Над болотом туман, волчий вой заметает следы;
Я бы думал, что пьян — так испил лишь студеной воды
Из кувшина, что ты мне подала, провожая в дорогу,
Из которой я никогда не вернусь;
Жди — не жди, никогда не вернусь…
(«Воин вереска», гр. Мельница)
31 мая — 7 июня 1303 г., Темерия, окрестности Вызимы Колодки помешали обняться. Марэт склонила голову к Кеаллаху, потерлась виском об его плечо, кивнула Каэлу — неуверенно, осторожно, так и не сумев смыть с лица сочувственную гримасу. — Выглядите ужасно, — она едва ли не всхлипнула. — Кто это был? Кто вас пережевал? — …кто бы мог подумать, что все закончится вот так? Мы снова вместе, нас снова везут в Нильфгаард… — спросил простуженным голосом Каэл, — нет уж, сперва рассказывай ты. Ты-то здесь как оказалась? Марэт посмотрела на Кеаллаха, сморгнула из глаз замешательство и пожевала губы. — Я была в Новиграде, Оксенфурте и в Рынде. Их нет нигде, — ответила она, глядя ему в глаза, — могла умереть пару раз, — она покосилась на Каэла и тяжело вздохнула, — жаль, что ты со мной не поехал. Быть может, Калеб и тебе бы решил помочь… Она улыбнулась светло и грустно, а Каэл понял, что сам бы так улыбаться смог только от мысли про Эттриэль. — Погоди-ка… этот вздорный павлин? — нахохлился Кеаллах, — не поведаешь мне, как он тебе помог? Марэт наморщила нос, потерла простреленную ладонь, что беспокоила еще, давала о себе знать, и поводья распроклятой Ромашки… — Меня нашпиговали болтами, как гуся яблоками. Сама виновата. Решила в себя поверить, — вздохнула она, — это был первый раз. А второй… — она развернулась к нему лицом, показывая хорошо заживший, но все еще явственный шрам, что тянулся от виска и до самых губ, — мои сны. Он помог мне и с ними. Не изводись, meleann, — добавила она торопливо, — нет причин изводиться. Я бы поцеловала тебя, но твои губы, эти сволочи тебя били… лучше обождать пару дней… — Он что, магик? — резко бросил повстанец, — эники-беники, и сразу ветер в паруса поддувает? — он покачал в воздухе своими колодками, вполне правдоподобно изобразив витые чародейские пассы. — Не совсем… — Марэт отвернулась, — он вампир. Кеаллах открыл рот, а потом раскашлялся. Вскинулся Каэл, уставившись на него. — Чудовище? — удивленно прохрипел рыцарь, — слушай, парень, я же говорил… Ну я же тебе говорил… Он с опаской сощурился на Марэт. — А ты ночью не это… ну, пойми меня правильно… ты — это все еще ты? — спросил он смущенно, — он тебя кусал? Марэт залилась краской, дернула самым уголком рта, но спустя мгновенье расхохоталась. — Смутьяны! Суеверы! Вам бы книги читать почаще, — сердито сказала она, и, делать нечего, склонила голову сперва к одному плечу, потом к другому, показывая шею, пусть и запыленную после дороги, но безо всяких укусов, не считая комариных, — никто меня не кусал! Он избит, — она кивнула на Кеаллаха, — ты за пару недель успел поседеть! Хватит уже обо мне, — она гневно раздула ноздри, — теперь ваш черед! — Я вот, можно сказать, познакомился с тестем, — голос Кеаллаха исходил желчью, — жаль, не сразу признал. Мало побеседовали, а жаль. Марэт изумленно моргнула. Карету снова встряхнуло — ничего общего она не имела с теми, в каких их отвозили в Боклер. Эту трясло на каждой кочке, и каждого из них тогда отрывало от жестких, хорошо отполированных, широких лавок. — Отец? Как ты узнал? Он в Вызиме? Марэт закрыла пальцами рот, вдруг осознав, какая она, в сути своей, дубина. Если бы отец ее предал, если б продал ее, то и темерцы бы встречали куда хлебосольнее, с двимеритовыми кандалами и дежурным чародеем. Он не предавал… — Сходство у вас фамильное, — горько усмехнулся повстанец, — глаза, как сапфир, синие. А я лишь тогда понял, когда за мною пришли, — он сжал зубы, запрокидывая голову, — жар с равнин! И ведь предупредить-то никого не успел! Опытный специалист, дитя скорпионов, едрить его… — Остановись, — Марэт быстро врезала слово, — мне жаль, но это мой отец, meleann. — Как скажешь, — скрипнул Кеаллах, — а представь, каково мне? Они в опасности… каждый из нас, каждый, кто остался в Вызиме. Он переловит всех. Она оглядела обоих. — Значит, нам нужно назад, — предположила она, — а что с ведьмаками? Каэл кашлянул, и Кеаллах смешался. — Я сжег весь данный, — буркнул он, — этот был единственный выход. Их больше нет. Марэт побелела, как полотно, оскалила зубы, и Каэлу показалось, что она вот-вот вцепится Кеаллаху в горло. Но она не вцепилась… — Столько смертей напрасных, — выдохнула она, вновь подскочив на лавке, — а иначе было нельзя? Каэл в неловкости промолчал. — Неможный, — кивнул Кеаллах, — иначе весь бы этот секрет достался врагу. У Марэт задрожал нос. — Хорошо, — обронила она, — пусть так. Я не думаю, чтоб у нас было на них время, на этих ведьмаков. Их за неделю не сделаешь, не сделаешь их и за год, за два… да и чудовища — не основная угроза, они так, — она снова дернула уголком рта, — побочный продукт. Она копит силы, Королева Зимы. Это война… — она странно посмотрела на Каэла, — здесь не ведьмаки нужны. Здесь нужна армия… — У меня нет, — честно признался Каэл. Марэт слабо улыбнулась. — Нам нужно назад, — повторила она так легко и упрямо, будто бы не катилась по южному тракту в наглухо запертой, трясущейся на каждой кочке карете, сопровождаемой десятком, едва ли меньше, темерских солдат, — раз нет, значит, будем искать. Каэл покачал низко склоненной головою, а когда вновь взглянул на нее, глаза его отчаянно блестели. — Я не могу, — голос звучал уверенно и непреклонно, — я должен ехать вперед. Я должен попасть в Боклер… а вы… а вас я не держу. Ни права не имею, ни желания видеть, как вы двое взойдете на эшафот. — Что?! Каэл, да как же… Кеаллах, хоть ты! О чем он говорит, да что же… — У них в плену моя жена, — лицо у Каэла стало гладким и тихим, будто не лицо, а посмертная маска, — они ремни станут из нее нарезать, если я не явлюсь. Они убьют ее, если не дождутся меня… — Жена… — тупо повторила Марэт, — да когда ты жениться успел? — Эттриэль, — объяснил Кеаллах, — его эльфка. Его давний любовь. — Да не вам меня судить! — вспыхнул Каэл, — не вам, слышите вы меня? — Да я и не сужу! — Марэт бросилась перед ним на колени, на пол, тяжелые колодки поставила на скамью, и из ее глаз тоже полились слезы, — Каэл, мне жаль. Мне жаль! Я скорблю вместе с тобою… да пусть бы и эльфка, ну и что, ну и что! — да у меня сестра с эльфом как спуталась, так и не распуталась по сей день, что ж теперь сделаешь? Я бы сама вас благословила, как названая сестра… — она выхватила ртом воздух, — да я бы платье ей вышила! — она замолчала, кусая губы и лихорадочно обдумывая, что еще может ему сказать, — но мы не можем, Каэл! Тысячи погибнут, ты понимаешь? Десятки тысяч! Мы должны быть здесь, мы должны что-то сделать… да ты не имеешь права… — Я их не знаю! Это все вилами по воде! — оборвал ее рыцарь, — да с чего ты вообще это взяла… — он помотал головою, — а ее знаю! И для тебя бы я сделал то же! Марэт сгорбилась, отчаянно взглянула на Кеаллаха. «Я уже пытался…» — говорили его глаза. — Я знаю, что для меня бы ты сделал то же, — выдохнула Марэт, — так давай сбежим, давай вырвемся отсюда! У тебя… у нас! — еще будет время… мы что-нибудь придумаем… Вместе! Каэл долго, очень долго молчал. — Я согласен, — глухо ответил он, — согласен, черт бы меня забрал! Кеаллах засмеялся вдруг — негромко и невесело засмеялся, откинувшись на скамье с удивленно приподнятыми бровями. — В мой сапог есть отмычки, эти дураки не забрали их у меня. Если я их оттуда достану, то смогу снять колодки, — поведал повстанец, — но что потом, спрашиваю я? Дверь заперта на амбарный замок весом в полпуда, мне его никак не открыть. Дождаться, чтобы привал? Так снаружи их многий, а у нас и оружия нет… Каэл выжидающе уставился на Марэт. Она опустила голову и искоса взглянула на Кеаллаха. — Я не рассказывала тебе только потому, что… это не имело никакого значения, это было неважно! Я привыкла без этого обходиться и обходилась бы дальше… всю жизнь обходилась бы, — она нерешительно замолчала, — но обстоятельства изменились. Пора играть на все деньги… — Продолжай, — кивнул Кеаллах. — Меня обучала чародейка, — буркнула Марэт и отвернулась, — так что мы можем освободиться… Кеаллах сдавленно охнул. — И ты об этот молчала… — с обидой прошептал он, — да знала б ты, как Двурогий Луна нуждается в чародеях! Марэт зверем уставилась на него, зверем, загнанным в угол. — Я кое-что могу… — объяснилась она самым прохладным тоном, — но меня не учили бить без разбора по площадям! Даже не помышляй, слышишь? Не помышляй! — Ну… — вздохнул повстанец, — никогда не поздно научиться чему-то новый, чего раньше не делал… но революции потребна и связь… — Возможно, мы поторопились… — прошипела Марэт, но Кеаллах примирительно улыбнулся. Страшной была улыбка на его разбитом лице… Долго они возились, пытаясь скованными руками стащить с Кеаллаха злосчастный этот сапог. Еще дольше он возился с колодками — в них, в тесных, невозможно было и руку так повернуть, чтоб удобно было работать. И выломанные пальцы руку б вытащить не помогли, но, благо, были колодки куда проще устроены, чем сейф в кабинете герцога… Едва освободил ее Кеаллах, Марэт сразу же стащила браслеты из акуловой кожи, растерла запястья с самым блаженным видом, пошевелила пальцами — от двимерита, нефигуральным образом выражаясь, ее тошнило. Кеаллах, поминая всяких пустынных тварей, освобождал Каэла из колодок. Ни еды им не оставили, ни воды… Марэт забористо выругалась, утирая со лба крупные капли пота. — Не могу, — сообщила она недоверчиво, ошеломленно, — не могу взять. Будто бы из самых рук ускользает… Она растерянно, рассеянно потерла кончики пальцев, будто б в самом деле ими и хваталась за таинственную эту мощь… — А ты попробуй еще, — посоветовал все еще закованный Каэл, — не торопись, сестренка. Уж не знаю, как ты там это все делаешь, но не торопись, до Яруги еще далече. Она слабо улыбнулась ему, она кивнула с решительным видом — и попробовала еще. Уже и Каэла расковал Кеаллах, уже и воды холодной полную фляжку солдаты им передали, так и не распечатывая дверей — просто ставни приподняли на окне, а она все еще пыталась… — Полдела сделан, — приободрил Кеаллах, пряча отмычки, — дождемся подходящий момент, и перебьем их во сне. Выпустят же они нас, ну, хотя бы поесть… на ночь… — Не уверен, — вздохнул Каэл. Марэт упрямо качнула головою, и перед ее лицом засверкал огонек — пусть размером он был всего лишь с булавочную головку, зато яркий, как солнце. Она победно улыбнулась и показала на дверь. — Времени может и не быть, — предупредила она с сосредоточенным видом, — могут ведь заподозрить. Попробуйте отнять оружие, а я помогу… Каэл быстро кивнул. — Ну, как в старый добрый времена, — бесшабашно оскалился Кеаллах, торопливо разгоняя кровь, — говорил же я, был у меня друг… — Эй! Вы тут нас голодом решили уморить? — крикнул Каэл, на дверь наперев плечом, чтоб самым краешком показалось замочное ушко, — не было у вас такого приказа, уж я-то знаю! Сверкнули искры — и начал гореть металл, оттого, что этот крохотный огонечек резал его, как масло. — Каэл… — прошептала Марэт, — а ты-то сам сможешь? Там ведь тоже темерцы… — Придется, — удерживая дверь, хмуро пробормотал рыцарь, — говорят, хорошая смерть… — Слышите? Мы замедляемся… почти остановились, — предупредил Кеаллах, прижав ухо к ставне, — что-то там говорят… бочка, говорят, на дороге… хотят проверить… — Погоди… — сосредоточенно отозвалась Марэт, — уже вот-вот… уже немного осталось… Снаружи что-то прогромыхало — будто молния ударила перед копытами лошадей. Карета подскочила, но не так, как на кочке, куда сильнее — и остановилась совсем. — Сделано! — Марэт вскрикнула от испуга, но чародейский огонек не пропал, даже не дернулся в сторону, — но это уже не я… Снаружи послышался гул голосов, конское ржание. Крики. — Засада! — зазвучал гулкий бас, — ну, за Темерию, парни! За Фольтеста! Берегите пленников, коль сбегут, с вас три шку… Вытянув руки перед собою, Марэт замерла в нерешительности. — Засада… — прошептала она, — а они нам вообще друзья? — Вот и посмотрим, — решил Каэл, — вперед!***
Дверь выбило, как пробку из бутылки с игристым, и она, окованная железом, проскрежетала по обшивке, как самый страх. Марэт выскочила первой, и сразу же напоролась на растерянный, удивленный взгляд молодого темерца — то ли вышибли его из седла, то ли так и был пешим… Не было на нем шлема, одна стеганная ромбом шапка, завязанная у бритого подбородка. Он явно не знал, что с нею делать — испуганно помотал головой, будто б просил не противиться и вернуться в карету, неуверенно, болезненно поднял меч… «Уйди, — успела она подумать, — ну, пошел прочь!» В его груди проросло пестрое оперение, фазаньи перья — и меч выпал из его пальцев, звякнув о камень, он коротко всхлипнул и стал оседать… — Куда лезешь? — отругал Каэл, — жизнь не дорога? Кеаллах бросился, пригнувшись к земле, подобрал меч. Из придорожной зелени поднимались арбалетчики во весь рост — из-под каких-то лохмотьев, серых с прозеленью, что накинуты были сверху, прорастала синева и беленый лен. Возница сидел на козлах, опустив голову, будто б дрема его одолела — но из горла торчал арбалетный болт. — Ну-ка, парни! Мы их научим против ветра не ссать! — Каэл услышал голос, который узнал бы в любом бою, — за Фольтеста, сука! За Темерию! — Это Тайлер… — прошептал рыцарь. На них неслись двое конных. Лошади вдруг растеряли всю прыть, а люди застыли в седлах, как были, как статуи, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногою, и только их лица остались жить — растерянные, непонимающие, покрасневшие от натуги. Каэл вырвал копье из застывших рук и ближайшего сбил на землю. Кеаллах спешил другого и, видно, от удара темерец пришел в себя, но двигался медленно, будто спросонья… Так зазвенела сталь. Где-то в кипучей буче мелькнула стриженая башка Рикарда, его вислый ус… На нее уже некому было внимания обращать — все, все были связаны боем. Меч, ей нужен был меч… едва услышав имя, она насилу смогла сдержать всадников. Тайлеру Вердену необязательно знать о ней все. В женщине должна быть загадка… но ни меча, ни кинжала с рубином не было в сундуке на задах — нашлась сумка, и потрепанная книга, и статуэтка, завернутая в мягкую ткань, стекло химическое, каких-то чужих вещей, и все подписано, все с кожаными бирками — а меча не было. Похищен. Грабители! Марэт хрустнула крышкой и выругалась с тоской.***
А Тайлер Верден глядел орлом, свеж и весел. Капли чужой крови на рубахе, прежде белоснежной, небрежно распахнутой на груди — несколько капель казались, скорее, брызгами вина, и этот кушак синего шелка, затянутый на чреслах… Единственный из всех прочих, Тайлер казался идущим не в бой, а в альков. Но удивительнее прочего была она — сияющая перевязь поперек груди. — Какой богатый улов, — усмехнулся он, протягивая Каэлу руку, — мы рассчитывали на одну рыбешку, а сети принесли трех. — Это мои люди, — на лице Каэла, охотно ответившего на крепкое рукопожатие, проскользила тень слабой улыбки, — а ты, я посмотрю, теперь маршал? — Кому-то ж надо, — хмыкнул, приосанившись, Тайлер Верден, — времена нынче такие, она лежала, а я поднял. Его взгляд сделался безжалостно-стальным, когда он оглядел мертвецов и тех, кто еще жил. Кричать они уже не могли. — Две минуты даю, — приказал он, — и бегом марш!***
Сапоги почти сразу набрали воды. Они шли небыстро, но непреклонно, сквозь болота бежали, по одним Полоскам ведомым тропам, и темная вода, что пахла смертью и перепрелыми травами, затягивала за их спинами всякий след. Мимо цветущих зеленых полян, вступи на которые — и погиб! — мимо покореженных бурей деревьев, что протягивали ветви вслед, как страшные лапы, мимо мест, в которых человек, казалось, и не начинался… мимо ржавых кочек и тоскливых криков болотной выпи. Даже самые крепкие и то помалкивали, берегли силы. Поляна проявилась будто бы из ниоткуда, из туманных гнилых испарений. Деревья будто раздались в стороны, и взгляду открылись шатры, стоявшие полукругом, и большая утоптанная площадка посередине, и дымок, что тянулся от костровища, возле которого хлопотала светловолосая девица с насмешливым молодым лицом, о чем-то переругиваясь с другой, одетой в короткую стеганую курточку из бело-синего льна. — Явились, не запылились, — громко сказала первая, выпрямив спину и радостно ухмыляясь, — и нахлебников привели! У, енотища… — Тебе, Кара, лишь бы позубоскалить, — ответил ей Зенан, усталый и по-прежнему, как коленка, лысый, — а представь, если бы мы не вернулись? — Да ладно, — фыркнула другая девица, — рассказывай! Покуда маршал с нами, не бывать тому… Она так посмотрела на Тайлера, что всем и все стало яснее дня, даже Каэлу. — Отдыхайте. Жуйте, пейте — но губу особо не раскатывайте, у нас тут только чай есть да водица сырая! — и подберите что-нибудь из железа, чтоб голым афедроном по кустам не сверкать, — велел Тайлер Верден, — через два часа сбор, лясы будем точить, планы мыслить дальнейшие. — Я так и не поблагодарил, — сказал ему Каэл, — благодарю теперь, друг. Мы, правду молвить, и сами выбраться собирались, — он криво усмехнулся, — но я тебя по всей Вызиме искал! Тайлер кивнул на невысокий холм за шатрами. На холме, сложив по-офирски ноги, сидел удивительно молодой на вид человек — глаза его были закрыты, но руки, лежавшие на коленях, поднимались ладонями вверх. Воздух вокруг него, казалось, потрескивал. — Вот потому-то и не нашел, — объяснился Тайлер, — этот вот двоечник не зря свой хлеб жрет. Седриком кличут, имей ввиду, поболтать-то он любит! Скучает, бедняга, спит по паре часов… — он недобро сощурился. — Двоечник? — удивился Каэл. — Из Бан-Арда отчислили, представляешь? Но в щитах ему равных нет. — Теперь понимаю. Тайлер кивнул — и зашагал к одному из шатров, не самому большому, но явно самому свежему. А Каэл покосился сперва на Марэт, потом уставился на юношу на холме, и глаза его блеснули надеждой. — Ненавижу вода, — признался Кеаллах, и, опустившись на сухой пенек, вылил из сапог воду, — но лагерь дельный, а мы все еще живой! — Каэл, — Марэт неуверенно хмурилась, — ты должен нам… рекомендательную, положим, речь. Ситуация несколько щекотливая… — Щекотливая? Почему она щекотливая? — удивился рыцарь, — да что не так? Марэт с тревогой взглянула на Кеаллаха. — Мы все еще не темерцы, — объяснилась она, дернув уголком рта, — так уже бывало, если ты помнишь. — Само собою, — пообещал Каэл. К ним подобрался Зенан, захрустел ребрами, каждого по очереди стиснув в медвежьих объятьях, повлек к костру. Светловолосая Кара, фыркая, принесла деревянных мисок и каждого оделила доброй порцией ячменной каши с солью, с перцем и хорошо разваренным мясом. — Кому что не нравится, — усмехнувшись, предупредила она, — тот сам и готовь. Я тут не за кухарку. Никому и в голову бы не пришло в этом сомневаться — на поясе у нее и теперь висел и меч, и целая уйма ножей в расписных ножнах. — Вы куда карлу подевали? — спросил Зенан с легким удивлением в голосе, — спрятали в поклаже? Каэл потер лоб. — Вижу, не спрятали… — охнул Зенан, — нильфы? Марэт торопливо встала и пересела на другое бревно, что лежало у костра только затем, чтобы на нем сидеть. Поближе к Рикарду, прочь от Ульфгара Дальберга… Кеаллах, пользуясь случаем, вытянул ноги к самому костру. Горячий, ароматный чай из лесных трав и кореньев вполне внушал ему доверие — он мог распознать даже хвою, случайно попавшую в котелок. А вот самозваный маршал доверия ему не внушал. Не только своих перебил, своих, темерских, с лилиями во весь табард, и не поморщился даже, но и носится, как павлин, со своей бриллиантовой перевязью, афедрон не прикрывши, в одних портках! — Я сам, старина. Я сам, — Каэл ответил нехотя, — он сбился с пути. — Да я так и понял, — пробурчал Полоска и начал есть, — ну и дурак дураковский! — буркнул он уже с набитым ртом. — Да обожди жрать, — попросил рыцарь, — а Четырнадцатый что? Как вы недосмотрели? Я его видел, он теперь в Ордене… совсем плохой стал… — Эт да, — согласился Зенан, — ну, стал и стал, а держать его, что ли? Ему в церкви, вроде как, полегче становилось… пожалели, так он в тот же день к ним ушел… — Пожалели… — пробормотал Каэл. А Рикард улыбался… эта улыбка удивительно шла к его некрасивому, как у сушеной рыбы, лицу. — Я старалась, — шепотом призналась Марэт, в дружеском теплом объятии прижавшись к шершавой щеке, — приглядывать… Рада видеть тебя, сержант! — Я вижу, — Рикард хлопнул ее по плечу, — нелегко, видать, было? Марэт махнула рукой в сторону от костра, предлагая продолжить там. Рикард, крякнув для виду, встал. — Было, — она покаянно повесила голову и добавила тихо, — но где-то я его упустила… жена у него, в Боклер на погибель хочет! Не пущу! — Да, плохи дела, — вздохнул сержант, покосившись на Каэла, — жинка, оно-то, конечно, дело доброе, у меня-то и у самого жинка имеется… справная она баба, добрая, а пироги какие печет! Да может, и обойдется еще… коль живы останемся, то и не помрем! — Не помрем, — согласилась Марэт, — но с господином Верденом я побеседую. Если есть шанс, то это одно. А если никаких шансов… — она обернулась и задумчиво посмотрела на юношу-чародея, — то Каэла сдавать нельзя. — Нельзя, — кивнул Рикард, — не сдадим. Заботливая Кара не забыла и про Седрика на холме — приоткрыв глаза, магик быстро сжевал еду и, отставив в сторону опустевшую миску, снова принялся за свой труд. Марэт хмуро уставилась на костер. Их было десять, Синих Полосок в их лагере. Кто-то сидел и жрал, кто-то обрадовался, едва узнав, что Кеаллах сечет в медицине, и незамедлительно подставил ему крепко забинтованную, но незашитую рану, а генерала Вердена не видать было. Десять. А с ними — и все тринадцать. Тринадцать человек — и ее статуэтка… — Даже мне жаль эту клятую эльфку! — призналась она со скрипом, — но ладно б это… Так нет же, он любит ее, это в его глазах! Да что же я, черт с рогами… — она обернулась еще раз, — этот парень, он умеет ставить порталы? — Не знаю, — признался Рикард, — наверное, нет. Я бы заметил. — Проклятый пепел! — выругалась Марэт. Она тоже этого не умела.***
Лагерь был дельный. Кроме выпивки, в нем хватало всего — и железа, и сухих, теплых одеял, и припасов, пускай и простых, но не источенных долгоносиком. Да, лагерь был дельный. Каэл перебирать не стал, отложил для себя и бригантину, видавшую виды, и кое-какой шлем, и наручи, и крепкие поножи. Покачал в руке реданскую карабелу с чуть погнутой гардой, отложил в сторону, примерился к палашу с резной чашкой, хмыкнул, покачал головой. Взял в руки гросс-мессер, широкий, длинный, со скошенным острием — и улыбнулся. Невозмутимо пристегнув к поясу потертые бригантные бедра, Марэт не остановилась, и поверх сапог, задрав до колен подол, добавила поножи из старой кожи со ржавыми заклепками. Взяла отвергнутую Каэлом карабелу и, залихватски забросив ее на плечо, встала в стойку, покачавшись на ногах немного, для пробы. Каэл недоверчиво хмыкнул. — И нечего смотреть, не помешает мне юбка, — ответила она, с досадой рассмотрев на ней влажные, пахнущие болотом пятна, — никогда больше мне не прострелят ноги! — и, помолчав, добавила, — а ты, кстати, мне обещал… — Прострелить тебе ноги? — удивился рыцарь, — что-то не припоминаю… — Научить! — фыркнула Марэт и, прогнувшись в пояснице, резво повернулась, пропуская саблю за своею спиной. Избегая укола, Каэл просто шагнул назад, не подняв меча. — Урок первый, — его лицо затронула едва заметная ухмылка, — не мешай противнику, пока он финтит. Только Кеаллах остался при своем чудесном плаще, что прикрывал не только афедрон, но и прочие жизненно важные органы. Да и лука, что в полной мере удовлетворил бы его нужду, повстанец так и не отыскал — Полоски предпочитали арбалеты, а тот, что ему достался, он сам назвал детским. В шатре у Тайлера была даже мебель — складной, из тонких дощечек стол и стулья, тоже складные, легкие, крытые темным маслом. И карта Темерии, писанная на ткани, растянутой от одной опоры и до другой… Не обманул Каэл, и рекомендацию дал в лучшем виде, на доброе слово не поскупившись. Вспомнил даже письмо, вынутое из каминного пламени, вспомнил горы Амелл и Юнода из Бельхавена не забыл. Но, несмотря на это, Марэт сидела бледная, вытянутая, как на дыбе, и мрачен, насторожен был Кеаллах. — И пусть они не нашей крови, — закончил рыцарь, — но доверяю им, старина. Как себе, доверяю, они доказали все. — Поддерживаю, — кратко присовокупил Рикард. Тайлер Верден, самопровозглашенный маршал Темерии, он долго молчал, и цепкий его взгляд выворачивал напряженные лица, вглядываясь в самую глубину. — Мы долго сотрудничали с Двурогой Луной, — сказал он, наконец, небрежно кивнув Кеаллаху, — да и ты, Марэт… из Новиграда, можешь остаться. Капитан Тренхольд поручился за вас, не вижу причин считать иначе. Пока не вижу. Никто не вымолвил ни слова. — Ну, ну, вольно, — не выдержал Тайлер. Это было почти слышно — то, как Кеаллах расслабил сведенные плечи. Каэл кивнул. — Тебе снятся сны? Странные сны, неотличимые от реальности, — без обиняков спросил он у Тайлера, — ты когда-нибудь бегал по лесу? Тайлер скривился, и руки его, лежавшие на столе, сжались в кулаки поневоле. — Да, — ответил он глухо, — мне снятся такие сны. Ну, говори, говори! Говори, Тренхольд, черт бы тебя забрал! — Это Жак из Спалли, — поведал рыцарь, — это все он. Проклял нас всех. Тебя, меня, возможно, Его Величество тоже видит такие сны… он очень плох…. — Ты уверен? — Настолько, насколько могу. Тайлер опустил голову на сплетенные пальцы. — Ясно… — Возможно, он чародей, — продолжил Каэл, — тайный, конечно. Его бы свои распяли, едва узнав. Но есть способ… для этого нужно собраться всем, взять козла… да не смотри на меня так, это ведьмак сказал! Так вот, взять козла и наречь его… — он мучился, он страдал ощутимо, — тьфу, не могу, язык не поворачивается! Наречь его Фольтестом… перерезать глотку и напиться той крови, еще горячей. Хрюкнул Рикард. Закашлялся Кеаллах, Марэт обернулась и вытаращилась на него, но Тайлер только расхохотался. Нервным, нервным был этот смех. — Какой затейливый способ… — заметил он вполне серьезно, — козла б сыскали, но от Грегуара вестей уже долго нет. Хотя мне-то в башне и не докладывали… — Или убить магистра! — выпалил Каэл, — проклятие тоже должно пропасть… Маршал Темерии потер ладони. — Никаких убийств, — он откинулся на стуле и задумчиво потер подбородок, — проблем с Вызимиром нам и даром не надо, своих хватает. Тайный чародей, говоришь? Как бы это выяснить… как бы заставить его ошибиться… — Тайлер зловеще улыбнулся, — его псы сами разорвут ему глотку, сами напьются крови, еще горячей. Марэт выпрямилась на стуле, будто целиком проглотила лом. — Как вернемся в Вызиму, — покорно согласился Рикард из своего угла, — я все узнаю. Вот оно что. Хоть узнал теперь, что с тобой не так, капитан. — И то правда… Я могу ошибаться, — ответил Каэл, — но чем сильнее проклятие, тем выше вероятность… Так сказала онейромантка, которой доверял Квентин Краурт… — Краурт! Краурт… — Тайлер хватил рукой по столу. — В Боклере Седриков брат остался, ксеноглосс у него имеется. Он успел смыться, он и еще несколько… прячутся по углам, остатки былой роскоши… — Квентин мертв? — Сам решил уйти, чтобы им не достаться. — Я ничего не мог сделать… — повинился Каэл, — все произошло слишком… слишком быстро… Тайлер махнул на него рукою. — Забыли. Как и всегда — работаем с тем, что есть. Какие еще новости? Каэл переглянулся с Марэт. — Ну, давай, — подбодрил он, — у тебя получится лучше. Она склонила голову так охотно, будто только этого и ждала. Долго она рассказывала, стараясь не упустить ни единой важной детали, с самого начала, с Махакамских гор, с Тринадцатого книгохранилища — и закончила на частной библиотеке Калеба Мартрэ, капитана-контрабандиста, и на Ундвике, что, по его словам, пропал, погружен в пучины Великого Моря. У Кеаллаха дернулся глаз. — Ну и дела, — выплеснул Рикард, — тебе не к нам надо, тебе в следствие. Карьеру сделаешь, заживешь! Тайлер Верден потер переносицу. — Это вторжение, я полагаю. Неведомой численности, — она запнулась, с трудом подбирая слова, — с неизвестного направления. Маршал протянул ей свой кубок. У него одного в кубке бывало вино — не боклерское, само собою, но вполне доброе. Она церемонно склонила голову и отпила немного, промочив пересохший рот. — Хороши предания. В такие не вдруг поверишь, — заметил Тайлер, — даже я, может быть, не поверил бы. Да только и сам кое-чему был свидетелем… Его слушали молча. — Заработался одной ночью. Со мною часто бывает, — поведал начальник темерской разведки, — воздуха, значит, решил впустить, чтоб совсем на службе не околеть. В спальне у Фольтеста горел свет — да какое мне дело, с кем он там развлекается, но что-то, видать, смутило. Не свеча, не лампа — белый свет, мерцающий, яркий… Каэл нахмурился — такое свечение, по словам Марэт, разрушило целый остров. — Я решил заглянуть, — продолжал Тайлер, — бдительность прежде всего, а бабы уж стерпят. Но гвардейцев не было у дверей. Ни единого, — он раздул тонкие ноздри и продолжил с кипучим гневом, — тогда я вошел. Ее волосы — белые кудри до самых колен, и стояла она над его постелью, и шептала, шептала, шептала… заклятье свое шептала, проклятая ведьма! Глухая проклятая ведьма, — добавил он, — я достал меч, а она и не слышала. Я почти подошел… Марэт с невольной горечью подумала о том, что осталось от ее собственных кудрей — так он говорил об этих, до самых колен… — Ее глаза — боль! Страшные зеленые глаза, — продолжал Тайлер со смесью благоговения и черной злобы, — поглядела на меня — и пропала, исчезла, и плевать хотела, что дворец огражден экраном! А я остался, скорчившись, я хрипел… — он стиснул рот, он почти дрожал, — следом вбежали гвардейцы, а я — с мечом у королевского ложа! За их спинами ухмылялся де Маравель… — он помолчал, — так я оказался в немилости и в темнице. — Я ее иначе представляла… — призналась Марэт. — Но как ты спасся? — совсем растерялся Каэл. Лукавым сделалось лицо Тайлера. — Не читай меня, как раскрытую книгу, — посоветовал он, — есть у меня пара сраных хитростей в рукаве. — Что делать-то будем? — спросил Рикард, — дерьмо есть, а лопаты не дали! Тайлер задумался ненадолго. — Будем возвращаться в Вызиму. Все дерьмовые лопаты, думается мне, там, — ответил он, почесав подбородок, — пойдем в обход, по болотам, неделя, надо полагать, на это уйдет… да и на болотах найдется, над чем поразмыслить — белый свет и там был, аж Капитул переполошился, отряд прислал. Вот и заглянем на огонек. — Стоит ли так рисковать? — мрачно уточнил Каэл. — А мы им не расскажем, — пообещал Тайлер. Сощурившись, он долго смотрел на рыцаря. Вытянул палец по его адресу, усмехнулся и легко, будто танцуя, встал. — Пойдем, страдалец. Смотреть на тебя противно, — предложил Тайлер Верден, — пойдем, развеем твою тоску. — Не откажусь, — фыркнул Каэл.***
Лагерь загудел, как растревоженный улей. Среди болот было не так уж много развлечений, да и все эти люди давным-давно отдали душу пению стали. Весело переругиваясь, Синие Полоски натащили бревен по бокам округлого, хорошо утоптанного за пару недель ристалища. Тайлер Верден, бесшабашный разбойник, генерал или маршал — он был первым среди равных, его любили, за него бы вошли в огонь. Да и о похождениях капитана Тренхольда легенды ходили немногим хуже. Большинству из присутствующих не понаслышке ведомо было, на что способен каждый из этих двух. Порой и самим клинки доводилось скрещивать с ними — не злобы ради, а пользы для. Было, словом, чему у них поучиться. Уже пошли и споры вполголоса, и монеты зазвенели округлым боком — ставили на Тайлера, и помногу. Это было обидно. Марэт вытянула шнурок с жемчужиной, с подарком Анхеля, и живо вскочила, демонстрируя ее на ладони. Яркая, грозная, она вспыхнула кровью и сталью. — Жемчужина из далеких земель, ей цены нет, — объяснилась она и, гордо приподняв подбородок, заявила, — ставлю на Каэла Тренхольда! Ну, темерцы… что скажете? Фыркнула Вилена — ярая поклонница Тайлера, с длинной русой косою, обернутой вокруг головы, и ясными голубыми глазами. — Мне она нравится, — призналась девушка, в предвкушении изгибая губы, — я принимаю. Три аквамарина с ноготь величиной, чистейшие. Годится тебе? Марэт лихо кивнула. — Ставлю на Тайлера Вердена, — выкрикнула Вилена, послав Тайлеру нежный взгляд. Тот согнулся в поклоне, коротко и насмешливо прижал ладонь к сердцу… Каэл ограничился тем, что благодарно кивнул. «Только посмей проиграть!» — именно это читалось во взгляде его сестрицы. — Ну что, старина, — Каэл взвесил в руке меч, и заставил его непринужденно перелететь из руки в руку, вычертив петлю вокруг торса, — давненько мы не плясали. Ведь Тайлер Верден стал очень важным человеком, очень важным, аж цельным маршалом! Небось уже забыл половину? — он беззлобно усмехнулся, следующим движением салютуя своему противнику. — Я ещё не так стар, как ты, — отмахнулся Тайлер, и, в свою очередь, как бы скучая, подбросил точно такой же клинок в воздух. Два оборота, и он снова, как влитой, оказался в руке, — пора уже выбить из тебя лишний песок. Давай покажем, как это делается. En garde! Фехтовальщики застыли, приняв свои излюбленные стойки. Каэл опустил меч к земле, держал его у чуть отставленной ноги, Тайлер был грозен, подняв меч, будто рог, у самого виска, и целился острием в оппонента. Разговоры тут же затихли. Начиналось. Никто и самой малости не хотел упустить. Тайлер двинулся первым, мягко ступая на мягкую траву, завораживая нарочитой неторопливостью своих движений. Опытный наблюдатель, а здесь уж таких хватало, заметил бы, что двигаясь по кругу, он постепенно становился все ближе к Каэлу, который пока и вовсе не двигался с места, лишь немного разворачиваясь, чтоб оставаться все время лицом к лицу. Лица обоих хранили безмятежное выражение, но глаза сосредоточенно ловили каждое движение. Мечи ещё не столкнулись, но взгляды уже скользили, готовые ко всему, и вот, поравнявшись с незримой линией, они резко взорвались, мечи взлетели, стремясь обойти друг друга, ужалить, и тут же отпрянуть, рисуя собственный свой узор. За мгновение до столкновения Тайлер успел изменил позицию, и вместо верхнего удара или укола, который можно было бы ожидать, его меч вдруг облетел меч Каэла и коротким движением хлестнул того обратным лезвием в бок. Хлестнул бы, если бы Каэл не прочитал его намерения, и не отступил на полшага, резко взмахнув мечом, что звоном встретил стального брата. Не остановившись, он устремился вперед, с тихим лязгом вдоль клинка, толкая вперед, силой заставляя отстраниться. Закончив так быстро, они разочаровали бы публику, и в своем движении он уже взял возможность отступления. Но и Тайлер, ожидаемо, не сплоховал. Легко повернувшись в пируэте, он ушёл с линии атаки, и ответил своей, короткой и неожиданной — навершием в голову. Каэл и не подумал разрывать дистанцию, нет, он не стал. Клинки сцепились гардами, заскрежетали. В их движениях было мало общего и с фиглярской игрой любимцев ярмарочной толпы, с их широкими взмахами, с кувырками, и с неповоротливой тяжестью ристалищных бойцов, сшибавшихся в полном доспехе. Казалось, они двигаются под одну мелодию, существуя в каком-то ином пространстве, когда очередная неожиданная атака, уже, казалось, достигшая цели, вдруг захлебывалась, ломалась, и всего за каких-то пару мгновений. Сейчас они оба были в своей стихии, отбросив все лишнее. Сейчас они напоминали братьев — темные кудри и ранняя седина, братьев, но все же не близнецов. Движения Каэла были скупыми, резкими, ноги его двигались по совсем небольшой площадке, и могло показаться, что он ещё не вполне доверяет стальной своей ноге, но при этом он пользовался своей большею массой, иногда буквально выдавливая Тайлера из своей, мысленно очерченной сферы… Тайлер же был очень подвижен: кружил, завораживал, путал, то сближался, то отступал. Мечи обоих сплелись вместе, и почти не было слышно пронзительного звона, какой бывает при резком ударе клинка о клинок. Один стремился уйти, а другой догонял, навязывал свой танец. Движение переходило в движение. Даже Рикарду, и тому было трудно сказать, у кого тут инициатива. Она переходила, как знамя, то к одному бойцу, то к другому. Блеск стали освещал день, но все же, опытным зрителям было ясно, что оба они контролируют себя, чтобы ненароком не отрубить чего лишнего. Да, это был почти настоящий бой, безо всяких поддавков, но почти! — не пересекая удивительно тонкой грани. И это было, черт побери, красиво — женщины сидели, замерев то ли от восхищения, то ли от страха, то ли от всего вместе. Казалось, оба фехтовальщика, скорее, наслаждаются самим процессом, показывая свое умение, чем стремятся завершить поединок. У каждого на счету были уже и разрезанные рубахи, и лихо отрубленные пряди волос, да и голенище сапога у Каэла пострадало. Но поединок должен был завершиться более зримым преимуществом, наглядным и убедительным. На очередной сходке всё кончилось. Тайлер пошёл вперед, ухмыляясь, как черт, со сложным двойным финтом, каждый из которых грозил перерасти в полноценную атаку: в голову, раскрут, в ногу, однако истинным, подлинным был короткий укол в корпус. Каэл решил не искушать судьбу и ушел в пируэт, но, оказалось, бывший разбойник этого только и ждал, закрутившись в своем, скрывшем удар в уязвимую, как ему казалось, железную ногу. Похоже, он действительно не ожидал стремительного движения от воина с протезом, но Каэл приподнял ногу, и меч Тайлера рассек пустоту. Тайлер не растерялся, нет — он начал возвращать клинок, но мгновение было упущено. Резким движением Каэл пнул в плоскость его меч и ворвался в образовавшееся окно. Тайлер, впрочем, не растерялся и от такого, он стал вращаться, уходя от атаки, но Каэл тоже предугадал маневр — и на опережение полетел его точный удар. Тайлер вывернулся, широко взмахнул мечом, отгоняя противника, но Каэл уже отошел и сам, указывая на него своим клинком, позволив себе легкую, насмешливую улыбку. В горячке Тайлер не сразу сообразил, что кушак, укрывавший его бедра, запутался в ногах, разрезанный верным ударом. — Неосторожный ты, маршал, — заявил Каэл Тренхольд, гвардии капитан, — прикрой маршальский афедрон, нечего им светить перед всеми. — Паскуда, — Тайлер захохотал от души, протягивая ему руку, — тварь! Испортил хорошую вещь! — Люблю аквамарины, — со сладкой улыбкой призналась Марэт вар Дыффин, протягивая руку Вилене, — и братом своим горжусь.***
Впрочем, с такой же сладкой улыбкой она, Вилена, потащила Марэт на ристалище, достала меч и стала смотреть, чего-то терпеливо дожидаясь. Марэт хмыкнула, принимая вызов, и вытянула карабелу из ножен. — Ну, воля твоя… — Еще какая воля! Брат, говоришь? — лихо подмигнула Вилена, — так и сама покажи, на что способна. Давай, показывай! — Я больше по другой части, — спокойно возразила Марэт, — да и рука у меня прострелена… — Отговорки! — ответила Синяя Полоска высоким визгом, — у меня тоже! От первых, пробных ударов Марэт легко увернулась, отпрыгнула назад, выставив саблю перед собою. Одну руку она уперла в спину и медленно пошла по кругу, нацелив острие на Вилену. А та с каждым ударом издавала звуки, слишком уж сладострастные, и все громче. Вскочил, улыбаясь, Зенан, ткнул пальцем в Рикарда, покачивая головой. Рикард развел руками. Каэл нахмурился — им бы тренировочные мечи выдать, деревянные, не остро отточенную сталь! — Танцорка! В бою тоже танцевать станешь? — выпалила Вилена, ощутимо хлестнув Марэт по правой ноге, — вот видишь, ты подставляешься! Марэт охнула от боли, глаза ее блеснули слезой — и ведь исхитрилась, проклятая, выцелить место, где бригантные бедра не защищали! Она медленно кивнула — и пару мгновений спустя разодрала на Вилене рукав. Слезы мгновенно высохли, взгляд преисполнился гордости — но и тревоги тоже. — Я тебя не задела? — Нет! Каждый раз страдала нога, и каждый раз — правая. Как бы она не пыталась не подставляться, не выходило. — Урок второй, — сказал Каэл, внимательно наблюдавший за поединком, — от заученных ошибок избавиться тяжело. Вилена шлепнула ее по плечу. — Урок третий, — ухмыльнулась она, — не наклоняйся при выпаде! В следующий раз выдам по голове. Марэт кивнула — и продолжила поединок. — Хватит, — сказал Кеаллах, — у тебя кровь на перчатке… — Ерунда, — отмахнулась Марэт, отгоняя Вилену широким взмахом, — я не чувствую… — Хватит, — повторил Кеаллах. Марэт качнула головой. Она солгала. Вилена опустила меч и шагнула к ней, улыбаясь тепло и искренне. — Упрямая, — сказала Синяя Полоска, похлопав ее по спине, — это хорошо. Камешки твои, подруга! К ним подскочила белокурая, веселая Кара, облапала обеих за плечи и потащила прочь. У самого края поляны она остановилась, облизнула губы розовым языком и лукаво уставилась на Марэт. Но прежде, чем заговорить, оглянулась она на ристалище, на котором вполне отдохнувший Зенан, с щитом, с мечом, стоял против побитого Кеаллаха с двумя длинными кинжалами — дурной пример заразителен оказался. Каэл Тренхольд стоял на краю ристалища, скрестив на груди руки, и внимательно наблюдал за схваткой. — Никогда не пробовала с седыми, — задумчиво сказала Кара, — а этот, вроде, и не старик. Я, собственно, спросить хотела… — Оставь его, — посоветовала Марэт, — не надо. Ему сейчас трудно… Кеаллах прорвался за щит и, одним кинжалом удержив меч, вторым коснулся шеи Зенана. Кара насмешливо фыркнула. — Так я ж не замуж за него собираюсь, а так, ради радости бытия, — поделилась она, — что ты, как не родная? Здесь место не для святош! — Ради радости бытия… — пробормотала Марэт, тяжелым взглядом уставившись в землю. — Да что вы тут… — удивилась Вилена, — устроили сцену… Марэт подняла указательный палец, призывая ее помолчать. Внимательно посмотрела на Кару. На Каэла — через ее плечо. — Он мне как брат, понимаешь? Это он сейчас улыбается — мы на свободе, мы живы, и Тайлер Верден, и вы все тоже, — заговорила она, — слишком много хорошего в один день! Но у него похитили жену, понимаешь? Я рискую проснуться утром, а он будет на полпути в Боклер… — Да ну вас, — фыркнула Вилена и ушла, — невозможно слушать! Кара поразмыслила, помолчала. — Не боись, она не проболтается… Что ж тут не понять-то, у меня ж тоже братья имеются, аж трое, — нахмурилась она, оглянувшись на лагерь, — и чего, чего? Я-то что могу сделать, в кандалы его заковать? Глаза у Марэт сделались страшные. Она отвернулась. — Я могу приготовить зелье. Он забудет ее. Он полюбит тебя, — выдохнула она, — на неделю эффекта хватит, а там разберетесь, хотите ли продолжать… — Да ты чертовка… — вырвалось у Кары, — но, пожалуй… — Ее кровь падет не на твои руки. А может, даже не на мои, — перебила Марэт, — с ним я всякую прошла кутерьму. Его я знаю. Он должен жить, и не трупом безрадостным, понимаешь? — Ну так говори уже, чего от меня-то требуется? — Немного крови, — объяснилась Марэт, — палец уколоть, и этого хватит. — Да хоть стакан! — Кара пожала плечами и выхватила нож, — ерунда какая, палец… нас таковским не проймешь… Остановила ее Марэт. — Погоди же, — попросила она, — не так быстро, я хочу посоветоваться. Да и ингредиенты, опять же, варка… и чтобы он ничего не понял… — Сходи к маршалу, он нормальный, поймет, — посоветовала Кара, — сейчас каждый человек на счету, тем более братья, что мечом горазды махать. Марэт согласилась — и только тогда заметила, что перчатка промокла насквозь.***
Кеаллах бранился сквозь зубы — и на нее, и на врачебные запасы Полосок. Если б вожжа под хвост не попала за меч хвататься, то рана на ладони и не открылась бы, а так… имел причины. Выползла Шепот, учуяв запах мазей, и Кеаллах смягчился. Улучив момент, Марэт поцеловала его в угол рта и потерлась носом о заросшую щеку. — Не чаяла встретить, — призналась она, — привет, змеюка. Где ты ее прятал? — Да там же, где и отмычки, — хохотнул Кеаллах, обматывая ее бинтами, и Марэт побледнела. Она поделилась с ним, не могла не поделиться, не хотела, чтоб так, чтоб в крысу, как говаривали в Новиграде… Мрачный сделался Кеаллах, вспоминая треклятый лес и каэлову эльфку. — Это хороший девочка. Добрый. В самый раз для него, — признался он, пряча лицо в ладонях, в длинных пальцах, — спасать Каэла даже против его желания… я не забыл. Наверное, в самый дело пора… — И мне тошно от этого, скверно, meleann. Будто в грязи извалялась, — поделилась Марэт, наблюдая, как Каэл поднимается на холм к молодому чародею, — но сейчас, билась бы о заклад, он идет, чтоб спросить, может ли мальчик ставить порталы! Но я уже знаю, что он не может. И я не могу. — А в иной случай? — поинтересовался Кеаллах, приподняв голову, — на штурм Боклера в тринадцать рыл? После тот ад, в который мы были? Марэт дернула уголком рта. — А пусть бы и так, — ответила она задумчиво, — кто смел, тот и съел. Кеаллах тяжело вздохнул, пряча в полотняный мешок и склянку с мазью, и оставшиеся бинты. — Нет, это нас съедят! Так что не нужный попусту и мечтать, — посоветовал он, погладив ее по щеке, — я помогу, поброжу в округе. Какой травы тебе нужно? — Морозник отцвел, должно быть… — пробормотала Марэт. — Ребис нужен, я понял, — кивнул Кеаллах, — найду тебе ребис. — Не выходи из-под купола! Он в замешательстве почесал затылок. — А как я пойму? Марэт поморщилась. — Просто не уходи далеко, — попросила она. Он кивнул, сходил за луком и зашагал прочь, а она направилась к маршальскому шатру. Стучаться не пришлось — некуда было стучаться.***
Он был счастлив. Он, черт побери, посмел радоваться — Тайлер был жив и нашелся наконец, распроклятый, и Рикард с ним, и Зенан, тоже живые, да и выбраться удалось, когда, казалось бы, все пропало… снова солгал утопленник из Яруги! И эта радость — запретная, стыдливая, взвихрившаяся от счастливого поединка, липким лживым комком опутала, отравила… за весь день, за несколько часов — что он сделал для Эттриэль? Что он сделал для Эттри, дрожавшей в сыром подвале под свистящим бичом? Ничего не сделал! Ничего Чародей услышал, как он шуршит подошвою по траве. — Ну, привет, — сказал он, приоткрыв лениво сперва один глаз, потом оба, — вытащи у меня одеяло из-под задницы, расстели. Нечего на земле сидеть. — Здравствуй, — ответил Каэл и сделал, как он просил, — скучно тебе? Как не взгляну, ты сидишь. И даже, кажется, ног не размял… — Сижу. Когда по восемнадцать часов сижу, — согласился Седрик, — когда и больше. Черта с два нас отыщут, пока я сижу. Гордость прорезала его черты, когда он улыбнулся. Каэл благодарно кивнул. — Я спросить хотел… — смущенно заметил он, — дело частное, но я бы мог заплатить… — Против Тайлера не пойду, — буркнул юный магик. Каэл поперхнулся. — Да никто и не просит, — ответил он торопливо, — я так, интересуюсь. Ты бы мог сотворить портал для меня, когда все уснут? Есть у меня одно дело… Седрик приоткрыл рот. — Э, чего захотел, седой! Не мог бы, — с досадой ответил он, — меня со второго курса поперли, за… за… за непримиримые разногласия с ректором! — Из Бан-Арда? — Да, из Бан-Арда! Меня подставили, если хочешь знать, а я… да баловство это было, баловство, вот веришь? — Верю, верю… — пробормотал Каэл. Внутри сделалось холодно и совсем пусто — так, должно быть, умирала надежда. — Может, хоть попробуешь, что ли? Я две тысячи наскребу! Покачал головой юный магик. — Такими вещами не пробуют, — раздраженно объяснил он, — такие вещи либо умеют, либо нет! Попробовать я могу в жабу тебя превратить, квакать будешь да комарье ловить, а страдать будет нечем. Хочешь? — Не хочу. — Вот и ладненько. Вот и договорились. Они помолчали. Седрик, вытянув длинный локоть, толкнул его в бок. — Ты ж из Боклера недавно, да? — спросил он, улыбнувшись как-то несмело, совсем по-детски, — как там этот оболтус-то, который у них за связиста? Я ж только голос слышать могу… да и то, он их сенсоров бережется… — Друзья? Учились вместе? — Он брат мой, родное сердце, — вздохнул Седрик, — хотел бы я ставить порталы…***
Тайлер Верден отпил вина. Предложил и ей — но на этот раз она отмахнулась. — Это гуманный способ… проверенный, — настаивала Марэт, — он не будет страдать, не совершит смертельной ошибки! Кара вызвалась добровольцем, но ей не придется постоянно подливать ему зелье, всего один раз она сделает это… в этом случае мы жертвуем одной эльф… одной жизнью, — она сощурилась, — это ложь, может быть, это даже убийство — но оправданий я не ищу. Маршал взглянул на нее с интересом. — Знаешь, Марэт… из Новиграда, я вот что скажу, — протянул он, полоща ее внимательным взглядом, — я давно знаю Каэла Тренхольда. Давно и хорошо, мы рядом стояли у самых истоков. Никакая женщина не заставит его пойти на предательство. Он верен, как пес. — Ооо, мне рассказывали… нильфгаардский офицер де ла Брии. Рассказывал о безжалостном палаче, у которого руки в крови по самый по локоть, — холодно ответила она, — мне же известен другой Каэл Тренхольд. Люди меняются… генерал. Тайлер усмехнулся, и, на удивление — вполне благожелательно. — Так давай спросим его, зачем же юлить? Спросим — и получим ответ, — предложил он, постукивая по столу опустевшим кубком, — и вот еще что, я тут поразмыслил… — Говорите. — Мне нравится твоя целеустремленность, — заметил он и, поднявшись на ноги, возвысился над нею, как могучий вяз, — ты можешь присягнуть Темерии, Марэт… из Новиграда. А Темерия своих не бросает. Марэт поднялась следом. — Темерии — или вам, генерал? — спросила она спокойно, и только приподнятый подбородок явственно говорил о другом. — Темерии, мне, да какая, в сущности, разница? — удивился Тайлер. Марэт отодвинула стул, скрестила на груди руки — и стиснула локти так, что ладонь снова стала болеть. — Это большая честь. Но я вынуждена отклонить предложение, — ответила она, коротко наклонив голову, — с меня хватило колодок сегодня утром. В кои-то веки я чувствую себя свободной и хотела бы, чтоб оно так и оставалось. В этом нет ничего личного, господин маршал, и Темерии я не враг. Оттого, как он молчал, ей стало страшно дышать. — Поди ж ты, какое честолюбие, — Тайлер Верден всего лишь расхохотался, — женщина, ты вообще кто? Марэт повела плечом. — Ровно как и вы, человек, — отозвалась она, — так о чем вы хотели спросить Каэла Тренхольда? — Вот сейчас и увидишь, — заявил Тайлер и трижды хлопнул в ладони — на эти хлопки явился кто-то из незнакомых бойцов, — смотри и учись.***
Каэл повиновался. Не в его правилах было заставлять себя ждать, когда вызывают. А Тайлер, он улыбался. Эта улыбка была такая характерная для него — уверенная, острая и обманчиво дружелюбная. Но что ему совсем не понравилось, так это лицо Марэт, сидевшей от Тайлера по правую руку. То самое лицо, с каким она обычно замышляла. — Я рад тебе, старый друг. В том, что ты не такой уж и старый, я уже убедился. И хочу теперь задать тебе один вопрос, на который ты, само собою, ответишь, — сказал ему Тайлер, широким жестом приглашая сесть на свободный стул, — один вопрос, и ступай отдыхать. В путь двинемся завтра. Каэл, делать нечего, сел. Марэт молчала, будто воды в рот набрав и, в целом, это было на нее непохоже. — Женщины всегда горазды надумать всякого. Таковы уж есть, — усмехнулся Тайлер, насмешливо поглядев на Марэт, — а я что-то не вижу, чтобы ты изменился. Так, можно сказать, возмужал. — Говори уже, маршал, — буркнул Каэл. — Да, капитан, — будто бы у кота, которому сдуру решили почесать живот, взгляд Тайлера сделался жестким, — вот и отвечай. Баба или Темерия? Каэл побледнел и уставился на Марэт. У нее приоткрылся рот, приподнялись брови, и она возмущенно вскочила. — Генерал Верден! — Я жду, Каэл Тренхольд, — напомнил Тайлер Верден, — я все еще жду. — Темерия, — ощерился Каэл, — какие могут быть сомнения! Конечно, Темерия! И выскочил из шатра. Марэт с тихим тоскливым возгласом опустилась на стул. — А ты сомневалась, — заметил ей Тайлер. — В одном я не сомневаюсь. Вы убили его, — ответила женщина, — Тайлер Верден.***
Она не решилась к нему подойти, понимала, что будет. В лучшем случае, на который не стоило и надеяться — брань горькая, темерская по-простому, со слезами перемешанная. Ни о каком зелье теперь и речи идти не могло, даже Кара кивнула сокрушенно, соглашаясь — не был Каэл Тренхольд непроходимый дурак, теперь станет подозревать, пить только из своей фляжки, и не подступишься… А если поймет, что дело было не в трепливом языке, в конкретных планах на его счет — то не простит, никогда не простит. Маршал все, что мог, сделал. — Понял, — вздохнула Кара, с досадой поглядев на складный, ладный, в синюю полоску шатер, — но по-своему, по-мужски. То-то я Вилену не понимаю, командир да, командир он что надо, но это ж… — Обожди с Виленой, — попросила Марэт, — Кеаллах не возвращался еще? Кара не видела. — Я прогуляюсь, поищу, — предупредила Марэт, задумчиво потирая шею, — ребис теперь, вроде как, и не нужен. — Слева будет ручей, — подмигнула девица, — если пройти вниз шагов двести, то там и вымыться можно, и на бережку посидеть…***
С Кеаллахом не случилось беды — напротив, он волок в лагерь не только пучок веток, усыпанных плотными волокнистыми соцветиями, из которых можно было выделить немало ребиса, но еще и зайца, не особенно жирного по весне, но весьма недурного. С зайцем пришлось вернуться. — Не нужный было с ним говорить, — вздохнул повстанец, — не нравится он мне. Сами бы справились, а теперь… — А теперь я отдаю брата в руки Его, — пробормотала Марэт, — и большего нам не сделать. Мыться! — заявила она, не предупредив, — раз ничего не поделать, то по левую руку здесь есть ручей, и я желаю мыться. Глаза Кеаллаха сверкнули, несмотря на побои. Им пришлось пройти вдоль ручья куда больше пары сотен шагов, по узкому каменистому берегу, стараясь не промочить сапог, да они и не считали особо. В местечке, о котором сказала Кара, ручей расширялся, образуя небольшую, неглубокую, но кристально чистую заводь. Здесь течение было сильным, и длинные плети водорослей, проросшие из-под камней, трепетали на нем, будто живые. — Как они приняли тебя? — поинтересовалась Марэт, и, лукаво улыбнувшись, заправила подол за пояс, чтоб сподручней было справиться с поножами, — что этот Ллиир, он оправдывался? Я беспокоилась, meleann… — Пытался… — ответил Кеаллах и, расстегнув пояса, одним движением выскользнул из плаща, оставшись в штанах и простой рубахе, — этот земляной червь пытался. Но я времени на этот ему не дал. Марэт подошла, отбрасывая в сторону кожаный понож и, запустив руки ему под рубаху, прижалась к теплому телу. У нее были прохладные пальцы, как будто она озябла… — Я не только беспокоилась. Я скучала, — призналась она, заглядывая ему в глаза, — так сколько у нас человек? Кеаллах в изумлении отстранился. — Я не… вполовину меньше, чем было… — пробормотал повстанец, — и ты думаешь, я… я бы сел на его место? Ты вправду этот ждала? Нет, — он покачал головою, — я не стал. Этот не для меня. Марэт удивленно охнула, и ее ногти прочертили кривые полосы на его боках, под рубахою, под беленым льном. Он даже не дернулся. На новом ее дублете было еще больше пуговиц, чем на старом, но Кеаллаху нравились эти пуговицы, нравилось их расстегивать, не торопясь, не ошибаясь. Не нравилось железо на ней — оно пахло войной. — Пожалуйста, хватит… — попросил он, прикладывая ей палец к губам, — я три недели тебя не видел. Не нужный весь этот слова, вопросы… Их пальцы были чуткими и осторожными, губы — горячими, а вода посреди каменистой заводи — холодной, как в конце сентября, и необходимой, как глоток в пустыне. Кеаллах провел ладонью по ее бедру, молочно-белому, покрывшемуся гусиной кожей, и забросил тонкую ее ногу на свое. С сожалением уронил взгляд на следы от болтов, на безыскусные розовые стежки. — Руки бы ему оборвать, — заметил он недовольно, — дрова бы рубил, безрукий. — Он не безрукий, — возразила Марэт, и, крепко обхватив его за плечи, за шею, закинула и вторую ногу, — он натуралист, а не медик, профиль его не тот. — Про-о-филь, — прорычал Кеаллах и крепко вошел в нее, во всю длину. Марэт охнула и замолчала, и, вцепившись пятерней в его мокрые волосы на затылке, подчинилась неторопливому ритму и крепким рукам. Растревоженная мысль взметнулась и улетела — раньше все было как-то иначе… Раньше было не так.***
Они пробивались к Вызиме — со стороны Мариборского тракта, на запад, по длинной дуге огибая озеро, вдоль болот, чащоб и редких, затерянных хуторов. В воздухе тучами носилось комарье и мелкий нахальный гнус — никакой чародейский щит не был ему помехой, ни одни травы. Они пробивались — помимо гнуса, в этих болотах водились и твари похуже — бледные тени с жадными пальцами и бессмысленными, оскаленными ртами. Порой им чудился свет в тумане — и они не шли на него, собственные факелы берегли. В этих болотах Кара потеряла первого брата — курносого и вихрастого Одо, что любил Темерию, песни и жареный лук. Только в третьем хуторе удалось купить молока.***
Шатер был пуст. Каэл равнодушно взглянул на крынку, накрытую куском ткани, обмотанную бичевой, и на Марэт, бессовестно сидевшую на его расстеленном одеяле. — Уходи, — бросил рыцарь, — меня за это не купишь… Марэт встала и подошла. — Я не предавала тебя, — заявила она, и во взгляде сквозила неподдельная боль, — я боюсь за тебя. Ты гаснешь, брат мой. — Не называй меня так! — Каэл выкрикнул ей в лицо, — ты не предавала! Не предавала, но шушукалась с Тайлером за моею спиной! — Тайлер Верден понял меня, как понял, — бросила она, и лицо ее сделалось злым, — как Тайлер Верден мог, так и понял. — она подошла ближе, взяла его за руки — он не сопротивлялся, потом втянула глубоко воздух, ругаясь себе под нос, и обхватила, насколько хватило рук, — я буду называть тебя братом! Слышишь меня, буду до самой смерти! Да если бы… если бы мы могли! Я бы пошла с тобой, понял, ты, дубина темерская? — Я никогда не буду прощен… — выдохнул Каэл. — Ты виноват? Нильфы виновны! Фольтест ваш болезный виноват! — вскипела Марэт, меча взоры в полосатую стенку шатра за его спиною, — ты и сам погибнешь, и ее не спасешь! Думаешь, она хочет, чтоб умер еще и ты? — Она хочет жить, — ответил Каэл и зарыдал, глухо, неумело, согнувшись, вжавшись в ее плечо, — моя Эттри… — Хочет, — горько прошептала Марэт, едва прикасаясь пальцами к его широким, вздрагивающим плечам, — чудеса случаются, Каэл… пусть тебе будет чудо… После они еще говорили долго, и пили молоко, и грелись у костра выгнанные Полоски. Каэл рассказывал про старину Герберта, что пострадал, помогая ему, про черного чародея, про Скорпиона рассказывал и про его подвал. — Они умрут, — скрипнул Каэл, — за то, что они сделали. Они умрут! Марэт сощурилась. — Конечно, умрут, — мрачно согласилась она.***
Никто не понял, как это случилось. Тайлер не пер напролом сквозь болота, дышащие мхами и сырой прелью, он высылал разведку — всякий день, несколько раз в день высылал разведку… но стрелы взлетели, свистнули — и вскрикнула Кара, у Зенана оторвало мочку уха и он, заливаясь кровью, отступил, поднимая щит, стрела с мягким звуком вошла в живот Тайлера… — Засада! — взревел Рикард, — щиты с плеча! Седрика тут же прикрыли щитом — тяжелым, ростовым, каплевидным. Стрела ударила по оплечью и отскочила, и Марэт вскрикнула, оглядываясь по сторонам. Лежала на земле Кара, держась за ногу, в которой глубоко засела стрела, но прежде… — Они на деревьях! — закричал Тайлер, — снимайте их, сукиных детей! Она тоже заметила одного — и оскалилась, дернув рукой на себя. Эльф закричал, ломая ветки, и рухнул через кусты, под свистящие мечи Синих Полосок. Потащила Кару за дерево. Тайлер кружился в придорожных кустах, как сбесившийся зверь, и хохотал во все свое горло. Лупили арбалеты из-за щитов, и орал, срывая глотку, сержант. Прячась за деревом, Кеаллах отпускал стрелу за стрелой, покуда колчан не иссяк. Давал себе волю Каэл, на месте белок представляя не их самих, но черного чародея — на месте каждого… все кончилось быстро — быстрее, чем можно было б покормить кур. Если их было больше, распроклятых скоя`таэлей, то сбежали они, поджав свой беличий хвост, оставив и мертвых, и раненых. И Тайлер выбрался на дорогу, ломая кусты — стрела торчала у него в боку, и высоко в бедре сидела другая. Закричала Вилена. — Жар с равнин… — выдохнул Кеаллах, опуская лук. — Да, что-то я устал, — вымолвил маршал, обводя свой отряд странным, затуманенным взором, — что-то я притомился… И мягко осел на дорогу.***
Кеаллах был бледен, как полотно, и нервно затягивался, одним вдохом сжигая треть папироски. Руки у него порядком тряслись. — Повезло, — повторял он, протягивая руку за следующей, — «настоящего темерца таким не проймешь», да что бы он понимал! Жар с равнин, просто повезло! Ни один орган не задет, ни одна артерия! — Не в везении дело, — не соглашалась Марэт, — ты два часа с ним провел, в этом все дело. — Повезло, — настаивал Кеаллах сквозь зубы. А в стороне допрашивали пленного. И, хоть болт крайне удобно для Рикарда торчал из его плеча, эльф только бледнел, плевался и на задаваемые Каэлом вопросы презрительно хохотал. Пришлось взяться за нож, и только тогда он заговорил, только тогда рассказал, что приказывал им молодой эльф по имени Венграэт, которого не было среди них, только тогда показал, в чьих вещах взять бумагу, обрывок пергамента на незнакомом наречии… недолго он прожил после этого. Не всем эта письменность была незнакома — на этом языке отдавали приказы в Махакаме, писали письма, что так и не дошли до Вызимы, до Тайлера, как оказалось, этим языком была написана книга на «Барбегазе» … Письменность Aen Elle. Всем, кто только мог, было приказано выдвигаться на Брокилон, под защиту дриад. А внизу — имя, вязь витых рун, и герб — голова дракона на золотом сургуче. Сакраэль Коэденвих. — Не слышал я про такого, — отозвался, поморщившись, Тайлер, — но к сведению приму. В путь двинулись на следующий день, пополудни, и сам, своими ногами, шел маршал, надев, наконец, бригантину. А Кару братья, сменяясь, несли на своих плечах.***
Седрику с каждым днем становилось все хуже, даже не глядя на то, что Тайлер сперва позволил ему не поддерживать щит пять часов в сутки, а через пару дней добавил от щедрот еще один час. Беднягу чародея тошнило, белки глаз затянуло полопавшимися сосудами, пару раз он даже валился в обморок. Тайлер не мог ему помочь — он и без того шел на риск, обнажая лагерь перед темерскими сенсорами, которые, должно быть, все еще искали его. Да что там — после пропажи капитана Тренхольда искать его должны были крепче в десяток раз. Но глядеть на это было невыносимо — и чародею неизменно доставался лучший кусочек, горячий, сдобренный медом, чай, ему разминали плечи и спину, когда он просил. Марэт тоже не выдержала — загадки, что должны быть у женщины, не стоили его страданий. — Возьми, — на стоянке она протянула ему статуэтку — каменная ткань платья будто вздымалась от порывов сильного ветра, вся фигурка была — стремление, истовое рвение вперед, — пользуйся пока, как кольцом своим. Глядишь, и полегчает. На среднем пальце у него молочным светом мерцал опал — но Седрик ничего не понял, пришлось сесть рядом, с досадой оглянувшись на маршальский шатер, скрытый во влажной полутьме между деревьев, и долго объяснять. — Не работает, — растерянно отозвался чародей, — я вроде все понял, но не чувствую ни хрена нового. Не работает она! Марэт, нахмурившись, протянула руку. Бережно приняла статуэтку, покрутила в пальцах, сосредоточенно прикрыла глаза. — Нет, работает, — выдохнула она. Они удивленно переглянулись. — Странное дело, — пробормотал Седрик, — может, она только для баб? — Может быть… — озадаченно согласилась Марэт и, внимательно поглядев на усталого чародея, жалостливо вздохнула, — чем же тебе помочь? Я понимаю, кажется, принцип твоих щитов — здесь видят не пустое место, а некий фоновый шум, абсолютно неинтересный, верно говорю? Кроме этого, они представляют неодолимую преграду для пиромантии, гидромантии и прочих метод прямого магического сканирования? — Верно говоришь, сестренка, — ухмыльнулся Седрик. — Ну так и вот. Сегодня ночью ты можешь поспать, — предложила она, скованно улыбнувшись, — а я останусь, брат титанов, и подержу за тебя небо. Седрик из Бан-Арда с сожалением покачал головой. — Ну нет уж, — возразил он тем неожиданным тоном, что стало ясно, что споры бессмысленны здесь, — так не пойдет. Мы у Вызимы. Случись что здесь — и Тайлер с нас шкуру спустит живьем. И я даже не знаю, с кого он решит начать… — Не станет выбирать, — фыркнула Марэт, — руки-то у него две. Седрик посмотрел на нее с хитрецой. — Он не знает, верно говорю? Ты ему ничего не говорила, сестренка, — протянул он насмешливо, — а ты сильна! У меня аж волосы на загривке приподнялись, как за фигурку свою взялась, — чародей напряженно сощурился, — но от тебя не несет Аретузой, повадка твоя не та. Несло бы, так я бы и рассказал! — Домашнее обучение, — Марэт нервно дернула уголком рта, — вот и не та. И я, вообще-то, алхимик, братец ты из Бан-Арда! Седрик улыбнулся — во всю ширь, до самых ушей. — Вот и я говорю, алхимик, — согласился он радостным голосом, — разве я что-то другое сказал? И, как алхимик, ты мне поможешь! А я помогу тебе… — Даже не помышляй! — предупредила Марэт с неуверенной угрозой, — не будешь ты меня шантажировать, песий сын… не будешь, я сама ему расскажу… — Шантаж! Ну кто же говорит о шантаже? — понизил голос молодой чародей, — ты же хотела мне подмогнуть, сестренка? Ну, вот и поможешь! Вот и поможешь! Свою просьбу он прошептал ей на ухо. — Теперь мне ясно, за что тебя выперли из Бан-Арда, — ответила она после недолгого раздумья, — распроклятый ты наркоман. Седрик молча — и выразительно! — глядел в сторону полосатых шатров. — Я знаю, как это делается, — согласилась Марэт с видимой неохотой, — будет тебе фисштех. Каэл, как-то подозрительно ухмыляясь, принес им яйца, фаршированные свеклой и рыбой, сказал, что спас еду специально для них, иначе бы расхватали. Дело ясное — яиц было мало, а охочих до них ртов в лагере хватало. — Вкушна, — пробормотал Седрик с набитым ртом, — шпашиба! Слезы закипели в глазах Марэт — чеснока в ее порцию, казалось, добавили много больше, чем всего остального. — Спасибо, — выдавила она, покраснев, как вареный рак, — прямо-таки новиградская кухня! Люблю чеснок! — Чесночок? — оживился Седрик, — а мне зажали, сволочи, чесночка! Глядя на Каэла, не отрываясь, она протянула миску в сторону чародея. — И правда, — согласился он, шумно дыша через рот, — а теперь и мне многовато…***
Тайлер Верден умел быть краток. — В неприятности не встревать, — повелел он, оглядев каждого по очереди, — в конфронтацию с Орденом не вступать. И следите, чтоб вас не заметили из Вызимы. Советы эти имели смысл — вернувшись из утренней разведки, Рикард доложил, что видал горделивых молодчиков в кожаных шляпах с гербом Новиграда с одной стороны и языком пламени — с другой. Знаменитые охотники на чудовищ, а где они, там и Орден — вынюхивают, проклятые, для Визимира. День был погожий, солнечный, и вода в глубоких окнах поблескивала старым серебром. Лето коснулось горячими пальцами даже этих заболоченных земель — и теперь звенело не только комарье, что порядком изжарилось даже здесь, но и пчелы жужжали между цветами. Болото дышало горячим и прелым духом. — Сбрехали друиды, — заметил Каэл; на плече он нес веревку, оба конца которой были привязаны к лапам зайцев, вполне недурных в это время года, — все перемерло, мол, все мертвы. Эти драпали, — он потряс веревку, — как живые. Кеаллах держал наготове стрелу. — Мы почти у самый озеро, — он дернул плечом, — в болотах, может, и мертвый весь! Каэл посмотрел на него задумчиво. — Ты-то что мрачный, как черт? — спросил он, недоумевая, — я-то дело другое… — он стиснул зубы, — а ты чего? Сам живой, жена живая, и вперед движемся, как ни на есть… — В этот-то все и дело… — пробормотал Кеаллах, опуская лук, — она, знаешь, спросила меня. Спросила, с чего я взял, что народ нас поддержит. Спросила, чего я, собственный, предлагаю для Мехт. Так и сказала — «для свой Мехт», понимать?! Просила унять настроения, чтоб никакой не мятеж, мол, армия может понадобиться для другого… армия, понимать?! Это ее, что ли, армия? «Сдержать рассвет на остриях копий!» А я что, всемогущий? Да мы из милости на болоте живем, как огры! — А кстати, — оживился Каэл, — и правда что. А народ вас поддержит? Кеаллах вспыхнул. — За Яруга люди работают по шестнадцать часов! Загибаются в сорок лет! — гневно выпалил он, — семей не видят! Конечно, они поддержат! — Иной раз лучше работать по шестнадцать часов, — заметил Каэл, — и иметь живых брата и отца. А если до четырнадцати сократить, или, паче чаяния, до двенадцати, день для отдыха дать — то и вовсе радоваться начнут. — Рабский мышление… — бросил Кеаллах и замолчал, услыхав треск кустов. Медведь был невелик — трехлетка, скорее всего, или годом-двумя постарше, лохматый, со вздыбленной шерстью и впалой грудью; но поднявшись на задние лапы, оглядывая добычу, он оказался выше, чем Кеаллах. И зарычал, обнажая двухдюймовые клыки. — Не так я хотел… — пробормотал Каэл, обнажая клинок. — Медвежатина! — выпалил Кеаллах, со скрипом натягивая свой лук. Медведь тяжело хлопнулся на передние лапы — и подобрался, и рванул на них с немалой прытью. Каэл прянул в сторону, занес для удара гросс-мессер… Кеаллах даже не пошевелился. Этот лук был не то, к чему он привык — в этом не было и восьмидесяти фунтов, простой двухслойный темерский лук безо всяких изысков. Но сейчас это не имело значения — имела значение только тетива, оттянутая к самому уху, имела значение оскаленная лобастая морда, прущая на него, и глубоко посаженные маленькие глаза, окаймленные более темной шерстью. Он выстрелил — и прянул в сторону, в колючие кусты куманики. Каэл взмахнул мечом. Передние лапы тяжело подломились, и молодой медведь пропахал носом землю. Из глазницы его торчала стрела. — Медвежатина! — повторил повстанец, ухмыльнувшись совсем как раньше. — Да ты шутишь, — ответил Каэл, меч меняя на нож, — я не стану его нести, даже не думай. — Зато я стану, — фыркнул Кеаллах и, передав ему лук, в самом деле стал взваливать на себя целую тушу, — трофей! — Невкусно, — предупредил рыцарь. — Да кто говорит о вкусе? Дикий зверь, — удивился Кеаллах, оставляя глубокий след в мягкой почве, — теплый шкура!***
Он кололся, этот проклятый безрадостный серый платок, этот кафтан из серой шерсти, что ей одолжила Кара. А многие — многие, черт побери! — во всем в этом всю жизнь свою прожили… ей было, из чего изготовить фисштех, не хватало самой малости — керосина, который среди болот испокон веков не водился. Водился он в домах — здесь, в Темерии, в стране с одним-единственным портом, зато в такой близости от Махакама, керосиновые лампы встречались куда чаще, тем те, что работали на китовом жиру. В деревне, что лежала неподалеку, должна сыскаться хотя бы одна. Бранись, не бранись, а время было упущено. Надо было сразу предложить Седрику снять с него усталость, забрать ее себе, и безо всякого фисштеха бы обошелся — но слишком уж привыкла обходиться без всего этого, настолько привыкла, что подумала об этом, только проснувшись утром. Подумала, рассказала — а прохвост из Бан-Арда только усмехнулся и заявил, что она уже обещала. Вопли вспороли уши, и она прибавила шаг. Берег озера был глинистым, крутым и скользким — здесь, казалось бы, не должны были лежать крупные острые камни, но они поднимались над спокойной гладкой водою, удерживая покосившуюся набок статую, закопченную до черноты. Первоначальный цвет, да что там! — даже камень, из которого она была сработана, угадать было невозможно… когда-то, должно быть, она смотрела прямо на путника, что к ней приближался, но теперь, покосившись, задрав бессмертное лицо, она глядела на быстро бегущие облака. Но кричала не статуя. Он в молодости, возможно, был крепок телом, но теперь годы истончили, иссушили его ветхую плоть — старик был легок и сух, как плавник. Он вяло барахтался в руках двух ражих кметов, которые волокли его к обрывистому берегу, и кричал на одной ноте, насколько хватало дыхания, потом набирал в узкую грудь воздуха — и снова кричал. — Стойте! — закричала она, понимая, что не успевает. Серый колючий платок сбился на спину. — Стойте… Они остановились у самого края, за которым плескало озеро. Старик вырывался. — Че надо, девка? Твое дело сторона, или слепая, что ли, не видишь — еретика таш-шим? Или тебе надо, чтоб он дочурку твою покрал? — Еретика? — угрожающе спросила Марэт, срывая чертов платок, — какого еще еретика? Я вижу деда, в котором душа еле держится. Это, может, мой дед! Тайлер просил… Тайлер настоятельно просил не впутываться в неприятности… — Ага! Так я тебе и поверил, девка! Вон в той хибаре он спит, в этом озере рыбу ловит, и сроду никому дедом не был! — выкрикнул тот, что держал старика за руки, кивнув на ветхий, стоявший на остром мысу, вдававшемся в озеро, дом, — рыбу он ей приносит! А потом детей начнет приносить! Она проследила за его взглядом — и так и было, на плоском, полированном камне перед статуей лежали три дохлых рыбешки, полежавших на солнце… другая рыба еще прыгала по берегу, сгибаясь вдвое. Еретик, говорят… и статуя эта… — видела она уже статую, другую статую, в другом месте, но такую же обожженную. — Вот когда попытается, — возразила она, — тогда-то и потолкуете, а покуда я вижу рыбу. Отпустите деда, сказала вам! Старик уже не кричал — так, поскрипывал потихоньку. — Баба, — громко возмутился второй, что держал его за ноги, — да ты вконец охамела! Тут Орден стоит в Вызиме, мож и ты ведьма какая? Карабелу она оставила в лагере — слишком уж выпирала из-под кафтана. Негодящая вещица для молодой кметки. Да и не рубать же их, в самом деле? — Оставьте… — Да оставим! — выкрикнули мужики и, качнувшись, швырнули старое дряхлое тело в озерные воды, — оставили, сука! Пошли, Федос, ну… Все мысли вымело из ее головы — все, кроме одной. — Может, и ведьма! — рявкнула Марэт, будто сделавшись вдвое выше в сером своем кафтане, — прочь отсюда, падаль! Дважды просить не пришлось — крики быстро растаяли вдалеке, пыль сгустилась на тропинке, ведущей в деревню, и, выдернув руки из колючей шерсти, она бросилась в воду. Легким был старик — обхватив его поперек груди, она потащила его на берег, выбила из груди воду — светло-серые глаза приоткрылись, увидели небо, увидели руку статуи, медленно скользящие над ней облака — и веки легли обратно. Легким был этот старик — она сама сумела поднять его на руки, ругаясь нещадно себе под нос, внесла его в дом, опустила на узкую кровать, на солому, укрытую простыней. На столе, раскрытая, лежала книга. Стояла лампа — и початая бутыль керосина… Марэт вышла из дома, окружив берег своим щитом, и нервно, устало расхохоталась. Никто — не пеший, ни конный, ни рыцарь, ни кмет — не приблизился бы добровольно к этому берегу, к этой статуе и к этому дому, нашел бы с десяток причин идти ли, ехать в другую сторону. Никто не приблизился бы, ни рыцарь, ни кмет. К водам озерным, к глазам, в небо глядящим…***
Центнар с лишним, никак не меньше, весила эта туша, но Кеаллах, будто б не замечая, неторопливым глубоким шагом волок тушу в лагерь на собственной спине. У Седрика приоткрылся рот. Зенан с грустной обреченностью взглянул на Кару, но, стоило Каэлу потрясти веревкой с зайчатиной, как он малость повеселел. Он повеселел — но Кара даже не улыбнулась. Марэт недоверчиво поднесла к носу пальцы, от которых еще пахло сухими едкими листьями, и удивленно, торопливо стряхнула с рукава остатки голубоватого порошка. Это был не совсем даже фисштех, усовершенствованная формула была — у Седрика, по крайней мере, оставались все шансы не погибнуть во цвете лет. Тайлер, гревшийся на солнце подле шатра, даже головы не поднял от карты.***
Кеаллах терпеливо выслушал, согласился, но прежде — с сожалением кивнул на нож для разделки в своих руках. Кара уж успела его изругать, сразу сообразив, сколько потрохов останется возле лагеря… — Очнулся, говоришь, а потом снова? — уточнил он уже на ходу, — да так и лежит? Марэт со стыдом кивнула. Старик действительно так и лежал, как она его положила — одна рука, сухая, легкая, покоилась на животе, другая под шерстяным одеялом, траченным молью, неподвижный взгляд уперся в потолок — потолок! — за которым в одном углу виднелось синее небо. Казалось, будто он мертв, но дыхание с легким скрипом вырывалось из впалой его груди. Кеаллах сделал все, что мог. Старый рыбак нисколько не притворялся. — Странный дело, — озадачился медик, и в голосе его звучала досада, — по всему судя, он еще нас всех переживет… я не знаю, что с этот дед — с тем, что я вижу, он должен не то, что быть в сознание, а ходить на твердый нога… Марэт указала ему на дыру в крыше, а следом — на книгу, лежавшую на столе. — «Золотое зеркало», политический труд не из самых простых, — объяснилась она, — это непростой старик, meleann. Я побуду с ним какое-то время, ведь Тайлер… — Думал бы он побыстрый, — фыркнул повстанец, — только два дня потеряем! А если эти возвратятся? Марэт нехорошо улыбнулась. — Не вернутся они, — пообещала она, — а если вернутся, то кто им лекарь? Кеаллах решил вернуться к медведю, чтоб Кара не загубила жизнь его молодую, пообещал, что в теплую медвежью шкуру вместе станут они заворачиваться в промозглые осенние ночи, и ушел в лагерь. Старик все так же легонько поскрипывал на соломе, застеленной тканью… он не заболевал, не становился горячим, не потел — он просто не просыпался, и глаза, открытые, все смотрели на потолок, на балку, покрытую паутиной. Сперва, от нечего делать, она смахнула пыль в углах, чтоб дышалось ему полегче, оттерла окна, влезла на крышу, подлатала уж, как смогла. От озера тянуло вечерней прохладой, и закат над Вызимой был дивный — солнце подсвечивало облака, делало их контуры четкими и темными, как уголь, а само небо не было ни синим, ни пламенным — его заволокло какой-то таинственной, едва уловимой зеленью… Старик не просыпался. — Где бы мне найти армию? — В водах озерных, в глазах, в небо глядящих… Вздор! Она, должно быть, действительно сходила с ума — никто, никто в здравом уме и твердом рассудке не верит снам. Тем более — таким. Ох, Калеб… хорошо, что Кеаллах внимания не обращал на то, что каждую ночь она снимает дублет и сворачивает его вместо подушки, на то, как отсыревает он по ночам. На то, как она крутит кольцо на пальце… Она долго смотрела на статую, оглядывала ее со всех сторон, царапала на ней гарь, чтоб увидеть ее первозданный цвет, вглядывалась в глаза, что вечно глядели в небо — и никаких ответов, никаких идей, никаких тайных знаний… вернулась в дом она в самых тоскливых чувствах, присела на пол у кровати старика, бросила локти на край кровати и глядела на него задумчиво, недвижимого… — Что ж ты один живешь здесь, как перст, один, и нет никого у тебя… о человечестве тревоги мои, поди ж ты — возомнила! — так ты ж и есть то самое человечество. И ты, и те, кто тебя в озеро бросил, — голос был жалким, она с трудом сдерживала слезы, — ты вот, наказание за грехи, за гордыню, ты давай-ка, не помирай уж, дед! Ты давай-ка, не помирай, а то делить, кто помощи достоин, а кого пинком — это я умею… это уж умею… Старик не откликался. Марэт сдавленно всхлипнула, и сплела руки в молитвенном жесте. Хотела распалить огонек — но передумала, опустила голову на ладони. «Создатель! Если слышишь меня, то слушай! Не дай ему умереть, — взмолилась она, испустив мысленный, полный горечи крик, — помоги! Время мое возьми, голос мой возьми, руки мои — научи! Добро от зла отличать научи, путь освети мне, я не вижу его во мраке… И — слышишь! — я боюсь… я не хочу стать чародейкой, не хочу, не хочу...» Плечи ее затряслись от рыданий. Никто ей не отвечал.***
Седрик нежадно делился — и нездоровым блеском сверкали его глаза, покуда он поддерживал щит прямо за общим костром, слушая, как перебивают друг друга чихающие Полоски, как смеются и рвут зубами медвежий стейк. Он был доволен, да что там — он был счастлив, и не замечал, как по другую сторону от костра, мрачен, сидит Каэл и стискивает кулаки. Каэл вскочил, пнув ветку в костер. — Я для того остался? Для того я обрек на смерть Эттриэль? — выкрикнул он, оглядывая все еще веселые, удивленные лица, — для того, чтоб наркоманы в лесу жрали мясо? И это теперь — Темерия? Тайлер повернул к нему голову — медленно, невозмутимо! — и жестом предложил ему сесть. Его глаза тоже блестели, но голос оставался серьезен. — Похоже, у нас нет другого выбора. Нас здесь тринадцать человек… и я предлагаю план! Мы форсируем Яругу, идем до Боклера, освобождаем эльфийку, — он немного призадумался, — а после возвращаемся обратно, к делам менее важным. — У нее есть имя, — оскалившись, напомнил Каэл, — ее зовут Эттриэль. — Да-да, Эритель, я так и сказал. Так вот, план — мы инкогнито идем через пару провинций, потом инкогнито проникаем в Боклер, выясняем у прохожих, где держат Эртаэль, и тайно освобождаем ее из темницы, где, разумеется, нас никто не ожидает увидеть… — продолжил Тайлер, — кажется, я ничего не упустил? Неверящими глазами уставился на него Кеаллах. Кара ойкнула в кулак и вскочила, скрывшись в шатрах. — Шеф, еще фисштеха? — спросил Рикард, гулко чихнув. — А когда мы спасем Эртритэль, то как обратно-то пойдем? — поинтересовался Зенан, — Седрик порталы открывать не умеет, он двоечником был! — Вас в жабу превратить, или в шлюху? — возмутился юный чародей, — будьте покойны, этот урок я не прогуливал! Тайлер небрежно махнул рукою, подбрасывая в костер пару тоненьких веток. — Хороший вопрос, Зенан. Но я бы не был маршалом Темерии, если бы не позаботился и об этом, — ответил он весело, — когда мы спасем Эрогель, мы инкогнито скроемся из Нильфгаарда. — Да ты шутишь, — выдохнул бледный Каэл, — а я верил тебе… какой же ты сукин сын, Тайлер Верден… Он вскочил — и рванулся к шатрам. — Постой! — крикнул Кеаллах ему в спину, — Каэл… — Сиди, нильфгаардец, — приказал ему Тайлер. — пусть проглотит свое лекарство.***
Он накрылся одеялом с головою, прямо как в детстве. Свернулся, как обездоленный щенок, в дрожащий комок. Он сжимал зубы, чтобы не закричать, и слезы текли по вискам, впитывались в одеяло… Тайлер не просто отказал ему — нет! — он и без того понимал, что шансов никаких нет, чай, не дурак, просто не выдержал, глядя на эти обдолбанные лица… нет, хуже — Тайлер над ним насмехался… он плакал, шепча ее имя, и сам не заметил, как заснул. Он не бежал по лесу, по траве, усеянной каплями крови — нет, здесь он никогда прежде не был. Здесь была беседка с мраморными колоннами, с мраморными перилами, белоснежная на зеленой траве, и здесь была женщина с пепельными волосами — она сидела на табурете, спиной к нему, и волосы эти ниспадали до самого пола. Она рисовала, если можно было это так назвать — на мольберте был прекрасный пейзаж, сияющий город, над которым возносилось несколько башен, город у озера, окруженный звонкими рощицами — а в руке у нее была кисть, полная белой краски, и она водила ею по рисунку, оставляя лишь белизну. Он замер в неуверенности, но, закончив, она отложила кисть. Ее лицо казалось знакомым, ее глаза — колдовские зеленые омуты, смотрели мягко и с интересом. Ее лицо казалось знакомым, но что-то ему мешало — печать вечности, что ли, лежала на этом лице — ей могло быть как двадцать лет, так и сорок, как сорок, так и несколько сотен… — Здравствуй, — сказала она. — Кто ты? — прохрипел Каэл. — О…. — она задумалась ненадолго, — ты можешь звать меня Хионой. Ты короновал меня, печальный рыцарь. — Я? Что? На ней появилась тиара — топазы, как весеннее небо, чудные хризобериллы и ажурная вязь белого золота, в которой звездою пылал алмаз. Тиара, достойная королевы. — Ты? — отшатнулся рыцарь, — нет, кто ты такая? Что тебе нужно? — Не мне… — мягко поправила она, — тебе. Я желаю помочь! Каэл покачал головой. — Мне никто не поможет, — возразил он, — для чего ты хочешь обрушить крепости? Для чего реки выбьешь из берегов? Та, что назвалась Хионой, звонко расхохоталась, поправив свою прическу. Уши ее были абсолютно человеческие, круглые уши. — Какая глупость… вечно вы придумываете страшные сказки, а потом дрожите их по ночам! Когда-то я такой же была, — ответила Хиона, — нет! Я хочу лишь спасти обездоленных, дать им жизнь, кров, хлеб. Дать им будущее, вот чего я хочу. — Такой ценой? — Послушай… — оборвала она, — Эттриэль, эта несчастная девочка. Я могу спасти ее, если ты мне поможешь. Каэл замер с открытым ртом, с неверящим взглядом. — Что я должен сделать? Как я могу помочь? — Убей Магистра, — вздохнула она печально, — Жак из Спалли вредит! Жак из Спалли убивает тех, кого я хочу спасти! — И… это все? — растерялся Каэл, — я не должен убивать друзей, не должен… продавать душу? Где-то здесь западня! Ты чего-то не договариваешь! — Понимаю твое недоверие, — ответила Хиона, — понимаю. Не торопись. Наведайся на болота. В старом эльфийском склепе… просто скажи, что ты от меня, и двери распахнутся перед тобою. И когда меч, которым можно одолеть Магистра, ляжет в твою ладонь, ты поймешь, что я не лгала. Ты это поймешь… — А почему я не могу… — задумался рыцарь, — почему я своим мечом его убить не могу? — Он силен, — прошелестела Хиона, — ты погибнешь, а он останется. Я того не хочу. Каэл схватился за голову. — Как же мне тебе верить? Да меня проклянут! — Не проклянут, — возразила она, — если не узнают. Я немногого прошу, рыцарь! И вот, в знак моей доброй воли… пока вы сможете видеться здесь… Она, улыбаясь, глядела ему за спину. Каэл рывком обернулся. Несмело опираясь рукой на беломраморные перила, у входа в беседку стояла Эттри — простоволосая, в одной, едва доходившей до щиколоток рубахе, с пыльными, замерзшими босыми ногами — и недоверчиво оглядывала все кругом. — Эттриэль! — Каэл?! Но как… ведь я… Он невольно оглянулся на Хиону — но ее уже не было, а вместо нее за спиною у него оказался стол, полный изысканных яств, крохотный звенящий фонтан и мягкое ложе.