил. И это только из его класса. Что стало с выпускниками, которых накопились сотни за эти пятнадцать лет? Где они, что с ними? Они смогли вести нормальную жизнь после всего, что пережили здесь, или остались навсегда сломанными людьми? – Я не понимаю, к чему ты клонишь, – честно признался Фил, заглядывая в родные кофейные глаза так, будто искал в них помощи. – К тому, что школа «Надежда» – вовсе не место спасения заблудших душ, как я думал и как от всего сердца хотел верить. Эта школа – беспощадный контейнер по уничтожению этих самых душ. Между ними повисло молчание. – И что же ты предлагаешь делать? – спросил Фил несколько безнадежно. – Мы уже почти закончили учебу здесь. Мы, по-твоему, обречены? – Я не знаю, – честно ответил Рик. – Мне не хочется в это верить. Просто все это время я думал… Щеки его немного покраснели, но этого было совершенно не видно в сумраке чердака. – Я раньше думал, что мне не нравится школа просто потому, что она мешает нам с тобой… Мешает нашим чувствам. Но я так ошибался, Фил! Школа по-настоящему опасна. Каждый день, каждый час, в ней проведенный… он будто высасывает из нас жизненные силы. – Послушав тебя, я теперь ни о чем так сильно не мечтаю, как сбежать. Рик обхватил его плечи и притянул к себе, целуя в висок. Он тоже об этом мечтал, но понимал, что такое невозможно. Однако он точно знал, что не даст Феликса в обиду ни за что и никому.