Лучше блюдо зелени

Экзамены были растянуты во времени почти на две недели. Все проходило по одной схеме: утром всех одиннадцатиклассников забирали из школы и увозили в Москву, а днем привозили обратно, измотанных, перенервничавших, иногда расстроенных, но чаще – с выражением бесконечного облегчения на лице. Рик с Филом надеялись, что хотя бы в этих поездках у них появится возможность снова поговорить, но какое там. Нина Михайловна, сопровождавшая их, не спускала с парней глаз ни на секунду, хотя у Рика было смутное ощущение, что он ловит в этом строгом взгляде что-то похожее на сочувствие. Как бы то ни было, поговорить с Филом у него не получалось, и Рику хотелось кричать от бессилия. Разумеется, в тот день, когда они были на чердаке, их тоже заметили. Правда, к счастью, уже тогда, когда они вышли из служебного коридора и направлялись в спальню. На следующий же день, после сданного русского, Рика отправили в церковь, чтобы тот вместо ужина весь вечер простоял на коленях, Фила же вновь подвергли допросу на сеансе. – Как вы не понимаете, – с выражением твердил доктор упрямо скрестившему на груди руки Филу, – если бы Виктор заботился о Вас, он бы не подставлял Вас вновь и вновь! – Он этого и не делает! – не удержав эмоций, восклицал Фил. – Конечно, делает, – возражал доктор вкрадчиво. – Признайтесь, это же он подговорил Вас вечером на встречу? От Фила не последовало никакого ответа. – Если бы он хоть немного беспокоился о Вас… Не важно, как о друге или как о любовнике… Все равно, если бы его хоть немного заботило Ваше благополучие, он бы не ставил Вас в такое положение, заставляя получать наказание за наказанием! Фил снова молчал в ответ, но в груди его грыз червячок сомнения. А так ли вправду Рик любит его, как говорит? Может, доктор прав? Может, Рика волнует только свое собственное благополучие, а на Феликса ему плевать? Впрочем, отходя немного от сеансов, Фил будто начинал яснее смотреть на вещи. Ну что за глупости ему приходили в голову! Ведь Рик ежечасно подвергает себя точно таким же опасностям, как и Фил, ни один из них не находится в более «выигрышной» позиции! Филу оставалось только удивляться тому, как умело психотерапевт одурманивал его мозг. С Риком, нужно сказать, происходило в точности то же самое. Выходя с сеансов Владимира Петровича, он ловил себя на отвратительных мыслях: а вправду ли Фил вообще любит его? Врач с удовольствием каждый раз напоминал ему о том, что Фил отвечал на этот вопрос «нет». Рик тоже так делал во имя их безопасности, но… Что если Фил не врал? Что если для него Рик… не более, чем развлечение? Феликс ведь сказал тогда, в больничном крыле… Что же он сказал? Что-то вроде: «Мы после школы пойдем своими путями?» А вдруг он всерьез так думает? Что если это только он, Рик, отчаянно пытается найти для них двоих решение, которого не существует? А Фил, возможно, уже давно все для себя определил и смирился с дальнейшим развитием событий, каким бы неприглядным оно ни казалось? Последний экзамен для них обоих состоялся 15 июня. У Рика это была история, у Феликса – химия. Когда Рик раньше полушутливо спрашивал у Феликса, куда тот планирует поступать, тот лишь неопределенно пожимал плечами. У Рика теперь была почти стопроцентная уверенность: Фил и правда не знал. Все, чем ему хотелось заниматься по жизни – это рисование, но на любую специальность, хоть как-то связанную с изобразительным искусством, Филу путь был заказан. Рик вертелся в постели уже почти два часа, но все равно никак не мог заснуть. Закончившиеся экзамены должны были принести ему успокоение, но, похоже, этого не случилось. Мысли, посаженные в голову психотерапевтом, не давали ему спать, кусая, как комары, не оставляя в покое ни на минуту. Решение пришло к Рику в один миг, будто обухом стукнув по голове. Оно было неоспоримым и твердым как камень. Прежде чем успеет передумать, Рик поднялся с кровати и прямо так, как был, в пижаме, вышел за дверь, тихонько прикрыв ее за собой. Комната под десятым номером была на той же стороне, что и комната Рика, но только ближе к лестнице. Рик несколько долгих мгновений всматривался в гладкую дверь: при дневном свете она была нежно-голубого цвета, сейчас же, в ночи, казалась синей. Не дав себе времени на размышления, Рик нажал ручку и шагнул в комнату, в которой ни разу до этого не бывал. Дверь поддалась легко – в них не было замков. Даже если бы ученики захотели, они бы не могли там закрыться. Кроме того в комнаты друг к другу в любом случае было запрещено ходить, так что, исходя из логики начальства, это не должно было представлять проблем. Поначалу Рик удивлялся, что они не боятся воровства, однако когда узнал про камеры, все его вопросы отпали. Камеры в любом случае обеспечивали безопасность, вот в чем все дело. Не дыша, он шагнул в темноту комнаты, осторожно прикрывая за собой дверь. Человек, лежавший на кровати, приподнялся. Рик не мог рассмотреть выражения его лица, но с легкостью мог его представить. – Рик? Голос Фила не звучал заспанно. Неужели ему тоже этой ночью не удалось уснуть? – Тшш, – прошелестел в ответ Рик, осторожно семеня по направлению к постели, будто боясь обо что-то споткнуться. – Что ты тут делаешь? Рику показалось, что он слышит в этом вопросе не только испуг, но и что-то еще, сильно похожее на радость. – Я пришел с тобой поговорить. Рик аккуратно сел на самый краешек кровати, до отказа распахивая глаза и силясь разглядеть в темноте черты любимого лица. Фил приподнялся, тоже садясь. Они держались друг от друга на расстоянии, кажется, уже по привычке. Хоть в комнатах камер и не было, они все равно чувствовали, будто находятся под ненавистным всевидящим оком. Рик не знал, с чего ему начать. Он пришел сюда потому, что ему было страшно и одиноко, и он искал поддержки того единственного человека, в котором нуждался больше всего. Но Рик не знал, как заговорить об этом, как спросить напрямую о том, что волнует. – Я, кажется, наконец смог полностью их понять. Рик вздрогнул и нахмурился. О ком говорит Феликс, неужели о наставниках? – Кого? Нежная ладонь внезапно скользнула по одеялу и нашла в темноте пальцы Рика. Рука Фила была теплой, когда он едва уловимо погладил тыльную сторону чужой ладони, но от этого прикосновения по спине Рика все равно побежали мурашки. – Чука с Геком. До сих пор называю их этими дурацкими кличками, даже в собственных мыслях. Фил негромко ухмыльнулся. Как же Рик соскучился по этим звукам! Чего бы он только не отдал за то, чтобы вновь увидеть, как его рыжекудрый принц улыбается, услышать его мелодичный смех. Как бы ему хотелось вновь смотреть на крошечные хитрые морщинки, которые разбегаются вокруг глаз при его широкой улыбке. Рик притянул к себе Фила раньше, чем успел подумать. Уткнулся носом в шею, глубоко вдохнул и почувствовал, как с плеч падает многотонный груз. Он снова дома, снова в родных объятиях. Еще нигде Рик не чувствовал себя так спокойно и, как ни странно, безопасно. – Я теперь понимаю, почему они нарушали правила, несмотря ни на что. Понимаю, почему старались урвать наедине друг с другом хотя бы несколько секунд. Потому что иначе просто невозможно, потому что иначе ты умираешь. Рик… – М-м? – Я люблю тебя. Шепот был еле слышный, разбежавшийся от шеи, в которую выдохнули эти слова, до самых кончиков пальцев. Рик, кажется, прочувствовал каждый звук, каждую букву этого бесценного признания. – Если по правде, я начал в этом сомневаться… Рик думал, что Фил сейчас отстранится, обидевшись на эти слова. Потому что самому себе Рик был при этом весьма мерзок. Но Фил почему-то не стал его отталкивать, наоборот, обвил руками спину еще крепче. – Я тоже начал, тоже. Прости меня. Слова царапнули, но не ранили. Рик должен был догадаться: смуту в сердце поселили не ему одному. – Напрасно. Тебе не нужно сомневаться в моих чувствах. Я люблю тебя и никуда тебя не отпущу. Рик впервые сказал это вслух, но зато как никогда ясно понял, что он говорит сейчас истинную правду. Он мало в чем был уверен в жизни, однако в этом убежден на сто процентов. Фил оторвался от него и заглянул в глаза – так, будто пытаясь поймать их на лжи. Рик же в свою очередь смело смотрел в ответ, как бы говоря: «Мне нечего скрывать». – Я бы что угодно сделал, лишь бы остаться с тобой. Я ничего другого в этой жизни так сильно не хочу. Я просто не знаю как! – Мы что-нибудь придумаем, – убежденно заявил Рик. – Мы друг друга не потеряем. Они обменялись коротким поцелуем в губы. Это и на поцелуй не было похоже, они будто печать поставили на некоем невидимом документе. Рик ласково и утешающе провел ладонью по буйным рыжим кудрям: он словно утешал его, как утешают родители расстроенных детей. – Ну что ж, теперь я чувствую себя гораздо лучше, – сверкнув в темноте улыбкой, Фил осторожно отстранился, вновь ложась на подушку. – А теперь возвращайся к себе. Возможно, нас каким-нибудь чудом завтра пронесет. Он повернулся к стене, уютно устраивая ладошку под щеку, но Рик и не думал даже двинуться с места. Некоторое время он с нежностью наблюдал за силуэтом любимого человека в темноте. А затем встал, решительным жестом отбросил чужое одеяло и нырнул в тепло согретой постели. Фил продолжал лежать, отвернувшись к стене. На узкой койке едва хватало места, так что Рику, дабы поместиться, пришлось тесно прижаться к Феликсовой спине. Тот не выказывал ни малейшего сопротивления, только дышать, кажется, стал чуть тише. – Ты что, хочешь остаться тут? – Да. Рик произнес это своим самым низким голосом, и Фил, хоть и привыкший к обожаемому им баритону, все же легонько вздрогнул. – Ты же понимаешь, во что это может вылиться? – Мне плевать. И в это мгновение Рику действительно было плевать. Фил оказывал на него самое что ни на есть дурманящее действие: когда он находился рядом, то все переставало иметь значение, все отходило на второй план. Ему и страхи, и угрозы начинали казаться несущественными, когда самое дорогое и самое важное было прямо здесь, под руками – буквально. Рик нежно обвил его тонкий корпус. Фил был таким теплым, а ткань его футболки такой мягкой. Рик, не удержавшись, погладил ее, но как же невыносимо этого было мало. Горячие губы сами опустились на шею. Локоны едва прикрывали ее, и она казалась такой беззащитной и при этом такой соблазнительной. Опаляя поцелуями кожу, Рик заскользил чуть вниз, к острым позвонкам, которые выступали так явственно, что могли быть рассмотрены во всех подробностях даже в этой чернильной темноте. Фил тихонько выдохнул, и Рик вновь почувствовал, как из глубин его нутра вырывается что-то необузданное и неудержимое. Ничуть не сомневаясь, при этом не совсем хорошо соображая, он скользнул ладонью под футболку, тут же широким движением огладив чужой живот. Тот в ответ напрягся, давая ощутить мышцы, и Рику немедленно захотелось заласкать их не пальцами, но губами, чтобы прочувствовать каждую, чтобы ощущать, как Фил вздыхает, как вся его грудная клетка бурно поднимается и опускается… Уже в следующий миг Фил развернулся в обнимающих его руках, сделав это с ловкостью и молниеносностью кошки. И следом разгоряченные губы впились в губы Рика: почти грубо, с небывалым напором, с жадностью, доходящей до отчаяния. Рик и не знал, насколько в самом деле был голоден. Должно быть, таблетки действительно глушили влечение с невероятным успехом, потому что сейчас хватило нескольких секунд. Они даже не успели толком раствориться в поцелуе: скользнули в жар желанного рта, сплелись языками… И тут же почувствовали, как неуемное обоюдное желание наполнило их тела, захватив сверху донизу. Рик боялся, что действует странно, когда, обхватив губами чужой язык, он с силой и ритмичностью втягивал его в себя. Если бы не сдавленный стон Фила, который тот испустил, не сумев удержаться, Рик бы мог подумать, что был слишком груб. Ему было жарко. Тело пылало, и ныло, и жаждало так сильно, что сопротивляться стало абсолютно бесполезно. Приподнявшись, Рик единым захватом избавился от собственной футболки и торопливо принялся стягивать свои пижамные штаны. Фил перебил его. Кажется, ему было недостаточно того, что Рик подарил ему: требовалось еще больше поцелуев, еще больше прикосновений. Поэтому Фил накрыл рот Рика раньше, чем тот успел завершить начатое. Прижался всем телом к его обнаженной груди, потерся коротко о бедро, будто ненавязчиво намекая на свое состояние. Мысленно попрощавшись со своей крышей, которая уже давно улетела, Рик обхватил желанное тело, вминая в себя до боли. – Мой мальчик… – прошептал Рик в поцелуй и почувствовал, как Феликс в ответ вздрагивает всем телом. – Хочу… – откликнулся Фил задушенно и потянул вверх свою неимоверно мешающую футболку. Рик помог. Прижаться к оголенной груди оказалось верхом блаженства: сердце барабанило сквозь грудную клетку так сильно, что каждый из двоих легко мог бы отсчитать пульс второго. Фил при движении задел у Рика нежную кожу соска, и последний ощутил, как его от этого внезапно накрыло очередной волной возбуждения. Снять штаны до конца они так и не смогли. Пускай мешают, в конце концов, когда они спущены почти до колен, это не так уж и критично. Обхватывая чужой член, от возбуждения твердый, словно сталь, Рик испытывал странную смесь восторга и облегчения. Ему казалось совсем недавно, что этого никогда не случится вновь. Но оно случалось – вот это невероятное чудо: возможность прикоснуться к возлюбленному абсолютно везде, возможность сделать ему приятно, возможность ласкать его… Рик не знал точно, что ему нравилось ощущать больше. То ли свою собственную ладонь на чужом члене, на головке которого уже выступила влажная капля, и которую большой палец тут же торопливо размазал… Или же чувствовать, как его самого обхватывают там, внизу, и держат крепко, но одновременно с тем нежно, не причиняя ни малейшего дискомфорта или боли… Их языки снова сплелись, не в силах расстаться. Это было сложно – одновременно пытаться поймать общий ритм, при этом не прекращая целоваться так, словно они хотели откусить кусочек друг от друга. Но все же своеобразный ритм находился: рваный, непостоянный, то увеличивающийся в амплитуде, то сходящий почти на нет. Чувствуя, что находится на пределе, Рик оторвался от чудесных опухших губ и легонько придавил Феликса собой, укладывая того на спину. Фил не сводил с любимого лица взгляда, когда Рик, запрокинув голову, отдавался последним резким движениям нежной руки и затем с тихим шипением кончал ему на живот, по-прежнему не выпуская чужой член из собственной ладони. Чувствуя, как горячая вязкость растеклась по его животу, Фил также не смог сдержаться, и вскинув бедра несколько раз, словно в бездну, упал в долгожданный оргазм. Кажется, у него встал еще с того момента, как Рик прикоснулся к его шее сзади, так что Фил, по своим собственным меркам продержался невероятно долго. И самое лучшее, что он мог увидеть после того, как распахнул глаза после оргазменной неги, было приближающееся для поцелуя лицо Рика, к которому Фил потянулся тут же, инстинктивно, не задумываясь. Сколько они еще раз провернули подобное в течение той ночи? Парни сами затруднились бы ответить себе на этот вопрос. Кажется, они сбились со счета после третьей совместной кульминации и начали обмениваться ими по очереди, как только организм отдыхал достаточно для того, чтобы продолжить. У Фила в тумбочке хранилась большая упаковка влажных салфеток, и, вероятно, в ту ночь она была использована целиком. Впрочем, разумеется, это никак не спасло Феликсово постельное белье, но парню было глубоко и искренне все равно. Ничего не имело значения, причем для них обоих. Важны были только они, друг для друга. Весь остальной мир существовал где-то там, словно на другой планете. В конце концов, они обнаружили себя под утро абсолютно голыми, прижавшимися друг к другу в позе ложек. Парни свернулись калачиком, не выпуская друг друга из объятий, а первые лучи солнца уже вовсю проникали сквозь неплотно прилегающие к окну жалюзи. Фил еле уловимо прижимался губами к любимой широкой спине, потому что просто не мог остановиться. Ему не хотелось отрываться от Рика ни на секунду. Хотелось продолжать чувствовать его целиком – нежную кожу, жесткие волосы, жаркие губы… Видимо, Феликс ненадолго задремал, когда Рик вдруг ласково потеребил его за руку. – Мне нужно вернуться, – прошептал он. – Время уже шесть. Через два часа подъем. – Да… – рассеянно отозвался Фил, в то время как все его тело противилось такому решению. – Да, иди скорее. Совсем скоро увидимся. Рик смотрел, как безмятежно Феликс улыбается, и загнал страх, внезапно кольнувший его сердце, подальше. Он наклонился, чтобы поцеловать Фила на прощание: тот выглядел до умиления трогательным, похожим на сонного котенка, пребывающего сейчас где-то на грани сна и яви. Оторвавшись от малиновых губ, Рик услышал едва различимое: – Любимый… После этого Фил обнял подушку и, закутавшись в одеяло, сладко засопел. Рик, выходя на цыпочках из комнаты, думал о том, что если бы его сердце могло разорваться от счастья, сейчас оно непременно так бы и сделало. *** Когда зазвенел будильник, Рик просто на автомате выключил его и продолжил спать. А спустя минут сорок с ужасом подскочил на постели, понимая, что практически проспал завтрак. Не появиться на нем вовсе означало подставить себя еще сильнее, и хотя Рик смутно подозревал, что дальше все равно некуда, все же заставил себя оторваться от блаженно теплой кровати, умыться и спуститься вниз. Разумеется, он был одним из самых последних в столовой: там не было к тому времени уже ни одного учителя, что успокаивало, но не было и Фила, что немного расстраивало. Впрочем, голодный Рик решил все же как следует поесть, прежде чем встретиться с невзгодами этого дня. Сегодняшний день уже не был учебным. Днем планировалась служба в церкви, а еще у ребят, у которых оставалось по какому-то последнему экзамену, стояли консультации. И при этом школа была все равно подозрительно тиха. Рик, не уверенный, что ему стоит делать, отправился в класс – разумеется, пустой, – и сел там с книгой. Читать не получалось: буквы тараканами разбегались от него, не позволяя уловить смысл хотя бы одного единственного предложения. Рик не мог сосредоточиться, потому что мыслями был весь в прошлой ночи. И сердце, и низ живота сжимались, стоило ему восстановить хоть секунду вчерашней сумасшедшей ночи в памяти. Он, кажется, запомнил каждую минуту, каждый вздох и каждый поцелуй, которыми они вчера, вопреки и назло всему, обменивались беспрестанно. И Рик не сожалел ни об одном из этих мгновений. Сейчас осталось только самое страшное: расплата. Он с тревогой внутренне отсчитывал время, ожидая, когда его найдут, сидящего здесь в одиночестве и… что сделают? Накажут? Ну разумеется, вопрос был только в том, как… Им ведь осталось провести в школе чуть больше недели, а затем последует выпускной, и их в любом случае отправят домой… Так что они, наверное, смогут выдержать любое, даже самое суровое наказание. Да? Рик настолько погрузился в свои мысли, что не заметил даже, как пролетело около двух часов. В коридоре периодически раздавались голоса студентов, на улице солнце светило ярко и тепло, оттуда даже был слышен чей-то смех – слегка истеричный. Рик все еще не понимал, почему его до сих пор не поймали за руку и не отвели к начальству. Неужели вправду ничего не заметили, не посмотрели ночные записи с камер? Бред какой, это что-то слишком фантастическое, чтобы быть правдой. А еще Рик понятия не имел, где сейчас Феликс. Нарочно искать с ним встречи было бы глупостью, но и сидеть на одном месте Рик тоже не мог. Выйдя на улицу, он отправился по своему любимому маршруту вокруг школы, слабо надеясь на то, что где-то на территории сможет заметить любимую рыжую макушку. Однако Фила на улице, судя по всему, тоже не было. Рик прошел почти целый круг и не заметил даже намека на его присутствие. Зато возле пруда на скамейке он увидел Асю. Девушка неотрывно смотрела на воду, погруженная очень глубоко в себя. Они давно не беседовали с подругой: Рик не знал, что угнетает ее так сильно, что она выглядит заплаканной большую часть времени. Сейчас девушка была просто безэмоциональна – сидела, болтала ногами, как пятилетний ребенок, вот только взгляд имела такой, каким порой смотрят умудренные жизнью старушки. Рик махнул ей рукой, и Ася, как ни странно, заметила. Она махнула в ответ и даже выдавила улыбку, но интуитивно Рик понял, что одноклассница не настроена разговаривать. Он тоже улыбнулся ей в ответ и направился в школу. С минуты на минуту должен был начаться обед. Зайдя в столовую, Рик увидел всех своих одноклассников, кроме Феликса. Это уже не на шутку тревожило, и Рик всерьез вознамерился пойти к нему в комнату, как только закончит с обедом. Но этого не потребовалось. – Виктор, через пятнадцать минут Владимир Петрович ждет вас в своем кабинете. Нина Михайловна сказала это в своей резкой и быстрой манере, но понять, что за эмоции таились за этими словами, было невозможно. Рик почувствовал, как волна паники на секунду сжала его в тиски, а потом тут же отпустила. Он ведь знал, что так будет. Спустя пятнадцать минут он уже вглядывался в тяжелую дверь, которую видел перед своим носом в последнее время нестерпимо часто. Но еще никогда его сердце не билось настолько отчаянно: еще никогда он не заходил в своих нарушениях настолько далеко. Набрав в грудь побольше воздуха, Рик шагнул внутрь. Доктор сидел за столом, сосредоточенно вчитываясь в какие-то бумаги, и едва приподнял голову, когда Рик вошел. Парень занял свое привычное место перед психотерапевтом и тогда наконец встретился с ним взглядом. Когда Рик впервые оказался в этих стенах, он искренне верил в то, что ему хотят помочь и его душу хотят спасти. Но когда сейчас он смотрел в эти блеклые светлые глаза, сияющие таким неподдельным торжеством… Он внезапно понял, каким был наивным дурачком. Нет и не было никогда у этого человека, сидящего напротив, искреннего желания помочь. Желание выдрессировать, как зверька – может быть. Более гнусное желание – сломить волю, переделать характер, обстругав подопытного, словно Буратино – возможно. Но искреннего желания стать поддержкой и опорой, которыми Владимир Петрович себя беззастенчиво называл, у него не было и в помине, и Рик читал это сейчас так явно, будто эта ужасная правда была прописана у доктора на лбу. – Ну что же, Виктор, – голос Владимира Петровича звучал вкрадчиво, отчего мороз бежал по коже. – Вот и всё. Ваша игра окончена. – Не понимаю, о чем Вы. – Ну перестань, – чуть раздраженно откликнулся доктор, – не имеет смысла больше ломать комедию. Вы с Феликсом вчера самым грубым и отвратительным способом нарушили школьные правила. И мы знаем об этом. Кажется, доктор ожидал какой-то более-менее бурной реакции, вот только ее не последовало. Рик продолжал сверлить взглядом сидящего напротив психотерапевта, но на его лице не дрогнул и мускул. – Что, не будешь отпираться, отрицать? Уже понял, наверное, что это бессмысленно? Рик снова промолчал, сжав зубы так сильно, что они аж заболели, а желваки на щеках угрожающе заходили. – Что ты вчера делал всю ночь в комнате Феликса Лалаяна, Виктор? – Это не ваше собачье дело! Рик сам не ожидал, что выкрикнет это. Он просто не мог позволить Владимиру Петровичу залезть грязными руками в самое сокровенное, что было между ним и Филом. Доктор в ответ неожиданно рассмеялся. Рик не был уверен, что слышал раньше его смех: странный, повизгивающий, словно смеялся поросенок. Слышать его было в принципе неприятно, а уж то, что его вызвала такая деликатная для Рика тема, и вовсе делало смех мерзким. – Не волнуйся, нет необходимости отвечать. Благо, мы все взрослые люди и сами прекрасно обо всем догадываемся. Крылья носа Рика трепетали. Совершенно внезапно его посетило желание, которого он меньше всего сейчас от себя ожидал. Ему захотелось… расплакаться. Прямо вот так: громко, навзрыд. К горлу подступил зудящий ком, и Рик изо всех сил старался контролировать себя. У него было абсолютное ощущение, что его взяли и поставили голым на всеобщее обозрение и теперь смеются над ним, показывают пальцем, осуждают. И хотя сам Рик в своей условной наготе вовсе не был виноват, ему было так больно и обидно, что слезы – позорная слабость, недостойная мужчины – так и норовили подступить к глазам и опозорить Рика окончательно. Врач не спускал со своего подопечного глаз и явно наслаждался происходящим. Он, словно вампир, считывал и заглатывал каждую эмоцию, каждый порыв. – Признаться, – продолжил доктор, – вы долгое время хорошо шифровались. Должен отдать вам должное. Рик открыл было рот, но его тут же перебили. – И не надо мне тут рассказывать свою старую легенду, я не верил в нее с самого начала. Разумеется, между вами давно начало что-то происходить, но вы были удивительно осторожны, ни разу не попавшись нам на… глаза. Я начал что-то подозревать еще со времен вашей только завязавшейся «дружбы», но никак не мог получить доказательств своим предположениям. С досадой Рик подумал о том, что доктор, какое бы сильное отвращение сейчас парень к нему ни испытывал, был чрезвычайно умен. Если он и правда все это замечал, то Рик с Филом еще счастливчики, что попались так поздно. – Я вот только одного не могу понять. Как ты, при своем взрывном нраве, при своей честности и принципиальности… ухитрялся так вдохновенно врать? Рик не вполне понял, о чем речь, когда доктор коротко прижал два пальца к подбородку, изображая их сокровенный жест. Пока Рик медленно с ужасом осознавал случившееся, психотерапевт наклонился к нему ближе и вновь спросил то, о чем спрашивал миллион раз: – Так что же, Виктор. Ты все-таки любишь его? – Люблю!!! Крик Рика, должно быть, могла услышать вся школа. Парень подскочил, понимая, что потерял всякое терпение. Он больше не мог лгать. Это было невыносимо. – Люблю! – повторил он, глядя в ненавистное лицо доктора, который выглядел одновременно шокированным и удовлетворенным. – Люблю больше жизни, больше самого себя. Мне ничего на свете так не хочется, как целовать и обнимать его, ничего не жажду так сильно, как сделать его счастливым! Мне плевать, что он парень, мне плевать, что вы все об этом думаете. Он самый лучший человек на свете, вы и пальца его не стоите. А он – прекрасный, талантливый, добрый… Да, я люблю его, и хочу его, и готов что угодно отдать за него! – Рик… Дверь неслышно распахнулась, и в проеме показался Феликс. Бледный, с растрепанными волосами, и, кажется, красивый настолько, каким Рик его еще никогда не видел. Рик не умел читать мысли, но сейчас мог сделать это легко: Фил хотел только одного – броситься ему на шею и утонуть в родных объятиях. Рик дернулся было ему навстречу, но тут же увидел темную фигуру, возвышающуюся у Феликса за спиной. Это был директор. – Стоять, – сказал тот, и не вполне ясно было, относился приказ к Филу или к Рику. С наибольшей вероятностью, он относился к ним обоим. Рик замер на полудвижении, не сводя распахнутых глаз с родного лица. Фил выглядел до смерти напуганным, но щеки его пунцовели так, как бывало, когда он был счастлив. И Рик ощущал эту гамму чувств собственной кожей. – Ну что же, господин директор, – Владимир Петрович с мрачным удовольствие развернулся к мужчине. – Вы и сами все слышали. – Да, они оба признались, – кивнул директор, а Рик метнул взгляд на Фила. Что ж, очевидно, у него тоже больше не осталось сил врать. – Вы уже решили, что мы будем с ними делать? – деловито поинтересовался доктор, также вставая, поскольку не хотел быть единственным сидящим. – Конечно, – директор расплылся в широкой улыбке, и внезапно Рика накрыло настоящим священным ужасом. Он не понимал, почему, ведь следующую фразу директор произнес, предварительно выдержав театральную паузу. – Через три дня приедут родители Феликса и заберут его. Он не останется на выпускной, потому что через неделю у него состоится куда более важное жизненное событие. – Какое? – Рик сам не узнал свой голос. Он даже удивился, что озвучил эту мысль вслух: честно говоря, он вообще не планировал. – Свадьба, – все так же широко улыбаясь, ответил директор. Рик перевел неверящий взгляд на обожаемое им лицо и… встретил взгляд любимых бездонных глаз, сейчас до краев наполненных слезами.